19 дней назад
2020 год, Саратов.
Мила, сидя в офисе, переставляла в приложении картинки: лента социальных сетей их компании должна была выглядеть безупречно. Это была её работа: снимать контент, монтировать, выставлять… Привлекать клиентов всеми возможными способами, принимать заказы. Обычно из всех её обязанностей это было её любимым занятием: покачиваясь в компьютерном кресле из стороны в сторону, неторопливо и методично переставлять картинки и видео в приложении, добиваясь визуально приятного результата. Но сейчас она разве что вслух не материлась. Несмотря на довольно большие обороты, директор компании «ПринтПрофНеоФьюжн» Мурат Талмасович искренне считал, что продажи могут существовать и без продвижения, потому на должность менеджера по социальным сетям из года в год брал горящих энтузиазмом студенток по логике, что платить много им совершенно не обязательно. «Чо там делать-то? Сидишь себе, на камеру балакаешь! Любой дурак так может!» — любил говорить он. И никакие аргументы он, как любой человек, у которого мнение есть только его собственное и неправильное, даже слушать не желал. Мила, работающая в «ПринтПрофНеоФьюжн» второй год, оказалась, по словам дизайнера Маши, за последние лет восемь самым долго работающим здесь SMM-щиком. Может, поэтому Мурат Талмасович расщедрился и в прошлом месяце прибавил к смешной зарплате Милы (на которую она согласилась из-за неопытности при устройстве на работу) целых три тысячи рублей! И теперь за эту невиданную щедрость, кажется, упорно норовил съесть мозги Милы ложечкой. Ленту девушка переделывала кардинально уже четвёртый раз, и из эстетически приятной, оформленной логично как по методичке, она всё больше превращалась в царство ярких цветов, летающих бабочек, стрёмных блёсточек и вырвиглазных розочек. Иначе, по мнению начальника, клиенты не поймут, что компания поздравляет их с грядущим международным женским днём. Крайний пост следовало выставить по контент-плану ещё вчера, но из-за бесконечных придирок Мурата Мила ощущала, как у неё начинает чуть ли не буквально полыхать задница. К тому же продажи за последний месяц упали, а у начальника жена уже несколько недель как болела и не подпускала к себе, от чего он ходил ещё более мрачный, чем обычно. Открылась дверь, показалась голова Ольги: невысокая блондинка работала на производстве, в соседнем кабинете: — Мила? — М? — девушка подняла хмурый взгляд от смартфона. — Мы там шелкографию делаем по заказу этого вашего генацвале с винным магазином. Снимать будешь? Мила вздохнула: — Иду. Пять сек. Сохранила то, что уже успела сделать, поднялась. «ПринтПрофНеоФьюжн» располагался в непримечательном офисном здании в центре Саратова, занимая пять помещений: два из них были заняты всякими разными печатными машинами, резаками и лазерами. Именно там печатались принты на кружках, футболках, выжигались гравировки, готовились к фальцовке приглашения, ждали ламинации подарочные сертификаты. Ещё один кабинет занимал склад: заготовки и уже готовые изделия, ожидающие отправки заказчикам. Ещё один кабинет занимал Мурат Талмасович собственной персоной, и в последнем, с самым приличным ремонтом, сидели дизайнеры, администратор-кассир и Мила; здесь же встречали клиентов, пришедших своими ногами. На производстве пахло пылью и краской. Ольга и ещё две девушки умело управлялись со всем оборудованием. Мила достала телефон, включила камеру: экран продемонстрировал не лучший ракурс снизу. Она тихо прошипела ругательство: оказывается, утром ещё и тушью накраситься забыла. Попыталась, называется, выйти пораньше из дома… Всё равно в пробку попала, опоздала и выслушала от Мурата замечания. Перевела камеру в другой режим, настроила фокус, включила видео, начала с энтузиазмом комментировать: — Сейчас у нас в работе футболки для грузинского ресторана «Гамарджоба»! Наносим… Дверь на производство открылась с грохотом: — Людка! Твою мать. Видео безнадёжно запорото. — Чо? — огрызнулась девушка. Сколько раз просила так себя не называть… — Ты как разговариваешь? — выпятила губы Настя, положив руку на пояс. Стройная как кипарис, выше Милы на голову, тридцатилетняя Настя, как самопровозглашённый заместитель директора, требовала к себе уважения всех и вся просто от одного факта, что Мурат позволил ей так себя называть и платил самую высокую зарплату. А ещё одобрял отпуск и давал отгулы в любой нужный ей момент. Кроме Насти никто такими привилегиями не пользовался. Впрочем, кроме Насти никто не запирался с Муратом на складе «для проверки качества заказов». — Что ты хотела? — уже более сдержанно спросила Мила. — Мурат зовёт. — Зачем? — Он тебе сам скажет. — Щас сниму и приду, — Мила отвернулась, настроила камеру… — Не «щас», а иди! — Мне снять надо. — Потом снимешь. Он тебя звал, значит, надо идти! — Да ёп твою мать! — За языком следи! — угрожающе сказала Настя, хлопая нарощенными ресницами. — Иди, быстро! Ольга, обменявшись с Милой взглядом «не тронь говно — вонять не будет», продолжила работу. Мила, выходя с производства, одёрнула нежно-розовую рубашку, перекинула длинный хвост с розовым кончиком на плечо и, гордо расправив плечи, направилась к кабинету начальника. Постучала костяшкой указательного пальца в дверь. Приоткрыла. — Можно? — Входи. Мурат Талмасович был крепким, зрелого возраста казахом с широко расставленными глазами на круглом гладковыбритом лице. Начальник носил водолазки, неудачно подчёркивающие короткую шею, и джинсы с узкими штанинами, в которых его ноги колесом были особенно примечательными. Мила вошла, прикрыв за собой дверь, села на старый шатающийся стул с обратной стороны стола директора. — Людмила, у меня к тебе есть вопрос! Мила, набрав в грудь побольше воздуха, невозмутимо ответила: — Какой? — Ты не окупаешься! Мила смотрела на Мурата. Мурат смотрел на Милу. Она не видела в его высказывании вопроса. Он ждал, что она ответит. Пауза затянулась. — А почему вы так решили? — рискнула спросить Мила. — Ну, потому что где результат? Ты знаешь, что продажи упали? Мила кивнула: — Знаю. — И что мне с этим делать? Милу всегда раздражала эта его привычка перекладывать ответственность. Она, что ль, тут начальник?! Всё равно, что б она не предложила, чтобы их увеличить, Мурат всё воспринимал в штыки. Он буравил её взглядом около минуты. Мила «стыдливо» опустила взгляд. Это была уже отработанная стратегия: сиди, молчи, терпи, и это светопредставление закончится быстрее. Обычно срабатывало. Но не сегодня. Сегодня вообще всё шло через жопу. Мурат повторил вопрос. — Я тебя спрашиваю, что мне с этим делать? Он терзал её дурацкими вопросами почти час, за который успел напоить её кофе из кофемашины, поделиться проблемами своей семейной жизни, после чего, встав с кожаного кресла, начал наматывать круги около Милы: — Вы вот бездельничаете все! Я иногда думаю, за что я вам такие деньги плачу? Сидите болтаете. Ты, как ни зайду, в телефоне вечно! Мила злилась: а ничего, что «сидеть в телефоне» — это, по сути, основная её обязанность?! Директор продолжал: — Такую зарплату получаете и ещё жалуетесь! Вот Настя! Настя — Настя молодец! Она вообще красотка. Везде всё успевает! Мила подумала: если б год назад, когда Мурат заперся с ней на складе, она его не отшила, она бы тоже наверняка была «молодец» и везде всё успевала. Грех не успевать, когда твоя работа — красиво ходить из кабинета в кабинет пару раз в неделю. — Как-то вот всё у неё по полочкам, и ребёнка в сад отведёт, и за внешностью следит… Кстати, помнишь я тебе про лечебное голодание говорил? Ты же ведь не пробовала! А зря! Не слушаешь, что тебе старшие советуют. Не пробовала же? — Пробовала, — соврала Мила. — Ну вот и что? — Ничего, — вздохнула девушка, покачивая в руке пустую кружку. — И что мне с вами делать? Пытка у директора закончилась спустя два часа рабочего времени, когда он устал смотреть на соглашающуюся со всеми его претензиями Милу. «Сраный четверг. Сраный блядский четверг!» — думала Мила, возвращаясь на производство. Ольга виновато развела руками: они уже всю работу проделали. — А есть ещё что поснимать? — Пока нечего… Злая и расстроенная, Мила вернулась в офис. На диванчике для клиентов, закинув ногу на ногу, сидела Настя, цокая длинными ногтями по экрану своего айфона. Мила бросила взгляд на часы: обе стрелки приближались к двенадцати. Администратор Света, положив кудрявую голову на ладони, заметила взгляд Милы: — Пошли пожрём, а? Мила вздохнула. А Светка как всегда проницательная… Да, после всего этого очень хотелось просто вкусной еды. И желательно где-нибудь подальше от Насти и Мурата. — Пошли. — Девчонки, вы с нами? — обратилась Мила к дизайнерам. — Почему бы и нет… — потянулась Маша. Молча встала следом Дарина. — Мне возьмите что-нибудь без мяса, — попросила Аня, не отрываясь от компьютера. — Переведу вам потом, скажете сколько. Мила, надевая куртку, предвкушала, как поделится с сотрудницами всеми эмоциями после посещения кабинета начальника, когда Настя тоже поднялась с диванчика: — Пойду с вами, что ли… Они делают латте на кокосовом, не помните?***
— «А у вас нет латте на кокосовом?» — передразнила Мила, когда Настя наконец вышла из офиса. Света и Маша засмеялись. — Я просто вспоминаю лицо этой женщины на раздаче. Мне кажется, она не то что «на кокосовом», а вообще ни про какой латте в жизни до этого не слышала. — Ну, Настя у нас молодец! Вообще красотка! Всё успевает! И просветительской деятельностью работников столовой занимается! — съязвила Мила. Раздались согласные смешки. — Странно, что пока у Мурата жена болеет, она сюда чаще приходить не стала, — заметила Маша. — Не барское дело, видать, — хмыкнула Света. — Ей же за это не доплачивают. — А за два раза в неделю она «окупается». В отличие от меня, — произнесла Мила. — Ой, Милочка, не бери в голову. Ну что ты, Мурата не знаешь? Мы для него все не окупаемся. Мила молча согласилась, открывая приложение с лентой… И простонала вслух: приложение высвечивало ошибку. Она открыла и закрыла его, перезагрузила телефон. Скрестив пальцы, решила переустановить. Авторизовалась в аккаунте и… Приложение открылось совершенно пустым. Всё, что она старательно выстраивала вчера вечером и сегодня утром, было утрачено. Теперь только заново начинать.***
— Приветствую, дамы. Мила подняла голову. В офис неторопливым размашистым шагом зашёл мужчина: обычный лысый мужик с щетиной в какой-то странной коричневой кофте. — Здравствуйте! — среагировала Света, радушно улыбаясь. Мила опустила взгляд в телефон, прислушиваясь. Ей никто из клиентов не писал, что придёт за заказом, за последние дни никого новенького не появилось, а, значит, мужчина пришёл «с улицы», что для «ПринтПрофНеоФьюжн» было редкостью. Обычно те, кто приходил сам, писал в личку социальных сетей, узнавая стоимость, или же был знакомым Мурата и заходил напрямую в его кабинет, минуя офис. — Хотите заказать что-то? — Да, — улыбнулся мужчина, вольготно расположившись на диване, — есть у меня задумка… Пока мужчина объяснял суть старательно записывающей администратору, Мила откопала в архиве старое неопубликованное видео: самое то, чтобы выставить в «истории». Только нужно обрезать… Когда Мила закончила, мужчина уже с добродушной улыбкой общался с дизайнерами. — У вас такое имя интересное, — заметила Маша, лукаво улыбаясь. — А сколько вам лет? — Достаточно, чтобы выполнить любое желание красивой женщины, — ответил клиент. — Хо-хо-хо, — отреагировала Света. Щёки у Маши порозовели, и Мила тихо усмехнулась. Вспомнила слова-предсказания Санька и осмотрела мужчину внимательнее. Мужик как мужик, среднего возраста, уши немного топорщатся, нормально сложенный, невысокий… Разве что в спокойном взгляде тёмных глаз столько хитрости, что не по себе становится. Подумала: ну, нет, это точно не тот иностранец. Вновь опустила взгляд в смартфон: лента почти восстановлена, надо будет согласовать с Муратом и выставить, чем скорее, тем лучше. — Говорите, чего желаете? Только будьте осторожны, — проникновенно добавил клиент. — Вы что же, волшебник из сказки? — спросила Света. — Я просто торговец, — улыбнулся мужчина. Дверь открылась с грохотом, заставив всех вздрогнуть. Настя, словно фурия, влетела в офис и, не оглядываясь по сторонам, нависла над ошалевшей Милой. Все в офисе разом притихли. — Ты чо вообще сделала! — закричала Настя, выпячивая глаза. — Что я сделала? — Она ещё спрашивает! — Настя, успокойся… — попыталась встать на защиту Милы Маша. — Ты вообще сиди работай! Заняться нечем?! — рявкнула заместитель директора, и Маша уткнулась взглядом в монитор. Настя снова направила взгляд на Милу. — Ты вообще видишь, что ты выставляешь?! — Да что не так-то?! — Глаза разуй и увидишь! Мила демонстративно открыла аккаунт компании, зашла в истории, просмотрела выставленное несколько секунд назад видео. Настя коршуном нависала над ней, шумно дыша, ждала её реакции и, видимо, извинений. Только Мила не понимала, за что. Вопросительно подняла взгляд. С Настей иногда случались вот такие истерики на ровном месте. И вот именно сегодня, когда и так всё, что можно, шло через одно место, у неё случился «рецидив». То, что в офисе сидит клиент, её мало волновала: она его то ли игнорировала по собственной недалекости, то ли даже не заметила от собственной невнимательности. — Ты что, слепая? — заверещала Настя, и часть слюны из её рта попала Миле на лицо. Девушка с омерзением вытерла щеку рукавом. — Ты можешь русским языком объяснить, что не так? — Включай ещё раз! Мила включила. Начала смотреть. — Вот! Мила зажала палец на экране, принялась рассматривать стоп-кадр. Пока Мила, стоя на производстве, улыбалась в камеру, держа в руках подушку с напечатанным на ткани логотипом гостиницы, Настя, теряясь на размытом фоне, стоя к камере спиной, явно поправляла трусы. В других обстоятельствах Мила бы прыснула от смеха, но не сейчас. Это была катастрофа. Она виновато посмотрела на Настю. Самопровозглашённая заместитель директора пошла пятнами: — Ты специально! — Настенька, ну что ты… — попыталась вмешаться Света. — Засунь в рот своё сраное печенье и завали хлебало! — крикнула ей Настя. — Насть, ты там настолько размытая, что, если б ты не сказала, никто бы не заметил. Извини, я сейчас удалю. — Там уже 10 просмотров! Мила опустила взгляд на экран, прочитала «27 просмотров». — Ничего страшного, я сейчас удалю и найду другое видео. — Да ты меня опозорила на весь Саратов! Мила не стала её поправлять, что на аккаунт подписаны даже клиенты из ближнего зарубежья. Предприняла последнюю попытку образумить девицу: — Насть. Там не видно лица. Я сейчас удалю и… — Бестолковая жирдяйка! Из зависти выставила меня в таком свете, да? Я говорила Мурату, что ты дура, а он тебе из жалости зарплату прибавил. Строишь из себя непонятно чо, ещё и клиентов своим клоунским видом отпугиваешь! Тебя уволить надо, стерва! Чтоб сейчас же удалила! У Милы на глазах навернулись слёзы. — Ну и пожалуйста! — вскочила она, швырнув телефон в истеричку, отпихнув её локтем. — Сука недотраханная! — вскочила Мила. — Ах ты стерва! Катись на все четыре стороны! Видеть тебя не хочу! Мила выбежала в коридор, дошла до туалета, сильно хлобыстнув дверью, открыла во всю мощь кран над раковиной и заревела. Ну что, блядь, за жизнь… — Ненавижу! — взревела Мила, занесла ногу, чтобы со злостью долбануть сапогом по стене. Но кожаный носок не столкнулся с керамической плиткой. Вместо этого он провалился в стену и Мила, потеряв равновесие, упала. Стоило ей подставить ногу, восстанавливая равновесие, и разлепить залитые слезами глаза, как она шокировано обернулась. За спиной за одно лишь мгновение сомкнулась светящаяся шумная сфера. Раз — и пропала. Мила стояла посреди полуголого поля с торчащими вверх палками прошлогодних посевов. Совершенно одна. В лицо дул ветер, но совсем не такой, как утром, когда она шла на работу. Намного теплее. Действительно весенний. — Мамочки…***
1276 год, Аэдирн.
Эскелю она рассказывает, конечно же, не всё. Просто, потому что понимает: половину слов он тупо не поймёт. Он не знает, что такое футболка, что такое социальная сеть и зачем нужен принтер. Она сокращает события: говорит, что жила себе обычной жизнью в своём мире, работала в одном заведении — занималась привлечением клиентов, старалась увеличить продажи, выставить продаваемое в лучшем виде, и всё было хорошо, но выдался ужасно неудачный день, и она сначала расстроилась, потом разозлилась, а потом и вовсе психанула… И хотела долбануть ногой стену, а в итоге выпала куда-то в поле из шумной сияющей дыры, которая тут же схлопнулась за её спиной. Затем пересказывает то, что он уже знает: как шла, ошарашенная, наугад через поля и леса, как не встретила ни волков, ни каких других монстров, ни людей. Как заброшенная деревня с двуногими чудищами заставила пуститься наутёк, и как она встретила его на той дороге. Рассказывает, как ей было страшно сказать лишнего, признаться во всём сразу. Слова льются из неё как из рога изобилия. Всё, что она сдерживала в себе эти дни, вырывается наружу. Потом она начинает благодарить его, потому что двадцать четыре года никому она была даром не нужна и ни разу смертельной опасности не подвергалась, а Эскель её задницу, внезапно ставшую востребованной, за это недолгое время спас уже несколько раз. Говорит, как ей было страшно у Полоза, и как она боялась, что никто не придёт, что он не придёт. И как она рада, что ошиблась, и что он позаботился о ней… И уже захлёбывается в словах, когда кашель до рвотных позывов разрывает её. И только это заставляет девушку остановиться с пониманием: хотела объяснить кратко, спокойно и внятно, а в итоге… Впервые с начала разговора Мила поднимает голову, чтобы посмотреть Эскелю в глаза. Эскель долго молчал, глядя как она нервно заправляет светлые пряди волос за уши. В его голове мысли сменяли одна другую бесконечной вереницей. Видимо, стоит начать привыкать к тому, что с этой женщиной спокойная и понятная жизнь ему будет только сниться. Весь её рассказ казался невероятным, но теперь все странности, все её чудны́е словечки, все недосказанности, её внешний вид — всё обретало смысл. Начиная с самой их встречи, когда она в неподходящей одежде и без вещей выскочила прямо перед ним на дорогу, заканчивая полнейшим отсутствием каких-либо мотиваций в направлении их путешествия. Он успел уже за все эти дни совместного путешествия договориться с собой, что не будет обращать на это внимание — мало ли, у каждого есть свой тайный сундук, который не стоит никому доверять, и раз Мила упорно не говорит, кто она и откуда, — наверняка это неспроста, есть причина такой скрытности, хоть ему и непонятная. Но теперь… Сказать, что Эскель был шокирован — ничего не сказать. Мужчина откинулся на спинку деревянного стула, провёл руками по волосам и обхватил голову. Мила вздохнула, собираясь сказать ещё что-то, открыла рот… но закрыла его. Через несколько секунд попытка повторилась, и она тихо спросила: — Эскель? Ты мне веришь? Ведьмак молча смотрел на неё. А ей так хотелось получить от него внятный ответ, что она начала неловко оправдываться: — Я не сумасшедшая, правда! Я… Всё было так, как я сказала. Я не лгу! — она рвано вздохнула. — Эскель, поверь мне! Пожалуйста… — Я верю. В её глазах смешалось облегчение и недоверие: неужели он действительно просто поверил ей! Эскель опустил руки, сидел, словно обессиленный, смотрел на Милу и не мог понять только одного: как она смогла переместиться между мирами? На такое способны только навигаторы эльфов и… Перед глазами встал образ девочки… нет, уже вполне себе девушки, острой на язык молодой женщины с пепельными волосами и яркими изумрудами глаз. Да, носительница старшей крови, что ушла усмирять Белый Хлад несколько лет назад, но так и не вернулась. «Может ли она быть дочерью Цири, которую та оставила в одном из миров?» — задался вопросом ведьмак. Ещё раз, словно в первый, осмотрел Милу, сравнил с воспоминанием о Цирилле. — «Абсурд. Это точно не так», — уверенно подумал Эскель. — «Могла ли капля старшей крови попасть в её мир раньше, столетия назад?» — размышлял он. Мила рассматривала его лицо, подмечая и складку меж бровей, и плотно сомкнутые губы, и напряжение во взгляде. Она хотела, так хотела, чтобы он сказал что-то ещё! Она нуждалась в его голосе, в его эмоциях, как в воздухе. Но он, конечно же, не мог знать об этом. Только молчал, и думал-думал-думал. «Как она вообще держала это всё в себе», — поразился Эскель. Вот эта неприспособленная к путешествиям девочка… Именно, чтоб его, девочка! Отчаянная, как котёнок, любительница огрызаться, часто поступающая опрометчиво и, казалось бы, простая, как веник… Как? — Эскель? Мужчина вынырнул из своих мыслей, столкнувшись с ней взглядом. Несколько мгновений она смотрела на него обеспокоенно, затем с трудом сглотнула ком в горле, просипела: — Скажи что-нибудь… Пожалуйста. Эскель помедлил. Вот что тут скажешь? — Я тебе верю. Понял: она ждёт чего-то ещё. Сказанного — недостаточно. Придвинулся ближе, наклонился к ней так, чтобы опираться предплечьями о собственные колени. — Я… удивлён. Но я тебе верю. Мила опустила голову, сжала пальцами одеяло: — Ты знаешь, что со мной произошло? Эскель вздохнул: — У меня есть догадки. Но нужно убедиться. Мила громко чихнула трижды, хрюкнула носом. Эскель молча протянул ей чистую тряпочку, которую оставила для Милы жена старосты. Девушка её приняла, поднесла к носу, высморкалась. Затем спросила пропадающим голосом, почти шёпотом: — Как думаешь, у меня получится вернуться туда? Домой? Вновь подняла голову, и Эскеля словно пригвоздило к полу этими голубыми глазами, жаждущими ответа. Он медлил. — Я не знаю. И не солгал. Несколько минут они молчали: Мила смотрела в окно, а Эскель рассматривал её, как в первый раз, в поисках чего-то, что бы отличало её от местных людей. Но не находил ничего, кроме удовольствия от этого разглядывания. Ведьмак сел на самый край сидушки, положил свою мозолистую руку на её, лежащую на одеяле. Мила чуть дёрнулась, переведя взгляд на этот жест. Не говоря ни слова, Эскель легонько сжал ладонь. Спустя мгновение Мила перевернула свою руку ладонью вверх, сжала в ответ. Так недвижимо они провели ещё несколько минут, каждый думал о своём. В какой-то момент оба почувствовали неловкость, но руки не расцепили — сжали крепче. — Пить хочу, — просипела Мила. Эскель кивнул, убрал свою руку, поднялся: — Сейчас. Прихватил с собой кружку, вышел из комнаты. «Вот и поговорили…» После таких откровений ему нужно было время, чтобы переварить всё услышанное. А его признание подождёт.***
— Выпьешь со мной? — спросил Эскель, придерживая дверь в дом, чтобы та закрылась, насколько это возможно, бесшумно. Йон, вернувшийся с огромной охапкой разновсяких трав, радостно съевший две порции сытного ужина, полировал меч, сидя у факела во дворе дома старосты. — Ещё спрашиваешь? — хохотнул Грифон, нащупывая ножны. Ночь уже вступила в свои права: жители Торчалок разбрелись по домам, оставив все незаконченные дела на завтра, большинство, как и семья старосты, уже легло спать. Эскель сел рядом с Йоном, протянул ему бутылку с наливкой, после чего опёрся спиной о стену и расслабился. — Видок у тебя такой, словно это ты сегодня по полю километры наяривал! — возмутился Йон. — Что случилось? Барышня твоя сдонжила? Эскель хмыкнул: — Можно и так сказать… Сел на скамью рядом с Йоном. — Из горла? — Из горла. Йон довольно вытащил пробку, принюхался: — Не пойму, чем пахнет. — Вишня. — А, точно. Он сделал несколько больших глотков. Довольно, с шипением выдохнул: — Как компот, честное слово! Ты где эту штуку раздобыл? — Места знать надо, — Эскель потянулся за бутылкой, тоже сделал несколько глотков. И правда, как компот, спирт едва чувствовался. — Слушай, Волк, я не настаиваю, но мож мы, это… Белой чайки туда? — Давай. — Приятно, что мы на одной волне! Йон поднялся, держа ножны в руке: — Щас всё будет! Заодно меч отнесу. Эскель кивнул, и ведьмак Школы Грифона скрылся в доме. Мужчина вытянул ноги, прикрыл глаза, раздумывая: поделиться ли с ведьмаком узнанной информацией о Миле? С одной стороны, знакомы они всего несколько дней, а с другой — Йон доверие не просто вызывал, а успел доказать. К тому же Эскелю думалось, в ближайшем обозримом будущем только Йон его и сможет понять. Вариться в собственных мыслях он уже попросту устал. — Э-э-э-й, хоспадин ведьма-ак! Эскель распахнул глаза. Опершись на забор, еле удерживая себя в вертикальном состоянии, перед ведьмаком стоял мужчина с торчащими в разные стороны седыми волосами, один из жителей деревни, и в лице его ведьмак находил знакомые черты, но опознать не мог. В руках мужик держал две мутные бутыли. — Чем могу помочь? — Так помог ужо! — пьяно улыбнулся мужик. Эскель недоуменно ждал продолжения. Мужик, протянув одну бутыль в сторону ведьмака, сказал: — Дочь моя, Агнешуля, ужо думал помрёт с этим своим дураком-Блажеем, ан-нет, оклемалася! Говорит, ты подмох! На! — и тряхнул бутылкой ещё раз, едва не потеряв равновесие. Эскель поднялся, подошёл к забору, ухватился за бутылку. Мужик издал звук, похожий на «гы-хы», осоловелыми глазами глядя на ведьмака. — А ты, получается, празднуешь? — спросил Эскель. — А чего ж не праздновать? Каждый повод хорош! — И то верно, — хмыкнул мужчина. — Спасибо. — Да на здоровье, ведьмак! Сам хнал, отменная самогонка получилась! Мужик оторвался от забора, заплетающимся шагом отправился восвояси, удерживая в руках вторую, уже початую бутыль. Эскель вроде и хотел предложить мужику проводить его, но передумал. Открыл бутыль, принюхался: вроде самогон как самогон. Подумал: удивительное всё ж таки место, эти Торчалки! Что раньше ему здесь нравилось, что сейчас. Приятно было чувствовать себя… обычным. И даже как будто излишне везучим. — О, а эт чо? — усмехнулся Йон, подойдя к Эскелю со спины. Эскель продемонстрировал Йону подарок мужика. Йон посмотрел на удаляющуюся в темноте фигуру, перевёл взгляд на напиток: — Этот, что ль, принёс? — Он. Вроде как за дочь благодарил… — Ай, не важно. Нам бутылка лишней не будет! Щас мы намешаем… Эскель бросил последний взгляд на мотыляющуюся фигуру вдали, после чего ведьмаки вернулись на скамью, Йон потряс бутылёк с чайкой и щедро отлил часть в вишнёвую настойку. Бултыхнул. Поднеся бутылку самогона, открытую Эскелем, к самому носу, принюхивался пару секунд: — Вроде добротная, — резюмировал он. Глотнул, покачал головой, причмокивая… Добавил Чайки и в неё. Эскель наблюдал и чувствовал лёгкую грусть ностальгии: последний раз, когда он пил с Ламбертом в крепости, ещё до битвы с Дикой охотой в Каэр Морхене, брат намешивал «Мучильню» с таким же важным и озорным видом. — Пробуй, — Йон протянул бутылку с настойкой Эскелю. Эскель покрутил содержимое бутылки, глотнул. — О-о-ох… К сладкому насыщенному вкусу вишни примешался вкус трав, а настойка сразу дала по мозгам. — Так бы сразу, да? — Йон забрал у него бутылку и тоже глотнул. — Хороша… Где-то в глубине дома послышался характерный звук высмаркивания. — Ей хоть лучше? — спросил Йон. — Выздоравливает потихоньку, — кивнул Эскель. Йон приложился к бутылке. — Я вот сколько думаю, а всё не пойму: что ты в ней нашёл? Баба как баба. Эскель поднял уголок губ: — Хороший вопрос… Эскель-то знал, что нашёл. А вот как это выразить, чтоб не выглядеть идиотом — не придумал. — Был у меня друг один… Ну, как друг, так, тоже ведьмак из моей школы, спутался с одной девицей. Каждую зимовку только про неё да про неё… Ну и встретил я его как-то летом. А там, ну честное слово, ни кожи, ни рожи, ни жопы… Ну спереди, правда, всё как надо, — Йон показал руками объём груди. — Года три он около неё болтался-болтался, а потом как-то на зимовку не приехал. Я больше его не видел. Эскель нахмурился: — Ты это к чему? — Да так… Вспомнилось просто. Хороший мужик был. Йон глотнул настойки. Бутылка его стараниями уже была наполовину пуста. — Пока мы не надрались вконец… Хочу спросить. — Валяй. — Если б твоя женщина просила тебя вернуть её домой, но ты знал, что больше никогда её не увидишь… Ты бы помог ей? — Хо-хо, «твоя женщина». Смело сказано, Волк! Эскель вздохнул, глотнул самогон, стоящий под ногами. — Ну, а с чего это «больше не увидишь»? Что она, самоубиваться собралась? — Нет. — Только не говори, что эта, — Йон показал пальцем за спину, — аристократка. В жизни не поверю. — Обычная она. — Ну, а с чего тогда такой фатализм? Я уже встречал ведьмаков, которые осели… Ничего, живут себе. Промышляют, кто чем может. — Тут другое. — Поясни, — попросил Йон. Эскель глотнул самогон, задумчиво поскрёб щеку и решил: ничего смертельного не произойдёт, если он поделится с Йоном всем без утайки. Может, тот и предложит чего дельного, до чего он сам не додумался. И начал рассказ с самого начала.***
— Ну дела… — протянул Йон. — И что ты делать собираешься? — Не решил ещё, — ответил Эскель. У обоих языки уже начали заплетаться. С настойкой было покончено, самогон погублен более, чем на половину, а алкоголь уже ощутимо давал не только по мозгам, но и по печени. — А ты её любишь? Эскель нахмурился, отхлебнул самогона, уверенно кивнул: — Похоже на то. — А она тебя любит? — Не знаю. — Это как это так! — возмутился Йон и даже встал со скамейки. Пошатнувшись, нагнулся перед Эскелем, положил руки ему на плечи. — Ну ты ей когда признался, она тебе чего сказала? Эскель замедленно моргал: — А я не сказал. — А чего ты медлишь! Давно б уже её, и чих-пых, того самого… — Да как-то повода не было… — С этим делом, честное слово, тянуть не стоит! У меня вот как-то лошадь была, такая хорошая, Коррой звали! Я её так любил. У неё, знаешь, такая морда была… У-умная! А потом её гады сожрали в одном селении. И она так и не узнала, как я её любил… А признался бы вовремя, может, и не сожрали бы её, понимаешь? — Понимаю, — покивал Эскель. Чего тут не понять, когда всё логично? Йон наклонился, чтобы взять у Эскеля бутылку из рук, и чуть не упал: Эскель ухватил его за запястье. — А теперь ещё и Хильд… Не везёт мне с любовями, Волк, не везёт. Я кого люблю, они все помирают. А я всё один, один… Задрало так это всё… — Понимаю. — Так что ты, это, давай! Вставай! — он потянул Эскеля за грудки. — Куда? — Надо признаться, а то вдруг она тоже умрёт, понимаешь? — Понимаю. — Щас мы тебя… А ну, дыхни! Эскель без задней мысли дыхнул Йону в лицо. Йон сморщился: — Щас я… Громыхнула дверь в дом, затем громыхнуло в доме… Вскоре Йон вернулся, держа в руках чесночину: — О! — А зачем? — Чеснок все запахи убирает. И, говорят, хрен от него стоит. — О-о-о! — На! Йон разломил чесночину пополам и всунул Эскелю в рот. Тот жевал, жевал… — А щас дыхни! Эскель дыхнул. — О! — удовлетворённо выдал Йон. — Ну всё, жоних, готов! Эскель гордо распрямил спину: — Я ей всё скажу! — заявил он. — Я в тебя верю, друг! — Йон одобрительно покивал головой. Эскель, пошатываясь, вошёл в дом. Несмотря на привычку передвигаться бесшумно, от топота проснулись спящие на печке старшие дочери хозяев и, провожая взглядом ведьмака, хихикнули. Эскель к ним обернулся, приложил палец к губам: — Ш-ш-ш! Девочки, различившие в темноте его пьяную улыбку, хохотнули ещё раз, но ведьмак уже не обратил внимание, направляясь строго к цели. Открыл дверь в комнату, искренне попытавшись закрыть её плотно и бесшумно, отодвинул стул, подошёл к кровати. Мила, уже спавшая, недоуменно приоткрыла глаза: — Эскель? Мужчина заполз к ней на кровать. — Я тебе сказть хчу. Навис над ней. — Что такое? — после сна голос был хриплым, и Мила постаралась чуть покашлять. — Что случилось? — Я тебя люблю! В лицо Миле ударила адская смесь чеснока и алкоголя, и заложенный последние трое суток нос внезапно отложило. Он ещё пару секунд смотрел на неё пьяно улыбаясь, после чего потянулся целоваться. И Мила настолько опешила и от его слов, и от яркого амбре из его рта, что даже не успела ответить, когда он отстранился. — Ты такая змчательная! Ты самъя прекрасн женщина в мире! — сказал Эскель. В помутнённом сознании он сам себе представлялся благородным рыцарем из какой-нибудь баллады. И казалось ему, что девушка смотрит с восторгом, не в силах поверить своему счастью. Он вновь потянулся к ней, стремясь соприкоснуться губами, но уже проснувшаяся Мила уклонилась от выпяченных губ, направила его тело от себя, и ведьмак, неловко перекатившись, теперь лежал к ней боком. — А ты мня любшь? — спросил Эскель. Мила, раскрыв глаза, смотрела в его расширенные зрачки под полуприкрытыми веками. — Ты пьян, — проговорила Мила. — Заметн, да? — Очень! Эскель потянулся к ней руками, целясь на грудь, но Мила отодвинулась ближе к стене и отстранила его руки: — Ну уж нет, не в таком состоянии! — Ты меня не любишь… «Боже…» — Мила смотрела на него и не могла поверить. Неужели её обычно собранный и молчаливый спутник может вести себя вот так?.. Сколько надо было выпить, чтобы с его-то метаболизмом нахрюкаться вот так вот?! Эскель снова потянулся руками к её полной груди, придвинувшись ближе, и Мила просто не успела предотвратить его движение: — Такие мягкие… Мне очнь нравится… Он нащупал один из сосков, сжал пальцами… Прикосновения Эскеля, не очень скоординированные, но полные нежности, были удивительным образом даже приятны Миле. В теле её поселилась смесь удовольствия и отвращения: был бы Эскель трезвым, она бы и сама к нему потянулась после таких-то ласк. Мила снова попыталась отстраниться, но стена за спиной не позволяла ей отползти дальше, а убирать его руки, вцепившиеся в нежные места, было сильно сложно. Мила усиленно думала, чем бы мужчину отвлечь… Однако долго думать не пришлось. Эскель сжал пальцы ещё пару раз, затем прикрыл глаза, руки мужчины ослабли, и он в момент отрубился. Мила протяжно выдохнула, но ощутила даже некоторое разочарование. Несмотря на изначальное нежелание поддаваться этим пьяным прикосновениям, тело её думало совсем иначе. Она чувствовала, как всё её нутро, вопреки здравому смыслу, успело начать возбуждаться и реагировать на близость мужчины. Но ведьмак, совсем неромантично похрапывая, лежал в неудобной позе слева от неё, на кровати, примяв под собой половину одеяла. Мила какое-то время изучала его расслабившееся лицо с приоткрытым ртом, после чего повернулась к нему спиной, чтобы не так ярко слышать запах, тоже прикрыла глаза, раздумывая: сказал бы он ей те же слова, если бы был трезвым?