Легенда о последнем волке

      Утром Мила почувствовала себя заметно лучше. Повернула голову: Эскель спал всё так же, рядом, разве что перевернулся на спину. Девушка пару минут разглядывала шрам на его щеке и поры на носу, следы мимических морщин на коже и как едва трепещут ресницы… Позавидовала — её ресницы были коротенькими, светлыми, измотанными тушью. Очередной раз задалась вопросом о несправедливости, почему у большинства мужиков ресницы такие длинные и красивые.       Когда Мила, корячась, попыталась переползти через каретку кровати, Эскель только нахмурился, приоткрыл один глаз и через пару секунд вновь провалился в сон. Девушка, помня, что обычно ведьмак спит крайне чутко и просыпается, словно и вовсе не способен расслабиться, очередной раз поразилась: сколько ж надо было выхлестать…       Надела тапочки, похожие на чуни, что выдала ей Ида ещё в первый день. Хозяйка была ещё дома, и Мила попросила отвести её помыться, если есть возможность.       Смыв с тела пот, грязь и остатки крови, переоделась в старую грязно-розовую рубашку, застирав блузу, подаренную бардом, расчесалась… Одна из дочерей Иды вызвалась заплести ей косу, и плетение вышло хоть и не сильно ровным, но вполне симпатичным. Закрепить кончик было нечем, и девочка было расстроилась, но Мила пообещала носить причёску бережно, чтобы она как можно дольше не расплеталась.       Мила во время процесса немного встревожилась: помнила, чем окончился предыдущий такой «сеанс заплетения», но смогла переступить через свой страх. Взамен тоже заплела девочке волосы: той кривоватый «дракончик» понравился, и она пошла хвастаться причёской в школу.       Когда все домочадцы разошлись по своим делам, девушка вышла подышать свежим воздухом. Вдохнула полной грудью. Прищурилась, глядя на яркое горячее солнце.       Хорошо! Как же хорошо!       Кашель практически прекратился, но всё же ещё сотрясал её тело время от времени, периодически ей приходилось отсмаркиваться, однако нос (благодаря то ли собственному иммунитету, то ли «ингаляции» спирто-чесночным дыханием ведьмака) дышал свободнее, и силы постепенно к ней возвращались. В целом выздоровление проходило довольно быстро, чему девушка была очень рада, полагая, что дело в травяных сборах, которыми по несколько раз на дню поили её Ида и Эскель.       Мила зашла в дом, прихватила прислонённую к стене гитару, обнаружив спящего на скамье у печи Йона. Он лежал расслабленно, закинув руки за голову и развалив ноги по обе стороны лавки. Мила усмехнулась: вот и выяснили, с кем Эскель вчера надирался.       Йон пока оставался для неё непонятным персонажем. Он казался ей несколько раздражающим пустословом, отдалённо напоминая этим покойного барда, однако он помог Эскелю вызволить её, а сам Эскель ему точно доверял, потому и Мила старалась относиться к нему с доверием, искренне пыталась не судить по первому впечатлению. Мысленно она поставила себе задачу познакомиться с ним поближе. Хотя бы из интереса, чтобы узнать, как сильно ведьмаки отличаются друг от друга.       Девушка вышла из дома, присела на скамью, что стояла у входа, положила гитару на колени. Хотелось просто поперебирать струны.       «И можно сочинить что-нибудь…» — подумала Мила, зажимая пальцы в аккорд. Провела правой рукой, и инструмент отозвался до мажором.       Какое-то время Мила бездумно перебирала привычные цепочки аккордов, пока случайно не вспомнила ещё одну мелодию… Несколько минут убеждалась, что они верные, стала прошёптывать и местами тихо пропевать себе под нос слова.       Помнила! Она помнила!       «А переделать текст не долго», — обрадовалась девушка.       Она оторвала голову от гитары и заметила, что была не совсем одна. Перед ней, за низким забором, открыв рот стояли два мальчика разного возраста — обычные с виду дети.       — Привет, ребята! — Мила постаралась улыбнуться как можно более радушно. Дети вытаращили на неё испуганные глаза и резко сорвались с места с криками:       — Это она!       — Я говорил! Я говорил!       Мила проводила улепётывающих мальчишек недоуменным взглядом, на всякий случай осмотрела себя. Ничего особенного не заметила и рассудила: дети. У них свои фантастические миры… Вот и придумали что-то.       Встала, от души потянулась…       «Надо бумагу взять и карандаш», — решила девушка.       Гитару на всякий случай прихватила с собой. Вдруг дети вернутся и утащат инструмент! Ну уж нет, пусть неудобно, но лучше не рисковать.       Старательно тихо прикрыла входную дверь в дом, на цыпочках пробралась в свою комнату, прислонила инструмент к стене, присела над седельными сумками в углу комнаты…       Послышался шорох ткани. Мила, запустившая руки в сумки, повернула голову: ведьмак, уснувший вчера рядом, хмуро открыл глаза, осмотрелся.       — Мила?       — Доброе утро! Как спалось? — весело спросила девушка.       Эскель потёр лицо ладонями, ощущая, что, если он не попьёт, внутри его рта появится жаркая пустыня. Неприятно.       — Бывало хуже… — признался Эскель.       Мила хмыкнула:       — Верю!       Эскеля словно током прошибло, как только он осознал, что лежит в её кровати. Он нахмурился, позвал:       — Мила?       — Чего? Водички принести?       Эскель, помедлив, кивнул:       — Да, пожалуйста.       Подумал, сейчас попьёт и спросит. А может, и сам вспомнит.       Через пару минут у Эскеля в руках была глиняная кружка с ледяной водой, и он жадно выпил всё залпом.       — Тебе б рассольчику сейчас… — с сочувствием заметила девушка. Отметила: от запахов алкоголя и чеснока не осталось и следа.       Эскель осмотрел её лицо:       — Я что-нибудь говорил ночью?       — О-о-о, да-а-а, — протянула Мила, улыбнувшись.       — А что-нибудь делал?       У Милы чуть покраснели щёки, но улыбка не сошла с лица. Она покивала головой, поджав губы:       — Да.       Следующий вопрос мужчина задал не сразу:       — Что я тебе сказал?       Мила замялась, нервно заправила прядь волос за ухо:       — Ну-у-у…       Он напряжённо ждал.       — Ты мне в любви признавался.       Эскель кивнул, ожидая продолжения, но Мила замолчала.       — Кхм… — Эскель отложил кружку на пол у кровати, скрестил руки перед грудью, чувствовал себя при этом крайне некомфортно. Ну не умел он такие разговоры вести… — И что ты ответила?       Мила, поняв, что разговор затягивается, а ей становится всё более неловко, присела на стоящий в комнате стул. Она в целом не очень понимала, зачем ведьмак её так выспрашивает: ну ляпнул по пьяни, бывает, она всё понимает.       — Да ничего… Ну, ты ко мне потом приставать начал, а потом отрубился. Ну, и я уже не стала тебя трогать.       — И сильно я приставал?       Эскель видел, как лицо девушки становится всё более смущённым и она начинает нервно ковырять собственные пальцы. Заговорила, не глядя на него, тараторя:       — Да какая разница! Ничего серьёзного не было, если ты за это переживаешь! Я на тебя не обижаюсь, если ты об этом.       — Хорошо.       Помолчали.       Мила думала о том, что да, это были всего-то пьяные бредни. И сама не замечала, как от этих мыслей погрустнела.       Она ещё какое-то время смотрела на Эскеля, после чего, решив, что допрос окончен, начала было подниматься:       — Ладно, если что, я…       — Постой.       Эскель ухватил девушку за запястье, и глаза их встретились.       Мила медленно села обратно:       — Что такое?       — Я не должен был тебе говорить это ночью….       Мила перебила мужчину:       — Ой, ну я понимаю, с кем не быва…       — …В таком состоянии. Но, видимо, я трус, потому что сейчас мне то же самое сказать сильно сложнее.       Мила выпучила глаза.       — Эскель…       — Дай мне закончить.       Мила кивнула.       Он бережно взял обе её руки в свои ладони, и Мила почувствовала, какие они у него сухие, тёплые; увидела, как миниатюрно в этих больших ручищах смотрятся её совсем не маленькие пухлые руки.       — Мне кажется, я люблю тебя. По-настоящему.       Мила слушала, затаив дыхание, смятенно собирая взглядом каждый его жест и изменение выражения глаз. Пыталась удостовериться, что это не шутка.       Эскель продолжил:       — Я никогда не говорил такое. И вообще не умею я… красиво разговаривать. Но пока ты… Пока мы… В общем, я понял, что не хочу тебя терять. Ты мне важна, стала важна. И я хочу быть с тобой рядом, как мужчина.       Мила замерла. Ни один из её партнёров даже близко ничего подобного ей не говорил. Кроме того, она чувствовала, как слова Эскеля словно река обволакивают её, отзываются во всём теле, наполнившимся смущением и радостью. И так хотелось ответить, но… любила ли она его по-настоящему, чтобы сказать в ответ те же слова? Ведь признание это, что вот прям любишь человека — это серьёзно. Уж если признаваться, так в полной уверенности, что, да, вот она — любовь, самая настоящая, во всей красе. Ей казалось неправильным одаривать ими всех подряд, говорить «люблю» первому встречному. Иначе вся магия и сила этих слов обесценится.       Мила никогда никому в любви серьёзно не признавалась, хранила эти простые слова для кого-то особенного. И сейчас, несмотря на то, что очень хотелось… Она не решилась признаться ему в ответ. Боялась: вдруг это лишь влюблённость, флёр благодарности, дурман того, что ей вот так, глядя в глаза, признаются? Но как хотелось поддаться искушению…       А Эскель смотрел, пристально смотрел ей в глаза, ждал… хоть чего-нибудь. Ответа. Реакции. И надеялся на взаимность.       Обоим казалось, что секунды тянутся бесконечно долго.       Время взорвалось, когда Мила решилась: подалась вперёд и, прикрыв глаза, коснулась его губ. Это стало её ответом сейчас, когда разум ещё не определился, но каждая клеточка тела уже требовала физического воплощения чувств.       Мужчина тут же потянул её за руки на себя, и в следующее мгновение Мила, опираясь правой ногой о пол, сидела на его ногах.       Он чуть отстранился, нежно заправил выбившийся светлый локон за её ухо, положил ладонь на шею, огладил большим пальцем пухлую щеку. Мила неосознанно прильнула к его руке, подставлялась под ласки, словно кошка, и Эскель счёл это за одобрение его действий. Он наклонился к Миле ближе и поцеловал глубоко и бережно, пытаясь передать все свои чувства. И Мила отвечала, но совсем иначе: порывисто, настойчиво. Ей хотелось нырнуть в него, как в море, да поскорее, раствориться в этом порыве. Она нетерпеливо дёрнула вверх его рубаху, в которой он уснул вчера, но смогла только задрать её до груди.       Когда они оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть воздух через рот, Эскель, бережно подхватив под спину, опустил девушку поперёк кровати. Навис сверху, опираясь коленями о матрас между её разведённых ног. Мила, приоткрыв рот, с учащённым дыханием снова требовательно потянула его рубаху.       Он понял, одним движением стянул её с себя, и Мила с восхищением принялась рассматривать поджарое тело. Под кожей — сплошные мышцы, на ней, словно отпечатки его жизни, вырезаны все трофеи, опасности и передряги, что он пережил. Каждый тяжёлый заказ, каждое нелёгкое сражение — всё в этих шрамах: видимых и едва заметных, застарелых и свежих, бережно зашитых и сросшихся кое-как. Бездумно она провела пальцами по его груди. И продолжила бы рассматривать, не вовлеки её ведьмак в новый головокружительный поцелуй. Жаркий, страстный… Путаясь пальцами в его жёстких волосах на затылке, она почувствовала, как уплывает сознание.       Эскель провёл ладонью от шеи до груди, медленно сжал… Мила застонала. Не от удовольствия, а от самого осознания, как это развязно для всегда сдержанного спутника. От того, как это чувственно.       Эскель усмехнулся ей в губы:       — Неужели так приятно?       — Сними с меня… — прошептала Мила, потянувшись рукой к верхним пуговицам.       У Эскеля не хватало терпения расстёгивать крохотные полупрозрачные пуговички, и он просто тянул ткань, чтобы они скорее выскользнули из петель. И когда с ними было покончено, попросил:       — Поднимись.       Девушка села, и он помог ей стянуть рубашку с рук. Потянулся к телесному бюстгальтеру, попытался нащупать какой-то шнурок, чтобы снять и его. Мила, заметив его заминку, сама заложила руки за спину, расстегнула крючки и отбросила бельё на пол. Не успела она опустить руку, когда Эскель уже вновь завладел её губами, уложил её, придерживая под лопатками ладонью. Правая легла на более ничем не сдерживаемую грудь, сжала, задевая пальцами затвердевший сосок. Мила чувствовала, как он ведёт рукой от груди и выше, по её плечу, предплечью, пока не достигает расслабленно лежащей у головы ладони, переплетая пальцы.       Мила провела кончиком языка по его нёбу, задела зубы, и Эскель чуть вздрогнул — это было щекотно. Принимая правила игры, повёл шершавыми губами по щеке, легко прикусил мочку уха, и Мила чуть сжала бёдра — от неожиданности. Он опустился ниже, поцеловал шею, и услышал тихий стон наслаждения. Ещё несколько секунд он ласкал светлую кожу шеи, вдыхая запах чистых волос, пока девушка не подалась бёдрами вверх, пытаясь прижаться к его телу.       Это заводило.       Он спустился ниже, отпуская её ладонь, вёл губами справа и рукой слева по покатым плечам, по возбуждённой груди, втянув в себя сосок, по рёбрам и мягкому животу. Неторопливо принялся тянуть резинку кожаных штанов вниз, продолжая ласкать. Мила послушно подняла бёдра, чтобы помочь ему избавить себя от одежды. Заинтриговано замерла, когда его губы спустились с едва ощущаемых тазовых костей, поцеловали складочку в паху, и немного расстроилась, когда мужчина отстранился, чтобы обеими руками стянуть трусы вместе со штанами. Поднял её ноги, резко снял чуни, а затем и всё остальное.       Вид открывался прелестный. Обнажённая Мила, учащённо дыша, тронула себя за грудь, провела рукой ниже по животу. Яркое солнце за окном освещало её, словно богиню, поблёскивала цепочка на её шее.       Он смотрел, но не мог налюбоваться ей: каждой родинкой, каждым изгибом и каждой складочкой. Если бы песочные часы были человеком — они были бы ей.       Она застонала, на этот раз специально, чтобы подтолкнуть его к более активным действиям. Втянула живот и призывно потянулась пальцами к лобку, не сводя с него взгляд из-под полуприкрытых век. Ловила каждое движение его рук, пока он раздевался, и видела, с каким желанием он смотрел на неё. Видела: он не просто хотел секса, он хотел именно её.       Это возбуждало лучше любых прикосновений.       Когда Эскель вновь опустил колени на кровать, он не стал подползать к ней, напротив — дотянулся до пышных бёдер, потянул на себя, заставив охнуть от неожиданности.       — На этот раз ты сверху? — прошептала Мила.       Эскель улыбнулся, наклонив голову в бок.       — Пожалуй, так.       Он потёрся о неё членом, не входя, и Мила приподняла бёдра, разводя ноги ещё шире, надеясь направить налившийся кровью орган куда нужно, куда хотелось. Обиженно надула губу — не вышло. Эскелю это движение показалось каким-то трогательным, и он наклонился к её лицу, прижимая всем телом к одеялу:       — Не торопись. Успеем.       Поцеловал: долго, нежно, не позволяя девушке перенять инициативу.       — Хочу тебя, — заявила Мила ему в губы, оглаживая его шею.       Мужчина выпрямился, положил руку на её бедро и вошёл в неё, словно нож в сливочное масло: гладко, тягуче.       Мила застонала от головокружительного ощущения наполненности. И с каждым толчком это приятное чувство не пропадало, а только постепенно усиливалось.       Вскоре он наклонился ближе к ней. И хоть амплитуда его толчков стала меньше, Миле всё ещё нравилось. Она обхватила руками его спину, вцепилась пальцами в лопатки. Чувствовала, как напряжены под кожей его крепкие мышцы. Чувствовала, как нарастает внутри неё напряжение, заставляя мышцы сжиматься сильнее.       Она пыталась поймать его губы, затянуть в поцелуй, прикусить ту, что покорёжена шрамом. И если не доставала до рта, целовала его плечи, поворачивая голову вбок. Выгибалась. С каждым выдохом с её губ слетали стоны.       Одна её рука спустилась на его ягодицу, покрытую пушком волос. Мышцы под ладонью напрягались и расслаблялись в такт.       О да, ей определённо это нравилось.       Эскель замедлился, чувствуя, что такой активный темп приведёт к слишком быстрому завершению, выпрямил спину, не вытаскивая член. С ней ему хотелось любить дольше, много дольше.       — Можешь… Можешь потрогать меня там? — простонала Мила, поймав его взгляд.       Эскель нахмурился недоуменно: разве недостаточно того, что уже происходит?       Девушка взяла одну его руку, положила на клитор и показала, как ей хочется, чтобы он делал. Эскель так женщинам никогда прежде не делал, всё ещё хмуря брови, повторил движение уже сам:       — Так?       И Мила выгнулась, ударив затылком матрас:       — Ох, блядь… да!       Он делал это лучше, чем она бы сделала сама.       И он повторил ещё раз, и ещё, продолжая медленно двигаться. Наблюдал во все глаза, как она в экстазе одной рукой комкает постельное бельё, а другой трогает себя за грудь.       В какой-то момент она резко схватила его за запястье:       — Стой. Я ещё… Сверху хочу.       Мила потянула его на себя, привстав, поцеловала. Не отрываясь от её губ, Эскель перекатился, обнимая её за талию. Она опустилась сверху со сладостным мычанием, двинула бёдрами.       — Сядь выше, — попросила она.       Эскель послушно подтянулся вместе с ней на руках, сел, опираясь спиной о стену, и Мила снова двинула бёдрами.       — Ох-х-х, — она запрокинула голову.       Так она чувствовала его ещё глубже.       Поднялась и опустилась, положив руки ему на плечи. Поняла, что неудобно, и опёрлась ладонями о стену. Задвигалась быстрее. Её полная грудь прыгала вверх-вниз перед его лицом и, опустив голову, Мила отметила, какими же широкими стали обычно узкие зрачки.       — Тебе приятно? — спросила она, прокатываясь тазом по его бёдрам.       — Да, — тихо ответил он, встретившись с ней глазами.       — И мне, — выдохнула девушка.       — Я вижу, — произнёс Эскель и, не сводя с неё взгляда, взял в рот напряжённый сосок.       Она застонала, закусив губу, наклонилась ближе к мужчине. От трения о его лобок, пока она двигалась на нём, с каждой секундой росло напряжение внутри. Мила ускорялась, опускаясь жёстче, не в силах остановиться. Тело требовало разрядки.       Эскель чувствовал, как она сжимает его изнутри всё сильнее и сильнее. Он оторвался от груди, провёл ладонями по её спине, сжал руки на заднице.       Её стоны стали громче. Внезапно Мила выгнулась, крепко зажмурилась и опустилась на него последний раз. Вскрикнула, закусив костяшку пальцев, безуспешно пытаясь быть тише.       Прислонилась лбом к его лбу. По телу разливалась нега, где-то в животе распускались тысячи цветов. Она неторопливо провела языком по его нижней губе, затем по верхней, втянула в себя, и мужчина жадно подхватил этот поцелуй. Он был на пике исступления. Настойчиво потянул её бедра чуть на себя и вверх, затем от себя и вниз. Мила вскрикнула: слишком яркие были ощущения, она ещё не успела до конца расслабиться. Опустила руки ему на плечи и впилась пальцами, поддаваясь его требовательным рукам. И каждый раз, когда она поднималась, это было наслаждение до звёзд в глазах. И каждый раз, когда она опускалась, она не могла сдержать звук.       В миг, когда Эскель крепче прижал её к себе, до боли сжимая рёбра, Мила почувствовала, как пульсирует его член внутри. Услышала, как откуда-то из груди раздался его приглушённый стон. Увидела, как он прикрыл веки, чуть сдвинул брови. Устало улыбнулась: ему было приятно, приятно от секса с ней.       Они замерли, впитывая это мгновение беззаботного блаженства.       — Не знала, что ты так можешь, — негромко проворковала Мила, восстанавливая дыхание.       — Как? — ответил Эскель, открывая глаза.       Мила попыталась изобразить его стон и смущённо засмеялась.       Эскель усмехнулся, но ничего не ответил, разжимая объятия. Хотелось лечь.       Он опустился на кровать, подложив под голову часть скомканного одеяла. Мила, скатившись с него, устроилась под бок, положив голову на плечо. Слушала мерное биение его сердца.       Солнце лениво скользило по их обнажённым телам, подсвечивая сверкающие зависшие в воздухе пылинки.       Не хотелось ничего делать, ничего решать. Эскель подумал: вот бы остановить мгновение. Вот бы так всю жизнь, лежать с ней рядом, дарить друг другу ласку. Просто наслаждаться каждым днём. Просто жить.       Чтобы каждый день было, как сейчас — просто хорошо и спокойно.       — Эскель? — тихо позвала девушка.       — М? — неохотно выдохнул ведьмак.       — Можно спросить?       — Не сейчас. Давай просто помолчим.       Не хотелось ничего. Только лежать, лежать и лежать рядом, отслеживая танец пыли в солнечных лучах.