…Где из крови прорастают розы…

— Что за зверство… — Издевательство над человеком… — Как у него рука только поднимается делать такое! Тимофей просто смотрел перед собой, не в силах пошевелиться. Ужас впился в него острыми иглами, проникнув до всех нервных окончаний. Серафима рядом с ним сглотнула и отвернулась. — Ещё немного, и меня стошнит, — еле слышно призналась она. — Как ты смотришь? — У меня просто… Шок, наверное… У леса, расположенного рядом, образовалась целая толпа. Посреди ночи на шум сбежались все жители близстоящих домов. У кого в руках был телефон с включенным фонариком, у кого фонарь. Поэтому, начиная от входа в лес и заканчивая макушками деревьев, все было прекрасно видно. На стволы была натянута толстая леска, сложенная в несколько раз для прочности. Она была натянута до предела и цеплялась к внушительным крюкам. На которые было подвешено обнаженное тело. Со сквозной дырой в груди, поломанными ребрами - там, где должно было быть сердце. Тимофей не удивился, обнаружив это. Его ужасало другое. Одно дело слышать, что убийства выполнены с особой жестокостью. И совершенно другое - видеть это воочию. Человек был подвешен за руки, раскинутые в стороны, и за спину. Бело-синяя кожа на лопатках вместе с мясом была грубо срезана вплоть до костей и подвешена на крюки отдельно, образуя подобие обрубков бесперых крыльев. — Ну, хотя бы сейчас не у меня, — пробурчал кто-то справа. — Давайте, снимаем и на сжигание. Тимофея словно ледяной водой окатили - настолько обыденным тоном это было сказано. Зверев ошарашенно повернулся к стоящей рядом Тамаре Витальевне, смотрящей в землю. — Сжигание?! — переспросил он. — А куда нам ещё их девать? — ответила старушка. — Не выставлять же на всеобщее обозрение. Эх… Шестой уже, получается… Идите домой, дети. Не на что вам дальше смотреть. Ты, Тимошка, хорошо, что увидел его, но лучше б и вовсе с этим не сталкивался… Знала бы она, что он пережил, наверное, откинулась бы в обморок прямо здесь. Тимофей хотел было возразить, но ощутил, как кто-то дернул его за рукав наспех надетой футболки. Обернувшись, Зверев увидел Серафиму. — Пойдем. Тимофей ощутил, как её немного потряхивает. Ещё раз осмотревшись, он понял, что на них сейчас никто не обращал внимание. — Надо бы проверить здесь все потом… — тихо сказал он. — Потом. Когда его снимут, хорошо? Я просто… Если я продолжу здесь стоять и вдыхать этот трупный запах, тебе придется нести меня домой на руках. Тимофей не мог не согласиться. Приобняв Серафиму за плечо, он повел её подальше от места инцидента, освещая себе дорогу телефоном. — Шестой, — подметил Зверев. — Сколько их должно быть? — Я откуда знаю, — пробормотала Долмацкая. — Но чем больше убийств, тем меньше времени у нас остается. Что, если он решит провести ритуал до полнолуния? А у нас на него нет ничего, что могло бы помочь. — Зря мы в это влезли, — Тимофей покачал головой. — Очень зря. — Будто у нас был выбор. Судьба его обычно не предоставляет. — А ты в неё веришь? — усмехнулся Тимофей. — Не замечал за тобой такого. — Если бы верила… Была бы куда глупее. Порой мне кажется, что лучше б я была донельзя наивной, чем такой взрослой. Тимофей понимающе кивнул. Да, взрослеть им обоим пришлось рано, пусть и при разных обстоятельствах. У этого пусть и были свои плюсы… Но они вдвоем часто говорили о том, что им хотелось, чтоб их детство длилось подольше. Пусть и понимали, что время не вернуть, а свой сложившийся характер они не были способны изменить. Но это послужило им отличной закалкой. Они стойко переживали тягости, невзгоды, даже пережили войну. «А любовь?» — печально подумал Тимофей, украдкой посмотрев на ссутулившуюся Серафиму. Любовь была для них неподвластна. Серафима уже свыклась с ней, приспособилась. Тимофей смотрел на Долмацкую, и ему становилось плохо от одного осознания того, что он причинял ей боль одним своим присутствием. Но что ему ещё оставалось, не мог же он просто её оставить! Не мог. Потому что Серафима Долмацкая была для него якорем, не раз спасавшим его и удерживающим на плаву даже во время бури. А сейчас этот якорь не удерживал его ровным счетом нигде, сам смешался со стихией, раскачивающей его из стороны в сторону. И Тимофей не мог из неё выбраться. Или не хотел? От этой мельком проскочившей мысли Тимофей поскорее отмахнулся, как и от всех подступивших остальных. Серафима все ещё подрагивала. Зверев чуть свел брови и ненавязчиво прижал её ближе к себе. Долмацкая, вопреки его ожиданиям, не оттолкнула его, а прижалась в ответ. — Обычно ты так не реагируешь, — осторожно подметил Тимофей. — Я… Сама не знаю, что на меня нашло. Многое повидала, но… Такую бесчеловечность вижу впервые. Как тебе самому страшно не стало? — Скорее, мне не было страшно, потому что человек уже мёртв. Его убили и повесили. Это надругательство над покойником. — Тим, он не истек кровью. Он в принципе был обескровлен, это было видно по ранам, по тому, что пока он висел, рядом не возникло ни капельки. Все чисто. — Серафима поежилась. — Его обескровили. И раз открытых травм нет, вполне возможно, что чем-то мелким. Это медленная потеря крови. Тимофей чуть не споткнулся, услышав это. — Как ты это поняла? — ошарашенно поинтересовался он. — Я знаю много пугающих вещей, — Серафима печально улыбнулась. — А лучше б и не знала. Они дошли до дома и взяли ключи из-под кладки, куда их прятала Тамара Витальевна. Отворив дверь, они оставили их в прихожей и пошли наверх. Наутро они, как и договорились, вернулись. Жители деревни сработали на удивление быстро - на месте не было ни следа от вчерашнего кошмара. Серафима снова была спокойна, будто вчера её не пришлось вести рядом с собой. Тимофей поражался этой переменчивости. То, как она жалась к нему, доверчиво проявив свою слабость на несколько минут. То, что не скинула его руку. Вчера она была так близка, а сейчас - опять неимоверно далеко. Словно каталась на качелях - то вперёд, то назад. К нему, от него, надолго зависая позади вопреки законам физики. — Может, здесь есть какие-то символы? — предположила Долмацкая. — Давай поищем? — Хорошо. Они начали осматривать стволы. Серафима пару раз даже умудрилась подстегнуть Тимофея, пытаясь заставить его лезть на дерево, но Зверев стойко не велся на её провокации. — Ну залезь, во благо же! Сложно, что ли? — Давай я тебя на ветки закину? Это тоже во благо, просто другой метод! Ничего. Опять ничего, и оба чуть ли не скрипели зубами от досады. Серафима убрала с лица мешающие пряди и всмотрелась в чащу.  — Может, пройдемся глубже? — предложила Долмацкая. — Вдруг там что найдем. — Ага, например, этого ненормального, — саркастично ответил ей Тимофей. — Так это же наша цель! Ты только что сам привёл аргумент в пользу нашей незапланированной прогулки. — Нашей? Помнится мне, у тебя вроде стояла другая задача - сбежать от меня куда подальше. Тимофей тут же осекся. Это само вырвалось, необдуманно. Эти слова настолько резанули его слух, что Зверев с трудом сдержался, чтоб не поморщиться.  Но… Почему? Тимофей скоро окончательно запутается. Серафима не отступила. Вместо этого она улыбнулась и подмигнула ему. — Помнится мне, ты ясно выразился, что никуда меня не отпустишь. Идем? При дневном свете лес не казался пугающим. Пусть солнце было перекрыто кронами, но здесь все равно было светло. Аромат хвои и пение птиц, а вдалеке и монотонные звуки стука по дереву - дятел. А где-то вместе с остальными птицами заливалась кукушка. Тимофей оторвался вперёд, детально рассматривая все вокруг. Если убийца был здесь, то он наверняка должен был что-то оставить. Но тут Зверев понял, что шаги за его спиной стихли, и обернулся. Серафима сидела на корточках к нему боком, глядя куда-то в чащу. Тимофей приблизился и убрал руки в карманы шорт. — Ты чего… — Тихо! — шикнула на него Долмацкая. Тимофей изумленно вскинул брови, но девушка сразу указала ему к деревьям. — Смотри. Зверев проследил за её рукой. Серафима указывала ему на какое-то крупное животное, где-то ему по колено, шевелящееся в листьях кустов. Долмацкая щелкнула пальцами. — Эй, иди сюда! Увидев, чья морда вылезла из листьев, Тимофей округлил глаза и с воплем дернул Серафиму наверх. И дернул вовремя - кабан с боевым хрюканьем бросился прямо на них. — Идиотка! — воскликнул Зверев, рванув вперёд. Серафима от него не отставала. — Ты издеваешься?! Как ты на него вообще напоролась?! — Я откуда знала, что это кабан?! Сколько они бежали, они не знали, но кабан оказался донельзя упрямым. Тимофей уже всерьез подумывал о том, чтоб с разбегу броситься на дерево, когда вдруг оказался на небольшой опушке. Споткнувшись о корень, Зверев с воплем рухнул на спину. Серафима, не ожидавшая этого, споткнулась и упала прямо на него. Её распущенные волосы обрамили её лицо и щекотали его кожу. Если б Тимофей чуть поднял голову, то с легкостью сократил бы расстояние между их лицами. Зверев сглотнул, поймав себя на этом, и машинально отвернулся. Серафима, чуть покраснев, поднялась на руках, отдаляясь. Это длилось жалкий миг. Тимофею казалось, что он скоро окончательно свихнется от выкрутасов своего же рассудка. Это было ненормально. Выстрел. Тимофей и Серафима подорвались на чистых рефлексах и стали озираться по сторонам. Кабан, гнавший их вплоть до этого места, валялся в нескольких метрах от них с простреленным боком. — Давненько меня так никто не забавлял, — послышалось откуда-то из-за деревьев. Тимофей и Серафима повернулись на голос. К ним, минуя высокие ели, шел человек с дымящимся ружьем а руках. Высокий, мускулистый, с седыми бакенбардами и сигарой во рту. Подойдя к ошеломленным друзьям, он, одетый в камуфляжную одежду, окинул обоих насмешливым взглядом и выдохнул дым прямо на них. Серафима и Тимофей, не готовые к такой наглости, закашлялись. Мужик хмыкнул. — Зачем пожаловали? — Простите, а вы кто? — спросил Тимофей. — Лесник. Для вас - Антон Павлович. Что вы здесь забыли? Пригнали прямо к моему дому… Хотя, на вид вы - приезжие. — Да, приезжие, — подтвердила Серафима. Тимофей только сейчас понял, что на опушке стоял деревянный дом, который он сначала не заметил. Рядом виднелась широкая дорога со следами шин, ведущая, скорее всего, к одной из дорог Малиновки. А вот это было интересно. — То-то кабана испугались, — Антон Павлович снова затянулся, и подростки предусмотрительно сделали шаг назад. Лесник откровенно давал понять, что видеть их особо не рад. — Нечасто у меня в лесу кто-то напарывается на животных. Обычно видят белок или ещё кого. — Мы отличаемся своим везением, — Серафима огляделась. — А вы прямо тут живете? — А что удивительного? Езжу за провиантом в соседнее село, отгоняю всякое зверье от Малиновки. Деньги платят, так что жаловаться не на что. — А вы в лесу никого не видели? — осведомился Тимофей. — Из людей. Или вы один здесь? — А как же, видел. Грибников. — Антон Павлович усмехнулся. — Не перевелись ещё такие гении, которые свято верят в то, что сезон грибов начинается в июне. Вы-то что здесь забыли, молодежь? — Гуляли, — просто сказала Серафима. — Только из-за этой одичавший свиньи заплутали, похоже… — Да чего ж тут плутать, вы с дороги не сворачивали. Идите обратно. А то кто знает, кого ещё встретите. — Антон Павлович развернулся к ним спиной и направился к дому. — Нашли, где гулять, романтики! Не думайте, что я буду рыдать, как баба, если спутаю вас со зверьем! Тимофей продолжил осматривать местность, но Серафима потянула его за собой к выходу. Уйдя на приличное расстояние от домика, он взглянул на Долмацкую и произнёс: — Слушай, а его можно включить в список подозреваемых? У него чересчур выгодное положение. И выезд из деревни, и знание местности… Лесник точно хорошо обо всем осведомлён, иначе бы эту должность не занял. — Какая должность, это захолустье, — Серафима вздохнула. — Сеть ловит только в центре, интернета нет, спасибо за телевидение. И Егору за то, что снабдил нас информацией прежде, чем мы уехали. — она махнула рукой назад. — Не знаю, кто ему платит, но этот Палыч определённо живет в свое удовольствие. — Тогда что будем делать дальше? — Тимофей с сомнением проверил дату на телефоне. — У нас по-прежнему ноль, а время тикает. — Мне кажется, мы что-то упускаем. Давай съездим в соседнюю деревню, Тамара Витальевна вроде говорила, что там с интернетом проблем нет. К тому же, завтра там проводится ярмарка, а она просила нас закупиться. Говорила, как обычно. Действовала, как обычно. Серафима была непревзойденной в своем мастерстве лжи. А Тимофей такими навыками не владел. Не владел своими эмоциями, раз неожиданное признание близкой подруги выбило его из колеи. И выбило, похоже, куда сильнее, чем он думал. Тимофей был потерян. Может, это просто игра мозга? Игра его мозга, не разобравшегося в этой проблеме? Не способного разобраться? Зверев был рад, что здесь нет связи, потому что говорить в таком разбитом состоянии с Лизой у него не было ни малейшего желания. Он бы просто не смог, стыдясь тех образов, что начали всплывать в его голове. Стыдно. До безумия. Он любил Лизу, искренне любил. Но почему же тогда он думает о Серафиме? Почему хватается за неё, почему его так смутила та ситуация с банальным неудачным падением? Почему ему так неприятно просто оттого, что она, любящая его, спокойно идет рядом и скрывает все это, хотя сам он к ней чувств не питает? Она близкая подруга. Была ей. А сейчас… Тимофей мерно выдохнул, успокаиваясь. Не самый подходящий момент для этой философии. Но как её избежать, когда её объект постоянно маячит рядом?