Неделю спустя

Все утро в уголках губ Кисе таилась ухмылка: он изо всех сил старался прятать ее, отворачиваясь или ненароком прикрывая рот ладонями, но не получалось – Аомине все равно примечал это выражение лица, и в момент, когда их взгляды встречались, в его темно-синих глазах появлялись лукавые смешинки удовольствия. - Сколько алкоголя, сколько алкоголя, - напевал Рёта, мешая принесенные вчера бутылки с бутылками из личного бара Дайки и расставляя их, этикетка к этикетке, в порядке возрастания содержания спирта. – О, смотри, а вот это коллекционное – мне его знакомый авиатехник из Шанхая подарил… - Что, вино? - Да. - Убирай сразу, - распорядился, чуть сморщив нос, Аомине. – Оставим на потом. Нам даже пятую часть всего этого не выпить, не выдумывай. Тем более такое дорогое... Стой. Почему оно такое дорогое? - Хм, не знаю, может, он на меня глаз положил? - Вот же самодовольный индюк. Если ты пидор, это не значит, что весь мир вокруг тебя голубой. Приготовления шли полным ходом: смеясь своим немного неловким шуткам, молодые люди выносили из спальни все, что под воздействием галлюциногенов теоретически можно было разбить или испортить – технику, хрупкие предметы, ценные вещи… Пол, помимо толстого ковра, они устлали всевозможными одеялами и простынями и эту его безопасную мягкость дополнили разнокалиберными подушками. - Если я в порыве страсти уроню тебя на пол, будет не так больно, - хохотнул как-то Дайки, но тут же был остановлен язвительным вопросом Рёты: - Не так больно, как что? Как удар головой о железную дверь? - Да неужели ты все еще… - О, несомненно. И вот наконец все было готово. Дрожа от предвкушения, они умостились на полу у кровати, готовые (или не очень?) испытать доселе небывалое, запретное удовольствие. В нагрудном кармане Кисе, пока еще скрытые от пытливого взгляда любовника, лежали в небольшом плотном пакетике белые таблетки. Он чувствовал их давление уже куда более отчетливо, но все никак не мог понять, что испытывает: страх или жажду, решимость или смирение? Рано было говорить о том, чем закончится их эксперимент, но вот отступать было как раз уже поздно. - Так и что мы выберем, Рёта? Кисе глубоко вдохнул, пытаясь отогнать волнение. Придирчиво рассмотрев бутылки, он подтянул к себе серебряную текилу, многозначительно постучал по толстому стеклу горлышка и поддел ярлык: - Давай так… Я обещал научить тебя пить ее правильно. Дайки тут же оживился: - Это как мы видели в порно-фильме с близняшками-американками? Ах ты ублюдок… Знаешь ведь, что меня это заводит. Прекратив его бурчание нетерпеливым щелчком пальцев, Рёта, поднапрягшись, открыл бутылку. - Текилой начнем, текилой же закончим... Давай-ка выпьем за то, чтоб сегодняшняя ночь была потрясающей. Потому что если что-то пойдет не так, знай – ты за это дорого заплатишь, Дай-чи. Ты и твой гребаный фокси.

* * *

Аомине прильнул к обнаженной коже, слизывая соль неспешно, но с удовольствием и жадностью – его язык то напрягался, становясь острым, излишне напористым, то, напротив, расслаблялся, привнося в ласки невыносимую нежность; дыхание замедлялось, а после вновь учащалось, холодные дуновения перемежались с обжигающими выдохами, отчего кожа под властными губами мелко-мелко подрагивала... В какой-то момент эти игривые поцелуи заставили Кисе прогнуться в спине еще сильнее: плеснувшись, текила перелилась через край, грузные капли поползли по рельефным мышцам живота, и тогда Дайки, зашипев, поспешно накрыл ртом его пупок. Из-за пирсинга алкоголь приобрел неповторимый вкус металла и холода, обжег пропитавшиеся солью язык и губы. С низким стонущим хрипом вылакав текилу, Дайки потянулся за долькой лайма, которую его любовник все это время сдавливал в зубах, закусил, поморщился и коротко выдохнул: - Ты сильно мне вмажешь, если я скажу, что с танцовщицей в клубе тож… - Очень сильно – всю морду разобью, - оборвал его Рёта и, не дожидаясь ответа, грубо притянул к себе за волосы. Борясь за первенство, они целовались долго, страстно и отчаянно, как дикие звери рычали, впивались друг другу в плечи и шеи, оставляли без сожалений и раздумий следы от ногтей, засосы и кровоподтеки. Пользуясь своим изначальным преимуществом, Дайки вжимал любовника в пол, стискивая коленями его ноги и предплечьем упираясь в тяжело вздымающуюся грудь. Несмотря на очевидную разницу в положении, Рёта брыкался и неистовствовал, и пару раз у него даже почти получилось освободиться от захвата… Устав сопротивляться, Аомине все-таки решил поддаться его напору, но стоило ему только поднять руки, как он тут же оказался снизу – а Кисе, оседлав его бедра, победоносно улыбался, пытаясь отдышаться. - Когда ты успел стать таким резвым? – недовольно протянул Дайки, облизывая искусанные губы и ощущая при этом, как собирается в уголке рта кровь. Кислая, как лайм, соленая, как, разумеется, соль, и жгучая, как первоклассная серебряная текила. Насколько надо быть безумным, чтоб прокусить губу любовника? Насколько нужно съехать с катушек, а? - Я все тот же… Просто ты, говорю, хватку теряешь. Насмешливый оскал на лице Рёты расползался шире и шире, и вот уже нерешительность и боязнь, которыми Дайки любовался совсем еще недавно, пропали окончательно. Въевшаяся в лицо Кисе маска золотого мальчика всегда слетала, стоило ему только оказаться в ситуации, требующей иного подхода - этим тоже можно было любоваться, но только гораздо более осторожно... А то мало ли что. Рёта качнулся и отполз немного назад, пытаясь нашарить бутылку, опустошенную уже наполовину. Задев ее рукой, он ругнулся - текила откатилась под стол, с глухим звоном задела деревянную ножку, брякнула еще разочек и замерла уже окончательно. Крышка была закрыта неплотно; Кисе видел, что еще чуть-чуть - и алкоголь может перелиться через край. - Не шевелись, - капризным тоном приказал он не то бутылке, не то Аомине, коротко сжимая его ладонь и разворачиваясь, чтобы добраться до текилы. - Не смей шевелиться. - Да иди ты к черту, - Дайки сощурился и хотел было приподняться, но выуженная из-под стола бутылка зависла над самым его лицом, а пальцы Рёты нелюбезно ткнулись в солнечное сплетение, возвращая его в прежнее положение. - Какого хре... Резкий запах спирта вынудил молодого человека заткнуться, раздуть ноздри, а после и вовсе задержать дыхание. Текила, которую Кисе без раздумий вывернул на его грудь, мгновенно пропитала рубашку; рука, с новой силой ударившая в болевую точку, заставила изогнуться. Ошалело уставившись на Рёту, Дайки замычал. - Упс, - пожал плечами тот. - Ладонь соскользнула. В следующее мгновение его лицо было уже у шеи любовника. Мягко коснувшись мочки уха, Кисе скрипнул зубами, и Аомине побоялся, как бы ему ничего не отгрызли - изорванные губы до сих пор горели так, будто с них содрали кожу, а не всего лишь прокусили. Раньше все обходилось без серьезных травм, даже если они этого не обговаривали, но сегодня ему казалось, что безумие Рёты достигло своего пика. Должно быть, все из-за страха перед фокси; Дайки думал о том, что его ждет, и с боязнью, и с возбуждением: в такие моменты ему особенно хотелось большего, и пропадал всякий стыд, смущение и желание казаться нормальным... Ведь ничто не могло сравниться с этими их чувствами. С этим чувством Рёты. - Теперь моя очередь пить из тебя текилу. Улыбнувшись, Кисе лизнул пятно алкоголя на груди любовника. Ощущения от этого были странными - из-за промокшей ткани, прилипшей к коже, впечатления обострялись. В комнате было прохладно, и рубашка остыла мгновенно, но язык Рёты и его дыхание согревали... Аомине совсем перестал проклинать себя за свою минутную слабость. Зачем же, если в постели он готов быть слабым столько, сколько потребуется для того, чтобы получить неописуемое удовольствие? Рёта оттянул зубами ткань, скользнул языком в прореху между пуговицами. Его ладони и губы были липкими, горели от спирта... Все его существо горело в каком-то лихорадочном, отчаянном бреду; уже плохо себя контролируя, он надеялся лишь на то, что Дайки сможет сдержать его яростное желание, если придется. Текила, которую он буквально высасывал из рубашки, на вкус была потрясающей. Кроме обычного аромата в ней ощущался и одеколон Аомине, распыляемый им обычно в больших количествах, чтобы заглушить запах сигарет, и сами эти сигареты, и, кажется, даже немного хлопка с примесью полиэстра. Смуглая кожа, виднеющаяся сквозь полупрозрачные складки, покрылась мурашками. Кисе нетерпеливо дернул рубашку, вытаскивая ее полы из-под ремня, расстегнул несколько нижних пуговиц и стремительно потянулся к пупку, в котором скопился стекающий по телу алкоголь. Дайки нетерпеливо выдохнул. Извернувшись так, чтобы не потревожить любовника, он отпихнул пустую бутылку подальше, взял дольку лайма, сжав ее в зубах, и приподнялся на локтях. Рёта не заставил себя долго ждать: причмокнув, облизнувшись, он вскинул голову и тут же, пристально глядя на него, прикусил лайм. Капельки сока брызнули во все стороны, потекли по подбородку, закапали на плечи Аомине. Не морщась, Кисе тяжело сглотнул, а после, не делая попыток вытереться, с вызовом шепнул: - Отсоси мне разочек, а потом примем твой фокси, ладно? Дайки не выдержал вида его блестящих от сока губ. Потянувшись, он схватил Рёту за шею, сдавил ее пальцами и вовлек в один из самых, пожалуй, горьких и кислых поцелуев в жизни. Да, в последнее время, особенно за эту неделю, он действительно сдал позиции. Но только потому, наверное, что признался себе в отчаянной влюбленности в Рёту и таком же отчаянном страхе его потерять.