WINGS

      Чимин быстро привык к напряжённому режиму дня. Подъём в четыре утра, затем туалет, душ, тренировка, занятия в школе, обед, где он встречался с Тэхёном и обсуждал последние новости вместе с планами на остаток дня. После школы бегом в общагу делать домашнюю работу, пока не заскрипели мозги. Потом по ситуации — танцы с хореографом, репетиции, уроки визажа, актёрское мастерство и, наконец, заслуженный отдых в который ему удавалось немного пообщаться с остальными в неформальной обстановке.       Легче всего было с Хосоком — на тренировках они понимали друг друга с полуслова и часто объясняли сложные танцевальные связки остальным. По вечерам было весело готовить что-то с Сокджином на кухне. Чимин не был силён в кулинарии, зато его устроила роль мойщика посуды и участника диалога, ведь хён просто обожал трещать в процессе обо всём и ни о чём, а это здорово разгружало мозги.       Иногда к готовке ужина присоединялся Юнги, а следом за ним подтягивался и Намджун. Последнего не допускали даже к плите, хоть он и порывался во всём быть полезным. Обычно порывы заканчивались, когда что-то разбивалось, пригорало или убегало. Его неуклюжести можно было только позавидовать — в отличие от мастерства слова. А рассказывал он много и зачастую так, что невозможно было оторваться от историй.       Тэхён старался помогать по настроению, но чаще всего залипал с Чонгуком и Хосоком в общей гостиной за просмотром телевизора или игрой в приставку.       Новые друзья и их образ жизни Чимина в целом вполне устраивал. Но кое-какие нехорошие новости долетали до ушей поневоле.       К примеру, что у компании, с которой он подписал контракт, проблемы с деньгами. Продукты им, конечно, покупали в таком же количестве и голодом не морили, а вот с остальным часто возникали проблемы. И это отражалось на условиях, в которых они жили и трудились: было весьма сложно игнорировать факт неработающего туалета и бегать по нужде в магазин по соседству.       Из разговоров Намджуна и Юнги Чимин уловил, что ребята жили в таких условиях вот уже третий год и не знали, состоится ли их дебют вообще или агентство закроется. Всё это, разумеется, накладывало тягостный отпечаток на общее настроение. Пак звонил отцу примерно раз в три недели, и с каждым становилось всё труднее находить в себе силы говорить оптимистично. В конце концов, возвращаясь однажды после школы домой и застигнутый врасплох ливнем, Чимин задумался о поиске подработки, вроде той, что была у Юнги. Но хён работал в доставке, а там требовался мопед — без него доход упал бы во много раз, но одолжить транспорт мог не каждый работодатель. Пак отбросил эту идею, прикидывая в голове другие варианты и буквально кожей ощущая нарастающую панику.       На улице стояла середина ноября — полтора месяца до финальной оценки и событий, которые должны были предрешить его будущее. Чимин нервничал неспроста — деньги, что ему отправляли родители, давно складывались в общак — таким образом у всех ребят была возможность купить что-то из вкусной еды, сходить в кино или провести время в торговом центре. Однако если его вышвырнут, на подачки родителей протянуть не удастся, а значит, работа ему всё-таки нужна.       План «Б», само собой, имелся. Перед самым отъездом из Пусана отец отвёл его в банк и оформил дебетовую карту, на которую положил достаточную сумму денег на обратный билет домой и проживание в отеле на всякий случай.       Однако пользоваться этими деньгами сейчас — означало бы крах всего.       Ливень и не думал заканчиваться — Пак порадовался, что успел добежать до магазина и наскрёб тысячу вон на рамён, который заварил там же, уютно устроившись за высоким столиком в самом углу.       «Ты ещё в школе или тебя накрыло?» — ему пришло сообщение от Тэхёна.       «Не, я застрял в севен элевен», — мгновенно ответил Чимин.       «Ха! Чонгук-и про тебя спрашивал»..       «Что именно?» — удивлённо уточнил парень       «Спрашивал, где ты, дождь ведь», — спустя пару минут написал Тэхён.       «Это в паре кварталов, мы с тобой тут кушаем иногда, я добегу», — ответил Чимин.       Он быстро доел остатки остывшего рамёна и уставился на лужи перед входом в магазин. Мысли текли хаотичным потоком, перескакивая с одного на другое.       Они с Чонгуком не особенно общались с момента, как тот застал его в зале для практик ранним утром. Чимин думал, младший предпочёл ему компанию Тэ, потому что более, чем на репетициях, они не пересекались. После ужина Пак уходил пройтись и часто брал с собой Хосока. Потом оба шли заниматься, но Хоби сдавался первым и уползал в общагу на негнущихся ногах. Чимин уверял, что скоро нагонит, однако возвращался уже глубокой ночью, осторожно перелезая через спящие тела. В темноте было сложно различить, где кто, но стоило лечь, и Чонгук почему-то разворачивался к нему всем телом. Это сперва даже пугало. Будто младший ждал его, собираясь что-то сказать, при том, что глаза оставались закрытыми, а дыхание ровным. Чимин вскоре привык засыпать, глядя на контуры лица младшего, а однажды ему даже показалось, что Чонгук смотрит в ответ. Но Пак был слишком уставшим, чтобы спрашивать, в чём дело.       Он вздрогнул, когда звякнул колокольчик на входной двери в магазин, и повернулся посмотреть кто там.       — Чонгук-и?! — увидев в проходе промокшего младшего с зонтом в руках, Чимин растерялся.       — До вечера будет лить, — сообщил тот, приближаясь, и торжественно вручил ему зонт.       — Спасибо большое, — ответил Пак, улыбаясь.       — Я чипсов хотел взять, — пробормотал Чонгук, словно в оправдание, и отвернулся к полкам, изучая ассортимент.       Чимина дождь в принципе не особо пугал, но такая робкая забота почему-то растрогала. Младший напоминал родного брата — они даже были одного возраста, но Чжихён, наверное, раз в сто вреднее.       — Хочешь, потренируемся вместе? — предложил Пак Чонгуку в спину.       — Можно, — плечи парня дрогнули на мгновение, и он схватил большую пачку луковых колечек. — Сейчас ещё банановое молоко возьму.       — Захвати клубничное, у тебя хватит денег? — уточнил Чимин, улыбаясь ещё шире.       Ему было интересно потанцевать с младшим ещё разок. Его потенциал видели все, но сам Чонгук почему-то отчаянно в себя не верил и злился, если ему говорили комплименты. При этом проблемы конечно же имелись: хореограф пытался втолковать, что Чону надо двигаться плавнее, учиться выражать себя через музыку, чтобы не выглядеть при этом, как робот. Но младший от таких сравнений бесился ещё больше.       Чимин молча пронаблюдал, как Чонгук прошёл от холодильника к кассе, удерживая в руках две бутылочки со сладким молоком и пачку чипсов. Продавец пробил покупки и сложил их в пакет — младший поблагодарил его, а затем развернулся к Паку в замешательстве.       — Сразу в зал пойдём? — неуверенно уточнил он.       — Давай, — согласился тот, слезая со стула и в два шага оказываясь перед дверью на улицу.       — Эй! Зонт-то тебе зачем?! — возмутился Чонгук, когда парень выскочил из магазина и подставил лицо под ливень.       Школьная форма быстро промокла, волосы облепили лоб, тело пошатнулось от внезапного порыва ветра. Пак рассмеялся, когда младший выхватил у него треклятый зонт и, возмущаясь, открыл его.       — Мы под ним вдвоём всё равно не поместимся, — пояснил Чимин, глядя на расширяющееся, и без того огромные глаза Чонгука.       — Дурак, — пробормотал тот, перехватывая пакет. — Ну и мокни!       Пак не ответил, забирая мокрую чёлку со лба наверх. Они пошли рядом, но младший через какое-то время всё равно наклонил зонт в его сторону.       — Ты любишь банановое молоко? — зачем-то спросил Чимин.       — Ну… да, — буркнул Чонгук, фыркая от капель, попадавших в лицо из-за косого ливня. — Давай топай быстрее!       — А дождь тебе не так нравится?       — Ты пьяный что ли? — Чонгук толкнул его плечом, и парень рассмеялся, сам не зная чему.       Чон иногда бывал до смешного ершистым — бесить его, наверное, скоро войдёт у Пака в привычку. Впрочем, мокрая одежда и вправду мерзко прилипала к телу, поэтому он резко стартанул с места, устремившись по улице бегом с весёлым криком: «Догоняй!»       — ЭЙ! КУДА ПОНËССЯ?! — завопил Чонгук вслед, пытаясь обходить лужи, на которые Чимин наступал всей стопой, поднимая тучи брызг.       Отчаяние переросло в совсем уж ребяческое безрассудство, но Пак ничего не мог с собой поделать и повиновался внезапному порыву. Они кое-как добежали до общежития, но он даже не пожалел, что вымок до нитки — взбешённое лицо Чонгука стоило этих жертв. Почему-то при одном только виде встрёпанного, промокшего младшего хотелось смеяться, а настроение взлетало до небес.       — Я не пойду переодеваться в общагу, там внизу есть треники, — отдышавшись, Чимин забрал у Чонгука пакет.       — Я тоже возьму что-то у ребят, — буркнул тот, злобно толкая плечом, — дай пройти!       Младший первым сбежал по ступенькам вниз, скинул кроссовки и принялся снимать с себя вымокшую наполовину ветровку. Чимин догнал его и остановился в проходе, наблюдая, как парень скептически изучает содержимое шкафа.       — Вот какие-то штаны… Это Хоби? — спросил он, вытаскивая чёрные спортивки.       — Наверное, — Чимин скинул пиджак и принялся расстёгивать пуговицы на рубашке.       Он старался не отрывать взгляда от этого процесса, всеми силами делая вид, что не смотрит на Чонгука. Тот, тем временем, стащил с себя брюки.       Это было и сложно, и стыдно одновременно — Чимин сам себе с трудом признавался, что беспардонно пялился. Возможно, виной тому было любопытство — Чонгук единственный даже в общаге постоянно ото всех прятался. В самую жару он таскал майку и шорты до колена, и Чимин никогда не видел его в трусах. Именно поэтому он мгновенно залип на его голых, стройных ногах, так, словно ожидал там увидеть не иначе, чем жуткие шрамы.       — Откуда она? — неожиданный вопрос Чонгука вывел его из лёгкого ступора.       — Кто? — недоумевающе переспросил он, окончательно стаскивая прилипающую к коже рубашку.       — Тату, — младший подвязал брюки на талии.       — А-а, сделал в прошлом году на свой шестнадцатый день рождения, — Чимин проследил за пристальным взглядом, обращённым к надписи «NEVERMIND».       — Есть какой-то глубинный смысл? — Чонгук сощурился, и Паку стало неловко.       Он даже успел забыть об этой ерунде — с того момента произошло слишком многое, так, что изначальная причина оказалась погребённой под завалами насущных проблем.       — Забей, — сказал Чимин, и младший нахмурился. — Это дословный перевод, — пришлось добавить ему.       — А на что «забей»?       — Ну… на превратности судьбы, — Пак усмехнулся, с горькой иронией в глубине души вспоминая о причинах, заставивших его выбить это слово на груди и поехать в Сеул.       — Понятно, — процедил Чон, проходя в зал.       Он сообразил, что Чимин не в настроении делиться подробностями из жизни, и за это его хотелось поблагодарить. Пак переодел треники, но не нашёл футболки и поэтому невозмутимо вышел в зал как есть, с голым торсом и босиком.       — Ну что? — он увидел Чонгука возле магнитофона. — Только включи что-нибудь другое… не то, что мы репетировали.       — Согласен, меня это заебало, — младший кивнул и нажал кнопку воспроизведения.       Заигравший трек был Чимину не знаком, но он решил, что более подходящего момента не найти, и принялся делать растяжку.       — Ты со мной? — уточнил он у застывшего в той же позе возле магнитолы Чонгука.       — Я так не согнусь… — недовольно проговорил тот.       — Как сможешь, так и сгибайся, — Чимин уселся на пол и потянулся кончиками пальцев к мыскам. — Дело в практике. Но растяжка полезна!       — Ладно, — младший уселся рядом и уставился на Чимина через зеркало.       Тот не подавал виду, что ему это мешает, хоть и давно заметил за Чонгуком эту странную особенность. Её, конечно, можно было списать на подростковое стеснение и любопытство, но, кажется, Тэхён был прав — интерес был направлен только на Чимина, а не на кого-то другого.       Это льстило и одновременно вызывало смешанные чувства, которые Пак в себе подавлял. Не то время и место. Он мечтал, чтобы слово, вытатуированное на груди помогло ему в жизни хоть как-нибудь, и радовался, что изнуряющие тренировки оставляют голову безо всяких мыслей.       — Это, блядь, физически невозможно! — в конце концов пытающийся согнуться Чонгук бросил эту затею.       — Осторожно, — усмехнулся Пак и встал на ноги. — Теперь давай танцевать.       — Я не знаю — что именно, — Чон подскочил следом и принялся неуверенно переносить вес тела с одной ноги на другую.       Чимин прислушался к сменившейся мелодии, и улыбнулся, узнавая в ней виолончельную сюиту Баха. Считая это удачным совпадением, он резко упал на пол и с лёгкостью перекатился через голову. Чонгук испуганно отпрыгнул в сторону — Пак выставил руки вверх, словно в какой-то безумной попытке встать, и вдруг принялся раскачиваться в такт мелодии, подстраивая дыхание под плавные, глубокие переходы виолончели. Штаны, разумеется, только мешали — ткань натягивалась, стесняя движения, и Чимину приходилось терпеть, создавая хореографию на ходу. Он не мог видеть лица Чонгука, хотя ему было до безумия интересно — как именно тот смотрит? С любопытством? Со смешением страха и отвращения? Такие танцы, с элементами балета и некоего акробатического экспромта, вводили несведущих людей в ступор. Не каждый считал это искусством — кто-то и вовсе смеялся, показывая пальцем и сравнивая современный танец с конвульсиями. Но для Чимина это было то же самое, что и дышать. В движении и в музыке он ощущал себя свободнее, чем когда-либо, жалея лишь о том, что танцует один. Партнеров в школе у них было несколько, но ожидаемой химии между ними не возникало, поэтому учитель просто ставил синхронные танцы вместо одного на двоих.       Музыка стихла, а вскоре и вовсе сменилась на другую, поэтому Чимин перестал, прикрыв глаза и выравнивая дыхание.       — Не совсем то, что мы танцуем, правда? — спросил он, переведя дух, и, наконец, бросив быстрый взгляд на Чонгука.       — Как ты это делаешь? — тот смотрел на Чимина круглыми глазами и чем-то напоминал испуганного оленёнка из диснеевских мультиков.       — Танцую? — ответил Пак вопросом на вопрос.       — Ты будто танцуешь музыку, — пробормотал младший, быстро продолжая. — У тебя все движения, словно так задумано.       — Я импровизировал, но эта мелодия давно известна, поэтому можно что-то предугадать, — Чимин подошёл к магнитофону и убавил звук, а затем сел на пол, скрестив ноги по-турецки.       Чонгук устроился напротив, кажется, всем своим видом выражая готовность слушать. Это невероятно льстило, но Пак отсекал любую попытку возгордиться.       — Основа танца — это всегда тело, — продолжил он. — Тело воспроизводит набор заученных движений, но помимо этого есть ещё наши привычки или жесты, и надо быть предельно честным, чтобы отражать эту индивидуальность и добавлять её в движения.       — Я не знаю своей индивидуальности, — Чонгук резко помрачнел и отвел взгляд.       — Когда ты рассказываешь что-то интересное, всё твое тело двигается вместе с тобой, — Чимин подавил в себе улыбку, чтобы не обидеть младшего.       — Я просто суетной, — пробурчал тот себе под нос, не глядя на Пака.       — Танцор рассказывает историю, заложенную в танце. Точно также, как ты рассказываешь обычную историю.       — Я понимаю, что такое выражать себя в танце, но как можно выражать то, чего не знаешь? — Чонгук встретился с ним взглядом, в котором читалось отчаяние. — Я не знаю себя.       — Я тоже, давай познакомимся? — пошутил Чимин, но затем быстро добавил. — В танце ты выражаешь чувства. То есть в какой-то степени познаёшь себя.       — Слишком сложно, — Чонгук потряс головой и взъерошил волосы. — Иногда я думаю, что хочу танцевать лучше, но потом вижу, как это делаешь ты… и…       Он запнулся, словно сказал лишнего и растерянно посмотрел прямо перед собой. Чимин не знал, как заполнить паузу, повисшую в воздухе.       — Извини, что я наехал на тебя тогда… утром… — младший произнёс это едва слышно.       — Да пустяки! — поспешил успокоить его Пак, судорожно пытаясь вспомнить, чем же его мог обидеть младший.       — Ты ни за что не вылетишь в финальной оценке, — продолжил Чонгук чуть более громко. — Это я вылечу, потому что у меня не получается также.       — Ещё есть время, давай потренируемся? — предложил Чимин, жалея несчастного парня.       Когда-то он и сам был таким — неуверенным, напуганным. По сути это не изменилось даже сейчас, ведь перспектива не попасть в финальный состав приводила его в ужас.       — Чимин-а, — Чонгук снова забыл обратиться к нему вежливо, но парень пропустил это мимо ушей.       — М-м?       — Научи меня также, — искренне и серьёзно проговорил он.       — Постараюсь стать хорошим учителем! — Пак улыбнулся, поднимаясь, и протянул руку младшему.       Тот ухватился за его запястье так крепко, что на долю секунды стало больно. Чимин в очередной раз отметил силу — он увидел её с самого начала, с первых движений Чонгука в этой самой комнате для практик. Их стили были разными, но кажется, именно это могло стать тем самым недостающим звеном. Пак ужасно хотел попробовать научить его контемпорари, чтобы потом станцевать вместе. Но для этого им надо было стать ближе во всех отношениях, узнать друг друга лучше, понять…       Понравится ли Чонгуку то, что Чимин всё это время прятал?       Понравится ли это остальным?       Пак старался об этом не думать и просто двигался, забывшись в танце и в улыбке Чонгука, которая снова начинала проскальзывать на лице, пока они тренировались.       Спустя пару часов, вымотанные донельзя, оба устроились в углу студии и съели луковые чипсы, запивая их сладким молоком и ни о чём не жалея. Чонгук показывал какие-то глупые шутки на телефоне, Чимин хохотал, как безумный и впервые за долгое время ощущал себя вполне счастливым.       Они вернулись в общежитие вместе, чтобы сделать уроки. Тэхён куда-то ушёл с Джином и Хоби, в общей гостиной было подозрительно тихо и как-то непривычно пусто. Но рядом с Чонгуком это переносилось легче — Чимин слушал, как тот вполголоса что-то зубрит и даже успел задремать.       Он открыл глаза от писка электронного замка и обнаружил себя лежащим на диване, с ощущением, будто поспал на сто лет вперёд. Посмотрев на мобильник, Пак ужаснулся, осознав, что это, в сущности, так и было. Видимо, Чонгук не стал его будить и ушёл, а остальные каким-то образом вели себя тихо?!       В прихожей послышались тихие ругательства. Чимин приподнялся на локте и медленно сел, гадая, кто же это мог быть? Обычно он сам возвращался в это время с тренировки, а остальные мирно сопели в своих кроватях.       — Да блядь… — в конце концов парень сообразил, что ругался никто иной, как Юнги.       — Эй, что случилось? — шёпотом поинтересовался он, выглядывая из дверного проёма.       — Всё… всё нормально, иди спать! — не глядя резко процедил тот, пытаясь развязать шнурки на кроссовках.       Пак нахмурился, осматривая парня и соображая, что нормальностью здесь и не пахнет. Он скользнул взглядом по мокрой, грязной куртке, по джинсам в таких же мутных разводах, затем по рукам, одна из которых безвольно свисала вниз и не помогала другой делать очевидное. Юнги пытался развязать шнурки пятью пальцами.       — Хён, — начал было Чимин, но парень, наконец, бросил эту нелепую затею и резко выпрямился.       — Чимин-а, — строго начал он в ответ, но его лицо внезапно исказилось в болезненной судороге.       — Так, стой тут. Я беру аптечку, и мы идём на крышу, — резко произнёс Пак, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.       Он знал, где лежат бинты и дезинфектор, а заодно прихватил с собой пару бутылок воды и какие-то тряпки. Отдохнувшее в кои-то веки тело слушалось хорошо, но тревога отнюдь не помогала мыслить здраво. У Юнги были кровоточащие ссадины на лице.       — Пошли, — он вернулся в прихожую к застывшему на месте Шуге и поразился перемене настроения.       Лицо хёна посерело, а руки безвольно повисли, словно он вдруг услышал какую-то жуткую новость. Чимин никогда не видел этого человека настолько обескураженным, поэтому решил взять руководящую роль на себя, быстро влез в кроссовки и буквально собственным телом вытолкнул Юнги за дверь на лестницу.       Шагая следом, он всё пытался сообразить, что произошло, и разглядывал, как именно Мин прихрамывает. Из маленьких окошек под потолком не было видно улицы, но Чимин быстро отбросил нелепые мысли о драке, преследовании, а уж тем более полиции.       Наконец, они поднялись на этаж выше, и хён, кряхтя, открыл железную дверь.       Крыша была мокрой после дождя, который накрапывал до сих пор, но впереди имелся специально обустроенный навес, в котором они и остановились.       — Садись, — велел Чимин, всем своим видом пытаясь выразить непреклонность. — Держи воду.       Он всучил ему бутылку, но Юнги вдруг рассмеялся истерическим, лающим смехом. Затем плюхнулся на лавку и прикрыл часть лица рукой. Бутылка выскользнула из пальцев и откатилась в сторону. Пока Чимин бежал за ней, в голове пронеслась одна единственная, мысль, в которую не хотелось верить.       Что если Мин Юнги не мог шевелить рукой?       Пришлось скрутить пробку и протянуть ему бутылку ещё раз.       — Пей. И давай промоем ссадину у тебя на лбу, — Чимину стоило определённых усилий вести себя прямолинейно со старшим, но тот будто сдался, подняв на него взгляд, полный отчаяния.       — Я в дерьме, Чимин-а…       — Почему ты так решил? — Пак дождался, пока тот сделает несколько глотков, затем забрал бутылку и открыл антисептик.       — Потому что я реалист. А то, что со мной случилось — самое настоящее дерьмо.       — Не расскажешь? — Чимин налил жидкость на ватку и сразу же приложил к ссадине у Юнги на виске.       — Ты же в курсе, что я курьерил? — тот вяло поморщился, позволяя обработать повреждённую кожу.       Пак осторожно кивнул.       — Так вот считай, что я проебался. Потерял работу и должен денег.       — За что?       — За мопед, который я сегодня разбил.       — Ты попал в аварию? — в груди резко похолодело. Мысли, которым не хотелось верить до последнего, воплотились в реальность.       — Блядь… — Юнги попытался выпрямиться и простонал от боли.       — Что с рукой? — Чимин отступил в сторону, — снимай куртку. Я помогу!       — Да ничего с ней! — раздражённо отреагировал Шуга, но Пак только нахмурился, настаивая на своём, и принялся помогать.       — Вот так… осторожно…       — БЛЯДЬ, СУКА, БОЛЬНО! — воскликнул Юнги, и у Чимина защемило в груди.       Он хорошо знал, что такое выбитые суставы — сам страдал от подобного несколько раз, но в случае с Шугой, кажется, причина крылась не в этом. Когда тот всё же дал стянуть с себя треклятый рукав, парень сперва даже ничего не заметил. Однако спустя мгновение цепкий взгляд уловил разницу, опознав отёк.       — Плечо, — прошептал он.       — Знаю, — тихо отозвался Юнги, пытаясь как-то пристроить ноющую руку.       — Нужно ко врачу.       — К какому… У меня денег нет.       — Нужно сообщить руководству… — начал было Чимин.       — Ты больной?! У нас дебют через полтора месяца, какое руководство? Да меня же отсюда вышвырнут быстрее пули!       — Тише! — шикнул на него Пак и тут же осёкся. — Но это нельзя так оставить. Завтра отёк будет ещё сильнее…       — Съем обезболивающее.       Чимин закатил глаза и вытащил из кармана мобильный. Чёрный день, которого он так боялся, кажется, настал сегодня. Причём самым неожиданным образом. Потом придётся объяснять отцу, на что он потратил деньги, но Пак решил, что как-нибудь справится.       — Документы с собой? — он проверил счёт, убедившись, что средств достаточно.       — Зачем? — Юнги, кажется, устал спорить.       — Едем в больницу. Я заплачу, об этом сейчас не думай. Мы всё сделаем анонимно.       — А ты отчаянный, Чимин-щи, — Юнги горько усмехнулся.       — Сиди тут, я сбегаю оденусь! — велел Пак.       Его трясло, пока он пытался собраться с мыслями и захватить всё, что нужно. Чимин впервые находился в ситуации, когда должен был позаботиться о ком-то, да ещё и о ком-то столь упрямом, как Мин, мать его, Юнги. Они были знакомы меньше полугода, но хён производил впечатление строгого, своенравного человека, который не любит, когда другие вмешиваются в его дела. Сможет ли Чимин помочь ему?       Он заметил тлеющий огонёк сигареты, когда вернулся на крышу, но не стал комментировать факт курения. В конце-концов, разве это его дело?       — Я заказал такси, — произнёс он, глядя на то, как Шуга в очередной раз крепко затягивается.       — Я буду тебе должен, — серьёзно заметил он.       — Забей, — отмахнулся Чимин, понимая, что ему действительно всё равно.       Он не считал это чем-то особенным. Скорее даже естественным, раз уж им, возможно, предстояло существовать вместе в дальнейшем.       Страх отходил на задний план, уступая место отчаянной храбрости.       — Забей, — повторил он, помогая спуститься Юнги по лестнице. — Всё будет хорошо.