***
После работы Арсений соглашается помочь Позову с переездом как обладатель тачки, и он счастлив этому до усрачки, потому что иначе, кажется, он имел бы все шансы стать навязчивой псиной, готовой свернуться вокруг Шастовой ноги и не отлипать от него хотя бы эти выходные. Арсений впервые всерьёз задумывается о том, что они с Антоном действительно могут оказаться соулмейтами; и точно не чувствует по этому поводу никакого негатива. Это осознание вызывает и трепет, и лёгкий испуг, потому что у Шастуна пока любовь только с его задницей. — А чего Шастуна с нами не позвал? — спрашивает Арсений уже в машине, когда они едут к Димкиному дому. — Вы ж друзьяшки. — Да чёт… Он кофе на себя с утра пролил, ходил весь какой-то… Не знаю, не такой как обычно, — слегка встревоженно отвечает Дима, не замечая ехидный арсеньевский смешок. — Я, кстати, думаю, что это из-за тебя. Дима замолкает, заставляя Арсения вскинуть бровь в ожидании продолжения. Он старается внешне оставаться спокойным, хотя в груди всё замирает: а если Дима что-то знает? А если Антон потом решит, что это Арсений ему рассказал?.. — Я в том смысле, что отстань ты от него, — это настораживает ещё больше. — Проект-проектом, конечно, но он же с утра до ночи работает! Так и до выгорания недалеко. А ему ж и отвлечься толком не на что… Днём и ночью в обнимку со своим компом. Арсений наконец выдыхает, но всё равно сварливо бормочет себе под нос: — Я работаю в этом направлении… Жопу рву, так сказать. Димка в ответ только фыркает.***
С переездом возятся почти до трёх часов ночи, благо, что завтра суббота. Даже Арсений, с его спортивной подготовкой и тренажёркой несколько раз в неделю, в конце чувствует себя вымотанным, потому что никакой кросс-фит не сравнится с пятью часами перетаскивания коробок; поэтому, наверное, он и не отказывается, когда Позовы предлагают выпить вина и остаться ночевать у них. — А как вы поняли, что соулмейты? — спрашивает Арсений, когда весёлые истории Позовых про то, как их семейство пережило предшествующий переезду ремонт, заканчиваются. В ожидании ответа он разваливается на диване с бокалом в руках и разглядывает многоуровневое мягкое освещение, подобранный текстиль и даже дверцы от шкафов: в этой квартире любовь чувствуется в каждой детали. Может быть, Арсений не дизайнер интерьера, но он сам обставлял свою квартирку, и даже его поверхностных знаний хватает, чтобы оценить, как тщательно подбиралась каждая вещь, которую он сейчас может увидеть. Весь дом Позовых дышит вниманием и любовью, и Арсений с удивлением отмечает, что не чувствует себя здесь чужеродно. — Да оно как-то… само, — пожимает плечами Катя. — У нас, конечно, гормон не очень высокий и нам нужно было, ну, ты понимаешь… Одного взгляда или касания там недостаточно было. Дима посмеивается: видимо ему забавно, что Катя так скромничает перед человеком, который каждые понедельник, среду и пятницу во всех подробностях рассказывает про свои сексы целому офису. — Кать, ты не стесняйся. Арсений про письки знает больше, чем мои одногруппники врачи-венерологи, — улыбается Дима. Точно, а Арсений и забыл, что он на врача учился. — Ну, короче, — расслабляется Катя, — нам хоть и нужно было поцеловаться, нам и до этого уже всё понятно было. В сам момент, конечно, это казалось прям, знаешь… откровением. Когда я чувствовала то, что Дима ко мне чувствует… — Катя будто возвращается в свои воспоминания, и её взгляд становится таким счастливым, что Арсению хочется то ли плакать, то ли блевать. — Круто, короче, было, — Катя будто снова смущается, но в этот раз уже своих чувств и искренности. — Правда, Дим? — Ага, круто. Нас тянуло друг к другу постоянно. Я уже на первом свидании понял, что женюсь. И я сейчас не преувеличиваю. Арсений вздыхает: — А не было такого, знаешь… Что вот тебе хотелось… Наблюдать со стороны. Восхищаться, как предметом искусства, — Арсений драматично взмахивает рукой, вспоминая, какие оды Антон сочинял его заднице в своих имейлах. — Не, Арсюх, с соулами это так не работает. Ты изо всех сил хочешь быть рядом с ним, как только у вас начинаются какие-то романтические отношения, — пожимает плечами Дима, и Арсений думает, что это очень похоже на его поведение с Антоном, но совсем не похоже на поведение Антона. Говно. — Но, конечно, знаешь, я считаю, всегда надо перепроверять, — перебивает мужа Катя, возможно замечая, что Арсений приуныл. — Чувства эти… У всех индивидуально. В конце концов этот соултенин нормально начали изучать только десять лет назад. Арсений кивает и доливает себе вина.***
Арсений клянётся себе, что на выходные оставит Антона в покое. Он не навязчивый. Он милый, игривый, сексуальный котёнок, а не псина приставучая; по крайней мере, в своём воображении; по крайней мере, до вечера субботы. Он сам пишет Антону ещё с утра, напоминая про доработки по проекту, которые они действительно обсудили вчера, и как бы невзначай сообщает, что все выходные планирует работать. Но какая тут работа: уже пару часов спустя Арсений снова перечитывает все письма Антона и создает себе папочку с избранным; ещё через несколько часов — делает огромный заказ на Озоне, куда складывает и с десяток костюмов для ролевых игр, которые особенно заводят Антона, и просто огромную пачку презервативов. Хотя, на кой ляд они им нужны, непонятно, если ещё после первого раза они умудрились обменяться всеми телесными жидкостями. В любом случае, Арсений до Антона был чист, а тот, кажется, сексом до него занимался в прошлом тысячелетии, — рассуждает Арсений, но на всякий случай записывается на плановую сдачу анализов, которые, при его образе жизни, являются значительной ежемесячной статьёй расходов. К семи часам вечера, Арсений решает, что Антон воспринимает его только как сексуальный объект, исключительно по причине того, что за три года общения у них не было шанса сблизиться. Он смотрел на Арсения издалека и хотел его, и сейчас опрометчиво считает, что хочет только секса, но это всё только потому, что он не знает, какой Арсений на самом деле замечательный! Неординарная личность, высокий IQ, блистательное чувство юмора и самые лучшие оладушки по утрам. И если Арсений продолжит быть таким же ненавязчивым, как последние сутки, у Антона же так и не будет возможности об этом узнать! — Привет! — улыбается Арсений, снова оказываясь на пороге чужой квартиры. В этот раз даже в одежде под пальто. — Я тут это… Новая идея по проекту, решил сразу тебе рассказать, а то вдруг я опять объебался, — он заходит к Антону как к себе домой, пока тот молча наблюдает за этим, вскинув брови. — Да и это… Я блинов захотел, приготовил, а чёт дохуя получилось. Решил поделиться. Его снова провожают взглядом, но Арсению это вовсе не мешает уже вовсю хозяйничать на кухне и наливать себе чай. Нельзя же выгнать из дома гостя, пока он пьёт чай? Арсений выбирает себе самую большую кружку. Антон, не пытаясь скрыть своё удивление, заходит на кухню следом, обнимает метающегося по комнате Арсения со спины и целует прямо в холку, заставляя кожу под своими губами мурашиться. Пизда. Арсений всё ещё млеет, когда Антон поворачивает его в своих руках и легонько чмокает в губы. — Я звонить тебе хотел, — Антон признаётся в этом так легко, что Арсению даже внутренне тяжело себе признаться в том, как он парился, решая, стоит ли проявлять внимание; но всё это блекнет на фоне того, как всё существо торжествует: Антон звонить ему хотел! — Как раз пара вопросов по аналитике возникла. Давай чай попьём и пойдём доделывать. «В пизду», — тут же обратно скукоживается всё под арсеньевскими рёбрами. Хочется, конечно, тут же сказать: «Собирайтесь, блинчики, мы уходим!» — но, видимо, Антон тут и правда работал, да и у Арсения действительно есть пара новых идей. К тому же возможность работать вдвоём, у Антона под боком, уже через секунду не кажется такой уж и идиотской, когда Антон проводит большими пальцами по выступающим тазовым косточкам. Такой нежный, зараза, хоть и бесчувственный конч. — Ты готовишь? — удивляется «бесчувственный конч», разглядывая кружевные блинчики. — Угу. Иногда. По настроению, — Арсений, конечно, не собирается признаваться, что просто заказал блины в Лавке и подогрел перед выходом: на какие только ухищрения не пойдешь ради классного секса и этого огромного рта, расплывающегося в улыбке. Антон тащит на кухню бабушкино морошковое варенье, и они все обляпываются, пока пьют чай. Антон слизывает оставшиеся капли с Арсовых пальцев, и Арсений снова тает, как айсберг у берегов Австралии: такой же прежде холодный, и такой же бессильный перед внешними обстоятельствами; Антон нашёл в его атмосфере озоновую дыру и палит прямыми лучами. Антон работает в новомодном компьютерном кресле, за которое наверняка отдал дохуя денег, но для реализации коварного плана это не подходит: как ни пристраивайся, под боком сесть не получится; так что он всеми правдами и неправдами, а точнее пятьюдесятью просьбами к нему подойти за пятнадцать минут и ногой, закинутой на чужое бедро, Арсений вынуждает Антона остаться работать с ним на диване, чтобы затем срываться на поцелуи каждые полчаса; главное, что Антон совсем не против. В конце концов именно он отставляет свой ноутбук и забирает чужой, чтобы опрокинуть Арсения на спину и улечься сверху. Они оба возбуждены, но оба слишком устали, а, может, не отошли от вчерашнего (у Арсения до сих пор задница после пробки побаливает), так что никто не спешит углублять ласку. И Арсения — до жопы помешанного на сексе Арсения — всё полностью устраивает. — Пойдём завтра на шоппинг? — предлагает он, когда они уже просто лежат в обнимку — это ощущается как домик, потому что Антон так и не слезает с него, и будто это служит самым большим оправданием, почему Арсений не собирается домой, хотя ему ещё не предлагали оставаться ночевать. — Фу. Не люблю, Арс, правда, — отнекивается Антон где-то в районе ключиц. — А если я пообещаю секс в примерочной? — Арсений ухмыляется, чувствуя, как расслабленное тело на нём тут же становится оживлённым. — Я нашёл среди твоих писем кучу на тему секса в публичных местах. Антон кусает за тонкую кожу плеч: — Зачем ты это перечитываешь? — тихо спрашивает он, и Арсению достаточно жара на своей коже, чтобы понять, что тот краснеет. Невероятный. — Это же ахуенно, у меня буквально есть энциклопедия твоих фантазий. Если бы меня спросили, я бы именно такой подарок загадал на день рождения, — улыбается Арсений. — Энциклопедию фантазий твоего невзрачного коллеги, на которого ты за три года не взглянул? — недоверчиво и даже укоризненно — хотя, возможно, это Арсений додумал самостоятельно — фыркает Антон. — Не смей меня осуждать, — Арсений тянет Антона к себе и теперь смотрит ему в глаза. — Ты всё это время старательно ворчал на меня. Так… что насчёт секса в примерочной? — Арсений старательно переводит тему, лишь бы они сейчас не начали разговаривать о том, а на кого же за эти три года в офисе он успел обратить внимание и скольких из них успел трахнуть. — Но если мы пойдём в магазин, то ненадолго. Да? — Купим тебе новую рубашку и всё, — обещает Арсений, который только в эту секунду понимает, что просто очень хочет свидание.(˘⌣˘)♡(˘⌣˘)
Арсений такой открытый. Такой искренний в своих эмоциях и желаниях. Антон ему почти завидует, доброй и светлой завистью: сам он так и не научился быть честным с собой. — Уже поздно так… — игриво говорит Арсений, делая вид, что пытается выбраться из плена Антоновых рук. Хорошо, что Антон не совсем социопат и хотя бы такие намёки считывать умеет. Да и пора научиться озвучивать свои хотелки через рот, так? — Останешься у меня? Завтра с утра на твой шоппинг и поедем. — Ну если ты наста-а-аиваешь, — продолжает корчить актрису Арсений. — Настаиваю, — Антон опускается к шее и легко касается кожи губами. Этот вечный спектакль Арсения даже начинает ему понемногу нравиться. Если эту артистичность да в нужное русло… — Наденешь завтра с утра фартук? Просто фартук, мне кажется, тебе пойдет… У меня есть… Беленький такой… — Ты хочешь, чтобы я приготовил тебе завтрак? — Антон боковым зрением замечает приподнятый кончик брови. — Я хочу, чтобы ты надел фартук, — тихо повторяет Антон, чувствуя, что краснеет. В очередной раз за вечер между прочим! Эта бестия то ноги на него положит, то целоваться нежно лезет, то про письма его рассказывает. В голове уже ни одной мысли по работе не остаётся, кроме «ноутбук серый», «проект — это где шесть букв» и «печатать — это когда по клавиатуре». А он вообще-то лучший разработчик в отделе! — Ну если ты хо-о… — начинает было Арсений с прежней интонацией, но вдруг обрывает сам себя, невесомо обхватывает его лицо ладонями, отрывая от шеи, и доверительно шепчет. — Конечно, надену, не сомневайся. Пока Арсений умывается, Антон выключает компьютер, ставит ноутбуки на стол и скептически рассматривает постельное бельё. Оно получает оценку выше ожидаемого — менял Антон его сразу после их игрищ в сенсорную депривацию в четверг. Почему-то именно бельё вызывает у него мандраж — у Антона давно никто не оставался с ночёвкой, а на этой квартире так вообще никогда. В чём тут можно объебаться — вопрос, конечно, — но Антон всё равно на всякий случай волнуется. Вдруг он храпит во сне. Или того хуже — разговаривает. Как это должно отпугнуть Арсения — тоже непостижимая загадка антоновского сознания. В конце концов это он настоял на ночёвке. — Ванная свободна! — Арсений выходит в одних трусах (к слову, обычных, в кои-то веки, хоть и облегающих, как вторая кожа) и с разбегу прыгает на кровать. Ну точно кот. В ванной, правда, Антон уже не так уверен в собственной инициативности — на раковине стоит пижонская умывашка для лица, в стакане — чужая зубная щётка. В темноте уже не так волнительно, темнота словно скрывает в себе страхи и сомнения. Антон несмело притягивает разомлевшего под одеялом Арсения и обнимает одной рукой поперек живота, заключая в большую ложечку. Арсений тут же притирается всем телом, встаёт во все впуклости и выпуклости, как пазл, ещё немного ёрзает и затихает. Кто бы сказал Антону, что это так приятно — просто обнимать со спины человека, — он бы не поверил. Не потому что такой весь самодостаточный и единоличный правитель своей кровати, а потому что уже когда-то давно пробовал, и ему не понравилось. А сейчас что-то совсем другое. Как будто они два друга детства, которые неровно дышат друг к другу, но не сознаются в этом даже самим себе. И тут на ночёвке мама кладет их на общий узкий диван, темнота, тишина, они оба почти голые, сексуальное напряжение растёт… О самом сексе или вообще каком-то тактильном контакте даже речи не идёт, но они с каждой минутой оказываются всё ближе друг к другу, и вот дыхание обжигает ухо, чужая рука случайно ложится около голого бедра… Арсений давит задницей на пах и шумно выдыхает. — Антон, если хочешь… Можно же ну… Не просто спать? Антон стыдливо отодвигает бёдра — впрочем, Арсений в секунду сокращает это расстояние, вжимаясь ещё сильнее, — и нервно отвечает: — Я не специально. Оно сейчас пройдёт. Арсений громко фыркает и снова притирается к напрягающемуся от этих манипуляций члену ещё интенсивней. — Это что, простуда, что ли. Пройдёт она у него. У меня тоже, между прочим, стоит… — Я… Я могу тебя потрогать… — шепчет Антон, чертыхаясь с собственной формулировки. Фантазии про педофилов или шмакающих священнослужителей, мацающих маленьких мальчиков с сальными фразочками, его никогда не заводили. Зато тело не отвлекается на глупые мысли: рука невольно опускается на едва натянутую ткань, чувствуя, как ствол доверительно прыгает прямо в ладонь. — Ну потрогай, — снова фыркает этот лис. — А сам? — Я это… Я сегодня уже кончил, — совсем на грани слышимости сознаётся Антон. Вообще-то даже три раза, потому что отсутствие Арсения рядом внезапно далось нелегко — вчерашнее утро то и дело напоминало о себе, словно оргазм с настоящим человеком два дня подряд сломал какую-то стену, и впустил в совсем новый дивный мир. — И ни одной фотки! — с наигранным укором говорит Арсений. — Я… Не на фотки, — и снова Антон чувствует, как кожа начинает гореть. То есть сознаться, что он наяривает на образ в чулочках или фантазию о том, где он Ведьмак, а Арсений — доколёбистый Лютик, это нормально, а как разговор заходит о реальных вещах, так тело выдаёт такие вот финты? — Твои фантазии меня тоже заводят, — урчит Арсений, укладывая свою ладонь поверх его руки на члене, и сжимая пальцы. — Это и не фантазии… А воспоминания. Вряд ли тебе было бы интересно, — стыдливо шепчет Антон. — Мне было бы интересно… Как ты это видел… Как тебе понравилось… Во мне… — так же понижает голос до шёпота Арсений и отдельными фразами сопровождает свои фрикции задницей. — Очень понравилось, — всё красноречие внезапно испаряется, когда перед глазами (снова!) встают картинки вчерашних «переговоров», которых ни один порнофильм не достоин. — Я всё ещё в шоке от белья и пробки. И как ты не закрывался после неё всё это время. Арсений довольно издаёт этакое «хо-хо», впрочем, не прекращая медленно дрочить себе через трусы Антоновой рукой. — Ну для ваших размеров только такая подготовка. Зато даже сейчас можно без затраты времени… Антон чувствует, как внутри сжимается всё крошечными ледяными кулачками волнения. Отказывать Арсению в сексе было легко, пока их общение напоминало поле боя. Сейчас же… Всё совершенно изменилось. И объяснить свой отказ становится всё сложнее. — Хочешь, я тебе отсосу? — пытается съехать с опасной темы Антон, самостоятельно сжимая ладонь и лаская уже полноценно стоящий член, головкой упирающийся в резинку боксеров. Арсений вдруг выворачивается под рукой, оказываясь перед ним нос к носу. Горячие ноги оплетают его бёдра, а руки — талию. Не думать о прижатых друг к другу напряжённых членах становится практически невозможно. — Антон. Я думал, мы уже прошли стадию притирания и отрицания влечения. В чём проблема? Я бы понял, если бы ты не любил анал, но у тебя же буквально каждая вторая фантазия заканчивается тем, что ты меня натягиваешь до яиц, — Арсений серьёзно вглядывается в его глаза в темноте, и Антону хочется только забраться под одеяло с головой. — Ну это фантазии же… — не очень правдоподобно отнекивается он. Мысли в голове носятся с бешеной скоростью. Со сколькими Арсений успел переспать в своей жизни? У него опыта до жопы, и то, что Антону удавалось удивлять его эти три раза лишь невероятное стечение обстоятельств. — Остальные твои фантазии получили потрясающую реализацию, — Арсений прижимается вплотную, хотя казалось бы, куда ещё ближе. — И они были куда более… экстремальными. — Это… Не совсем так, — жар арсеньевского тела в очередной раз переключает тумблер сообразительности на режим OFF. — Мне просто нравится… Доставлять удовольствие только тебе. Арсений вскидывает брови, но быстро стирает удивление со своего лица. Может, просто не хочет его смущать. — У меня много вопросов, но… ладно? Я люблю анальный секс, Антон, очень. И я с тех пор, как увидел твой блядский член, не могу перестать представлять его в себе. Ты доставишь мне огромное удовольствие. Это аргумент? Антон нервно сглатывает. Впрочем, а на какой ответ он вообще рассчитывал? Любовь Арсения к большим членам наверняка идёт вторым пунктом в его личном деле, сразу после имени, а не знает об этом разве что их уборщица, и то по причине того, что она не говорит по-русски. — Тебе же понравилось, как я тебя вылизываю, Арс? Хочешь, я сейчас снова тебя приласкаю? — делает Антон очередную попытку избежать расспросов, придавая голосу томной игривости и легко ведя бёдрами, чтобы подзабытые члены получили свою порцию стимуляции. Арсений вздыхает: — Мне нравится всё, что ты со мной делаешь. Но, может, расскажешь, в чём дело? — кажется, он намеренно отодвигается, чтобы ему дали ответы на его вопросы. Теперь уже Антон, как примагниченный, следует тазом за убегающей задницей, укладывая ладони на ягодицы и сжимая пальцы. — Давай… Отложим пока это? — выдавливает он через силу. — Вроде и так же хорошо? Я буду стараться, Арс… Арсений смотрит обиженно, но кивает и наконец жмётся обратно, переставая сопротивляться. — Подрочишь нам? Хочу кончить одновременно, — горячо выдыхает он Антону в шею и оставляет невесомый поцелуй за ухом. — Стой, наверное просто дрочка — это скучно для тебя. Хочешь, поиграем? Кем мне быть? Антон раскладывает каждое слово на буквы, думая, что ослышался. И уверившись, что Арсений имеет в виду ровно то, что сказал, чуть не воет от этой инициативы. Какой он всё-таки чуткий и умный, разве бывают такие понимающие люди? Даже к такому больному сознанию подход нашёл. Антон сглатывает, внутренне мандражируя, и решается — будь что будет: — Я подумал… Будто мы друзья детства, которых очень тянет друг к другу… И отдыхаем летом в деревне, у бабушки. И мы спим на одном диване и познаём собственное внезапное возбуждение, неловко начинаем лапать друг друга… Ну, что-то такое, — Антон начинает с жаром, но с каждым словом угасает, всё больше смущаясь своей фантазии. А если Арсений обидится, что вместо него тут вдруг увидели Арсюшку со двора? Кому вообще может такое понравиться? Арсений замирает, затаив дыхание, и тут чёрт его разбери: от нервов или от возбуждения. — Шаст, — он кладёт руку Антону на талию: совсем невинно. — Я давно хотел сказать… Ещё когда мы на речку летом вместе ходили, и ты меня в воду ронял… Мне… от твоих прикосновений… горячо так было. В голове словно что-то взрывается, потому что картинка раскрашивается другими цветами: вместо иллюминации города за окном — одинокий фонарь со двора, вместо гула машин — брехание собак. Вместо хитрого лисьего взгляда — наивно распахнутые голубые глаза. — Арсюх… Я признаться должен… Я ж поэтому и из речки ещё полчаса не выходил, чтобы бабушка на берегу не спалила, что у меня трусы топорщатся… Арсений краснеет: в темноте этого не видно, но лицо Антона так близко, что он чувствует жар. — Значит, я могу тебя поцеловать? — тихо спрашивает Арсений и жмётся к нему так доверчиво, будто для него это и правда всё в первый раз. Антон сглатывает, одновременно сгорая как от накатившего возбуждения, так и от степени своей кончености. Когда остаёшься с своими иллюзиями один на один, почему-то не так стыдно. — Только я… Никогда не целовался раньше. Вдруг тебе не понравится? Арсений шумно выдыхает, не отказывая себе в удовольствии постонать: — Мне нравишься ты. И этого достаточно, — он сам преодолевает последние миллиметры расстояния между ними и вжимается в чужие губы. Бёдрами двигает быстро, как подросток, который впервые испытывает возбуждение такой силы и пытается хоть как-то себя спасти. — Арс, у тебя такой твёрдый и влажный… Можно мне… посмотреть? — с трудом оторвавшись от ненасытных губ, бормочет Антон, чувствуя, как внутри горит от абсурдности ситуации. Арсений неразборчиво угукает в ответ: — Конечно, конечно, можно… Антош, пожалуйста… Помоги мне. Прикоснись ко мне. Я ещё никогда… Антон тянет резинку трусов вниз быстрее, чем думает об этом, обнажая изнывающий член. И осторожно прикасается двумя пальцами к головке, словно действительно видит чужой член в первый раз в жизни. Арсений жадно толкается в кольцо пальцев, немного отклоняясь от сценария, но Антон возвращает его обратно в созданные условия. — Он такой мокрый… И красивый… Арс, тебе приятно, когда я делаю так? — и прячет головку в кулаке, проворачивая ладонь, как на рычаге коробки передач. Арсений стонет так отчаянно, что, кажется, одному Богу известно, насколько тяжело ему продолжать игру в таком состоянии: — Очень… — всхлипывает он, захлёстываемый возбуждением, но больше не пытается форсировать события, сжимая пальцы на плечах Антона. — Потрогаешь еще? Я так боялся, что ты меня оттолкнёшь. А сам понял, что влип, когда начал в баню по три раза в день убегать, чтобы подрочить… Антон полноценно обхватывает член, размазывая прозрачную каплю с уретры, понимая, что и сам на грани выхода из роли. Пусть даже ощутить себя пятнадцатилетним неопытным юнцом неожиданно будоражит. — Теперь я сам тебе дрочить буду. Только говори мне, как лучше? Здесь? Арсюш, а здесь приятно? — Антон пропускает пальцы под яички и перекатывает их в ладони, средним потирая нежный шовчик. — Они так поджались. — Очень… Я хочу… Хочу тебя трогать тоже, — выпрашивает Арсений между стонами и заполошно лапает Антона. — Замри! — жарко шепчет Антон, перехватывая кисть у трусов, но абсолютно не меняя ритмичных поглаживаний всё ближе к анусу, заставляя Арсения приподнять колено для удобства. — Мне кажется, там бабушка проснулась. Арсений зажимает себе рот ладонью, изо всех сил стараясь быть тише, но двигать бёдрами, пытаясь найти больше контакта с пальцами, так же не перестаёт. Антон прижимается вплотную, высовывает руку и плюёт на ладонь; потом возвращает её на член и в потном плену животов начинает ритмично доводить Арсения до исступления. Тот тычется губами в ключицы и кусает Антона в плечо: видимо, продолжать зажимать рот рукой становится слишком сложно. Зато теперь она свободна и активно шерудит у него в трусах, стягивая их под яйца. — Так хорошо, Антош, совсем не так, когда сам трогаешь, — шепчет он, опаляя плечо горячим дыханием. — Ты такой горячий уже, можешь кончить мне в руку, не бойся… Арсений снова отчаянно стонет и начинает синхронно двигать кольцом пальцев по Антоновому члену. — Какой же он здоровый и классный, мама дорогая, — Антон не уверен, кто это произносит — Арсений или Арсюха. Тем более думать некогда: член в руке дёргается и стреляет в ладонь упругой струёй. Арсений расслабленно стонет, коротко содрогаясь в захвате. Отставать Антон не намерен. Он обхватывает Арсовы расслабившиеся пальцы на собственном члене, прижимается к его всё ещё пульсирующему стволу в три рывка доводит себя до разрядки. В очередной раз смешивая их сперму на Арсовом животе.***
Сон нервный, Антон просыпается раза четыре, каждый раз успокаиваясь лишь уткнувшись в тёмную макушку перед носом. Только когда в глаза начинает бить непривычный свет, Антон рывком садится на кровати и слепо смотрит в открытое окно; рядом никого, но распахнутые шторы точно не Шастово решение — он их открывает только на выходных и обычно к полудню, когда уже раскачивается. В квартире подозрительная тишина, и впору задуматься, а был ли вчера вообще Арсений, приходил ли он со своими правками и закидывал ли на него свои ноги. Позволил ли отдрочить себе, будучи участником примитивной фантазии. Еле переборов желание завалиться обратно под одеяло, предварительно закрыв шторы, Антон свешивает ноги с кровати и смурно мотает головой, как собака с репейником на ухе. — Горазд поспать, я уже думал музыку включать, раз солнечный свет не справляется, — на пороге появляется Арсений, вытирая руки маленьким кухонным полотенцем с таким видом, будто каждый день остаётся ночевать, будит Антона распахнутыми шторами и вытирает руки его полотенцами. Отчего-то на душе от этого осознания становится очень тепло, и тепло это Антона немного напрягает. В конце концов нельзя забывать — они не в отношениях. — Арс… Я уж подумал, ты уехал. — С чего бы? Всё мечтаешь отвертеться от шоппинга? Не на того напал. Иди умывайся, я там того… Завтрак сымпровизировал. И уходит обратно в коридор. Живот слегка тянет от голода — на часах уже одиннадцать, вполне объяснимое желание пожрать. Только вот после мыльно-рыльных процедур и явления себя кухне, мысли о еде испаряются как не бывало. Арсений в фартуке. Собственно, как и договаривались вчера. В одном только фартуке. Антон нервно сглатывает, не в силах отвести взгляд от уже так нежно полюбившихся ягодиц, над которыми завязки восседают пышным бантом. — Пришел, дорогой? Завтрак на столе! Кофе сейчас будет! — не разворачиваясь, строчит Арсений, и Антон слышит самодовольную улыбку в его голосе. — Арс… Я не намекал… Я правда просто говорил про фартук, — зачем-то начинает оправдываться Антон, словно он долго уговаривал, а потом насильно впихал Арсения в это белоснежное невинное одеяние, внезапно ставшее таким развратным и откровенным. — Тебе не нравится моё дополнение? — заглядывает через плечо Арсений, только вот Антон уже прижимается животом к голой спине, а руками поглаживает рюши на поясе фартука. — Мне очень нравится, — выдыхает Антон и легонько кусает Арсения за шею. — Ты не устал меня соблазнять? Только выспаться успел. — Ничуть. Мне очень интересно, что ты придумаешь сейчас, — и прижимается голым задом так крепко, что не остаётся сомнений, что придумал бы сам Арсений. Антон оставляет на плече очередную россыпь крошек-поцелуев с мурашками и шепчет: — Подрочишь для меня? И, отстранившись от Арсения, садится в кресло, принимая расслабленную позу зрителя. — То есть так ты решил использовать этот образ? — недовольный очередным непроизнесённым отказом, Арсений метает молнии из-под ресниц, но тем не менее скользит рукой под белую ткань и сжимает себя под ней. В голове бьётся на повторе: неужели согласился? Такой строптивый, такой колючий и неожиданно такой покладистый. Арсений начинает медленно двигать рукой, второй приподнимая подол фартука и обнажая напряжённый член. Удивительно, как немного ему надо для возбуждения. По кухне разносятся влажные звуки, перемежающиеся с тяжёлым дыханием, тихим рычанием и тонким стоном. Арсений то ускоряется, то наоборот сосредотачивается только на головке, указательным пальцем потирая уздечку. Сочетание белоснежного фартука и красного налитого члена — потрясающе. Собственный член оттягивает трусы, но Антон стойко его игнорирует. В этом есть какая-то извращённая прелесть. Когда Арсений начинает сжимать бёдра, а ласки становятся совсем агрессивными, Антон понимает, что пора. — Арсений, стоп, — тихо говорит он, получая в ответ очередной раздражённый рык. Он поднимается с кресла, подходит вплотную и ласково прикасается к надутым губам своими, а руками отстраняет арсеньевские от члена. — Издеваешься? Я почти кончил! — кряхтит он, делая попытки вернуть руку на член, но Антон качает головой и ласково целует в висок. — Доверься мне. Продолжим в магазине? — тихо говорит Антон, и лишь спустя длинную паузу получает в ответ сдержанный кивок. — Спасибо. Арс, ты великолепный. И такой послушный. — Завтрак жри, — стараясь выглядеть обиженным, огрызается Арсений, но Антон уже научился видеть, как млеет тот от вербальных ласк. На столе сервированы сэндвичи, яичница с беконом и овощи, Антон улыбается краем губ и немного хихикает. — Ты же заказал это всё? Арсений закатывает глаза, складывает руки на груди и показательно цокает, но и сам не удерживается от улыбки. — Не привередничай, — он отворачивается обратно к столешнице, моет руки и возвращается к брошенным чашкам кофе. — А, Арс, ещё одно. — А? — Арсений снова оглядывается через плечо. — Можно я тебя сейчас сфотографирую?