Дежа Раконте

Солнечные лучи, проникая сквозь тонкие перистые облака, заливали потомственные угодья семьи Рагнвиндр своим утреннем светом, оставляя причудливые узоры от листвы на ещё мокрой земле. И нежась под этим солнышком, никто бы сегодня не смог убедить другого в существовании вчерашней непогоды, если тот сам не был бы её свидетелем. На смену однородному шуму дождя пришли пение птиц и многоголосье слуг, обитающих в поместье. Буря нанесла немало вреда винокурне, и только своевременная и слаженная деятельность рабочих смогла уберечь такой ценный урожай винограда. Но и без этого дел было невпроворот. Хотя бы предстояло убрать все те ветки деревьев, которые сорвал вчера ветер и разбросал по всей округи, мешая нормальному передвижению по прилегающей к поместью территории. Этим и занималась вся мужская половина обитателей поместья. Причём именно вся без исключения — даже молодой господин не побоялся замарать руки и, сменив сюртук на более удобную одежду, вместе со всеми вышел во двор. Раздав необходимые указания, Дилюк встал во главе группы, которая направилась к дороге, ведущей из города на винокурню, чтобы оценить масштабы разрушений. К его облегчению, её почти не завалило, поэтому мужчины вскоре управились, погрузив самые большие ветки в телегу. Уже ближе к полудню они вернулись обратно к дому с несколькими обозами, заливаясь потом. Дилюк чувствовал как выбившиеся из высокого хвоста пряди волос прилипали к лицу, а рубашка была не менее мокрой, чем вчера, когда он попал под дождь — она обтягивала и сковывала движения. Теперь он мог мечтать только о том, чтобы побыстрее переодеться и дать разгорячённым мышцам остынуть. Но отдыхать было рано. — Свалите ветки за дом и покормите лошадей. После того, как разгрузимся, направимся к Каменным вратам! — скомандовал Дилюк и, стоя на лестнице, ведущей к крыльцу особняка, окинул взглядом винокурню. Виноградные лозы медленно освобождались от наспех возведённых вчера навесов, горничные подметали прилежащую к поместью отмостку, а несколько шустрых ребят чистили крышу от листвы и мелкого мусора, навалившего туда. Вокруг кипела жизнь! И эта картина успокаивала лучше любой микстуры. Настолько, что уголки губ Дилюка даже немного скользнули вверх. Его винокурня «Рассвет» смело выстояла против ещё одного бедствия. Разве это могло не радовать? Но, хоть всё возвращалось на круги своя, некоторых перемен так или иначе было не избежать. И одна из них до сих пор тихо спала в гостевой комнате в левом крыле… Позади Дилюка раздались знакомые шаги, следом подле него появилась главная горничная с излюбленном подносом. — Без изменений? — спросил мужчина Аделинду. Та кивнула. Дилюк окинул взглядом поднос, на котором лежал аккуратно сложенный платок и стоял прозрачный кувшин с яблочным соком. По его стенкам стекали крупные капли, что свидетельствовало о прохладе напитка и от чего мужчина вдруг почувствовал, как сильно пересохло у него во рту после тяжелой работы. Он за раз осушил несколько стаканов освещающей эссенции, затем взял платок и вытер пот со лба. Теперь с помощью «волшебства» заботливой горничной он вновь вернулся к жизни. — А письма какие-нибудь приходили? — снова задал вопрос Дилюк. На этот раз он получил отрицательный ответ, что немного омрачило его приподнятое настроение. Доктор пока что не посетил их, да и Кэйа вчера ушёл, не ответив ничего однозначного насчёт встречи с найденной девочкой. А информация от него могла сыграть решающую роль в понимании того, что делать с гостьей. В прошедшую ночь Дилюк много размышлял об этом. С одной стороны, оставаться у него надолго девочка не могла — мужчина меньше всего подходил на роль няньки и сам это прекрасно понимал. Да и обременять Аделинду воспитанием ещё одного ребенка не хотелось. Поэтому было необходимо куда-то пристроить девочку. С другой стороны, если не удастся отыскать её родителей или прочих родственников — а вероятность того, что ребёнок был сиротой, по-прежнему оставалась высока — отдавать её было некуда. В Мондштадте отсутствовали детские приюты, как таковые. Единственным местом, куда могли поддаться осиротевшие дети, являлось церковь, но у служительниц и так не хватало рук, чтобы должно приглядывать за всеми. Тем более девочку, появившуюся там, скорее всего сразу же начали бы готовить к становлению монахиней в будущем. Поэтому отдать её туда означало предрешить её судьбу. Но Дилюк не хотел брать на себя эту роль. Всё-таки не было ничего лучше, когда ребёнок сам мог выбирать, чем хотел бы заниматься в своей жизни, а не шёл по пути, избранному родителями… Поэтому где-то в глубине души Дилюк всё-таки надеялся, что появление девочки на винокурне и так похожее появление другого ребёнка в этом же месте больше десяти лет назад были связаны между собой. Это сняло бы часть ответственности с Дилюка, так как принесло бы какую-то никакую ясность не только в текущие обстоятельства, но и приоткрыло бы завесу тайны далёкого прошлого. Кроме того, в таком случае Кэйа тоже стал бы замешанным во всей этой ситуации, из-за чего оставаться бы в стороне не смог бы. Почему-то этот исход событий казался самым простым. И самым желанным для Дилюка. Хотя над причинами подобных желаний он предпочитал не размышлять, как и над прочими чувствами иногда возникающими в его сердце. Ему казалось, что если он начнёт это делать, то провалиться в непроглядную бездну, из которой уже не будет пути назад. Таким образом, выходило, что в данный момент говорить о чём-то однозначно было нельзя. И это по-своему раздражало. Приходилось ждать. Увы, может, дела Дилюка, связанные с работой почти всегда и имели успех, но вот на «семейном поприще» всё было куда печальнее и неопределеннее. — Не хотите уточнить, — будто бы невзначай поинтересовалась Аделинда, — к какому часу ожидать сэра Кэйу на ужин? Заодно можно справиться, благополучно ли он вчера вернулся в город. Дилюк цыкнул: — Это не званный ужин. Кроме того, я не уверен, что он сегодня приедет. У капитана довольно… переменчивый характер. «И язык без костей», — хотел уж добавить он, но вовремя остановился. Дилюк помнил, что Аделинда с детства не любила, когда они ссорились. — Как изволите, — с привычным спокойствием ответила горничная, хотя в этой фразе угадывалось вполне очевидное продолжение: «Как изволите, тогда я сделаю это за вас». Вдруг в привычный пейзаж, открываемый им с возвышенности, закралась изменчивая деталь — вдалеке на дороге показалась маленькая двигающаяся точка. Когда она чуть приблизилась, Дилюк узнал в ней экипаж доктора — зрение у молодого господина всё-таки было орлиное. Попросив Аделинду встретить его, мужчина удалился, чтобы привести себя в порядок. Как раз к моменту, когда он готовый вновь спустился на первый этаж, врач только-только зашёл в дом вместе с главной горничной. Они поприветствовали друг друга, пожав руки. Аделинда оставила их со словами, что ей надо разбудить пациентку и подготовить её к осмотру. Доктор же принялся расспрашивать господина Дилюка об обстоятельствах нахождения ребёнка. Это не вызвало проблем, ведь последний всецело доверял ему, несмотря на то что врач был иностранцем. Причина этого крылось в том, что тот отличался необычайным мастерством и лечил их семью с тех пор, когда ещё старший Рагнвиндр был жив. — Простите, господин Дилюк, простите, — причитал доктор, — если бы я только мог доехать ещё вчера, то непременно это сделал. Но погода, понимаете… Дороги совершенно размыло. Наверное, только тот, кто может ходить по воде, вчера был в силах добраться до винокурни. — Ничего страшного, — ответил Дилюк, сам задумавшись о том, как быстро Кэйа вчера приехал, стоило ему только попросить. Их неспешный разговор прервал детский крик, раздавшийся с верхних этажей. Дилюк первый вбежал в гостевую комнату, так как врач ввиду возраста отстал от него. А там… Несколько горничных, среди которых была и Аделинда, обступили кровать со всех сторон, раскинув руки в стороны, изображая из себя живую стену, окружающую ребёнка, с ногами забравшегося на постель. Как только молодой господин появился в дверном проёме, его взгляд поймали большие и уже знакомые ему голубые глаза. Но более они не были пустыми стекляшками — сейчас они полыхали огнём. Сквозняк, создаваемый в комнате из-за открытого окна, развивал белокурые волосы девочки и её ночную сорочку, и, наверное, если бы только такое было возможно, она с радостью оседлала бы этот ветер, чтобы улететь отсюда прочь. Дилюк опешил и, будто бы сдаваясь, поднял руки. Он старался сделать свой голос как можно более располагающим, но он по-прежнему звучал низко и холодно: — Всё в порядке. Успокойся, — мужчина медленно стал подходить к кровати, словно к гнезду дикого зверя, — помнишь меня? Мы виделись вчера. Это я привёз тебя на винокурню. Девочка напрягла лоб, видимо, силясь припомнить события минувшего дня. Скорее всего, у неё получилось, потому что тело ребёнка немного расслабилось, а выражение лица стало неуверенным. — Что вы хотите со мной сделать? — ещё с опаской спросила девочка напрямую Дилюка, игнорируя прочих людей в комнате. Она смотрела на мужчину сверху вниз, и у него появилось предчувствие, что, если он ответит неправильно, гостья, перепрыгнув через горничных, набросится на него. — Никто здесь не хочет тебе навредить. Я обещаю. Подумай сама: если бы хотел, стал бы спасать? Дилюк подошёл к кровати, и несколько слуг расступились, освобождая ему место в их кругу. Конечно, сказанное им не походило на то, как обычно успокаивают детей. Обычно так вели переговоры с теми, кого взяли в плен и из кого надо было выудить информацию. Но, к сожалению, Дилюк располагал лишь такими навыками. Однако, оказалось, его слова удовлетворили ребёнка. Она, закусив губу, медленно опустилась на постель, поглядывая на каждую из горничных, чтобы те не предприняли попытку схватить её. — Так-то лучше, — устало выдохнула Аделинда, подав горничным знак опустить руки и немного отойти от кровати. Неустойчивое перемирие воцарилось в спальне. Но было непонятно, надолго ли. Пока было рано о чём-то говорить, и Дилюк это понимал. Но Аделинда так не считала: женщина уверилась, что конфликт полностью исчерпан, поэтому усыпила свою бдительность. Видимо, с возрастом она теряла былую хватку. — Вам следует привести себя в порядок, — сказала главная горничная девочке, беря с комода тазик с тёплой водой и лежащее рядом махровое полотенце. Но та, усиленно игнорировала её, видимо, решив, что «переговоры» будет вести только со своим спасителем. Она перевела взгляд с горничной на мужчину и вопросительно посмотрела, требуя объяснений. — Тебе лучше послушать Аделинду, — единственное, что сумел ответить Дилюк, — сейчас придёт доктор и осмотрит тебя, поэтому… — Доктор! — завопил ребёнок, будто бы её ошпарили раскалённой кочергой. В её глазах мелькнул животный ужас, она замотала головой из стороны в сторону и выставила руки вперёд, защищаясь. Всех поразила такая реакция, но больше всего был ошарашен Дилюк. Если бы он только мог подумать, что его слова возымеют такой эффект и перечеркнут все его предыдущие достижения, то, наверное, держал бы рот на замке. Но, увы, сказанное вернуть было невозможно. Тем временем до гостевой комнаты наконец-то добрался врач. Тяжело дыша и весь красный от натуги он вошел в спальню, не понимая, что здесь происходит. Но через мгновение к его недоумению присоединились и все остальные, так как следующие события произошли столь стремительно и неожиданно, что никто из присутствующих не успел среагировать на них и как-либо их предотвратить. Завидев, что все отвлеклись на вошедшего врача, девочка в панике сорвалась с постели и, словно юркий зверёк, проскользнула мимо главной горничной, то ли намеренно, то ли случайно задев её. Таз с водой в руках Аделинды перевернулся, насквозь промочив её платье и выведя одного из главных противников из игры. Другие горничные только и смогли, что разинуть рты от этой картины. Дилюк же резко поддался вперёд, перекидываясь через кровать, но безуспешно. Его пальцам не хватило буквально несколько сантиметров, чтобы ухватить за край ночной рубашки. Проскрипели половицы — и девочка в три прыжка преодолела расстояние до окна, а с помощью четвёртого запрыгнула на деревянный подоконник. Все ахнули. Девочка ещё раз обернулась, и Дилюк увидел её гордое лицо, мелькающие средь развивающихся занавесок, и решительный взгляд. В следующую секунду детская ножка шагнула вперёд, в пустоту, и скрылась в неизвестности за оконной рамой. Все только и смогли увидеть, как белокурые пряди, соскользнув вниз, исчезли за подоконником. Сердце Дилюка пропустило удар. В этот же момент он разучился дышать. Весь мир сжался до размеров этой маленькой комнаты. С тяжёлой головой Дилюк подбежал к открытому окну, и этот путь будто бы занял у него вечность. Казалось, что ноги его шли, но ближе он и вовсе не становился. Но вот его ладони почувствовали шершавое дерево подоконника, и сквозь пелену, заслонившую глаза, проступили образы. Каменная отмостка, кусты, посаженные вокруг дома, телега… Телега? А в ней сено! Вдруг Дилюк вспомнил, как просил покормить лошадей, таскающих грузы. И стоило в его голове промелькнуть мысли о том, что девочки среди того, что он видит, нет, сено зашевелилось. Тут же мужчина почувствовал, как сзади к нему подбежали несколько испуганных людей. Все они стали свидетелями того, как ребёнок на вид целый и невредимый выскочил из телеги и с соломой на голове помчался наутёк, затерявшись где-то среди виноградников. — Ну, могу уже сейчас сказать, что со здоровьем у юной пациентки все более чем прекрасно, — сказал доктор, протирая линзы своих очков. — Вот негодница! — осматривая свой костюм, с которого на паркет капала вода, не сдержалась Аделинда, уже оправившаяся от первого шока. Остальные горничные продолжали держаться за сердце. — Вам лучше переодеться, а то так и простудиться недолго, — попытался успокоить её врач. Все замерли в ожидании реакции хозяина, но господин Дилюк продолжал хранить молчание. Он, оставаясь всё в той же позе, всматривался в направление, где исчезла девочка, и его лицо не выражало никаких эмоций. В конце концов мужчина всё-таки оторвал руки от подоконника, одёрнул костюм и сказал лаконичное: «Найти её» — после чего скрылся из комнаты, оставив после себя лишь вмятины от пальцев на подоконнике. Его холоднокровие поражало и пугало, но никто не был удивлён подобному поведению. Им было не суждено узнать, что творилось у него внутри. «Молодец, Дилюк, напугал и потерял ребёнка, ничего не скажешь», — повторялось в его голове раз за разом. Итак, теперь перед прежней группой Дилюка стояла иная задача: вместо того, чтобы направиться к Каменным вратам, им следовало обойти винокурню метр за метром и взамен сорванных бурей веток найти шуструю, словно ветер, девочку. Еще не до конца оправившаяся, голодная, дезориентированная в новой обстановке — Дилюк, как никто другой понимал, что в таком состоянии уйти далеко она не могла. Тем более никто не мог утверждать, что прыжок со второго этажа прошёл для неё безболезненно. Но даже так действовать следовало быстро, ведь с каждой минуток ребёнок мог уходить всё дальше и дальше от поместья. Поэтому чуть ли не с первой минуты её пропажи Дилюк отправил на разведку своего сокола, но тот пока ещё не вернулся. Господин как раз делился с собравшимися вместе с ним на заднем дворе слугами своими соображения по поиску пропавшей, когда на пороге винокурне показался ещё один гость. Его появление было как всегда невовремя, потому что в настоящий момент Дилюку и без того проблем хватало. — Ох, — простонал капитан кавалерии вместо приветствия, обращаясь к работникам поместья, — только не говорите, что ваш хозяин вас весь день заставлял трудиться не покладая рук и продолжает это делать? Но взамен ожидаемых вскриков поддержки, Кэйю одарили лишь мрачными взглядами. Всем явно сейчас было не до его шуток. И это не могло не вызвать у капитана любопытство, которое быстро было утолено: слуги тут же ввели его в курс дела, в то время как Дилюк хмуро ждал, когда ему снова разрешат продолжить. Но стоило ему вернуться к своему плану, как тот был немедленно раскритикован гостем, приводящим в аргументы то, что они же не преступников собрались выслеживать, а искать маленького ребёнка, поэтому подход должен быть совсем иным. Завязался спор, который не привел ни к чему, кроме потери драгоценного времени. Кэйа настаивал, что надо поделиться на группы и разделиться, так как толпа непременно напугает девочку, пока Дилюк доказывал, что подобный подход не позволит осмотреть все возможные места и лучше вытянуться в длинную шеренгу, которая будет постепенно углубляться в каждое из направлений, чтобы покрыть наибольшее количество территории. Ни тот, ни другой не хотели идти на уступки. Но слуги, работающие в поместье не первый год, быстро смекнули, что разрешить конфликт сможет лишь один человек. И были правы. Аделинда, пришедшая по их зову, тут же отвесила мальчикам мысленных подзатыльников и приняла компромиссное решение: двигаться будут по схеме Дилюка, но не шеренгой, а маленькими группками, как предложил Кэйа. Кроме того, она выделила несколько горничных им на помощь. Аделинда всех поделила по парам, и так уж вышло, что два непримиримых спорщика оказались в одной команде. Случайно или нет — решать каждый волен был сам. Дилюк и Кэйа не особо радовались такому положению дел — всё-таки осадок после спора ещё никуда не делся. Вдвоём они медленно шли вдоль виноградников, просматривая ряд за рядом. Никто не начинал разговор, хотя было очевидно, что каждый хочет это сделать, но, кроме хруста земли под их ногами, звуков не было. Напряжение, висевшее воздухе, чувствовалось даже на расстояние, и, может, поэтому через некоторое время, другие группы, стоявшие с ними в одну линию, хоть и на расстояние, но в пределах досягаемости, отделились от них и скрылись из виду. Когда это случилось, Кэйа всё-таки решил нарушить молчание: — Неужели господин Дилюк настолько страшный, что ребёнок предпочёл выпрыгнуть в окно, нежели находиться с ним в одной комнате? На язвительный комментарий капитана собеседник ответил лишь глубоким тяжелым вздохом и прибавил шаг. — Нет, я серьёзно, Дилюк, — Кэйа ускорился, чтобы поспеть, благо сделать это было просто, так как он был выше Дилюка и шаги у него были длинные, — у меня есть некий опыт общения с детьми, и я знаю, что подобным они обычно не балуются. Что ты ей такое сказал? — Ничего, — сказал Дилюк, не оборачиваясь, в надежде, что теперь от него отстанут. Хотя и сам понимал, что подобное маловероятно: — Дети сбегают иногда. Ты вот тоже сбегал в начале. — Соглашусь, но я обошёлся без окон, всего лишь залез в одну повозку. Тем более, как показал опыт, мои навыки скрытности были гораздо хуже, чем у нашей потеряшки — меня-то быстро нашли и успели вернуть, пока торговцы не уехали далеко. Воспоминания того дня всплыли в памяти Дилюка. Это случилось вскоре после того, как Кэйа поселился с ними. Мальчик долго не мог привыкнуть к новой обстановке, держался обособленно, нелюдимо, и как бы маленький Дилюк не старался, у него не получалось выйти с новым знакомым на контакт. А ему хотелось. Очень хотелось. Всё закончилось тем, что Кэйа в один из дней просто исчез, а затем его обнаружили в одном из торговых караванов, направляющихся в Сумеру. Никто тогда не понял, почему тот решил сбежать: многие решили, что ребёнок, привыкший вести бродячий и отшельнический образ жизни, судя по его виду, просто захотел вернуться к своей предыдущей жизни. И даже Дилюку было не суждено знать всю правду. Наверное, он долго мог придаваться ностальгии, замедлив шаг и чувствуя приятное тепло от мыслей о счастливых и беззаботных детский годах, но голос Кэйи, который будто бы сумел залезть в его голову, вырвал его из калейдоскопа памяти. Хотя, скорее всего, они просто думали об одном и том же. — Кстати, я же никогда не спрашивал, почему вы так быстро раскрыли мой план? Мне казалось, что я всё предусмотрел. Хотя, по-видимому, от взгляда твоего отца ничего не могло ускользнуть. — Отец в тот день был слишком занят новыми поставками, — неожиданно разоткровенничался Дилюк, — он бы и правда ничего не заметил до следующего дня, пока ты не пришёл бы на завтрак. Аделинде тоже было не до того. Это я понял, что что-то не так и забил тревогу. Последнее Дилюк добавил словно через силу, но в конце концов не сумев утаить свое весомое участие в спасении мальчика. — Так это был ты?! — совершенно искренне удивился Кэйа и рассмеялся. Честно, его вечный смех уже надоедал: — Тогда это не так обидно. Быть пойманным самим молодым господином Дилюком, на тот момент ещё будущей звездой Ордо Фавониус — это честь для меня. Кажется, Дилюка передернуло от такого титула. Но Кэйа не обратил на это никакого внимания — он шёл, заснув руки в карманы, более погружённый в себя, чем в окружающую действительность, и это создавало впечатление, что он как будто скорее вышел на прогулку с Дилюком, нежели на поиски пропавшего ребёнка. Его партнёр такую беспечность не разделял и продолжал идти во главе, всматриваясь в каждую всречающуюся деталь, которая могла выбиваться или казаться странной. Вдруг Кэйа со скуки ради пнул один из камушков, который валялся у него на пути, и тот отлетел вперёд, к несчастью, попав в спину Дилюка. Тот замер, и в этот момент капитана окатила волна невидимого жара, готовая испепелить его на месте. Хоть он и не видел лицо Дилюка, ему было нетрудно догадаться, каким было его выражение. Пока Дилюк медленно разворачивался, Кэйа инстинктивно сделал несколько шагов назад, но уперся в виноградник. Отступать более было некуда. Тем временем Дилюк уже обернулся и с грозным видом приближался к нему. Оставалось только молить о пощаде. — Люк, Люк, извини, я случайно, я правда случайно, — наверное, Кэйе было и правда страшно, но легкие нотки игривости всё равно звучали в его голосе. Так же, как и оттенок детской шалости лежал на всём происходящем. Будто бы дети готовились подраться подушками. Зажмурившись, Кэйа всем телом почувствовал, как Дилюк подошёл почти вплотную, и по смуглой коже побежали мурашки. Но далее, к его удивлению, Дилюк делать ничего не собирался. Приоткрыв глаз, он увидел, что мужчина смотрит куда-то за его спину, словно приметив что-то. — Виноградин не хватает, — прошептал Дилюк и, толкнув Кэйю в сторону, чтобы тот отошёл, взял в руки горсть винограда, — его явно кто-то погрыз. — Ты что считаешь сколько виноградин на каждой горсти?! — закричал капитан, явно будучи не в силах понять, что кому-то могло прийти подобное в голову. Однако нельзя было не отметить, что в данном случае виноград спас ему жизнь. Но Дилюк не слышал Кэйю. Он уже бежал вдоль ряда растения, перебирая лозу за лозой. Кэйа попытался, конечно, его окликнуть, но всё было насмарку — в итоге капитан и сам последовал тем же маршрутом. Сначала это всё напоминало какое-то сумасшествие, но ближе к другому концу виноградника, даже Кэйа стал замечать, что виноград начал редеть — кажется тот, кто решил отобедать им, явно потерял бдительность, съедая всё больше и больше, роняя виноградины на землю. Этот след из ягод увёл их за дом и привёл к куче веток, сваленных здесь после уборки на винодельне. Да, на первый взгляд это была лишь гора мусора, но сложен он был таким образом, что какой-то маленький человечек вполне смог бы пролезть мимо ветвей, сделав себе тем самым шалаш, послужившим надёжным укрытием от чужих глаз. Тем более последние виноградины лежали прямо рядом с кучей веток. Дилюк остановился в несколько метров от «шалаша», уже зная, кого найдёт внутри. Совсем скоро подоспел Кэйа, немного уставший от преследования, так как не обладал тем же энтузиазмом, что его товарищ, отчего и энергии на всё ему не хватило. Дилюк почувствовал, как он положил ему руку на плечо со словами: — Ну, что, пойдём на переговоры? — не дождавшись ответа, Кэйа было шагнул вперёд, но Дилюк остановил его. Всё-таки у винодела была слишком сильная для такого ремесла хватка. Дилюк медлил. Да, он нашёл девочку и мог поэтому гордиться собой, но что делать дальше, он совершенно не знал. А даже, если в его голове и сложилась бы некоторая последовательность действий, он в любом случае боялся бы всё испортить. Это же он напугал ребёнка. Он придумал план спасения, который потом раскритиковали. Да и только из-за него вообще вся эта история имело право на жизнь, создавая в поместье не виданный прежде кавардак. — Надо позвать Аделинду, — начал Дилюк, но Кэйа тут же перебил его. — Думаешь, у неё получится лучше, чем у тебя? — и увидев положительный ответ в красных глазах, был вынужден продолжить: — Брось, чего ты переживаешь! Всё будет хорошо. Не откусит же она тебе палец, честное слово. Да и если ты забаррикадируешь единственный выход из этого шалашика, она уж точно никуда не сбежит. К сожалению, сейчас была не та ситуация, чтобы его юмор оценили по достоинству. Осознав, что этот подход не помогает, Кэйа вновь по щелчку пальца сделался более рассудительным и… мягким: — Так, Дилюк, послушай меня. Не знаю, что ты там себе надумал, но ты в действительности не столь плох в этом деле. Да, конечно, я иногда подшучиваю над тобой, но если у господина Дилюка такая изнеженная натура, то я… Ладно, ладно, это был последний раз! Клянусь, — для убедительности Кэйа и правда приложил вторую ладонь на сердце, — а если серьёзно, я правда считаю, что у тебя получится, как ни у кого другого, найти с ней общий язык. Ведь ты спас её от бури и, как бы то ни было, она благодарна тебе за это, как я был всегда и буду благодарен господину Крепусу. Кроме того, ты и сейчас отыскал её. Глянь! Я бы в жизни не обратил внимание на виноград, прежде бы чем из него не сделали вкусное вино. К тому же… — он понизил голос, — раньше у тебя неплохо получалось заводить дружбу со всякими далеко не дружелюбными личностями, не думаю, что этот талант у тебя куда-то исчез. Это же ты раскрыл мой план и сделал так, чтобы меня вернули к вам домой. Просто попробуй и тут побыть немного искренним. Кэйа умел подобрать слова, когда это было нужно. А главное входил в круг немногих, кто мог бы достучаться до Дилюка, когда тот опять решал закрыться ото всех. И, наверное, был единственным, кого мог Дилюк действительно послушать бы. Дилюк нарочито небрежно скинул со своего плеча руку Кэйи, сдержать улыбку не сумел. Как бы ни хотелось этого признавать, но Кэйа был отчасти прав: может, Дилюк и правда всего лишь накрутил себя. Всё-таки приведёные доводы имели под собой вес. И ещё что-то. В конце концов, сделав глубокий вдох, Дилюк принял решение шагнуть в сторону «шалаша» в одиночку. Мужчина старался ступать как можно тише, но все равно трава шуршала у него под ногами. Куча веток в действительности была не особо большой, поэтому ему пришлось опуститься на корточки, чтобы быть на одной высоте с ветками. Дилюк аккуратно постучал об одну из веток и попросил поговорить с ним. Тут же ветки зашуршали — маленький зверёк, прятаившийся под ними догадался, что его нашли, и попытался сбежать, но сделать это не представлялось возможным. Поэтому дитё не нашло ничего лучше, чем замереть, сделав вид, что его тут нет. — Знаешь, — заговорил Дилюк, — я знаком с тем страхом, который ты испытываешь сейчас. Мой… близкий человек проходил через нечто подобное, когда тоже был ребёнком. Тебе страшно, и это нормально. Все мы чего-то боимся. Даже я. И, соглашусь, у тебя нет никакого основания доверять нам, но дай нам хотя бы возможность заслужить твоё доверие. Если не хочешь, то я отошлю доктора обратно. Врач не станет осматривать тебя без твоего разрешения. Всё это было сделано с той целью, что я хотел удостовериться, что тебе не угрожает опасность. Всё-таки вчерашняя буря могла каким-либо образом сказаться на тебе. Но нет, так нет. С другой стороны, если ты расскажешь, где есть люди, которые могли бы тебе помочь взамен нас, то я сразу же отвезу тебя туда. Тебя здесь не будут держать насильно. Но если такие люди отсутствуют… мне бы хотелось тебе помочь, потому что я испытываю за тебя ответственность. Кажется, когда Кэйа говорил, что надо быть искренним, он подразумевал нечто немного другое — всё же с детьми следовало говорить особым образом, но излишняя серьёзность уж слишком сильно срослась с личностью Дилюка и избавиться от неё он никак не мог. Но, возможно, несмотря на юный возраст, девочка как раз была из тех, что ценил подобный подход к делу, потому что, как и раньше, его слова отозвались в её душе, и через несколько мгновений взъерошенная голова выглянула из-за веток наружу. — Обещаешь, что доктор не будет меня трогать? — спросила она, сдвинув брови к переносице. Дилюк кивнул, сам не веря, что у него получилось так легко разговорить ребёнка. — Обещаю, — ответил он и немного раздвинул ветви, чтобы девочке было проще вылезти, но та, пока не намеревалась выходить. — Поклянёшься на мизинчиках? — поинтересовался сурово ребёнок, словно от этого зависела её жизнь. — Эм-м-м… — к сожалению, Дилюк сам был ребёнком уж слишком давно, чтобы уловить всю глубину этого жеста, однако через несколько минут у них двоих получилось заключить «сделку». Девочка стала покидать «шалаш», но когда она уже почти вылезла, то вновь резко спряталась обратно. «А это что за сударь?» — завопила она, завидев неподалеку Кэйю, который приветливо махал ей рукой. Дилюку пришлось объяснять, что это тот «близкий человек», которого он упоминал. Это был очень неловкий разговор, но к его недовольству, то был единственный способ уговорить девочку, снова покинуть своё убежище. Когда они подошли к Кэйе, тот представился и протянул руку для знакомства, но ребёнок окинул его холодным взглядом и прошёл мимо, направившись в сторону дома, не удостоив его своей милость. Да уж, они ещё не догадывались, с кем связались. — А, — в качестве последнего слова сказала девочка Дилюку, опомнившись, — скажи той надоедливой горничной, чтобы больше не приставала с умываниями. Ох, надо было видеть, как долго смеялся Кэйа от того, что кто-то мог так смело понукать господином Дилюком. На пути назад, мужчины попытались расспросить ребёнка о её прошлом, но та на всё отвечала, что ничего не помнит. Она даже не смогла назвать своё имя. И дальнейшие расспросы было решено прекратить, чтобы не повторить дневной инцидент. Второй раз искать ее у них не было ни сил, ни желания. Тем временем на плечо Дилюка сел его сокол, видимо прилетевший с вестью о том, что девочку он нашёл. И пусть это случилось после, как её уже нашёл его хозяин. На пороге их уже встретили другие группки, вернувшиеся ни с чем, и Аделинда, ожидающая последних двоих. Заприметив вместе с ними и ребёнка, главная горничная облегченно выдохнула, хотя она и ни на миг не сомневалась, что именно у Дилюка с Кэйей получится найти сбежавшую. Когда они подошли, Дилюк хотел передать девочку на попечение Аделинде, но та отказалась куда-то идти без него, очевидно видя в нём гаранта тех обещаний, данных ей ранее. Дилюк несколько раз посмотрел то на ребёнка со слугами, то на Кэйю, разрывавшись между ними. Ему оставалось решить с капитаном главный вопрос, желательно без свидетелей. Но Кэйа сам решил сложившую проблему — он первый подошел к Дилюку и сказал на ухо: — Все нормально. Со мной она никак не связана. Хотя и сам бы мог догадаться по её глазам. — Я просто хотел убедиться. Оба ещё с полминуты потоптались на месте, прежде чем попрощаться. — И спасибо тебе, Кэйа, — сказал напоследок Дилюк, — просто спасибо. Как хорошо, что на тёмной коже с трудом было можно разглядеть румянец. Кэйа сделал вид, что у него что-то попало в горло, и прокашлялся. — Если тебе понадобится помощь, — выпалил Кэйа, — обращайся. Как я уже говорил, после Кли у меня появились некоторые навыки сидения с детьми. Дилюк кивнул, а Кэйа, отвесив очередную глупую шутку, ещё раз попрощался со всеми, засобиравшись в обратную дорогу. Впрочем, он решил дождаться, пока все зайдут в поместье, и проводить их взглядом. Солнце близилось к горизонту, заливая винокурню розовым светом. В вышине кружилась ручная птица Дилюка. Работники, умаявшиеся за день, который был насыщен на события, расходились по своим лачугам, а домашняя прислуга, откланявшись, отправилась готовить комнаты ко скорому сну хозяина и его гостьи. Аделинда не спускала взгляд с наглой, по её мнению, малышки, а девочка в свою очередь искоса поглядывала на главную горничную, отчего их взаимная неприязнь становилась очевидной. Дилюк же внимательно наблюдал за всем происходящим, стараясь сделать так, чтобы никто и ничто больше не напугало ребёнка, которого он вызвался оберегать. Сейчас он напоминал Кэйе своего отца — господина Крепуса — но не когда тот общался с ним, приемным сыном, а в минуты общения с родным. И, значит, выходило так, что сердце у Дилюка было больше, чем у его родителя, хоть для Кэйи думать так было и неправильно по отношению к своему почившему спасителю. «Ха, надо признать, рядом с ребёнком он смотрится довольно мило», — еле слышно сорвалось с уст Кэйи, благо Дилюка не было поблизости, чтобы услышать очередную похвалу в свой адрес. Но словно бы ветер донёс до него этот шёпот, и Дилюк, окликаясь на его немой зов, обернулся, прежде чем войти в двери особняка. Их взгляды пересеклись, как и много лет назад, но что-то изменилось. Дилюк всматривался в Кэйю, стараясь разглядеть в нём перемену. Этот Кэйа был похож на мальчика из его воспоминаний, но в то же время разительно отличался от него. Его правый глаз по-прежнему скрывала повязка, а левый был прикрыт из-за улыбки, расплывшейся на его лице, но источающей горечь. Некая мысль мелькнула в сознании Дилюка лишь на миг, как вспышка, и тут же исчезла, оставив после себя только мимолётный трепет. Тогда Дилюк ещё не догадывался, что ответы на свои вопросы надо искать не в Кэйе, а внутри себя самого.