Перестанет?

Жизнь вокруг Джисона кипит, но он сам как будто остановился. Везде снуют студенты, весело переговариваются, вся его группа обсуждает какого-то студента постарше, что брал академ и перевелся совсем недавно. Шумиха там и тут заинтересованными вскриками плывет по аудитории. Его совсем не интересуют люди вокруг, что только недавно бросали на него странные и презрительные взгляды. Джисон не отличается чистейшей репутацией в университете из-за всех вьющихся слухов. Он знает, что его считают недалёким из-за его неумения внятно разговаривать, смеются за выдуманную распутность, кличут психом. Хану сложно общаться, пока его оглядывают с ног до головы, когда тот спрашивает тихим заикающимся голосом про лекции и групповые проекты, на что получает пренебрежительные указания. Чаще всего он отмалчивается и согласно ищет необходимую информацию, но дружеские отношения заводить с ним никто не желает. Его никто не приветствует в группе, кроме Феликса. Джисону достаточно, но все равно паршиво от всеобщей неприязни. Ему очень страшно, что они узнают. Его мысли витают не в этой прохладной аудитории, полной гомона бодрых голосов. Он думает, что любить друга неправильно. Страх отказа так и щекочет в груди и ухает тяжело вниз. Джисону горько думать о том, что он не знает чувства любви. Уверенность в том, что Минхо не может ответить взаимностью на его признание, давит еще сильнее. Это гложет его, застревает где-то в горле. Боясь случайно рассказать о своей любви старшему, Джисон ловит себя на мысли, что из-за этого ему немного тревожно находиться рядом с хёном. Они очень близки, видят друг друга такими, какими их не видят другие люди. Некоторые жесты и прикосновения старшего для Хана чувствуются слишком интимными и сокровенными. Он не ловит Минхо на подобном общении с другими, поэтому крохотная надежда теплится в его душе, однако где-то в подсознании крутится мысль о жалости, которую и испытывает к нему хён. Джисон думает – да, действительно жалкий. Хан прокручивает у себя в голове свои же выдумки. Ему кажется верным вариантом отстраниться от старшего и больше не навязывать свою жизнь. Не испытывать тяги к его теплому человеку-коту, не привязываться еще больше, не мешать ему строить свою собственную жизнь. Он понятия не имеет, что делать. В отчаянии снова поворачивается к сонному Феликсу, решается долгую минуту и говорит на грани слышимости: – Ликс, я, кажется, влюблен. Феликс знает поверхностно прошлое Хана, никогда не требовал подробностей, был рядом настолько, насколько это возможно. Но заметил то, как его друг закрылся в себе плотнее, чем раньше. Ликсу не понадобилось много времени, чтобы догадаться, о ком идет речь. – Минхо? – Феликс участливо берет холодную ладонь друга в свою. Хан вздрагивает и проводит языком по сухим губам. Кивает обреченно. – Ты говорил ему? – Нет. Ёнбок понимающе кивает и приобнимает Джисона за плечо, двигаясь чуть ближе. Он знает, как тяжело приятелю довериться кому-либо, какие неудачные отношения у него сложились не так давно. Но каждый раз, когда он находится в крошечной компании друзей на обедах, он замечает, что взгляд тихого Джисона кардинально меняется, как только он видит Минхо. Сложно не заметить, что Хан понемногу расцветает рядом со старшим. – Сони, дорогой... – Я не понимаю больно ли мне или нет. Я не знаю, что у него на уме, но могу ли я вообще думать о нем в таком плане? – Хан тяжело вздыхает и прикрывает глаза, – Боже... Я не должен. Не знаю, что делать. Феликс сочувствующе гладит Джисона по руке. – Знаю, это тяжело, – Ликс делает паузы, стараясь четко донести свою мысль. Ли чувствует всем телом обреченность друга. – Вы стали очень близки, он заботится о тебе, как будто ты – центр его Вселенной, Ханни. – Минхо-хён... Он не любит меня. Он не может. Я не должен признаваться ему. – Хан опускает голову, утыкаясь в мягкий голубой свитер Феликса. – Он возится со мной каждый божий день как с ребенком, я мешаю ему жить свободно. Ёнбок больше, чем уверен, что Минхо так или иначе не хочет уходить от Джисона. Пока он не уверен, хорошо это или плохо, но Феликс привык надеяться на лучший исход. Минхо будет до последнего заботиться о его друге, пока тот будет жрать себя изнутри. Однако сам Феликс не так прост, как кажется на первый взгляд. Проницательный взгляд и непринужденность вытаскивают из людей то, о чем те предпочитают молчать. Когда Ёнбок впервые познакомился со старшим на посвящении студентов, Минхо казался довольно серьезным, настолько, что младший Ли его даже побаивался. Минхо был требователен и строг к каждому своего подопечному, его холодный и проницательный взгляд невольно вызывал в первокурсниках самое сокровенное чувство – ответственность. Однако неожиданная встреча с Чаном, который оказался близким другом Минхо, заставила Ликса в корне пересмотреть свое мнение о старшем. Минхо был действительно странным в хорошем смысле, очень неожиданным в своем поведении и поступках, он обладал невероятно теплым и заботливым сердцем и старался отдать все, что только мог для своих младших. Он проявлял привязанность своим специфичным способом. Феликс наблюдал. Ёнбок не мог не заметить, что отношение хёна к его другу разительно отличается от того, как он общается с другими. Минхо и Джисона как будто накрывает куполом собственного мира, у них свой комфорт, своя аура, что они разделяют друг с другом. Он никогда не видел Хана таким живым, никогда не видел то, как его мягкие щеки покрываются румянцем, он не слышал настолько яркий смех своего обычно тихого друга. Феликс никогда не видел, чтобы Минхо смотрел на кого-то так тепло, чтобы часто касался и приобнимал за плечи. Эти двое тянутся навстречу, делая друг друга счастливыми, сами не замечая витающие глубокие чувства вокруг них. Феликс подозревает кое-что очень интересное и почти не сомневается в своих догадках. – Я все только испорчу своими чувствами. – подытоживает Джисон и обреченно наваливается на друга, опуская свой пустой взгляд на конспект прошедшей лекции. Ему не хочется терять Минхо. Он никогда не скажет ему о своих чувствах, что заполняют его, – Он достоин лучшего. Блондин решает сам поговорить с Минхо, не затрагивая чувства и все внутреннее Джисона. Ёнбок любопытный – хочет узнать все сразу, имея хорошее представление о повадках хёна и распознавая совсем иную привязанность к своему другу. Его мысленный план прерывает громкий голос преподавателя, который на всю аудиторию представляет нового студента. Джисон тоже поднимает взгляд, и его легкие сжимаются. Он здесь. Хан все еще помнит те сообщения, где бывший грозился расправой над Джисоном и всей его семьей. Он все еще помнит то, как долго его преследовали по пятам лишь потому, что считали собственностью. Он все еще помнит, как тот человек прошелся по руинам страданий Хана и уничтожил его в тысячный раз, сделав это публично. Он все еще помнит, как последние полгода старшей школы он ходил по улицам в спешке, оборачиваясь, сжимая ключи в руках. Неужели это правда? Неужели он нашел Джисона? Таких совпадений не может быть. Совпадений, которые происходили там, в родном городе. А если он снова решит сделать то, что сломало его по окончании школы? Феликс замечает бледность Джисона и своим телом закрывает того, чтобы вошедший не смог разглядеть Хана. Джисон, кажется, уже не дышит, будто уже одной ногой в могиле, смотрит пустыми глазами на большую фигуру и еле сдерживает громкий скулеж, как если бы он снова трогал Хана. Все обходится, и новый студент садится в противоположном углу аудитории, но Джисону это не помогает. Он учится дышать заново, воздух становится вязким и давящим. Всю лекцию он пытается вбить себе в голову то, что он защищен, и ни Феликс, ни Минхо не дадут его в обиду. *** – Пожалуйста, не надо, – Джисон хрипит севшим голосом, сжимая свои бедра и отбиваясь руками, – я не хочу, остановись. Над парнем угрожающе нависает сильное тело, дергая и пытаясь стянуть с Хана нижнее белье. – Пожалуйста, нет! – Джисон изо всех сил старается отбиться, мотает головой из стороны в сторону, заливая уши непрекращающимися слезами и безуспешно проваливается в попытке освободить свои ноющие запястья. Его мышцы сводит от панического страха, колени бьются друг об друга, поджимаются ближе к телу в защитной реакции. Внезапно хватка ослабевает и Джисон неверяще закрывает лицо руками, растирая влагу по заплывшему лицу. Частые всхлипывания смешиваются с чужим дыханием в шею и нежными поглаживаниями по обнаженному плечу. – Прости меня. Хан хнычет и немного расслабляется, наконец медленно опуская ноги. Руки сжимаются в кулаки на собственной груди, не прикрытой никакой одеждой. Он почти засыпает с головной болью и с тихими вздохами у своего уха, ощущая горячее тело левым боком. Сонную дымку смахивают чужие руки, перехватывающие бедра, которые разводят в стороны. Джисон почти подрывается, но его попытка останавливается грубой ладонью. Пока его кошмар наяву вжимается сверху в иступлено подрагивающее тело, Хан по инерции вновь пытается вырвать свои руки из сильной хватки. Его мышцы до сих пор сильно ноют, с того момента, когда из-за последнего отказа его со всей силы прижали к холодному полу. Джисон все еще наносит порезы на свои руки и бедра, наказывая себя за непослушание. Они кровоточат и молнией проходят по каждой клеточке тела всякий раз, когда чужие пальцы впиваются в израненную кожу. Уговоры на секс заканчивались обидой и холодом в сторону Джисона. Ему было больно каждый раз, он не хотел снова и снова плакать или лежать бездушной куклой, поэтому пытался отказывать. Он просил быть нежнее, делать все медленно, но к его словам не прислушивались. Счастье, если к приходу своего парня он успевал подготовиться. Через день или два после ссоры на этой почве его брали без каких-либо разговоров и прелюдий, вжимая в любую поверхность, применяя силу и хлесткие пощечины. Уголки губ Хана всегда трескались, сидеть было больно, голос пропадал, колени саднило. Джисон позволял, не желал обиды, расплачивался за эгоизм и за прошлые отказы, успокаивая свою провинность и зарабатывая все новые и новые шрамы на сердце. Все его воздушные замки разрушились уже давно. Он бы хотел исчезнуть в эти моменты. Такой слабый и дрожащий. Умоляющий взгляд впивается в темные глаза наверху, последняя преграда из тонкой ткани уже лежит где-то в складках одеяла. Джисон исступленно кричит на последнем издыхании. – Отпусти м-меня, умоляю, хён... Джисон стеклянными глазами смотрит на своего парня, чувствуя острую знакомую боль внизу, вязкая грязь заполняет внутренности до краев, опять не дает дышать, распаляет пожирающий огонь, обжигая все органы до непонятного месива. Джисон на грани нервного срыва, мертвый где-то внутри, но еще живой телом. Страх и бессилие разрывают грудную клетку, ломая ребра и впиваясь осколками костей в сердце. Он хочет отключиться, быть на грани между реальностью и временным забвением. Все, что он может делать – плакать в чистом сознании от боли и бояться чужой силы. По инерции он двигается назад, но не преуспевает, все равно чувствуя сильную боль и слыша чужой хриплый голос. – Не двигайся, малыш, и я не сделаю тебе больно. Ты же простишь меня, правда? Он любит. Конечно, простит. Он не может потерять его. *** Джисон в кипящей, но бессильной ненависти к себе. Все повторяется вновь. Его паранойя страхом заполняет каждую клеточку тела. Телефон выключен уже третьи сутки. Он, кажется, потерял счет времени, заперевшись в своей комнате. Хан поглощен голодными воспоминаниями и пленкой сожалений. Он должен был покончить с этим еще тогда, ему страшно, что не получится. Что его опять вытащат, и нечто ужасное повторится вновь. Ему безумно жутко находиться одному, но он не может показаться в таком состоянии своим друзьям. Ему не нужны вопросы и полные жалости взгляды. Он уничтожен, сломлен так, будто снова перенесся в момент, когда все началось. Джисон бесцветно и тихо пытается смотреть на свое отражение в зеркале без отвращения. Он пытается воспринимать нормально выпирающие кости, бледное лицо и не заплакать от мнимых прикосновений к шее, рукам и бедрам, которые, кажется, никогда не перестанут ощущаться на нежной коже. В легких резко перестает поступать воздух, глаза слезятся, грудную клетку сжимает спазм, и Джисон хватается за шею, царапая и сжимая собственное горло, желая лишь переломать свою трахею. После минутного приступа кашля он, шатаясь и спотыкаясь, все же залезает под ледяные струи, надеясь заморозить тело и умертвить его. Потому что чувствовать его больше не хотелось. Руки ноют от синяков и ранок, оставленных собой же тревожные моменты. Обида и унижение приливают горячим в глазах, отросшими ногтями Джисон сковыривает бурую корку, давя на полосы и размазывая выступившую кровь, которая резво убегает вместе с водой в сток. Джисон плачет еще сильнее, отвлекаясь на физическую боль, которая все равно не сравнится с той. Бессильные слезы пропадают под струями душа, где он находится уже в четвертый раз за этот день. Он всеми силами пытается избавиться от неприятных мурашек, осознавая весь ужас ситуации. Он сползает спиной по холодной плитке, не имея никаких сил удерживать свое тело на дрожащих ногах. Хан в течение десятков минут качается из стороны в сторону, убаюкивая самого себя, глотая воду. Ему правда хочется выговориться и не держать это в себе, попробовать открыться, рассказать о своем прошлом. Где-то под ребрами незнакомое ощущение тянет вниз и подкатывает импульсом под диафрагму. Джисона снова тошнит. Он так сильно боится осуждения и непринятия. Учеба дается в сто раз тяжелее. Джисон горбится пуще прежнего, прячется и скрывается среди ненавистной толпы и шагает настолько быстро, будто он чемпион мира по спортивной ходьбе. Они в одном потоке и в одной группе. Ему до безумия страшно, поэтому Феликс старается находиться рядом всегда, а на перерывах встречает Минхо, у которого сам Ёнбок тайком взял номер, чтобы Джисон не чувствовал вину за свои просьбы побыть с ним. Минхо еще не в курсе происходящего, Ликс пишет тому о важной встрече, а Джисон выглядит бледнее и испуганнее обычного каждый учебный день. Чан обсуждает за обедом с Феликсом темы курсовых, пока Хан утыкается в телефон, даже не притрагиваясь к еде. Хочется курить, но он бросил пару месяцев назад. Его до сих пор тошнит, беспокойная дрожь пробирает все тело. Ему холодно так, как будто сейчас минус тридцать по Цельсию. Минхо подозревает и чувствует неладное. Он видит, что младший закрывается еще больше и лишь молча проводит с ним свое время. Джисон не говорит о том, что его тревожит. Беспокойство толкает Минхо в спину, так и маяча красным. После окончания занятий Джисон без слов быстро срывается к себе домой, пока Минхо остается позади в замешательстве. Ли чувствует небольшую теплую ладошку на плече и низкий голос за своей спиной. – Хён, нужно поговорить. Минхо кивает и шагает вслед за блондином. Ликс ведет старшего в уже пустующий сквер при кампусе и плюхается на траву под большим деревом, похлопывая по теплой земле рукой. – В чем дело, Феликс? – Ли старший сжимает челюсть, готовясь к чему-то неприятному. – Джисон говорил тебе что-то? – Нет, он совсем не разговаривает в последнее время, я беспокоюсь об этом. Не стал досаждать расспросами. – Минхо перебирает пальцами сочно-зеленые стебли. – На мои расспросы Ханни просто молчит. Феликс хихикает. – Ханни значит. – Минхо на это краснеет кончиками ушей и смущенно улыбается. – О чем ты хотел поговорить? – Его бывший перевелся к нам в группу. Если ты понимаешь, о ком я говорю. – Феликс чувствует горечь на языке от сказанной им фразы, долго наблюдает за старшим, видя, как бегают в непонимании его глаза. Минхо глядит на веснушчатого и зависает на минуту. – Ты же, наверное, знаешь, что это может значить? – Блондин тяжело сглатывает и хмурится, перебирая небольшими ладошками свою челку. – Не совсем. Феликс перестает мусолить свои пряди и сцепляет руки в замок. – Все, что я знаю сам – этот человек причинил очень много боли Джисону, это его первая любовь, которая ни к чему хорошему не привела. – Ёнбок вздыхает как-то тяжело, силясь вспомнить все, чем обмолвился друг давным давно, – Из-за него Сон плохо себя чувствует каждый день. Кажется, он как-то вскользь сказал об избиениях. – он хмурится, весь вид Феликса говорит о злости и печали за друга, – Представляешь, он рассказал это так непринужденно, будто перечисляет, что ел на завтрак. – Блять. – Минхо матерится сквозь зубы, сдерживая злость и сожаление. – Поэтому он прячется. – закрывает глаза в колючей досаде, – Я должен был настоять.. – Хён, ты же знаешь, что Джисон не делится тем, что преследует его. – Феликс грустно улыбается, думая о своем друге, – Я боюсь, что этот мудак так или иначе Джисона заметил. На него скатилось много внимания, поэтому пока что он купается в нем. – качает головой и совсем не радостно выдавливает смешок. Минхо цепляется за траву, вырывая ее с хрустом, сжимает кулаки до побеления костяшек. – Я постараюсь быть рядом настолько, насколько возможно. – в голосе Минхо прослеживается скрытая злость и желание сберечь младшего, – Не позволю ему приблизиться. Я попрошу Чана... – Ты любишь Джисона? – Ёнбок без стеснения перебивает хёна. Неожиданный вопрос вводит старшего в ступор, и он резко теряет дар речи. Минхо уже знает ответ, но его он не озвучивал даже самому себе. Неуместно говорить о своих чувствах Джисону, когда тот запуган до смерти и имеет тяжелый груз прошлого. Он не хочет оттолкнуть и сломать его. Минхо тяжело сдерживать в себе трепет любви, поэтому он лишь завуалированно подает знаки внимания, на какие позволяют границы, Минхо не разрешает себе большее. Говоря честно, Минхо не распознавал симпатию к Джисону своей мотивацией, считая, что его желание познакомиться и общаться с младшим родилось по наитию. Его тянет к Хану с каждым днем больше и больше. В печальных глазах младшего заметен проблеск еще не найденного счастья, которое отзывается загнанным светом и звездами. Минхо знает, что на самом деле Джисон действительно интересная и многогранная личность, но раны прошлого, неизвестные Ли, все еще держат на цепях парня. Ему нравится проводить время с Джисоном, спорить, молчать, готовить, слушать вместе музыку, выбирать фильмы, прогуливаться после университета, когда младший расправляет облегченно плечи, обычно опущенные под чужими осуждающими взглядами. С Минхо Хан такой, какой он есть – немного неуклюжий, домашний и трогательный. Джисон многое прячет в себе. Минхо это знает. Слова приходят сами. – Да. – Минхо проходит языком по нижней губе и прикусывает ее, – Люблю. Феликс удовлетворенно кивает и ярко улыбается, с облегчением вздыхая. – Скажешь ему об этом? – Ликс, нет. Я спугну его, не хочу, чтобы он был загружен и ушел в себя. – Минхо грустно улыбается, поджав губы. – Ладно... Хён, ему хорошо с тобой.. Завидую, что именно ты заставляешь его так улыбаться. Его щечки стали побольше, потому что кое-кто любит ему готовить, да Минхо-хён? – Ликс подкалывает старшего и наблюдает за забавно покрасневшими кончиками ушей Минхо. Он опускает голову и впервые чувствует себя настолько неуверенно. – Не бойся. Я чувствую, что Джисон безмерно доверяет тебе и ломает свои стены. – Феликс наклоняется и произносит чуть тише и ниже, – Вы заслужили быть рядом друг с другом. Возможно, сейчас не время говорить о чувствах, но вы правда счастливы, находясь вдвоем. Ли младший старается подтолкнуть их обоих навстречу друг другу. Он знает, что Минхо не обидит Джисона и будет заботиться о его друге так, как никто этого не делал. – Ты как будто его отец, который дает добро на предложение руки и сердца, Ликси. – парни вместе смеются, и Ёнбок кокетливо убирает белокурую прядку за ухо. – Такая вот у меня жизнь, господин Ли Минхо. – парни посмеиваются, – Даю тебе свое разрешение на помолвку с моим дорогим Джисонни. Старший разговаривает с Феликсом еще какое-то время и кусает свои губы от волнения. Джисон – ангел. Джисон неприкосновенный и хрупкий, как хрусталь, его ни в коем случае нельзя трогать. Потому что Минхо самый близкий и самый дорогой ему человек, Ханни нельзя пугать своими чувствами. Он должен помочь ему справиться, а не привязывать сердце черной нитью. *** Хан залетает в квартиру, сразу же захлопывая дверь. Ощущение слежки снова преследует его, становится жутко. Сейчас он один, закрывается в ванне и трясется в страхе около часа, пока не видит новое сообщение с вложением от Минхо. В чате висит фото Дори и Дуни, которые заснули рядышком, а вторым – милое фото самого хёна на фоне его пушистых детей. Джисон любовно проводит пальцами по экрану, пока в голове крутится только лишь «я его люблю». Хан шмыгает носом и блокирует телефон. Джисон уверен, что Минхо заметил изменения в его поведении. Хану скверно, голос охрип от молчания. За прошедшую неделю он не сказал ни слова своему хёну. Так не хочется привлечь к себе внимание и встретиться лицом к лицу со своим ужасом прошлого. Тогда его сильно били за то, что он жалуется. Минхо снова пишет что-то об учебном дне, присылает много видео с котами, и Джисон снова слабо, но искренне улыбается с последнего фото Суни. Ли не ждет ответа, зная, что у Джисона нет стремления что-то говорить или писать. Минхо понимает и не давит, не спрашивает лишний раз. Хану вновь безмерно стыдно за то, что он игнорирует Ли. Феликс пишет неожиданно. «Джи, я уверен, что Минхо поймет и не сделает тебе больно. Расскажи ему о происходящем, о том, чего ты боишься. Я не знаю, что конкретно произошло у тебя с тем человеком, но знай, что я рядом. И не избегай своих чувств, пожалуйста.» Хан не отвечает, утыкается носом в коленки и все равно боится. Кажется, что он слишком проблемный для всех. Он не желал загружать своих друзей, которые уже погрязли по уши, оберегая Джисона. Он не хочет, чтобы они с Минхо отдалились только лишь из-за его проблем и влюбленности, которую все тяжелее держать в себе. Но это Минхо. Добрый, понимающий, временами странный, но очаровательный в своих повадках. С теплыми руками и холодными подушечками пальцев, кошачьей улыбкой, громким смехом и мягким голосом, надежными объятиями и такими нужными словами. Джисон боится, но хочет эгоистично держать хёна рядом с собой настолько долго, насколько это возможно. Пока его чувства волшебным образом сами не выдадут себя. Ему будет совершенно невыносимо без Минхо. Но идея все бросить и прекратить общение бьет набатом в голове. Он не сможет ему сказать. Сердце парня глухо стучит, ударяясь изнутри больно о ребра. Одиночество момента нависает Дамокловым мечом над головой Джисона, ему крайне тяжело объяснить самому себе, что он чувствует. Кажется, он разбит в очередной раз. Каждый раз собирать свою чашу души становится сложнее и сложнее. Она оставляет мелкие осколки, что теряются при очередном падении. Так есть ли смысл снова склеивать? Если трещины все равно остаются, клей выглядит уродливо, а части хрупкого фарфора утеряны, сметены в мусорку? В конце концов чашку придется выкинуть. Она становится некрасивой, непригодной для использования и пылится в самом углу на полке в ожидании своего часа. Джисон слабо верит, что все наладится. С каждым разом становится все труднее и труднее надеяться. Сколько он еще сможет держаться за протянутые к нему руки? Он висит над пропастью, болтает ногами в разреженном воздухе, задыхается от сильного ветра. Проще правда отпустить руку и не усложнять участь того, кто вызывался помочь. Ему никто не поможет. Он сам должен помогать себе. Раздумывая о Минхо в совсем не дружеском контексте, Джисон часто натыкается на свои же идиотские бетонные стены. Как он сам подпустит к себе кого-то, даже если нестерпимо хочется? Его доверие спит где-то в уголке сознания, он знает, что ему будет тяжело быть с кем-либо после всех неудач. Но он так сильно влюблен в Минхо, что его будто бьют под дых ежечасно. Тяга к чему-то более откровенному открывается именно рядом с Минхо. Но никому он со своими чувствами не нужен. Минхо тоже. Джисон часто смотрит романтические фильмы, размышляя, полюбит ли его так же сильно кто-нибудь? Поцелуи на экране смущают, а постельные сцены будят страх и стыд. Он же сломанный. Использованный и слабый. Некрасивый, изувеченный. Грязный. Кто его будет любить? Кто его захочет после всего? Загнав себя же в тупик, Джисон вытирает слезы и хлопает крышкой ноутбука. Джисон влюбляется в родное тепло Минхо, он приходит к нему просто посидеть рядом и не замечает, как засматривается на парня. Хан привязывается к хёну еще больше, мельком представляя, как Минхо впервые целует его. Он таскает романы в своем рюкзаке, покупает дешевые книжонки и вечером погружается во что-то недостижимое, заливая слезами чуть шершавые тонкие страницы. Джисон делает кучу закладок, перечитывает и бесконечно плачет. Ему хочется по-сказочному жить счастливо, не заботясь о том, что страх, ненависть к своему телу и к себе в целом испепеляет каждый день. Желание также бесстрашно целовать кого-то захлестывает тяжелым дыханием. Потому что он так не сможет. Он вспоминает только грубые руки, болючие укусы и огромное унижение. Навязчивая идея попросить Минхо о поцелуе появляется спустя неделю. За это время Джисон успевает перечитать страницы с таким желанным действом сотни раз, в печали трогая свои губы. Устоявшееся эфемерное прикосновение чужих губ, но уже мягких и нежных, не отпускает юношу, отзываясь сбитым дыханием и розовым румянцем на щеках. А потом грустью. Потому что Минхо не захочет целовать такую грязную и сломанную куклу.