Перестанет?

Напряженная во всех смыслах неделя вот-вот изживет себя. Чан выглядит максимально уставшим, Минхо засыпает на ходу, но чаще на плече Джисона, только Феликс как обычно излучает солнечную энергию. Крис говорит первым: – Ликс, даже не знаю, раздражаешь ли ты меня, или это я завидую. – парень широко зевает и откидывается на спинку стула, расталкивая Минхо. – Чан-хён, если ты посмеешь произнесешь хоть что-то, что отдаленно напомнит мне о сессии, я начну с тобой драку. – Минхо знает, что Криса вообще завалить нельзя. И поспать тоже. Джисон нервно бегает глазами по залу, кутаясь в черный худи и ежится от дыхания Минхо на своей шее. – Сонни, – канючит старший, – пойдем покормим моих детей и завалимся смотреть аниме, м? Феликс совершенно не подозрительно пялится на хёна и ухмыляется, ведя одной бровью. Крис закатывает глаза и снова зевает. – Наши голубки опять милуются, Ликс. – Чан строит скучающий вид и поворачивается в сторону Феликса. – Кажется, мы здесь лишние. – Ёнбок подмигивает Минхо и роняет забавный смешок. Джисон и Минхо синхронно краснеют, не видя друг друга. Кончики ушей Минхо пылают, а Джисон бегает глазами по друзьям, пока дыхание сбивается, что не остается незамеченным Ли старшим. Не давайте надежду. Последние занятия проходят в мгновение ока. Феликс великодушно передает Джисона в лапы Минхо и наказывает тому не целоваться с Ханом на первом свидании, за что тот по-доброму, но не от всего сердца, дает пинка парню с веснушками. Ёнбок обнимает на прощание зардевшегося Джисона, что прячет розовое от смущения лицо в плече друга. Ликс отстраняется и с улыбкой кивает Хану, на грани слышимости говорит: – Все будет в порядке, Сонни. Джисон хмурится в непонимании, а потом Минхо подхватывает его под локоть и ведет в сторону выхода странно бодрым шагом. Хан замечает, что старший все равно подозрительно тихий, пока они добираются до квартиры Минхо. Джисону думается, неужели это из-за шуток Феликса и Чана? Хён выглядит грустным и растерянным в свете весеннего солнца. Хан отводит взгляд и кутается в черный шарф поглубже, пряча красные щеки и нос от ветра. Старший кормит котов, готовит ужин, разделяя трапезу с младшим, а затем отправляется в душ, пока Джисон откатывается в какой-то непонятный отрезок времени. Хан все еще находится в смуте раздумий о своих чувствах к Минхо. Однако страх и отчаяние пустили слишком крепкие корни. В своем прошлом Джисон потерялся, кажется, он до сих пор не может найти себя. Минхо единственный, к кому Хан может прийти и не бояться показать себя совершенно уязвимым и слабым. Он окружает его ласковой заботой, он не отторгает. Джисон в шаге от признания. Минхо – самая яркая звезда в его пустом темном космосе. Джисон боится. Боится привязаться, полюбить настолько безумно, насколько способно его разрушенное сердце. Ведь если хён уйдет, Джисон уже не соберет себя, его гложет удушающее чувство, которому не должно быть места в жизни. Они разговаривают неспешно, Джисон случайно поднимает горькую для него тему любви и отношений. Минхо не дышит, пока младший признается в том, что его никто никогда не сможет полюбить из-за его обесчещенного прошлого, из-за бьющего чувства долга, который он не сможет исполнить больше никогда. – Хён, я жалок, я чувствую себя обузой. – Джисонни, – Ли двигается ближе и осторожно приподнимает лицо младшего, – твое прошлое влияет на тебя, но это не повод тебя не любить. Ты не обуза, ты не жалкий, ты не.. Обесчещенный. Я понятия не имею, кто так жестоко вбил это в твою голову, но все не так. Ты веришь мне, Сонни? У Джисона во взгляде немое отчаяние, но здесь и сейчас ему почему-то не страшно. Он заливается краской от того, с каким трепетом на него смотрит Минхо, который набирает воздуха в легкие, желая озвучить те самые слова. – Ханни, прости, я не смогу больше молчать об этом… Мне кажется, я схожу с ума. – Хан напрягается и готовится к неизвестности. – Я так сильно влюблен в тебя. – Минхо часто моргает и замечает вздрогнувшее тело перед собой, – Хочу полюбить тебя еще больше, солнце. Джисон неверяще поднимает свой дрожащий взгляд, и в уголках его глаз скапливается влага. Это же сон? Такого просто не может быть. Хан ждет, когда он проснется, или старший в конце концов засмеется и скажет, что это все просто шутка. – Извини, если это тебя обременяет. Все в порядке. – уверяет его Минхо, – Поэтому приму любое стечение обстоятельств. – с небольшой грустью в голосе, – Я не требую от тебя ответа. Джисон и не отвечает, находясь на грани безумия. Минхо думает, что напугал младшего до чертиков, потому что в глазах напротив плещется что-то знакомое, похожее на отчаяние. Если Джисон захочет уйти, им обоим станет сложнее в миллионы раз. Хан всхлипывает и роняет первые слезы, все так же удерживая свой взгляд на старшем. Минхо ласково ловит пальцами соленые капли на бархатистой коже, поглаживая теплые щеки. – Прости, Ханни, я не должен был... – младший не отстраняется от прикосновения, только цепляясь пальцами за ткань своей футболки. – Я.. М-минхо-хён... – Джисон сбивается, – Мне так страшно. – Сонни, извини, правда… – Мне страшно любить. Ли останавливается на мгновение, не понимая смысл слов. Джисон рвано дышит и снова на грани слышимости произносит: – Мне так страшно сделать что-то не так или разочаровать тебя, хён. Тело Минхо огорошено застывает, пока междустрочие не доходит в его голову. Он улыбается мягко, внутренняя радость просто кричит, но ли сдерживает порывы, лишь отражая любовь в своих чистых глазах и в языке тела. – Солнце, почему ты плачешь? – Это просто. этого н-не может быть... – Хан переводит дыхание и задерживает взгляд на глазах хёна, надеясь не найти там ложь, – я не верю. – Это правда, милый. Все в порядке, если ты не можешь мне поверить. Знаю, что тебе сложно принять это, но я совершенно не хочу принуждать тебя и требовать ответа. Никакой спешки, все в порядке, мой хороший. – Минхо придвигается ближе, беря в свои руки подрагивающие пальцы младшего, – У нас есть все время в мире. – Хён, мне так страшно. – Джисон наклоняет голову навстречу прикосновениям и открывает свою максимальную уязвимость. – Я не хочу, чтобы это оказалось сном. Я не хочу остаться один. – Это не сон, дорогой, – совсем невесомый поцелуй в висок отрезвляет Джисона, – я так сильно влюблен в тебя. Минхо трепетно обхватывает кисти Хана и оставляет медленные поцелуи на тыльной стороне ладоней, задерживаясь каждым на несколько секунд. Джисон хнычет и улыбается, не верит, что такое может быть. Минхо любит его? Правда ли это? – Я не буду торопить тебя, Ханни. – Минхо сглатывает тревожный ком в горле и роняет тихий смешок, – Нам обоим нужно осознать это. Джисон застывает на десяток секунд. Его разрывают противоречия, но желание и тяга к теплу перевешивают страхи сейчас, когда Минхо излучает мягкий свет и глядит на младшего так, будто он самая большая драгоценность в его жизни. Он кивает. – Хён, обними меня, прошу тебя. Минхо не нужно просить дважды, он неспешно кладет руки Джисона к себе на плечи, а сам подвигается ближе, деликатно обхватывая худое тельце, как будто ограждая Хана от всего мира, который причинил ему боль. Хан робко льнет навстречу и буквально слышит бешеный темп горячего сердца в чужой груди. Джисон слабо всхлипывает и улыбается ярко, ощущая дрожь своих пальцев и огонь на щеках. Им обоим плевать хотелось на не совсем удобное сидячее положение, потому что близость друг к другу и взаимное тепло напрочь затмевают все мысли на добрые пять минут. Они не целуются, не елозят руками по телам и молчат. Они наслаждаются той тихой любовью, которая как заботливая птица окутывает их своими мягкими крыльями. Навязчивое желание поцеловать хёна и не ощущать страха снова выползает из мрачной ямы сознания. Если не сейчас, то когда? Кажется, если не отдать свой поцелуй хёну, магия момента будет упущена раз и навсегда. Как будто это сохранит и укрепит их только образованный союз. – Хён-а? – Минхо угукает и обращает все свое внимание на младшего, – Поцелуешь меня? Ли замечает какую-то нервную дрожь в теле Джисона, поэтому решает завести осторожный разговор, не желая бросаться сразу в полымя. – Сонни, ты правда хочешь? – Я хочу перестать бояться, – Джисон хнычет и с какой-то больной надеждой смотрит на старшего, боясь услышать категорический жесткий отказ. Минхо успокаивает себя, не подавая вида о своем собственном волнении и сбитом сердцебиении, пересаживается на мягкой незаправленной постели, убирая одну ногу под себя, чтобы удобнее повернуться к Хану. – Да, пожалуйста... – на грани слышимости просит Джисон. Минхо поднимает левую руку, оглаживая пальцами скулу Хана, спускаясь к подрагивающим губам, а потом невесомо проводит кончиками по шее, от чего тот дергается и хмурится, стискивая челюсть. – Ты боишься. – медленно убирает руку, грустно осматривая парня напротив. – Устал бояться... Я так устал, хён. – влажные блестящие глаза заставляют сердце сжиматься и обливаться кровью, чувствуя ледяной страх, исходящий от парня. – Я знаю, что ты перестанешь бояться, обязательно перестанешь. – Минхо ласково улыбается, – Не спеши. Джисон не дослушивает и порывисто бросается на шею парню, неловко и робко касаясь губами где-то под челюстью. А потом осекается и, отстраняясь, с печалью изрекает: – Прости, хён. Тебе должно быть неприятно... – заикается на полуслове, запинается, но продолжает, – Прости, я не знаю, что мне делать. Мне не хочется расстраивать тебя и заставлять ждать. Минхо широко раскрывает глаза, обращая удивленный взгляд на юношу. – Сонни, ждать чего? – Джисон на вопрос сжимается и прячет глаза. – Я не могу сейчас дать тебе... И мне нечего тебе предложить, но... – Джисон запинается и уже шепчет, не желая думать об этом. – Боже, что я говорю. Минхо слегка сбивается и не находит, что ответить. – Хён, я же.. Испорченный, меня использовали, т-ты правда хочешь со мной… – Хочу чего, Сонни? – Джисон на вопрос жмурится и кусает щеки изнутри, пытаясь подобрать слова. – Секса, хён.. Я не смогу так скоро сделать это. – Минхо только устремляет свой взгляд куда-то в стену. Нет, он не хотел, чтобы Джисон думал об этом. Насколько же тяжело Джисон принимает искренние чувства в свою сторону, что говорит вот так? Насколько же сильно его разум переломали и вывернули? – Ханни, послушай меня, хорошо? – Минхо дожидается кивка и продолжает, – Ты не испорченный. Знаешь, ты самый светлый и замечательный человек, которого я встречал. – Ли оставляет поцелуй на мокрой щеке, – Я рад находиться рядом с тобой, я невозможно влюблен в тебя, мне не важно, будет ли у нас что-то или нет. Младший всхлипывает, покрасневшие глаза как-то умоляюще всматриваются в ореховую теплоту радужек. Его жизнь, его привычки, его мысли делают тройное сальто назад, все снова крутится настолько быстро и нечетко, что Джисон попросту не успевает уловить хоть каплю нынешней реальности момента. – И, мой хороший, кто же тебе сказал, что секс настолько важен? Это ужасно, когда ты делаешь это без своего желания, из чьей-то нужды или из чувства долга, отплачивая за любовь к себе. – Джисон тихо всхлипывает, слыша успокаивающий голос хёна, – Секс становится важным только тогда, когда это желание обоюдно, по согласию. Важно, готов ли ты к этому. Отношения не должны зависеть от постели. Понимаешь? Хан сухо сглатывает и кивает. – Милый, я не буду просить тебя или настаивать на сексе. Черт… я даже не могу допустить и мысли о том, чтобы заставить тебя. Если мы сделаем это, то только тогда, когда ты захочешь и будешь готов. Хорошо? – Хан кивает и часто моргает, – Ты такой храбрый, Сонни. Не бойся разговаривать со мной о таких вещах. Вот это важно для нас с тобой. Договорились? Джисон снова кивает и тянет в ответ свой мизинец, закрепляя их обещание друг другу. – Ты еще хочешь поцеловать меня? Джисон застывает с приоткрытым ртом, нервничая и глубоко дыша. Он волнительно кивает и облизывает губы, прикрывая глаза. Минхо наклоняется, поглаживает большим пальцем за ухом Джисона, осторожно наклоняясь к искусанным губам, легко прижимаясь к ним. Хан вздрагивает, но приоткрывает рот, позволяя Ли продолжить. Парень обхватывает губы по очереди, немного надавливает и отстраняется. Джисон, оказывается, почти не дышал, поэтому резко втягивает воздух и трогает свои губы, улыбаясь Минхо. – И еще, милый. – Хан стеснительно поднимает свой взор на старшего, – Я бы хотел сделать это с тобой. Но только тогда, когда ты сам действительно будешь желать близости. – Ли решает не говорить напрямую слова, которые слишком сильно смущают Джисона, – Я бы хотел любить тебя и так тоже. Понимаешь? Лицо Хана пылает, он кивает как болванчик, лишь бы хён не видел, насколько он покраснел. *** Джисона трясет, и он убегает на подкашивающихся ногах в ванную, запираясь изнутри. Истерика пробивает мурашками по всему телу и недавними животными прикосновениями к коже. Подросток срывает с себя майку до сих пор грязную с того момента и скребет угловатыми ногтями по старым ранам, раздирая кожу на шее и руках в кровь. Грязь оскверненного юного тела застревает в венах, не находя освобождения и не давая спокойно дышать. Джисон заходится в сухом кашле, и его рвет около получаса. Он умывается, снимает оставшуюся одежду и садится в ванну под обжигающе-холодные струи воды, пока искусанные пухлые губы не синеют. Часом ранее он так хотел закончить все это. Он устал от всепоглощающей агонии, его плечи все больше опускаются под тяжестью обстоятельств. Бетонная плита давит все сильнее, он не в силах пройти через это. Хан не понимает, что делает не так, и не знает, что делать дальше. Гематомы наливаются сочным фиолетовым, и он закусывает губу от жжения внизу, пытаясь смыть с себя всю кровь. <i>Почему ему всегда так плохо? Джисон нашел выход в дурацком канцелярском ноже, в чужой ванне, где он выплакал, кажется, что-то размером с Тихий океан. В месте, где все началось, это должно закончиться. Удары по щекам и выломанная дверь так и не позволили ему добраться до другой двери, такой желанной. В темноту. Его руки в бинтах с просочившимся каплями крови, а в голове пустота. Последующие дни он даже не шевелится, когда его регулярно в течение нескольких часов используют как секс-игрушку. Он послушно раздвигает ноги, покорно лежит на спине и обессиленно дышит, умершим взглядом смотря в потолок. Прямо как пустышка, изуродованная кукла. Он совершенно ничего не чувствует, не стремится убежать, не хочет просить прощения. Джисон не хочет слышать крики, не хочет, чтобы его вновь били, связывали руки. Лучше же не сопротивляться? Отдать себя добровольно, лишь бы это быстрее закончилось. Потому что сил и слез уже не осталось. Ему кажется, что он все же мертв. Спустя три месяца, находясь на последнем кругу ада, Джисон один единственный раз находит в себе мужество. «Мы расстаемся» – гласит его сообщение в чате. Руки неумолимо трусит, губы покрываются коркой от частых покусываний. Он не нашел бы в себе смелости сказать это лично. В лучшем случае его снова изобьют и жестоко вытрахают остатки здравого смысла. Он хочет уйти. Эти отношения выжали все соки из бедного Хана. Все прошлое времяпровождение подростка в одиночестве разбивается вместе с мечтами о спокойном будущем об огромный камень ненависти к себе, что разрастается изо дня в день в геометрической прогрессии. Мысли ранят, сердце истекает грязной бурой жижей. Она медленно циркулирует по сосудам, заставляя умирать от неизмеримой боли. Джисон не чувствует себя чистым. Он принимает душ трижды в день в попытках хоть как-то отмыться от все еще осязаемых касаний, прячет слезы под струями воды и борется с желанием утопиться в кипятке. Его кошмар все еще дает о себе знать тонной сообщений, угрозами и пожеланиями смерти, обещаниями присвоить себе снова. «Все из-за тебя» «Ты сам виноват» «Мне бы не пришлось трахать других, если бы ты не спорил со мной» «Сначала я убью всех твоих близких, а потом и тебя» «Я тебя найду. Тогда пощады не жди» «Ты не сможешь сбежать от меня» «Малыш, вернись по-хорошему, иначе тебе будет плохо» «Ты только мой» «Если ты посмеешь с кем-то трахаться, я убью тебя» Джисон все еще пускает кровь, раздирая кожу запястий, вгрызается зубами там, где видно сетку голубоватых вен, заглушая свои крики и отвлекаясь от боли где-то в груди. За все время, поведенное взаперти дома, мальчик буквально сходит с ума. Голова идет кругом от бесконечного потока самобичевания. Худые руки, ноги, острые коленки и локти, выпирающие ключицы, впалые щеки – кажется, еще немного и Джисон просто растворится и исчезнет.</i> *** Минхо, как и обещал, держит младшего за руку, прячет от всего, что окружает их, пока Феликс с Крисом переговариваются на английском. Минхо знает его не очень хорошо, поэтому все внимание обращает на прохладную ладонь Джисона в своей. Ли остается начеку, Чан чувствует что-то неладное, все равно подмечая поведение Джисона, поэтому все чаще находится рядом. Феликс наблюдает, собирается вместе с остальными, чтобы создать максимальный защитный купол вокруг Джисона. Он знает, что в одиночку Хан не справится с этим. Джисон до слез благодарен всем, кто сейчас рядом с ним, он чувствует себя в безопасности каждый раз, когда находится с друзьями. Видя более яркий свет в глазах Джисона, Феликс складывает два и два. Улыбается и игриво подмигивает Хану, смущая того до порозовевших щек. Крис вызывается быть вторым наставником Феликса и Джисона для большего сплочения их компании, предлагает свою помощь в будущих проектах и работах, на что младшие рассыпаются в благодарностях, а Минхо наигранно недоумевает. Его-то никто не благодарил так сильно за помощь в учебе! Между хёнами завязывается шуточная перепалка, и Джисону становится так легко и радостно. У него есть важные люди, которые ценят его самого и находятся рядом при любой возможности. Он привязывается к этим людям без мыслей, что они навредят ему. Все в порядке. Джисон выходит из аудитории в полном одиночестве. Феликс не так давно свалился с простудой, всячески извинялся, но написал Крису и Минхо, чтобы они были в случае чего рядом. Старших задержали на собрании наставников решать какие-то организационные моменты будущего мероприятия, поэтому Джисон направляется торопливым шагом прямиком к залу конференций, где он сможет сразу словить кого-то из старших. Он накидывает капюшон худи, глубже зарываясь в одежду, и нервно хватается за лямки черного рюкзака. Повсюду снуют люди, собираясь на выход из корпуса, преподаватели носятся с кучей бумаг, сквер кампуса наполняется отдыхающими и учащимися перед выходными. Только Джисон почти бежит в противоположную сторону от течения толпы и не замечает взгляд цепких глаз за своей спиной. Хан чувствует напряжение в ногах от быстрой ходьбы, его дыхание учащается, а невыносливое тело тратит последние силы. Дойдя до места назначения, он приваливается к широкому подоконнику и пытается отдышаться. Опасливо оглядывается по сторонам и достает смартфон, чтобы проверить входящие сообщения. Чан пишет, что они задерживаются минут на десять, и скоро собрание закончится. Джисон с облегчением вздыхает и отвечает, что ждет рядом, но быстро отойдет в уборную на этом же этаже. Споласкивая лицо и руки холодной водой, он зажмуривает глаза, слышит хлопок двери и медленные шаги за спиной, пропуская тревожный звон в ушах. Хан поднимает голову, намокшая челка прилипает к вискам и ко лбу, а потом парень замирает. Сердце пропускает удар, а потом бешеный пульс давит на виски. – Привет, малыш. Самодовольная улыбка в зеркале отражается оскалом, Джисон выпадает из реальности и думает, что он находится в очередном кошмаре. Вот-вот Минхо его разбудит или он проснется сам и позвонит хёну. Но пробуждения нет ни через минуту, ни через две. Все это время фигура за спиной стояла неподвижно, облокотившись спиной на дверь позади себя. Корпус уже пустует, Джисон ловит удовлетворение в темных глазах и с содроганием сердца замирает. Нет. Нет. Нет. Не напоминай мне, какой я жалкий. Не напоминай, какой я слабый. Не напоминай мне ни о чем. Руки потряхивает, пока пальцы сжимаются на бортике раковины до побеления костяшек. Джисон не замечает, как его остекленевшие глаза застилает туманная пелена горьких слез, легкие сжимаются и не впускают в себя воздух, пока нижняя губа заметно трясется. – Как у тебя дела? Джисон не хочет слышать этот голос снова. Нет, он ни разу не стал сильнее после нескольких лет жизни в страхе и отчаянной борьбе с самим собой. Человек в зеркале выглядит устрашающе, он огромен, худенькому парню просто не справиться с ним. Он знает, что не сможет дать отпор. Даже закричать не сможет, потому что его тело сжимает в тисках, а голос будто инстинктивно пропадает. Он надеется успеть нажать на номер Минхо в быстром наборе, но его мелкое движение прерывают слова с издевательским тоном: – Я наконец тебя нашел. – медленно, как хищник, подходит ближе, – Я же говорил тебе, что ты только мой? Наверное, ты забыл. Джисон не моргая, движется вправо, в сторону двери, в надежде сбежать. – Если ты не достанешься мне, то не достанешься никому, малыш. – В голосе явно прослеживаются ноты нездоровой одержимости. У Джисона закладывает уши, и он совершенно не чувствует своих слез, непрерывным потоком скатывающихся с его бледных щек. Звон в голове простреливает резко, давит на веки. В груди тяжело падает что-то склизкое. Джисон видит что-то темно-синее, похожее на частичную темноту. Ту, в которую он никогда не мог провалиться. – Ты совсем не изменился. Такой же жалкий, как и раньше. Пожалуйста, Минхо, приди. Я умоляю. Кожу как будто разъедает кислота, настолько больно, пока он заносит ногу к небольшому шагу, но страх всей его жизни мучает парня намеренно неспешной походкой. – Что, твоих друзьяшек нет рядом, и ты сразу струсил? – резкий шаг вперед и Хана сотрясает в рыданиях от стальной хватки на руке, – Где же они, Хан? Неужели тебя снова бросили? Какая жалость. Джисон отчаянно зажмуривается в надежде, что все это только лишь очередной ночной кошмар, но мерзкое прикосновение даже через утепленную ткань худи ощущается раскаленным металлом. Он не замечает, как его ноги подкашиваются, не замечает ломоты в коленях от жесткого падения на плитку. Он ощущает только боль, которая перетекла из воспоминаний в агонию реальности. Хан снова задыхается, кажется, что еще мгновение и мутную пелену перед глазами сменит темнота. Обессиленный взгляд отчаянно поворачивается к двери, но разворачивает его хлесткая пощечина. – Хорошие мальчики никуда не сбегают, правда, малыш? – парень тянет руку Джисона наверх, дергая, но не стараясь поднять того, – Смотри на меня, тварь. Джисон захлебывается слезами и всхлипами. Это все, что он может сделать, не имея сил на большее. Сутулясь, будто обтекая этим противным, отдающим скрежетом в ушах голосом своей больной и самой неправильной любви, Хан прикладывает свободную руку к груди, где бешено бьющееся сердце так норовит расколоться по швам от старых ран и разнести на куски грудную клетку. Кажется, что его вот-вот разорвет. Джисон задыхается. – Что тебе от меня нужно? – давясь рыданиями, где-то на грани обреченности спрашивает парень. – Малыш, я хочу повеселиться как следует. Мечтал натянуть тебя еще разок еще с того момента, когда ты пропал с радаров. – чужие слова ломают пополам, трещат вырванными сухожилиями, резонируют в голове, заставляя чувствовать все, связанное с этим человеком, – Ты так хорошо принимал меня, мой малыш. Ни чей больше. Несдерживаемая дрожь и колючие мурашки отзываются комом в горле, прожигающий взгляд темных глаз режет спутанное сознание Джисона. Хочется кричать, срывая глотку, просить о помощи, но все слова застревают в ожидании неизбежного. – Ничего, я напомню тебе, кому ты принадлежишь. Судьба неблагосклонна Джисону, поэтому все, что он чувствует – тянущую боль в плече, когда его тащат по холодной грязной плитке. Он не сопротивляется и не может пошевелить даже пальцем, только молит всех богов не выжить сегодня. Он не выдержит это снова, он не пройдет этот ад еще раз. Джисон теряет надежду и склоняет голову, трясясь в лихорадке, пока его нарочито медленно приближают к погибели. Он хочет умереть прямо здесь, сил существовать сейчас нет. После он бы и не пытался. Его затаскивают в кабинку и, забивая на открытую дверцу, прижимают к тонкой стенке. Хан ударяется головой, и перед глазами пляшут уже знакомые черные пятна с разводами. Воздуха критически не хватает, паника окутывает бледного парня, кислород отказывается наполнять легкие. – Как думаешь, малыш, может быть снова поделимся со всеми нашим весельем? – Хан давится вдохом, его подбородок трясется, а слезы пропадают в черном худи. Он умоляюще мотает головой из стороны в сторону, лишь бы это унижение никто больше никогда не увидел, – Как думаешь, это понравится твоим друзьями? – Н-нет... Не надо. – Джисон вертит головой, как-то машинально упираясь руками в чужие плечи – последняя кроха надежды на лучшее на грани вымирания. – Жаль, но если ты будешь послушным и перестанешь рыпаться, я ничего никому не покажу. – ухмылка разрезает чужое удовлетворенное лицо. Джисон на пределе трясется еще больше, конечности дергаются сами по себе. – Н-не надо, п-пожалуйста. – покрасневшие глаза горят огнем, пока Джисон жалобно заламывает брови, ощущая только лишь бесконечный страх, – Отпусти м-меня, п-прошу... – Нет, малыш, либо одно, либо другое. А теперь будь паинькой, не смей кричать и вырываться. Иначе я прикончу всех твоих друзей и заставлю тебя на это смотреть. – Хан чувствует острый как лезвие ножа взгляд на себе, – Ты трахался с ними? Я знаю, что ты трахаешься со всеми подряд. – его встряхивают, пытаясь привести в чувство, – Отвечай, потаскуха! Джисон совершенно не реагирует, пустым взглядом смотрит куда-то сквозь человека перед ним. Напоследок перед самой страшной пыткой, которую он не сможет преодолеть снова, в голове мелькает образ улыбающегося Феликса, его очаровательные веснушки, Чан с ямочками на щеках и забавным смущенным смехом. И Минхо. Его теплые нежные руки, его мягкий взгляд и надежные объятия. «Я люблю тебя» И я люблю тебя, Минхо. Прости. В этот раз они не успели. – Значит будет по-плохому. Обмякая в чужих руках под тяжелой хваткой и давлением крупного тела перед собой, Джисон впадает в отчаяние и жмурится, когда его грубо хватают за челюсть и приподнимают голову, чтобы впиться безответным поцелуем в соленые от непрекращающихся слез губы. Хан хнычет от укусов, сжимая зубы, не давая протиснуться чужому языку. Пока на челюсть не давят, заставляя кривиться от неприятных ощущений. Джисону становится мерзко от происходящего, с чем он ничего не может сделать. Тело парализовало, он в ловушке без возможности выбраться. Его ужасно тошнит. Он в нестерпимых муках, но старается абстрагироваться, успокоить себя тем, что его действительно полюбили, о нем заботились, искренне поддерживали. Его смогли понять и принять. Он успел познать искреннюю заботу и бескорыстность, встретиться с тем, с кем Хан мог быть самим собой. Хан хочет попросить прощения перед всеми, потому что он заставит их страдать. Но он не сможет пройти через это снова, он не выберется. Пока его жестко хватают за волосы, Джисон думает, что будет безмерно скучать по приятным поглаживаниям и бережным объятиям. Его шею сжимают до синяков и кожу цепко кусают, оставляя раны, пока Джисон находится где-то на грани сна и реальности. Руки смиренно повисают по швам, не оказывая никакого сопротивления. Обжигающими прикосновениями черный худи задирают выше груди и оскверняюще касаются оголенной талии, скребут по старым шрамам на ребрах. Большие руки расправляются с джинсами, спускают вместе с бельем, после чего Джисон лбом ощущает еще один удар от встречи с перегородкой кабинки. Когда в его рот погружаются чужие солоноватые пальцы, он чувствует себя тошнотворно неправильно. Тот поцелуй он должен был разделить с Минхо, а не с тем, кто отвратительным и гадким образом сломал всю его жизнь, предрешил все будущее. Ему до мерзости мучительно снова ощущать эти руки на своем животе и голых бедрах. Джисон в очередной раз ломается, когда за спиной слышит копошение, узнавая в этом расстегивающийся ремень брюк. Пальцы давят на язык, достают до глотки, перекрывают дыхание, а потом неторопливо движутся к ягодицам, размазывая слюну по коже. Последние слова отбивают у Джисона всякое желание жить. – Я поделился с твоим другом нашим развлечением. Пусть посмотрит, как хорошо ты принимал меня и просил о большем. Телефон Джисона разрывается от звонков, пока заднюю часть шеи сжигает чужое дыхание, а сильное тело яростно вжимается, толкаясь в поясницу. Когда влага достигает напряженного колечка мышц, у Джисона как будто срабатывает предохранитель. Последнее, что он чувствует – стрельнувшую боль от проникновения. Его полностью отрубает от окружающего мира и собственных ощущений. Он уже не слышит грохота двери, не чувствует ослабшую хватку на шее, как чужие пальцы покидают горящее нутро, не чувствует, как давление тела исчезло. Он не слышит криков Криса, не слышит зовущий его обеспокоенный голос Минхо, не чувствует его трясущихся рук на себе. Не видит его горячих слез, оседающих маленькими кляксами на его собственном лице.