За старую дружбу

Часто случалось так, что смерть одного человека переворачивает жизнь нескольких других в два счёта. На счёт раз — последний вдох, на счёт два — последний выдох. Чуть реже, но всё же иногда, случалось, что смерть одного человека переворачивает жизнь вампира. Ничего не менялось: также работал телевизор, также светило Солнце, также шумел город. Просто ещё одного человека больше не было. Юкими откуда-то знала, что каждую минуту в мире умирало примерно сто восемь человек, рождалось — двести пятьдесят. И этот бешенный круговорот нёсся, закручиваясь всё новыми и новыми такими похожими, но всё же неодинаковыми витками. Мир людей, воообще, двигался по кругу. И просматривалось это везде: начиная с Солнца и времени, заканчивая историей. Наблюдая за людьми уже около сотни лет, Юкими часто отмечала, что чаще об умершем человеке один убивается так сильно, что быстро отошедшие остальные больше переживают за состояние этого первого, а не за то, что произошло. В общем, всё это к тому, что вампирам нельзя было привязываться к людям. Но Юкими, однажды оказавшаяся в новой и совершенно незнакомой среде, попросту растерялась. Забыла о своём характере и о презрительном отношении к роду людскому; о том, что всю жизнь жила как высшая аристократка в жестоком и беспощадном демоническом обществе; о том, что её извечная маска не подразумевала наличия рядом человеческого мужчины. Забыла и неожиданно, незаметно для себя вцепилась в человека. — Не переживай! — задорно говорил он, обнимая её за плечи. — Мы всё решим. И гордая и неприступная Юкими таяла от его постоянной доброй улыбки и тёплых прикосновений. Кея заботился о ней, и она очень его любила. Правда, однажды девушка всё-таки вспомнила о том, что человеческая жизнь непозволительно для вампиров коротка. И зажимая в зубах край одеяла, она подолгу плакала по ночам. Резвился на полу маленький Нэо. И Юкими, прижимая его к себе, чувствовала будто бы небьющееся холодное сердце всё же бешенно колотилось и падало в пятки. Сын тоже был человеком. — Юки, что с тобой? — он снова обнимал и успокаивал словно маленькую девочку. — Я тут, всё хорошо. — Кея, я… — но всякий раз она не договаривала и снова начинала плакать. Кея почуял неладное к тридцати годам. И, держа её за руку, как обычно спокойно, но всё же неуверенно спросил: — Кто ты? Юкими вздрогнула и опустила на пол сына. — Ты ведь не человек? — Интересное. Мнение. Юкими была старше Шу Сакамаки лет на пятьдесят или около того и почему-то всегда считала себя более опытной, более мудрой, более взрослой. Кладя руку на плечо кому-то из братьев, она с неизменной улыбкой и прикрытыми глазами хвалила и разнимала драки, ругала всегда тихо, безразлично и так же смеялась. Жить за маской было трудно морально, но легко физически — и Юкими Ямасаки с раннего детства к этому привыкала. Когда ей исполнилось сто шестьдесят, началась война. Совсем ещё юная по меркам демонов девушка почему-то не сразу осознала, что прежние яркие и торжественные балы, танцы, счастливую жизнь на верхушке пищевой цепи взрослые променяли на борьбу за власть. Почему же уважаемый король и отец не остановили это Юкими тогда не поняла. Впрочем, однажды увидев и теперь уже на наглядном примере осознав что такое война, Ямасаки поняла, что сделать они этого не могли. Заперевшись в четырёх стенах на двадцать лет, она могла только учиться и читать. Захлёбом, всё подряд — чтобы только не знать о том, что происходит снаружи. Потому что, словно в противовес жизни под маской, жизнь в неведеньи даровала лёгкое моральное, но отвратительное физическое состояние. — Кея, только не злись слишком сильно. Война закончилась, оставив после себя бесчисленные смерти, разорение и падение вампирского рода. А молодые вампиры — Юкими и братья Сакамаки — именно тогда поняли, что дальнейшие мучения смысла не имели. — Ты вампир? Юкими никогда не врала ему. И сейчас, не находя в себе сил ни придумывать, ни держать себя в руках, она только безжизненно кивала и послушно отвечала на все вопросы мужа. — Я была молодой герцогиней, — тихо сказала она. — Но у нас всё совсем не так, как у людей. Родители не любят детей — последние существуют для удовлетворения амбиций и продолжения рода. — Что же с того? — он пожал плечами. — Я просила о помощи, — она не ответила. — И я надеялась, что мне помогут. Юкими всегда знала, что среди демонов не было ни одного, кто бы поддержал её или помог, не поставив никаких условий. Потому что даже братья Сакамаки — вроде старые друзья — могли бы считаться разве что партнёрами. Но именно сейчас, как это было свойственно людям, она надеялась на то, что произойдёт чудо. — Господин Того Сакамаки у себя? У меня есть специальный пропуск. Следуя за девушкой по бесконечно длинному коридору, Юкими чувствовала, что тряслись даже пальцы. — Сакамаки-сан, к вам посетитель. Юкими поклонилась, а он улыбнулся. — Ваше величество… — Садись, милая. Кажется, разговор затянется. В последний раз Юкими или, правильнее сказать Раймонда, просила что-либо во время заточения Райто. А сейчас, вновь стоя на коленях, вновь опустив глаза в пол, она просила помочь обратить в вампиров Кею и Нэо. — Это интересно, — приложив руку к щеке, он беззвучно рассмеялся. — Отец знает? Она всегда считала, что отношения в её семье были вполне неплохими: у отца была всего одна жена и, кажется, он даже немного любил её; Юкими учили, разрешали делать то, что она хотела. Во всяком случае, в сравнении с Сакамаки они выглядели прилично. Но чем старше она становилась, тем лучше видела, что на самом деле происходило в семье: отец, ровно как и Его Величество, заботился только о статусе и ещё рождении какого-то необычного вампира — Юкими тогда этого не поняла. — Я помогу тебе. При одном условии. Раймонда означало «мудрая» и «защитница». Но Юкими не могла защитить даже себя, а судя по последним событиям и мудростью особой не отличалась. Ямасаки и братья Сакамаки как-то независимо и одновременно для себя решили не жаловать вампирские имена. Называть короля Карлхайнцом, королев — Корделией, Беатрис и Кристой было привычкой и показателем отношения. Между собой же они так никогда не общались. — Выйти замуж за одного из принцев? — она даже нервно хохотнула. — Это вы мне говорите? — Это в наших общих интересах, принцесса. Рожать детей ты можешь — это теперь проверено. И, в конце концов, каждому вампиру полезно иметь хотя бы одну интрижку с человеком. Мир людей по мнению демонов был устроен проще табуретки. Извечная борьба за власть, самомнение, эмоции — всё это позволяло людям жить и не меняться на протяжении тысячелетий. Тем не менее, люди были гораздо счастливее вампиров и были способны создать то, чем демоны не гнушались пользоваться. — Он обратит Нэо. Но не тебя. Это будет противоречить условиям договора, — Юкими больше не плакала, и теперь говорила тихо и холодно. — Скоро разница станет заметна: ты постареешь, а я останусь прежней. — Ты должна согласиться. И Юкими, и Кея хорошо понимали, что поставленное условие исполнится в любом случае. Просто либо Юкими похоронит и мужа, и сына, оставшись в одиночестве, либо с ней останется хотя бы Нэо. Юкими на собственном, достаточно горьком, опыте знала, что вечная жизнь не приносит никакого счастья, но придумать лучший выход она не смогла. Терять ещё и его, своего маленького мальчика, она была не готова. — Он поймёт. Когда-нибудь… — Кея. Я тебя люблю. Она похоронила его на территории герцогства, отказавшись от кремации. И, рыдая на его могиле, вновь юная герцогиня вампиров чуть ли не лежала на земле рядом. Отношения с сыном испортились, когда он осознал произошедшее, но обижаться на него Юкими не могла. — Мама. Она обернулась, размазывая по лицу слёзы. — Мама. Прости меня. И взрослый Нэо обнимал её, осознав что же она пережила на самом деле. Осознав, что ради него и отца она загубила свою бесконечно долгую жизнь. Нэо не просил о бессмертии, но теперь исправлять что-то было поздно. И, потеряв отца, он всё же мог провести с матерью всю жизнь. Мама всегда была строгой, но всякий раз принимала его сторону; папа всегда улыбался и многому учил, но ругал беспощадно. Они были очень счастливы, и Нэо привык видеть радость мамы и надёжность папы, привык чувствовать постоянное спокойствие и защиту. Привык к тому, что папа всякий раз обнимал их, подхватывая и его, и маму на руки; к тому, что мама знала так много, что это порой пугало; к тому, что все друг друга любили. Теперь этого быть не могло. — Нэо, приготовься, — она встала, расправляя плечи и отвернулась от могилы. — Вампиры никогда не жалеют о прошлом. — Пойдём, мама.