Спасение утопающих

— Я, кажется, понял, в чём твоя проблема.       Такемичи склонился над Майки, уютно устроившимся на диване в гостинной. Он вернулся с их ночной прогулки, буркнул что-то вроде «Сам иди нахуй», завернулся в плед и сразу отрубился. Ханагаки же из-за него не спал половину ночи, сначала пристроившись рядом, прислонившись спиной к дивану, боясь, что этот бешеный снова что-нибудь натворит, а потом там же и заснул. С утра болела шея, спина и все остальное, что он успел отсидеть за ночь. Больше всего пострадала задница. По пробуждению его посетила внезапная идея, и, о чудо, Майки все ещё валялся рядом, готовый к тому, чтобы его выслушать.       Будить пришлось долго, но Такемичи не сдавался, стянул с него одеяло, думал даже пощекотать, но вспомнил, что итог может быть летальным и сразу же передумал. Майки проснулся сам, когда почувствовал, что ему холодно, а ещё, что на него кто-то дует. Взглянул на Ханагаки зверем, вырвал серый плед из его рук и снова накрылся им с головой. — Я говорю, что понял, почему у нас ничего не получилось.       Такемичи предпринял ещё одну попытку стащить защиту с Майки, однако тот подмял плед под себя и крепко держал. — Удиви меня, — слегка хриплым ото сна голосом буркнул он из-под одеяла. — Вот как раз из-за этого, — Ханагаки похлопал ладонью там, где ориентировочно была чужая голова. — У тебя нет воли к жизни. Ты сам не особо хочешь, чтобы тебе помогали. Отгородился ото всех, волосы покрасил и пьешь свое девчачье пиво.       Аргументация получилась слабой, но растормошить Майки ему удалось. Он высунул взъерошенную голову наружу, злобно сверкнул глазами. Враждебность в этом взгляде не чувствовалась. — Ты нарываешься, — проговорил он, исподлобья смотря на Такемичи. — А ты под пледом спрятался, Майки.       Ханагаки сложил руки на груди, стараясь выглядеть серьезно. И все же ему не стоило забывать, что сейчас значительной разницы в возрасте у них не было, что Майки больше не инфантильный мальчишка, а взрослый мужчина. И вообще это не его Майки, не тот, кого он однажды знал — этот пусть и очень похож, но совсем другой. Им придется заново познакомиться, как бы Такемичи не убеждал себя, что Сано Манджиро остался прежним, такие мысли были далеки от реальности. — И что ты предлагаешь? — взрослые люди, как правило, сначала слушают, а уже потом делают выводы. — Приготовим что-нибудь вместе. Барбекю, например, — Такемичи выпалил первое, что пришло ему в голову.       Ещё вчера он сумел осмотреть двор. Если не думать о том, что это резиденция мафиозной шишки, то можно подумать, что это место идеально подходит для летнего отдыха. Хоть прилегающий участок и не был зачищен от деревьев основательно, место для костра Ханагаки ещё вчера нашел на заднем дворике. На него указывал круг из аккуратно сложенных камней и почти превратившиеся в пыль угли вперемешку с окурками. — Нахуя? — резонно спросил Майки.       Идеи Такемичи казались ему бредовыми. Теперь он чувствовал себя старшим в их странной компании. Босс Бонтен, как и полагается мафиози, умел отдыхать со вкусом, и это никак не вязалось с тем предложением, на которое он бы с радостью согласился двенадцать лет назад, но не сейчас. Его старый друг, судя по всему, и правда прыгал во времени, что тогда, что сейчас шпаной остался. — Разные мелочи и позитивные моменты обычно наполняют жизнь смыслом. Если нет какой-то глобальной цели, нужно жить хотя бы ради них.       Майки закатил глаза. — Ты просто хочешь сосиски пожарить.       Он лишь высказал предположение, отговорку, но взглянув на Ханагаки, понял, что попал. Глаза Такемичи забегали по комнате, губы нервно дернулись. — Последний раз я был на барбекю ещё в летнем лагере в двенадцать… А у тебя тут загородный дом и никто нас не оштрафует за костер.       Майки хотелось спросить, кто тот самоубийца, который решится его оштрафовать.       И вообще, Ханагаки думает только о себе, а не о его спасении. Майки не выспался. Он в принципе никогда не высыпался, мучился от кошмаров, пил много кофе и энергетиков, жевал стимуляторы и держался на последних пятнадцати процентах который год. Рядом с Такемичи у него наконец получилось нормально заснуть, но видимо Морфей слишком против его присутствия, раз подсунул ему такой отвратительно бодрый будильник. — Я дальше спать.       Такемичи знал, что будет тяжело. Ему нужно набраться терпения. Очень много терпения. Как бы поступил Дракен, если бы был сейчас здесь? Наверняка бы свалил Майки с дивана, за шкирку бы заставил подняться, попутно отчитывая его за отношение к жизни. Но Ханагаки был другим, он так не мог. Ему тупо было страшно, что разбудит он не Майки, а чудовище, которое на нём живого места не оставит за потревоженный сон.       Бояться было чего. Перед тем, как вообще начать будить Майки, он несколько раз пробежался взглядом по залу, отодвинул подальше вазу с сухими ветками, такими же безжизненными, как и хозяин резиденции, проверил, нет ли поблизости чего-то острого или тяжелого. Такемичи примерно знал, что делать с веселым Майки, с мрачным или уставшим, но его дикая сторона каждый раз пугала до усрачки.       Старается. А Майки с ним даже на улицу выйти не хочет. Ну и пожалуйста, Ханагаки не то чтобы нужна компания. Один он чувствует себя гораздо спокойнее, чем в обществе старого друга. Правда это не вяжется с первоначальной тактикой. Беда.       Такемичи плюет на всё, на Майки в том числе. Он предложил, не подумав, но в итоге решил, что барбекю реально хорошая идея. Не Майки помочь, так самому нервы успокоить. Пожрать более-менее нормально. Развести большой костер и спалить этот чертов дом вместе с лесом.       Ханагаки находит на кухне длинные деревянные шпажки, упаковку сосисок для копчения в холодильнике, с большим трудом зажигалку и решает, что это все, что ему нужно.       На улице прохладно и влажно. Палящее солнце ещё не успело прогреть воздух. Угли в костре отсырели, покрылись каплями росы и вообще не выглядели как-то, что может гореть. Такемичи пришлось приложить много усилий, чтобы развести костер. Он промучился целый час, хотел уже сдаться и найти дома бензин, слить немного из байка Майки, если потребуется, с помощью него создавая химозное, но ярко горящее пламя. Несчастные палки над ним сжалились, начиная понемногу разгораться. Дыма было много, он преследовал Ханагаки, в какую бы сторону он не отходил, щипал глаза и заставлял откашливаться, тревожа только заснувший улей.       За время приготовления завтрака Такемичи понял две вещи: он не выживет в лесу, и хорошо, что Майки спит. Такого позора Ханагаки бы не вынес. С другой стороны, его несчастные потуги могли повеселить обладателя самого мрачного лица, которое он когда-либо видел.       Майки просыпается ближе к полудню. Выходит к нему растрепанный, в растянутой белой футболке и свободных штанах, шаркая сланцами по земле. С зажатой в зубах сигаретой. Лениво оглядывает Такемичи и тот беспорядок, который он учинил, измазавшись чуть ли не по локоть в углях. Присаживается в опасной близости от костра и прикуривает, чудом не подпалив светлые волосы. — Выспался? — спрашивает Ханагаки, хоть ему и кажется кощунством нарушать эту благодатную тишину. — Жрать хочу, — Майки выдергивает из земли шпажку с самой не подгоревшей сосиской, смотрит на неё чуть нахмурившись, но все-таки откусывает. — Ты, кстати, тупой, Такемучи, ты знал? — Не нравится — не ешь! — Такемичи возмущен, его утро началось с оскорблений. — Я не про это, — Майки тычет пальцем на костер. — Шпажки деревянные. Могли загореться. — Я ничего другого не нашел, — в свое оправдание заявляет Ханагаки. — И они не загорелись. — добавляет он, тут же переключаясь на другую тему. — У тебя сегодня выходной?       Вопрос странный. Казалось бы, босса Бонтена не должны волновать такие вещи, как рабочая неделя и выходные дни, но Майки утвердительно кивает. Странный он. Если в прошлом энергия Майки и правда могла вести за собой группу хулиганов, то сейчас он уже не выглядел таким же вдохновляющим. Пугающим, шокирующим, жутким, но точно не тем надежным человеком, которому ты без сомнений доверишь собственную жизнь.       Майки молча поднялся с места и ушел. Такемичи, решив уже, что разговор окончен, собирался потушить костер и пойти за ним, но Майки вернулся довольно быстро, принося с собой упаковку маршмеллоу. Предложение о барбекю все-таки принято.       Прежде чем научиться поджаривать зефир, Ханагаки под смешки Майки сжег парочку. Он даже не понял, как получилось, что маршмеллоу вспыхнула и загорелась как факел. Еда, по его мнению, так работать не должна. А вот у Майки получалось отлично. Растаявшая сердцевина и золотистая корочка снаружи.       Наевшись сладкого и выпив баночку холодного кофе, Майки все равно выглядел ужасно уставшим. Темные мешки под глазами, казалось, были выгравированы на его веках и никуда пропадать не хотели, сколько бы он не спал и что не заливал внутрь.       В который раз нарушая тишину, Такемичи спросил: — Как ты обычно отдыхаешь?       Майки на секунду задумался, потупил взгляд и, отмахиваясь от дыма, ответил: — Как все. Травка, бухло, клубы — базовый набор.       Ханагаки ожидал услышать что-то из разряда «смотрю телик, ем мороженое и катаюсь с пацанами на байке». Это было раньше. — А «своих девочек» сюда привозишь?       Майки чуть хмурится.       Прицепился же к «девочкам». Стоило ему сказать тогда что-то другое: «Это для моей собаки, пиво любит, ахуеешь». Тогда Такемичи искал бы мифическую собаку и, возможно, даже нашел бы. Черт знает, что в этом лесу живет. Девочек точно нет, а если бы были, Майки бы сам обосрался от страха, заметив женский силуэт ночью между деревьев. — О резиденции знает только верхушка, — спокойно отвечает он, а после загадочно улыбается. — Если я сюда кого-то и привозил, то они остались где-то внизу того обрыва, где мы вчера гуляли.       Его слова заставили Такемичи насторожиться. Майки страшилкам от Санзу научился или здесь правда происходило что-то ужасное? Учитывая репутацию Бонтена, Майки едва ли лукавил в своих высказываниях. А ещё он обещал ему не врать. — А браслет? — Ханагаки похлопал себя по лодыжке. — Оторвал бы мне ногу и туда вниз… к этим?       Майки смотрит вниз, опускает руку, чуть надавливая на холодный металл, с щелчком расстегивает браслет и откидывает в сторону. — Такемучи, ты лох, — заключает он. — Тебе напиздели, знаешь? Это только в кино такая мелкая штука может взорваться. Браслет передвижение отслеживает. Ну чтобы ты не свалил куда-нибудь в ебаную глухомань, где помер бы от голода.       Майки пододвинулся ближе, не пряча на губах легкую улыбку. Сел рядом с ним на траву. — Ты сможешь сбежать, — серьезно сказал он. — В прошлое. Приложи все усилия. И пободрее. Мы натворили дел и теперь выход только один. Твой друг Наото очень настырный, хорошо копает, может доставить неприятности.       Такемичи напрягал этот спокойный тон. Майки выглядел и звучал, как человек, у которого все схвачено и который ничего и никого не боится. Резкая смена темы прогнала остатки дружелюбной атмосферы. — Ну так закопайся достаточно глубоко, чтобы он не нашел.       Ханагаки и сам прекрасно осознавал, что если Тачибана Наото его найдет, то умрет. Он уже однажды умирал вместе с ним, повторять чертовски не хотелось. — Как у тебя все просто, герой. Пришел, поныл, проблемы решились.       Майки тем временем гнул свою пассивно-агрессивную палку. То ли запугивал Такемичи, то ли мстил за раннее пробуждение. — Мне никогда не было просто.       Ханагаки отсел подальше. На противоположную сторону, теперь между ними был костер и больше не было непринужденных улыбок. — Ради девчонки, которую ты едва помнил.       Прозвучало ядовито и больно. Такемичи захотелось ударить Майки. Сильно встряхнуть за плечи и приложить головой о землю. — Сейчас ради тебя, а ты в меня выстрелил. Три раза.       Настроение Майки было заразно, Ханагаки необдуманно захотелось надавить, стереть это гадкое выражение с чужого лица. — Было, — Майки согласился так легко и свободно, будто уже не сожалел о случившемся.       Это раздражало. — Я тебя не простил, — медленно проговорил Такемичи. — Хорошо.       Майки снова был занят нанизыванием маршмеллоу на шпажку. — Ты не стараешься. — Мне насрать уже.       «Я не люблю просить помощи»       Было сложнее, чем предполагалось изначально. Такемичи замолчал ненадолго, рассматривая костер и стараясь придумать, что спросить ещё, чтобы Майки перестал строить из себя отстраненного от мирского человека. Он не обращал на Ханагаки никакого внимания, тихо наблюдал, как сворачивается в огне пустая упаковка из-под маршмеллоу, превращаясь из блестящей пачки в скукоженный черный комок. — Для тебя так легко убить человека? — Такемичи все же спросил.       Он не сильно надеялся на то, что ему ответят честно и на то, что какой-либо ответ его вообще устроит. Если Майки скажет, что ему нравится, у Ханагаки наверное опустятся руки. — Убивать не сложно. — И многих ты убил? — Лично немногие удостоились чести, чаще отдаю приказы. Санзу, знаешь, даже в кайф мочить кого-то.       Такемичи мог себе представить. Воспоминания о Харучиё Санзу сидели у него глубоко внутри, а дни, проведенные рядом с ним, едва ли можно назвать приятными. Вот в ком точно не осталось ничего человеческого. — Ты изменился, Майки. — Мне больше не пятнадцать, Такемучи. — Нахрена тебе это все стало нужно?       Вопросов у Такемичи было навалом, а этот, пожалуй, был самым волнующим из всех. Он не мог представить, что сподвигло Майки стать таким. Пусть раньше он и много дрался, но не могло же это настолько сильно повлиять на него. Если он так пытался заглушить боль от потери близких, то звучало ещё бредовее.       Майки гипнотизировал его выжидающим взглядом, будто говоря: «Спроси ещё что-нибудь тупое». Обстановка накалялась. — Ты заебал уже со своими допросами, — плечи Майки дернулись, будто он собирался встать. — Мне же нужно разобраться, что случилось, чтобы все исправить!       Психотерапевт из Ханагаки был так себе. Наверняка Майки не хотел разговаривать с ним, но держался из последних сил. Такемичи потянулся, чтобы положить руку ему на плечо, но замер на половине. — Ты имеешь ввиду, разобраться как стереть мою личность, оставив тупую малолетку, мечтающую о байкерской эпохе?       И правда звучало так, будто Ханагаки хочет его убить, оставив для себя только привлекательную версию из прошлого. Как бы этот Майки не хотел спасения, для него прыжок в прошлое наверняка звучал, как точка невозврата, после которой нынешний он перестанет существовать. Сколько бы он не делал неосторожных попыток закончить все, раствориться в пустоте, неизвестность пугала. — Меняется только будущее. Наото сохранял воспоминания о всех прошлых попытках.       Правда Наото из прошлого понятия не имел, что произойдет и ничего не помнил. Если Такемичи решит остаться в прошлом, для нынешнего Майки это будет конец. — Значит я буду жить в каком-то неизвестном будущем, помня все, что натворил, сохраняя старые привычки и притворяясь другим человеком? — Ты нагнетаешь. — А ты думаешь, что сможешь мне помочь. Это ведь даже не самое плохое будущее, все равно вмешался. Синдром спасателя ни к чему хорошему тебя не приведет. — Ты сам сказал, что я могу вернуться только в прошлое. — А у тебя был выбор вернуться к невесте. Ты очень нелогичный, в курсе, Такемучи? Я не против, чтобы ты решал свои проблемы ковыряясь в прошлом, но когда прыгнешь снова, на мое дно не погружайся.       «Я боюсь просить о помощи»       Такемичи ударил Майки. Быстро и без предупреждений. Зарядил кулаком куда-то в челюсть, когда тот отвлекся и прикрыл глаза. Затем ударил ещё раз, пока Майки не успел сообразить, что произошло.       Такемучи его ударил. И попал. Больно. Смешно даже. И в глазах темнеет от злости. Не у него одного. Такемичи очень устал и эта усталость вылилась в необдуманный поступок. Он правда очень нелогичный, избивает того, кому хочет помочь.       Ханагаки понял, что натворил. Медленно отодвинулся от Майки, поглядывая на зажатую у того в кулаке шпажку, с остатками зефирной сладости. Майки не поднимал головы, тяжело дышал. Деревяшка в его руках подрагивала и жалобно трещала.       Вот и поговорили. — Майки, прости, я не хотел, — осторожно бормочет Такемичи, стараясь не смотреть в чужие глаза.       Вот и все. Один раз избежал смерти, второй раз так же ловко не получится. Интересно даже, это только у Ханагаки получается так легко вывести Сано Манджиро на агрессию или его всего в целом лучше не трогать, не ковырять старые гнойники и смотреть, что выползет.       Надо уйти. Лучше убежать, пока не случилось ничего непоправимого.       Такемичи поднялся с места, Майки встал следом, сверлил его мрачным взглядом, тихо, крадучись подходил ближе. Пытаясь вспомнить все просмотренные ленивыми вечерами советы из передачи «В мире животных», Ханагаки ошалело решил, что слиться с пейзажем у него не получится, забраться куда-нибудь повыше он не сможет, убежать тоже, а если начнет размахивать руками и орать, чтобы напугать хищника, то его загрызут на месте. И отправят туда. В канаву в лесной чаще, где его если и найдут, то только насекомые и падальщики. — Спокойно, Майки, давай успокоимся и поговорим.       Слова, сказанные дрожащим от напряжения голосом, звучат жалко и имеют обратный эффект. Майки ловко перешагивает через почти потухший костер, пока Такемичи отступает назад. Следом приходит одно единственное естественное желание — бежать.       Ханагаки резко разворачивается и несется в сторону дома. Закрыться, забаррикадироваться, пока шторм не успокоится. Спотыкаясь и чуть не падая, он влетает во входную дверь, чудом оказавшуюся открытой, и наотмашь хлопает ей. Автоматический замок не срабатывает и дверь отскакивает от проема с глухим ударом, а затем её пинают ещё раз ногой. Такемичи несется на второй этаж, в ту комнату, которую выбрал для себя по причине «она выглядит надежной». Защелкивает все замки и вздрагивает, когда слышит удар и треск креплений.       Соображает Ханагаки быстро, особенно в стрессовых ситуациях, а поэтому открывает настежь ставни, прикинув, что сломает себе ноги, если спрыгнет со второго этажа, скидывает вниз обувь, а сам заползает под кровать. Тесно, пыльно и чертовски ненадежно. Пусть лучше Майки подумает, что он сбежал через окно и пойдет следом.       Треск ломающихся петель заставляет содрогаться всем телом, и Такемичи есть чего бояться. Если он выживет, то обязательно сделает татуировку, на которой набьет сегодняшнюю дату, напутствие на будущее: «Не доводить Майки» и какую-нибудь страшную морду. Чтобы смотреть на неё каждый день и вспоминать, какой же он кретин.       Напора одичавшего Майки дверь не выдерживает и ломается. Она правда была надежной, смогла задержать его на какое-то время. Ханагаки слышит топот чужих ног, которые правда до окна не доходят, а останавливаются напротив кровати. В следующую секунду его уже тащат за лодыжки наружу. А за этим следует удар в лицо. У Такемичи звезды перед глазами, жужжащий улей в груди и абсолютное отчаяние. Но ничего. Он бывал в ситуациях и похуже, и били его сильнее. Правда убить его серьезно пытались не так часто.       Ханагаки поддается вперед, борясь с головокружением, и, ничего лучше не придумав, обхватывает Майки, прижав одну его руку к боку и крепко давит. Что-что, а захваты у него действительно удушающие. Больно и тяжело, когда Майки бьет его кулаком в бок. Навевает воспоминания о дождливом августовском вечере. Такемичи не отпускает, думает, как переместиться выше, чтобы любовно, но Майки немного придушить. С такой машиной, как Киемаса он справился, а шея Майки в два раза тоньше, должно получиться.       Его продолжают ударять кулаком в бок, и имей Майки возможность воспользоваться ногами, Ханагаки бы точно умер. Сейчас он прижал их весом своего тела, почти сел сверху, надеясь, что этого хватит. Сместиться выше не получается. У него едва ли хватает сил, чтобы не разжать руки.       Проходит минута, а может больше. Удары становятся слабее, пока вовсе не прекращаются. Майки резко дергается в сторону, а Такемичи инстинктивно не отпускает, каждой клеточкой большего тела ощущая, как того начинает мелко потряхивать. Его руки плотно сжаты, грудью он ощущает бешенное биение чужого сердца.       Глаза у Ханагаки даже начинают течь от облегчения, когда он понимает, что приступ гнева закончился. Он ждет, что ему скажут что-то в духе: «Снова ревешь, плаксивый герой?», но Майки настойчиво пытается отстраниться, рычит ему на ухо, кажется, хочет укусить. Импульс отступил, Сано Манджиро вернулся и теперь смотрит на последствия. На выбитую дверь, на чужую кровь стекающую по его футболке, на разбитое ревущее лицо Такемичи, перепугавшегося до чертиков.       Ханагаки выдыхает с облегчением, понимая, что смерть в который раз не смогла его поймать.       Майки снова пытается встать, свободной рукой отталкивая от себя Такемичи. Вскоре у него получается это сделать, и Ханагаки заваливается на спину, пустым взглядом смотря в плывущий потолок и слушая шум биения своего сердца, отдающий бодрым ритмом в его голове. Ему хочется прокашляться или закричать, только каждый вдох отдается тупой болью в груди. Сил не хватает даже на то, чтобы что-нибудь сказать.       Майки, не говоря ни слова, поднимается на ноги, ещё раз оглядывает комнату и спускается вниз, через минуту Такемичи слышит рев байка. Сбежал. Когда вернется, нужно будет его попросить записать его на тату к какому-нибудь местному мастеру, выгравировать эту дату на его коже, не зря же он себе в сердцах пообещал, продолжая не умирать.       Ханагаки лежит на полу до самого захода солнца, ни о чем не думает. Когда от засохшей под носом крови становится совсем неприятно, Такемичи ломано поднимается, чуть на падая и спотыкаясь о прикроватный коврик. Ноги затекли, тело едва успокоилось после такого прилива адреналина. Кажется, он посадил занозу, пока воевал со ставнями. Лицо всё ещё мокрое от слез, а руки дрожат.       На первом этаже Ханагаки находит аптечку и устало обрабатывает полученные раны, шипя от каждого касания ватного диска. Левый глаз заплыл и плохо видел. Привычная ситуация, непривычный противник. Такемичи заглядывает под футболку, и убедившись, что швы не разошлись, немного расслабляется. Он не потрудился нигде включить свет, кроме кухни. Снова мерещится, что в темноте коридоров кто-то прячется. Голова болит и рисует страшные образы.       Выйдя на улицу, Ханагаки понимает, что да, Майки действительно уехал. И неизвестно когда вернется. И вернется ли. Костер на заднем дворе полностью догорел, но Такемичи, скорее из вредности, щедро заливает его водой. Вокруг темно и тихо. Свежо и слегка прохладно. Это немного успокаивает. Он остается сидеть на улице ещё какое-то время, пока не начинается легкий моросящий дождь.       Такемичи хочется спать и курить, хотя он никогда не имел пристрастия сигаретам. Да и беспокоить улей табачным дымом не хотелось. Наплевав на беспорядок и решив, что это потом, может, завтра утром уберет. Подниматься на второй этаж нет ни сил, ни желания. Ханагаки ещё раз бездумно смотрит в окно, прежде чем завалиться на диван, на котором до этого спал Майки, кутаясь в прокуренный плед, который все ещё пахнет другим человеком.       Такемичи снова всерьез испугался за свою жизнь, успел мысленно попрощаться с Хиной и друзьями. Ему нужно пересмотреть тактику. Как разговаривать с Майки он понятия не имеет, что делать дальше — тоже. Если ещё раз случится что-то подобное, Ханагаки не уверен, что выдержит. А если Майки после случившегося не покажется перед ним вовсе, это будет настоящая катастрофа.       Зло между ними неизбежно.