Спасение утопающих

      Такемичи какое-то время лежит на диване в полумраке комнаты, смахивая выступившие слезы кулаком и думая о том, где и в чем он ошибся. Мысль сбежать обратно к Хинате уже не кажется такой глупой, пусть он всеми силами старался поставить себе внутренний барьер, запретив даже думать о том, чтобы бросить всё и уйти. Кто же знал, что будет так сложно. Майки уехал, он может бросить его здесь и пропасть на какое-то время. Снова. Или, того хуже, вернется, и если Бог есть, пусть он выбьет всю дурь из Майки самостоятельно, потому что Ханагаки уже не справляется.       Он прикладывает все усилия, чтобы подняться и дойти до ванны нормально умыться, посмотреть, что там с глазом. Вот Такемичи снова выглядит как обычно, с опухшим разбитым лицом и поступающими слезами. Плана у него нет. Тактики тоже. Есть пара идей, как остаться в живых, но не более. Сегодня он смог избежать несчастной участи, кто знает, сколько раз ему ещё так повезет.       Майки возвращается поздно вечером, уставший, взмокший от бесцельных катаний на байке. Ханагаки рев мотора узнает сразу, чувствуя, как его сердце вот-вот остановится от тревоги. Майки заваливается в дом, громко хлопая дверями, заставляя Такемичи, обрабатывающего опухший глаз на кухне, вздрогнуть и поспешно подняться на второй этаж. Он думал, что после произошедшего Майки снова пропадет и не будет показываться, по крайней мере, подступающая за окном ночь на это намекала, но тот видимо остыл и больше не хочет его убивать.       Он шастает по кухне, гремит посудой и что-то ворчит себе под нос. Ханагаки с изумлением наблюдает за этим с лестницы. Спускаться не торопится. Даже думает свалить в комнату, но не успевает.       Майки его замечает, особенно сильно хлопает дверцей холодильника. Внутри что-то гремит и падает. Звук битого стекла заставляет Майки встрепенуться, так же резко открыть дверцу вновь, отчего газировка с алкоголем льются ему на футболку, а разбитые бутылки сыплются под ноги. От неожиданности он делает шаг, наступая на один из осколков, подскакивает на месте зверем смотря вниз и замечая, как к образовавшейся пузырящейся луже добавляется его собственная кровь.       Такемичи все так же с интересом наблюдает за матерящимся и скачущим на одной ноге к дивану Майки. Какая-то его часть внутри злорадствует. Сейчас его противник потерял мобильность, Бог на его стороне. — Это твоя карма, — невзначай говорит Ханагаки, когда на него снова злобно смотрят.       Неловкость виснет в воздухе. Раненый ведет внутреннюю борьбу с собой, то открывая рот, то закрывая, решая, что сказать. Даже начинает думать, что судьба его действительно наказывает. В таком случае кармический долг обязан уронить на дом метеорит. Но видимо благодетель Такемичи, находящегося рядом с ним, не позволяет злому року настигнуть его. — Помогай, — Майки болезненно осматривает пораненную ступню, понимая, что порез глубокий и сам не справится.       Такемичи мысленно для себя отмечает, что теперь догнать его будет сложнее, поэтому соглашается, неторопливо спускаясь вниз. Все же смотреть на пострадавшего Майки ему больно. Крови не так много, что немного обнадеживает. Сидя перед Майки на корточках, Ханагаки внимательно осматривает рану. Выглядит она неприятно, кровит и кажется достаточно глубокой. — Надо зашивать, — заключает он. — У тебя есть что-нибудь обезболивающее?       Если Майки по инерции его пнет от боли, Такемичи точно оставит его на этом диване умирать. — Забей, у меня есть пластыри хирургические, для бесшовного стягивания ран, — равнодушно отвечает Майки, указывая рукой в сторону кухни. — В аптечке. Обезбол не нужен, потерплю.       Такемичи неопределенно качает головой, но за аптечкой идет. С трудом находит в большой коробке пластыри, пинцет, пузырек со спиртом и ватные диски. Он не силен в медицине, но базовые вещи знает, все же не раз участвовал в уличных драках.       Майки выглядит ещё бледнее, чем обычно. Мысли в голове странные, тело жутко ломит, а голова отказывается адекватно мыслить. День сегодня невероятно паршивый с самого утра. Другие дни, впрочем, тоже.       Такемичи вновь присаживается рядом и осматривает рану. Борется с брезгливостью и под шипение Майки чуть раздвигает порез. — Здесь стекло. Если пнешь меня, сам пластырь клеить будешь.       Майки сидит тихо, не издавая не звука, пока Ханагаки проспиртованной ватой очищает кожу от крови. Его чуть не выворачивает от вида пореза, но он, не подавая вида, аккуратно достает пинцетом небольшой кусочек стекла и откладывает подальше. Руки начинают трястись только когда все заканчивается, и он благодарен запоздавшему тремору. — Как ими пользоваться? — Такемичи поднимает вверх упаковку с пластырями. — Приклеиваешь по обе стороны, а потом тянешь за полоски, пока рана не сожмется, — отвечает Майки, не открывая глаз.       Он положил одну руку на лоб, а другой крепко стиснул в руке тот самый плед, в который кутался утром. Ханагаки пробежался по нему взглядом, и, давя в себе тревогу вперемешку с жалостью, начал действовать.       Такемичи делает все по инструкции и думает, как же тупо у них все получается. Пластырь надежный, приклеивается к коже намертво с первого раза. Тянуть за полоски по началу страшно, но вид затягивающихся краев раны и спокойствие Майки внушают уверенность. Ханагаки думает ещё о том, что сверху можно наложить повязку, возвращаясь к неподвижному Майки с бинтами. — Прости, — говорит Такемичи, завязывая последний узел. — За то, что наговорил днем.       Слова даются тяжело, скребут кошками на душе, а что-то злое внутри вместо извинений хочет засыпать обвинениями, повторяя утреннюю трагедию.       Майки открывает один глаз и недоверчиво косится на него. — Я в последнее время вообще перестал понимать, как работает импульс, — признается он, не зная как заставить язык извиниться в ответ. — Иногда начинаю злиться без особой причины.       Ханагаки это настораживает. Тактика с «не поднимать триггерные темы» трещит по швам. — Тебе что-нибудь помогает… бороться с этим?       Майки с минуту молчит, а после с невозмутимым выражением лица отвечает: — Ебля, иногда травка.       Такемичи выдыхает, не такая уж это проблема, правда в этой глуши с первым возникают значительные трудности, а второе уже попроще. Должна же быть в резиденции живительная трава. Правда в моменте гнева будет крайне тяжело засунуть Майки в рот сигарету. — Да уж. Тут я тебе не помощник.       Да и вообще помощник из Ханагаки такой себе, что бы он ни делал. — Кто знает. — Чего?       Майки тут же переводит тему, заставляя Такемичи моментально забыть о предыдущем диалоге. — Нам нужно уехать… из страны, — говорит Майки с какой-то тоской в голосе.       По его лицу видно, что он не шутит. Ханагаки серьезно напрягается, наконец садясь рядом на диван и внимательно всматриваясь в лицо Майки, стараясь найти в нём хоть какой-то намек на шутку. — Зачем это? — Найдут. Видишь ли, как бы твой дорогой Тачибана Наото не старался, а твое исчезновение расценили не как похищение, а как соучастие. Грубо говоря, копы теперь и за твоей головой охотятся. Думают, ты часть организации.       Праведное возмущение не заставило себя должно ждать. Такемичи искренне верил, что его сейчас наёбывают. — Это ещё почему? Вас столько лет не могут найти, а с моим появлением получится что ли? Херню не неси, Майки.       Но Майки не улыбался, не прятал взгляд и не выглядел так, будто пытается его обмануть. — Нас видели вместе. Тогда, в заброшенном боулинг-центре. Мы не такие невидимые, как тебе кажется. Раньше я сюда, может, раза два в год приезжал. Зачастил, понимаешь? Понимаешь?       Звучало убедительно. Ханагаки встал и начал ходить кругами, нервно закусывая губу. Он едва ли успел привыкнуть к новому месту, а его снова дергают. В другую страну.       Такемичи, не найдя чем занять руки решает прибраться. Достает пакет, аккуратно складывает в него кусочки битых бутылок, вдыхая едкий запах спиртного. — Но это ничего не доказывает, — наконец говорит он. — Мало ли, зачем ты сюда ездишь.       Майки тихо смеется на диване. — Ты звонил Хинате. Звонки прослушивались. В дерьме мы, Такемучи.       Ханагаки находит какую-то тряпку, кидает её на мокрый пол и возвращается к Майки. — И куда ты хочешь уехать? — В место, где мы с тобой однажды обещали побывать.       Такемичи даже перебирать варианты в голове не нужно, не так давно он там был и прекрасно понимает, про какое место идет речь. Это ему очень не нравится. Одни только воспоминания о заброшенной свалке заставляют все его нутро содрогнуться. — Филиппины?       Майки кивает. — Много слышал про Филиппины? Таким отбросам, как мы, там очень будут рады. У меня есть свои люди в Маниле, остановимся там. Надолго ли не знаю, наверное, пока ты снова мир не взломаешь, не перевернешь время вспять и не сделаешь все, что хотел. Как тебе идея?       Хреновая. — Майки… Филиппины и то место не лучшее решение. Мы с Наото были там, он знает про него и если поедет искать, то точно найдет. — Не правильно думаешь. Это в Токио у него есть люди. А в Маниле какому-то токийскому детективу помогать никто охотно не будет. Особенно, если хорошо заплатить.       Звучит снова правдоподобно, но Ханагаки хочется спорить. Куда угодно, но не в Манилу. — Может лучше в Европу? — предлагает он.       Майки посмеивается. — Ты английский знаешь? Я, если помнишь, с пацанами на байках гонял, а не домашку делал вечерами.       Такемичи нечего было ответить. Помощник называется. Теперь это ему помогают не сесть в тюрьму. Снова. Он откидывается на спинку дивана, позволяет себе прекратить этот поток мыслей, а потом приходит к тому, что если он в прошлое вернется, то не все ли равно каким путем. — Ладно. В Манилу так в Манилу.       Ханагаки чувствует тяжесть на плече от головы Майки. Когда только успел пристроиться. Подумать только, несколько часов назад одни дрались. — И ты меня прости, что набросился, — тихо говорит Майки. — Не прощаю.