Спасение утопающих

      Припоминая прошлый вечер, Такемичи неиронично напрягался, пусть все и прошло хорошо, по крайней мере, без драк, убийств и всего подобного, чего от Сано он справедливо ожидал.       Рабочий день прошёл спокойно, ему даже понравилось, если не брать во внимание всю ту преступную деятельность, которой он теперь занимался. Ханагаки согласился на ужин, он уже был несколько раз за одним столом с членами Бонтена, но не с полным его составом, а потому справедливо беспокоился. Была ещё одна причина потрепать себе нервы. — Ты сегодня снова собираешься напиться? — вопрос почти риторический.       Тяга Майки к алкоголю начинала напрягать не столько из-за вредности этой привычки, сколько от того, каким он становился под его влиянием. Слишком тактильным, ласковым и разговорчивым. Как говорили врачи, под градусом человек позволяет себе все, что сдерживает в себе в трезвом состоянии, вот только Майки скрывал в себе не только эмоционального, голодного до общения дурачка, но и свою теневую сторону, когда не знаешь, ебанет или нет этот самый «черный импульс». Спит ли это чудовище, которое обещало проснуться ещё в Маниле, или вот-вот проснется, было загадкой. — Ну да, — будничным тоном ответил Манджиро, — Мы в ресторан идем, — сказал он как само собой разумеющееся.       Они спускались на лифте на первый этаж, где у входа в здание их ждала большая тонированная машина, которая должна была отвезти их к месту встречи. Хоть и было уже довольно поздно, Майки выглядел куда бодрее и свежее, чем обычно. То ли секрет был в привычной среде обитания, то ли на дне его сумки и правда лежал консилер, которым его заставляли пользоваться, замазывая синяки под глазами, чтобы потенциальные клиенты могли отличить босса мафии от трупа. Стоило ли говорить о том, что нездоровый внешний вид влек его такой же нездоровый образ жизни? — Майки, ты слишком много пьешь, тебе так не кажется? — продолжил допрос Ханагаки, когда они подходили к двери.       Майки мотнул головой, задумался и все же ответил честно: — У меня дерьмовая жизнь, и мне совершенно плевать на здоровье, если ты не заметил. — Заметил. — Не ругайся, мамочка.       Такемичи нахмурил брови, как бы ему не хотелось исправить Сано, он и сам в этом плане был не лучше, вел саморазрушающий образ жизни, разве что другим людям в процессе не вредил. Вот только сам Майки в прошлом просил отругать его, как старший брат, только почему-то не хотелось. То ли не время и не место было, то ли Ханагаки его было банально жалко, и он просто позволял Манджиро расслабляться так, как он привык. Они там прошедшее рождество собрались праздновать? В этот день привычно напиваться. Такемичи запретит ему в другой раз и посмотрит, что будет. Вернется в дом и спрячет все бутылки, или даже выльет в раковину свою годовую зарплату, будто бы это сможет остановить Сано от похода за спиртным. На Филиппинах же он мог жить без алкоголя и как-то справлялся? Наверное, справлялся в перерывах между мрачными наблюдениями за колышущейся травой за окном и поеданием сладостей. Раненый бок, что тогда ещё болел, сейчас стабильно заживал, как и плечо, добавляя на бледную кожу Сано Манджиро новые шрамы.       Ресторан, в который их привезли, располагался всего в паре кварталов от офиса, и они вполне могли дойти до него пешком, если бы не грустное Майки «лень» и «холодно». Которое, по всей видимости, после выпивки трансформируется в «хочу» и «в самый раз» для «прогуляемся по ночной Фукуоке». Непостижимый ход чужих мыслей Ханагаки иногда поражал. Подумать только, как верный принципам и серьезный Сано, переобувался в воздухе в бытовых делах, пинался во сне и часто просыпался от кошмаров. Лизался, как щенок, а потом кусал, проверяя, боятся ли его до сих пор или можно баловаться.       Такемичи представлял себе светящийся неоном зал или богато украшенное заведение, но не думал, что празднование Бонтена будет проходить в ресторане в традиционном японском стиле с низкими столами и красными подушками вместо стульев. Роскошное кимоно, выставленное напротив широкого стола, единственное, что подчеркивало статус. Интерьер был сдержанным, но все равно оставлял впечатление очень дорогого места. Вся мебель была выполнена из дерева и покрыта темным коричневым лаком. Тихо играла ненавязчивая музыка. Остальная часть преступной группировки была уже в сборе. Под их пристальными взглядами, Ханагаки скромно сел рядом с Манджиро. Он как-то подрастерял весь свой пыл, когда оказался здесь, только Майки казался каким-то островком безопасности в этом месте. — Вот уж не думал, Ханагаки, что ты за два месяца из пацана в багажнике вырастешь до помощника Коконоя, — весело отозвался Такеоми. — Хорош.       И пусть Такемичи не ощущал от них угрозы, предпочитал не слишком выделяться. Это было сложно, учитывая, что в компании верхушек он новое интересное лицо — всем хотелось знать, почему Сано с ним возится, цветет и пахнет. В нем даже узнается старый Майки, которого они знали в подростком возрасте. Такемичи тут не место, но он останется.       Пробегаясь взглядом по всем присутствующим, Ханагаки не без боли смотрел на Какучо, припоминая, что тот выглядел точно так же, как и в будущем, в котором его и Наото застрелили. Та же прическа, шрам на месте, куда ему деться, и взгляд холодный, будто бы он не отдыхать пришел, а на переговоры. На похороны, как вариант.       Братьев Хайтани Такемичи признал не сразу, больно сильно они изменились с их последней встречи в прошлом, но, как и раньше, держались друг друга и сидели рядом. Причёски изменили, больше не выглядели как шаловливая шпана, а вот улыбки все те же. Хоть какая-то стабильность в этом мире. Был ещё один незнакомый крупный мужчина, имени которого он не знал, и почти ставший родным Коконой. О Хаджиме, ему положен если не храм, то почетный алтарь за всю помощь и терпение в их недолгом знакомстве.       Из всех выделялся только Санзу. Он сверлил Ханагаки презрительным взглядом и поднимал брови, если их глаза пересекались. Выглядел как обычно, если не считать вдруг осунувшейся фигуры и непривычно суженных зрачков. Харучиё, пожалуй, единственный, кто источал скрытую угрозу, пусть и вел себя совершенно спокойно, с энтузиазмом подливая саке Манджиро. Тот пил медленно, то и дело поглядывая на Такемичи, мол «Понял, понял, меньше бухаем», на что получал выразительное во взгляде «Охотно верю, пьянь».       Ханагаки не так себе представлял собрания Бонтена, домашняя, почти дружественная атмосфера ощущалась неправильно, правда, эти люди уже довольно давно работают вместе, должно быть, и правда семья.       Неблагополучная.       Убийства, грабежи, проституция и наркотики будто бы не относились с ним. Даже забывалось, кем были присутствующие.       Людей, кроме них, в заведении не было, лишь официанты молчаливо принесли еду и удалились.       Пропустив обед и ужин, Такемичи с интересом рассматривал, что было на столе. Все выглядело дорого и изысканно. Сашими, сырая говядина, множество соусов, как полагается рис, тофу, различная зелень и немереное количество алкоголя, так что поданный ужин выглядел скорее закуской, чем основным блюдом. Ханагаки на пробу взял кусочек сырой форели, едва положив её на язык, решил, что сегодня день рыбы и давно он ничего такого свежего не пробовал. Близость Фукуоки к морю позволяла доставлять лучшие морепродукты в заведения. Даже дергающиеся в спазме щупальца осьминога под кисло-сладким соусом не так напрягали. — Санзу, а ты куда палочки тянешь, я думал, ты вегетарианец? — ехидно спросил Риндо, разрывая напряженную тишину. — А? — промычал тот, смакуя кусок говядины. — Ты обычно по травке, — пояснил Ран.       Такемичи еле сдержал ползущую по губам улыбку, успел спрятать её за чаркой с саке, прежде, чем Харучиё обратил на него внимание, отрываясь от хихикающих братьев. Едва атмосфера успела разбавиться, Санзу вдруг решил переключить всеобщее внимание на него. — Кстати, насчет травки, — весело сказал он, поворачиваясь к Ханагаки. — у нас ведь сегодня историческое событие. Весь из себя хороший и правильный Плакса теперь барыга, как ощущения? — Нормально барыжит, — ответил за него Коконой, и, черт возьми, как он был ему благодарен, — Тебе тройная цена. Научу его клиентоориентированности. — Ещё вопросы? — мрачно отозвался Майки, заставляя сменить тему диалога. — Да нормально все, босс, — ответил ему Такеоми, — Мы нежно с новичком.       Дальше Такемичи за ними не следил, стараясь разговаривать по минимуму, отвечая односложно, не создавая самому себе лишних проблем. Настолько перенервничал, что сам, вопреки упрекам, потерял счет тому, сколько саке он выпил за вечер. К слову, рыбу тоже почти всю он сожрал, так и не решившись прикоснуться к говядине, стоявшей близ Санзу.       Да и не манило как-то прикоснуться к лежащей рядом с тем мертвечине, слишком свежи были воспоминания о тех байках, что травил ему Харучиё, пока он был прикован к постели. В другой раз и в другой обстановке может быть и попробует.       Ханагаки казалось, что он оказался среди иностранцев, если и мог уловить общее настроение разговора, его суть для него оставалась непонятной. Зато привычным было горячащее душу и сердце саке, ставшее почти родным на импровизированном ужине.

***

      Плывущая голова, тесный туалет, в котором Ханагаки понятия не имел как оказался, прильнувший к нему нетерпеливый Майки. В какой-то момент всё пошло по одному известному месту, и Такемичи ненадолго вырубило, придя в себя он обнаружил, что локация сменилась, люди вокруг сократились до одного, а ещё что на его заднице чужие руки, почти до боли сжимают, а по шее скользит влажный язык Сано. За стеной приглушенно играла музыка и слышались голоса, о чем-то оживленно спорящие.       Майки, отметивший для себя и своего внутреннего чудища, что на него смотрят вполне осознанно, прильнул к губам, провел по ним языком, поддавшись внутреннему порыву больно укусил. Потерся о щеку, вжался всем телом, будто стремясь слиться в одно целое.       Ханагаки вообще девушки нравятся, так он думал. Перед глазами промелькнуло сердитое лицо Хинаты. Пропало так же быстро, как и появилось. Накатывающее возбуждение отключало в нём здравомыслие, оставляя место только ощущениям и чему-то непривычному животному. Ну и наплевать. Майки его хочет. Такемичи сам хочет Майки, пусть и что-то паникующее в нём кричит о том, что не готов он разного рода проникновениям, но, если выпьет ещё немного, то все нормально. Голова отключалась, пусть он на грани сознания и понимал, что это всё уже слишком, тут же решил оставить сожаления на потом, затем перебил внутренний голос, задав ему резонный вопрос «И что такого?». Ему хорошо, стоит ли такое большое значение придавать плотскому, особенно, когда Манджиро рядом с ним искрится счастьем и желанием.       Никогда в его самых смелых фантазиях такого не было. Не с парнями. Лицемер последний. Заблудшая душа.       Дальше Такемичи уже не думал, целовал Майки, неумело, но охотно переплетаясь языками, стукаясь зубами и игнорируя стоящий колом член. И свой и чужой, ритмично потирающийся о его бедро. Сано прилип губами к его шее, оставляя на нём алый цветок, и ещё один, надолго не задерживаясь, ни один шарф не скроет.       Затем сверкнул глазами, дернулся назад, стукаясь головой о дверцу кабинки, неловко и торопливо опустился на колени, трясущимися пальцами сражаясь с ремнем и пуговицами на чужих штанах. Ханагаки, поняв, что он собирается делать, схватил Манджиро за волосы, словно непослушную псину оттягивая от себя. — Пусти, — процедил Майки снизу. — Это уже слишком.       Было стыдно. Первое — ему никогда не отсасывали. Второе — это же Майки. Разве не в его сучьей природе вжать его, Ханагаки в стену и делать все, что вздумается. Они сейчас подерутся. Сучья натура Такемичи была на все согласна, а совесть, кажется, уже умерла. Он обессиленно опустился на крышку стульчака, силясь, чтобы не разныться от переизбытка эмоций. Сано, увидевший в его движениях одобрение, немного поборолся с дверью, в итоге решив распахнуть её и оставить открытой, удобнее устроился на полу, снова подключил к работе руки, чуть не сорвать бесячую пуговицу, которую короткие ногти никак не подцепляли.       Ханагаки откинулся на спинку, с прищуром наблюдая за возней и совсем не думая помогать. Любопытство брало верх. А ещё Майки, даже находясь снизу, очевидно доминировал. Бедное сердце было готово выпрыгнуть из груди, когда его стоящего члена коснулось горячее дыхание. Сано дразнил, едва касаясь пальцами, размазывая выступившую смазку, смотрел снизу вверх хитро, скотина такая, полностью владел ситуацией, касался самого уязвимого. Осы, обратившиеся бабочками внутри Такемичи, бушевали. Он нетерпеливо ждал, то и дело ерзая на месте.       Почти умер, когда Манджиро на пробу провел языком по головке. Ханагаки точно умрет сегодня. Когда это вообще все началось? Ах, да.       Майки, рвотному рефлексу не наученный или владеющий им в совершенстве, вдруг вобрал в рот во всю длину, на пробу пару раз качнул головой и отстранился, пристально наблюдая за Такемичи. — Что ты от меня хочешь? — проскулил тот, тяжело вздохнув, готовясь кончить лишь от одного касания.       Сано улыбнулся, почти оскалился, снова подразнив языком. Молчал и лыбился. — Пожалуйста?       Зеленый свет. Порядочность покинула его тело. Майки вновь прильнул, врал ведь, что никогда с мужчиной не был, слишком умело двигал головой, не давился, причмокивал, лучился счастьем, пока Ханагаки умирал в туалете. Он даже возражать не будет, если Сано решит повторить это на трезвую голову. Пугала лишь расплата. В безвозмездность приятно щекочущего действия он не верил. Ощущения новые, до одури приятные, горячий влажный рот ни с какой дрочкой не сравнится. Пришлось вновь схватить Манджиро за волосы, чтобы не вредничал и не отстранялся, чтобы вдохнуть, блестнуть оскалом и вновь медленно продолжить.       Новые ощущения туманили разум, нет, ну это что-то невероятное. Он закрыл глаза, позволяя себе слабо толкаться бедрами вперед.       Неподготовленный к таким душевным потрясениям, Такемичи кончил спустя минуту, изливаясь на красную расстегнутую рубашку Сано. Галстук где-то потерялся. Майки выглядел невероятно довольным собой, будто только что выиграл в лотерее под названием жизнь. Время расплаты. Ханагаки напрягся, вдруг стал жадным, вторую самую ценную и сокровенную часть себя отдавать на растерзание не хотел. Был даже готов откупиться неумелым отсосом и откупился бы, если бы не заметил мокрое пятно на штанах Майки. Самостоятельный.       Майки вновь полез с поцелуями, укусил за губу, шею, хватило бы ширины пасти, сожрал бы его полностью, мелко подрагивал, усаживаясь на колени. Целовал жарко, не сдерживаясь. — Какого хуя? — раздалось со стороны входа в туалет.       Ханагаки был благодарен богам, что их было не видно, тесная кабинка, пусть и с открытой дверью, показалась очень удобной.       Как открылась, так же беззвучно и закрылась несчастная в дверь в уборную. Сегодня они не пойдут гулять по ночной Фукуоке.