Утром Майки отказывается подниматься с кровати даже для того, чтобы дойти до ванной. Они порядком испачкались вчера, сперма неприятной коркой засохла на коже и стягивала её, потому что Такемичи дурак неопытный, упаковкой презервативов по лбу получил, а вот надеть напрочь забыл. Сано мог бы его за это вполне справедливо пнуть, но абонент не абонент, лежал, накрывшись одеялом с головой, и не шевелился.
На попытки Ханагаки его расшевелить, из укрытия проворчал:
— Не подходи ко мне, изверг.
Как спустя полчаса оказалось, слова его были пропитаны правдой. Не накинув на себя ничего, кроме футболки поверх голого тела, Манджиро сначала долго смотрел на лестницу, а после также долго с этой самой лестницы спускался. Ноги, как у новорожденного олененка, совсем не держали, а пострадавшая задница нещадно болела. Он смотрел на Такемичи, как на врага, и тот не знал, относиться к этому как к справедливой мести, ругать себя за неопытность или наслаждаться видом взъерошенного и крайне недовольного Сано, пока тому не надоест играть в жертву. Сам виноват, получил по заслугам, нечего было выебываться всю неделю. Он себя виноватым ни в чём не считал, опуская момент про забытый гандон. Как Такемичи искренне себя убеждал — нет в этом ничего страшного, Майки же не залетит от него, к тому же, ни капли не было приспущено внутрь. Радовало только то, что у Манджиро, если верить его словам, подобного опыта ещё не было, и ему было откровенно не с чем сравнивать, а пугало то, что в следующий раз Ханагаки может оказаться снизу. В том, что это случится, Такемичи не сомневался. Майки целеустремленный мальчик, пусть пока ещё и неуверенными после бурной ночи шагами идущий к своей цели.
— Я бы предложил выпить за твою потерянную невинность, но ты, скотина, все вылил.
Все утро Сано обращался к нему не иначе как: «Изверг, скотина, гад, дебил и чудовище».
— Верни скотине телефон.
— Хочешь Хинате похвастаться, что твой цветочек не она сорвала?
Проглотив упоминание Тачибаны также легко, как свежесваренный кофе, Ханагаки зарядился мотивацией Майки нещадно стебать. Он чувствовал себя вполне хорошо, приготовил завтрак, в этот раз дожарив овощи до конца, накидал сверху бекона и пододвинул тарелку к Манджиро, который утром стабильно выглядел как после похмелья, что чаще всего было правдой.
— Мой пока ещё цел, — весело ответил ему Такемичи, приподнимая палочками бекон, — Как себя чувствуешь, Майки?
Сано предпринял попытку, подцепить бекон из чужой тарелки, потому что свой он уже успел съесть, почти не притронувшись к овощам. Ханагаки хоть и хотел повредничать, своровать бекон позволил, чтобы Майки хотя бы немного поел. Вчера он успел в полной мере оценить и прощупать его худобу. Кажется, в подростковом возрасте Манджиро был мускулистее, чем сейчас, и хоть нельзя было сказать, что мышцы исчезли, просто он сам стал выглядеть куда болезненнее. Прикидывая в голове, какой образ жизни он вел, результат был удивительным.
Проглотив ещё один ломтик бекона, Майки соизволил его не игнорировать:
— Болит, пиздец, — пожаловался он, с угрозой направляя палочки на Такемичи. — Почему не рассказывал, что у тебя большой?
— Да он небольшой, вроде.
— Мозг у тебя небольшой, а с остальным порядок.
Оскорбили его или похвалили, Ханагаки так и не понял.
— Сегодня вечером уезжаем в Токио, — между делом проинформировал Майки.
Такемичи грел руки о кружку с кофе, зима в Фукуоке хоть и не была холодной, никто не озаботился тем, чтобы поставить на кухне кондиционер, в это время года гоняющий по помещению теплый воздух.
— Что ты дальше планируешь делать?
— Возвращаться в строй. Я слишком много времени проебал, расслабляясь с тобой, — звучало совсем не упрек проведенному вместе времени. — Отпуск кончился, пора возвращать деньги Коконоя.
— Почему ты их называешь «деньгами Коконоя». Ты ведь босс, это твои деньги, Майки.
Сано поднялся с места, желая чем-то занять руки, начал готовить себе вторую кружку кофе, добавляя в него столько сахара, что Ханагаки мысленно умер от диабета, а его зубы обросли кариесом. Майки говорил, методично размешивая сахар, бренча ложкой о фарфоровые стенки:
— Ими распоряжается Коко, а я беру когда хочу и сколько хочу. Мне не так важно обогащение, как влияние, поэтому пусть деньгами распоряжается тот, кто умеет, а я буду делать свою работу.
— А мне что делать?
Манджиро снова сел напротив него, медленно отпивая горячую сладость.
— Честно? Ничего. Быть моим парнем, сопровождать меня на важных встречах и делать все, чтобы токийские якудза не усомнились в моем выборе. Я не говорю тебе вести себя как жены олигархов и работать «украшением». Ты, Такемучи — не блестящая сумочка. Ты держишь строгач и дергаешь, когда я начинаю сходить с ума, потому что никто другой не осмелится. Общество примет тебя и будет думать, что теперь контролирует ситуацию, если оказывает на тебя хорошее впечатление.
— Это звучит как-то… стрёмно что ли. Твоим парнем? Если СМИ об этом узнают, то Хина и ребята тоже.
— Не, если хочешь, можешь стать домохозяйкой и греть постель, я не против.
Такемичи будто очнулся от долгого сна, осознав, что они с Майки сейчас строят совместные планы на будущее, и это было настолько странно и неправильно, что захотелось биться головой о стену. Он здесь точно не для того, чтобы дергать строгач или греть постель. Это вообще не вписывалось в его идеальную картину мира, так же как и мафиозная группировка во главе с Сано.
— У нас другая цель. Не исправить текущее положение вещей, а вернуться в прошлое и всех спасти.
— Тачибана Наото помнил о ваших перемещениях, когда был ребенком?
— Нет.
— Значит, ты убьешь меня? — просто спросил Манджиро. — Сотрешь все, что сформировало эту личность, оставив удобную малолетнюю версию меня, которая ещё не сошла с ума и не встала на грязную дорожку? Хороший выбор, но, — Сано постучал по своей голове. — Проблема тут. Какова вероятность, что я не поеду крышей, даже если все будут живы? Если ты решишь вернуться, в другом будущем тебе придется постоянно скакать туда-сюда и сопровождать меня долгие двенадцать лет, и нет совершенно никакой гарантии, что другой я не решит тебя снова убить, и что у него это не получится. Зная себя прошлого… Я всегда так хотел отгородиться ото всех, в то же время не желая оставаться одному. У этой задачи нет правильного решения, Такемучи. Я не знаю, что делать, и не знаю, будет ли все хорошо, если ты вернешься. Со всем скептицизмом смотря на мир, тебе необходимо убить меня в прошлом, чтобы будущее стопроцентно оказалось безопасным. Я готов пожертвовать собой ради Эммы, Баджи и Изаны.
Каждое слово Майки возвращало Ханагаки в суровую реальность. Он слушал, до самого конца не осмелившись вставить и слово, потому что Сано был прав. Они с Наото, когда планировали менять прошло, никогда так четко не анализировали ситуацию, замкнувшись на том, что кого-то надо спасти, а кого-то нужно убрать из Тосвы. Теперь, когда между ними все наконец-то наладилось, Такемичи с трудом представлял, как он может убрать этого Майки ради сомнительной возможности построить прекрасное будущее. Он слишком часто проебывался, чтобы быть уверенным в том, что то другое будущее, которое он сотворит прыжком, будет лучше, чем это.
— Мне нужно найти тебя в прошлом и избавить от «черного импульса», — спустя несколько минут молчания, предположил Ханагаки. — Ты не помнишь, как и когда он появился?
— Ну… первый раз я вышел из себя, когда был ещё совсем маленьким. Я тогда Санзу рот разорвал, почти не помню, как это случилось, но я тогда так разозлился.
— Ты был когда-нибудь у мозгоправа?
— Был один раз.
— Что он тебе сказал?
— Сказал не стрелять, и что вообще я классный парень.
Майки посмеялся, отстукивая пальцами по столешнице какую-то мелодию. Кофе давно остыл.
— Это сложнее, чем я думал, — признался Такемичи.
— Вот поэтому нужно знать, что исправлять, прежде чем прыгать во времени. А пока не разберемся, нужно жить эту жизнь, какой бы хуевой она не была.
Сейчас было идеальное время, чтобы задавать нужные вопросы. Ханагаки чувствовал, что Майки ему впервые по-настоящему открылся и был готов все обсудить, пусть его прыжок в прошлое, в какой-то степени хоронил его нынешнюю личность. Не так сложен был сам прыжок, как-то, что делать после него.
— Почему ты не уйдешь из организации?
— А куда я уйду? Если предам Бонтен, на меня и на тебя, кстати, тоже, облаву объявят. Я без Бонтена беззубый и защитить нас не смогу, даже если мы уедем куда-то в Европу, нас рано или поздно найдут. Здесь мои парни, на которых я могу рассчитывать, они моя защита, опора и деньги. Я уже лет десять как в розыске, думаешь, жизнь вне Бонтена существует? Мало Манилы было?
Ладно, все же не стоило спрашивать всего, что хотелось. Майки разозлился, он был взвинчен с самого утра, хоть Такемичи и считал, что отношения у них стали куда лучше, ни один секс не мог исправить всего того кошмара, что происходил с ними вне постели. На повестке дня они имели бедовую голову Сано, бестолкового и не имеющего плана Ханагаки, потерянные в Маниле счета Бонтена, такого же плывущего башкой Санзу, который будто бы что-то знал, а ещё все это разбавляли такие житейские мелочи, как розыск в полиции и кучу злобных врагов Майки. Прекрасно.
— Майки, я доверюсь тебе, надеюсь, ты поступаешь правильно, — наконец согласился Такемичи, — У меня есть одна просьба.
— Проси, что хочешь, Такемучи.
Майки бросил грязные кружки в раковину — их опять никто не будет мыть, выпросите уже у Коконоя посудомоечную машину.
— Мне нужно забрать кое какие вещи из своей квартиры в Токио.
За ней с большой вероятностью велась слежка, и Ханагаки это прекрасно понимал. Ему хотелось забрать свои дневники и фотографии, подвеску с клевером, если найдет. Там не было ничего важного, кроме воспоминаний, но, возможно, в его записях были ответы на вопросы. В любом случае, стоило хвататься за малейшие зацепки. Такемичи не жил эту жизнь своей головой двенадцать лет, воспоминания тоже не перенимал, быть может, у той версии его были какие-то идеи.
Он почти был уверен, что Майки откажется, сославшись на рискованность дела, но тот неожиданно согласился:
— Думаю, мы можем пробраться туда ночью.
***
Возвращение в Токио прошло без каких-либо происшествий, что для бешеного темпа жизни было чем-то непривычным. Порядком устав от переездов, Такемичи рассчитывал, что в новом месте они задержатся подольше и не будет необходимости срываться с места и куда-то бежать. Привычный шум мегаполиса навевал приятные воспоминания, был родным и знакомым.
Квартира была двухэтажной. Кажется, у Сано были особые предпочтения, к постройкам, имевшим два этажа, или он просто очень любил лестницы. Ханагаки снова привыкал к новому месту, в первую очередь облюбовал аптечку, с удовлетворением находя в ней склянки с галоперидолом и упаковку шприцев. Вот это то, что им нужно, потому что Манджиро сходить с ума будет, а Такемичи не может позволить себе умереть сейчас. Это было не страхом, а необходимостью.
Майки снова начал пропадать на своей «работе», возвращался в их квартиру ближе к утру. Чем он занимался, Ханагаки не спрашивал, но, судя по следам крови на его одежде, ничем хорошим. Такемичи честно старался на это не реагировать, потому что он принял и полюбил Манджиро таким, согласился, что пока у них нет плана, действовать нужно в рамках той временной линии, в которой они сейчас вынуждены жить. Это было тяжелее, чем казалось. Бесцельно проходящие дни давили, будто бы они упускали драгоценное время, своим бездействием делали только хуже.
Ему вернули телефон. Такемичи занимал себя тем, что пытался найти всю возможную информацию о Бонтене и происшествиях прошлых лет в новостных статьях, пусть и понимал, что всей правды ни один новостной канал не знает. С левого аккаунта проверял профили друзей и Тачибаны, с болью смотря на закрепленные посты о пропаже человека. Пока они стараются, переживают и ищут его, Ханагаки валяется на диване и не предпринимает никаких попыток помочь им, подать знак, что он жив и искать его не нужно. Казутора, наверное, невероятно винит себя в произошедшем.
Даже мелькает мысль уговорить Майки встретиться с ними, поговорить, быть может, это поможет его мрачному состоянию, если не сделает ещё хуже. За двенадцать лет люди меняются, и, даже если Дракен или Такаши в прошлом были друзьями Майки, то сейчас, после долгих лет разлуки, их воспоминания могли притупиться. Наверняка сейчас старый друг не вызывал у них ничего, кроме отвращения. Сейчас Сано был для них воспоминанием из юности, им могло быть все равно на него, даже если где-то в глубине души отзывалась глухая тоска по прошлому. Это для Такемичи двенадцать лет прошли в мгновение ока, его чувства были обострены и свежи.
Сексом с Майки они больше не занимались, он больше не лез к нему, полностью погрузившись в свои мрачные мысли и не имея никаких сил, даже на легкие поцелуи. Ханагаки не знал, как помочь ему, не осмеливался приставать первым, видя, как Сано возвращал себе трупный вид, часами отмывая в ванной засохшую кровь с рук. Только спали исправно вместе. Такемичи ложился рядом, даже если спать не хотел и было уже утро, часами лежал рядом с Манджиро, гладя его по волосам и слушая спокойное дыхание.
***
Идти в старую квартиру Такемичи было решено через неделю, когда Манджиро сообщил, что ночное время для него освободилось, никого сегодня запугивать и наказывать не нужно.
Майки заставил его натянуть толстовку с капюшоном и медицинскую маску на лицо. Передвигались на байке. Это был не Бабу, который одним своим ревом мог разбудить весь район. На мотор этого байка была поставлена заглушка, так что, если звук и был, то больше походил на мурчание кота. У Ханагаки не было ключей, они потерялись где-то во всей суматохе, что ему пришлось пережить за все это время.
Было около четырех утра, совсем скоро начнет светать. Родной район ещё спал. Воздух был свежим и холодным, забирался под толстовку, помогал собраться с мыслями и лишний раз не паниковать. Все должно было пройти тихо и спокойно, рядом с домом не было замечено ни одной патрульной машины, все было чисто.
Поднявшись на нужный этаж, Сано принялся осторожно, с ювелирной точностью вскрывать замок, разбавляя тишину лишь тихим скрежетом металла о металл. Поминуя о тонких стенах в этом клоповнике, Такемичи просил его быть как можно тише, дабы не разбудить противного соседа, который с его исчезновением наконец-то спал спокойно.
Свет было решено не включать. Ханагаки сначала даже показалось, что это не его квартира. Небольшое помещение, обычно заваленное горой мусора, было непривычно чистым. Кто-то здесь убрался, вынес все мешки с мусором, проветрил и разложил вещи по полкам. И этот кто-то сейчас спал, свернувшись в клубок на его футоне.
Хината.
Её пушистые ресницы дрогнули, когда Майки навел на неё фонарик. Тачибана спала очень чутко, сквозь сон почувствовала чужое присутствие. Девушка встрепенулась, подскочила в постели, её рука метнулась к лежащему рядом телефону.
— Кто здесь?!
Майки, поняв, что дело пахнет пиздюлями, прислонил палец к маске, показывая, что нужно вести себя тихо.
— Я вызову полицию!
Такемичи, к большому сожалению, его намека не выдавать себя не понял, растерялся, встретив Хинату. Ожидая здесь увидеть кого угодно, но не её. Тачибана его ждала? Надеялась, что он вернется? Сердце Ханагаки ухнуло вниз от ужаса. По спине пробежал холодок. Эта хрупкая девушка была той, кого он больше всех боялся встретить. Чувство вины захлестнуло с головой.
— Хина, — прошептал он одними губами.
— Такемичи?
Такемичи получил локтем в бок от Майки и только после этого понял, что сдал их с потрохами. Стало страшно. К этой встрече никто из них готов не был. Хината недоверчиво опустила руку, в полумраке всматриваясь в их лица, затем подскочила с места и бросилась прямо на Сано, колотя его со всей имеющейся у неё силой. Манджиро даже не пытался защищаться, позволил ей сорвать с него маску, дернуть за волосы и обрушить серию ударов кулаками по груди. Ханагаки пришлось оттащить от него разъяренную Тачибану, она и его попыталась пнуть, но её держали достаточно крепко, чтобы через несколько секунд она обмякла в руках и расплакалась.
