— A где же люди? — вновь заговорил наконец Маленький принц. — В пустыне все-таки одиноко… — Среди людей тоже одиноко, — заметила змея. «Маленький принц» Антуан де Сент-Экзюпери
В покоях, которые мне отвели в доме Повелителя Молний было тепло. Это единственное, что я отметила после того, как осталась одна за закрытыми дверями. Меня не волновало ни убранство, ни горячая ванная, хотя она безусловно прибавила Эпинэ очков в моих глазах, ни чистый наряд, на кошки знает сколько размеров больше моего, но все же аккуратно разложенный на постели, ни сама постель, которая по сравнению с соломенным тюфяком могла считаться королевским ложем, а именно тепло. Темнота, жесткая солома, две тощие крысы, полчище блох, кусок черствого хлеба и два кубка воды — всё это можно было с легкостью вынести. А вот холод… Холод доканывал меня больше всего на свете. Порой к утру я не чувствовала пальцев ног, поясницу ломило, голова постоянно болела, сознание периодически плыло. Холод — вот какую пытку придумал «истинный» король. Холод и собственные визиты. Меня передернуло от брезгливости. Альдо был красив, глупо это отрицать. Был высок, статен, имел правильные черты лица, озорные голубые глаза и мальчишескую улыбку, которая, впрочем, в секунду могла превратиться в оскал неведомой твари. Но кроме красивого фасада Ракан был самоуверенный, напыщенный и жестокий молодой человек, дорвавшийся до полной безнаказанности. «Именем короля!» — так он сказал в последний визит, а ведь он ещё не король. Да… Как же все так просчитались и не досмотрели? Как так случилось, что в «благочестивом» Агарисе вылупилась и выросла такая демоническая тварь? Я сидела на полу на медвежьей шкуре почти прижавшись к каминной решетке, но так и не могла согреться. Глаза жгло то ли от жара, то ли от невыплаканных слёз, но плакать я тоже не могла, не получалось. Так и сидела, пожирая взглядом огонь. В дверь постучали, дождавшись ответа, в комнату несмело заглянул Эпинэ. — Вы не спите ещё? — Нет. — глаз от огня я отвести не смогла. — Как ваша поездка во дворец? Ваш друг был сильно раздражен? — Переживет. — холодно бросил Повелитель Молний. Так о друзьях не говорят. — Вы как будто чем-то разочарованы. — Я разочарован многим. — Робер придвинул кресло и протянул мне руку — Сударыня, вам лучше пересесть, по полу стелются весьма неприятные сквозняки, они коварны и могут привести к лихорадке. — я лишь усмехнулась. — Видимо из-за них я не могу согреться. — На вас очень интересный костюм. — с мягкой насмешкой Робер оглядел мою бежевую рубашку из грубой ткани, серый жилет и серые же бриджи, и в тон рубахе чулки. — Им со мной поделился внук вашего конюха. — я чуть одернула жилет — То, что подготовила Марион для меня слишком велико. Я, как вы могли заметить, не могу похвастаться ни ростом, ни формами. — Завтра же пошлю за портным, вам пошьют новые. — Благодарю. — я наконец-то перебралась в кресло, устраиваясь в нем с ногами. Окутавшая нас тишина была уютной, с Эпинэ было как-то спокойно. Он не лез в душу, не пытался быть рыцарем, не плел про «Великую Талигойю», ни извинялся за случившееся. Просто сидел, уставший до предела, и смотрел в огонь. — Что от вас хотел Альдо? — вдруг спросил он — Чтобы я заставила Ворона отдать меч, а братьев прибежать с армиями под его крыло. — Он угрожал вам? — Робер вдруг впился в меня слишком цепким взглядом, таким, который я от него совсем не ожидала. — Нет. — я врала откровенно и не стыдясь, но говорить правду совершенно не хотелось. — Слава Создателю! — выдохнул герцог — Значит он еще не совсем сошел с ума. — Сошел, не обольщайтесь. — Беатриса, скажите, это правда? — Что именно? — Альдо сказал, что вы загнали Ричарда в угол, это так? — Да. — Удивительно. — я подняла на него взгляд — Ричард неплохо фехтует, Ворон хорошо его обучил. — Рокэ учил его год, я училась у него и братьев фехтовать с семи. Лионель говорил, что я фехтую чуть хуже Эмиля, это, пожалуй, слишком преувеличено, но Окделлу я не по зубам уж точно. Эпинэ некуртуазно присвистнул и как-то болезненно-отчаянно улыбнулся. — А стреляете вы также как Эмиль? — Нет. Стреляю я намного хуже Лионеля. — В плод абехо не попадете, стало быть. — Левой кроме Рокэ никто бы не попал. — я знала эту историю «Великого суда Бакры» — Правой? Меня бы безусловно нервировала близость чьей-то головы и последствия промаха. Но потушить пулей пламя свечи я научилась, правда не без последствий. — Вы кого-то все-таки прикончили? — совершенно светским тоном осведомился Робер — Хрустальное чудовище Розамунды. — Не может быть? Алатский ужас в летнем домике поместья Сэ? — Какое это имеет теперь значение, если нет самого поместья? — взгляд Робера стал обреченно-печальным. — Одно счастье, Райнштайнер успел увезти графиню в Савиньяк. — Значит, она и правда в Савиньяке, Придд был прав. — Придд? — Эпинэ слегка вскинул брови. — До столицы дошло лишь известие о сожжённом замке, о судьбе графине известно ничего не было. Но Придд, тогда ещё граф Васспард, заверил меня, что из документов генерала Рокслея может сделать вывод, что Арлетта в Савиньяке. — Из документов генерала? Придд идет на многое, чтобы вам угодить. — Иноходец как-то странно улыбнулся и стрельнул глазами. — Что вы имеете ввиду? — Мне кажется вы ему нравитесь. — он уже не скрывал лукавой улыбки, побери его кошки. — Не думаю. Мы с герцогом похоже в том, что терпеть не можем долгов. Когда Манрики методично уничтожали старую знать, я встретила Валентина в Багерлее — избитого, босого, униженного, в цепях… эти сволочи требовали от него опознания тела герцогини Ангелики Придд. Это Кольнияр-то с Манриком? Парень мать видел реже, чем эти скоты ее видели при дворе. Меня это взбесило! Сопровождаемый меня Хуан поспособствовал тому, чтобы безобразная сцена завершилась. Придд просто вернул мне долг сегодня. Не более того. — В Багрелее? Но что вы там делали? — Навещала Её Величество. — Этот мир катиться к кошкам! — зло пробормотал Иноходец, прижимая руки к глазам и проводя ими по бровям к виску. Я закусила губу, какой знакомый и родной жест. Когда Робер поднял на меня глаза, что-то неуловимо в них промелькнуло, какое-то понимание. — Он ведь очень дорог вам, не так ли? — Да. — просто кивнула я — И думайте что хотите. — Я ни на секунду не допускаю каких-либо порочащих вас мыслей. Я не очень близко знаком с Алвой, но то, что он не мерзавец знаю наверняка. — Ваш дед сжег бы вас за такую ересь. — Мой дед сжёг всю семью в собственной ереси! — зло выплюнул последний из Дома Молний. — Анри-Гийом был сумасшедшим. Он не простил вам поражения… никому из вас. — С чего вы взяли? — голос его сел. — Из Ренквахи Рокэ с Эмилем привезли не только лошадей и оружие… — я тяжело вздохнула — тела Мориса и Мишеля смогли найти и опознать на поле боя… только их… но ваш дед отказался «упокоить недостойных» в усыпальнице Эпинэ. Ваш отец и брат захоронены в Савиньяке, рядом с моим отцом. — Робер стоически вынес это известие, на лице не дрогнул даже мускул, только в глазах пронесся ураган. — Жозина знала? — а вот голос его подвел. — Матушка не решилась об этом написать. Герцогине Эпинэ предстояло жить подле вашего деда. Такое известие могло подорвать её здоровье и разум. — Благодарю. — Сами поблагодарите мою матушку при случае. Робер зажмурился и тяжело выдохнул. Я смотрела в лицо уставшего от жизни мужчины, седая прядь в волосах, мрачная складка возле губ, прорезанный морщинами лоб. Он младше Ли и Эмиля, младше Росио, а выглядел старше их лет на десять. — Вы должно быть хотите отдохнуть, простите. — Не особо. Я успела выспаться за время заточения. А вот вам, Робер, просто необходимо поспать. Как и вашему Корвалю. — он только хмыкнул, поднимаясь. Я протянула руку, он приложился к обветренным костяшкам. Уже на пороге я задала вопрос, который как-то вылетел из головы — Герцог, я несколько потерялась в днях… темнота не способствует ориентации… сейчас месяц Волн или уже Молний? — Закончился девятый день Осенних Молний, сударыня. — Благодарю. Робер ушел. Я вновь уставилась в огонь. Девятый день Осенних Молний… месяц, я пробыла в заточении целый месяц. Месяц холода, злых и колких разговоров, унижений. Наступит день и, клянусь Четырьмя, этот выродок ответить за всё! Ракан, истинный король! Чудовище хуже Манриков и Колиньяров! На столике мигнула, затухая, свеча. Часы отбили полночь. Спать не хотелось, но было нужно. Силы потребуются, много сил. Наутро, облачившись всё в тот же мальчишеский костюм, я вышла на кухню. Марион застыла в удивлении, оглядывая меня с ног до головы. Вид мой её удивить не должен был, в конце концов не без ее помощи я разыскала подходящее платье, тогда в чем же дело? — Марион, вы будто выходца увидели. — Госпожа, простите. — кухарка поспешно склонила голову — Да разве ж оно видано, чтоб графья на кухню ходили, да ещё в такую рань? Ещё даже не рассвет. — Зимой рассвет пока дождешься, весь день уйдет. — я уселась на грубую, добротно сколоченную лавку. — Какой прекрасный аромат свежего хлеба. — я мечтательно улыбнулась, потягивая носом — В Сэ я любила перед тренировкой залезть на кухню, Паолина всегда давала мне краюху еще теплого хлеба, намазанную абрикосовым вареньем и кружку свежего молока. — на моих губах расползлась улыбка, сначала такая теплая, а потом… Сэ больше нет, жива ли краснощекая смешливая Паолина? Уголки губ горько опустились вниз. Я тяжело выдохнула. — Хлеб только из печи, сударыня, а вот абрикосового варенья не сыщется, есть кагетское, если вы не против, молока тоже не найду… тяжко стало в Олларии, люди боятся, уходят. — она досадливо махнула полотенцем — Могу угостить шадди, монсеньор хлещет его как демон, есть не ест, а горечь эту ведрами пьет. — А морисского цвета у вас не найдется? — так спросила на пробу, вдруг. Но Марион как-то хитро прищурилась. — Идемте, сударыня, красный напиток я сама люблю очень, а те кто говорят, что он не вкусный, пусть свою черную горечь хлещут! — и она кому-то сверху погрозила кулаком. Я довольно поплелась за кухаркой. Войдя в малюсенькую, но очень уютную комнатку рядом с кухней, огляделась. Что-то вроде комнаты отдыха для кухонных. Маленький диванчик, столик, все чисто и опрятно. Марион достала с полочки деревянную баночку, аккуратно открыла и представила свое сокровище — баночка доверху была заполнена лепестками морисского цветка. Марион оказалась на диво приятной женщиной. Простой, но мудрой. За Робера душа у нее болела страшно. А вспоминая герцогиню Эпинэ кухарка и вовсе не сдерживала слёз. Я попыталась аккуратно узнать у нее, что творилось в этот месяц, не дворцовые интриги, их я ещё успею узнать у герцога, а именно настроение горожан. Выходило, что настроение это скверное, да и Оллария вся стала скверной. — Не та столица стала уже, сударыня, совсем не та. — качала головой сердобольная женщина — Люди, кому есть куда бежать, бегут. И правильно делают! Всякое бывало, и Октавианскую ночь я своими глазами видела, но тогда грабили и жгли оголтелые люди, а армия их защищала. Теперь всё наоборот. В те дни особняк, почитай, закрытым стоял, старый герцог в Олларию не рвался, молодому дорога заказана была. Мы с мужем только в порядке его держали — зимой топили, чтоб не выстыл, да паутину сметали. Когда гобелены от пыли чистили, когда портьеры стирали. На том всё. Последний год старый герцог отказал нам в жаловании, мы так и не поняли с Жюлем, за что он так с нами. Уже думали куда податься, да кто нас стариков возьмет. Благо брат ваш, монсеньор Лионель, в беде не оставил. Было то после Варасты. Сам приехал, ох и красавец он у вас, сударыня! Будь я моложе, я от такой красоты с ума б сошла! Говорит, чтоб даже не думали никуда беч, особняк держать в порядке, а жалование нам его человек честь по чести раз в месяц приносить будет. Стыдно было, сударыня! Не за себя, за хозяина нашего. Ну как это? Глава Дома взашей, а вассал кормит? А когда первый раз ваш этот Фернан пришел, кошель передал, я уж и вовсе разревелась. Сотня таллов! Да мы таких богатств с Жюлем за всю жизнь не видели! Пошли уж тогда и мы на площадь Оленя, нельзя так, совестно такие деньги брать. Да поди сверни с дороги вашего брата. Ха! Как на грех ещё и на Ворона нарвались. Тоже надо сказать мужчина дивной красоты, да еще и герой. В общем заворотили они нас обратно, да монсеньор Лионель ещё глазищами своими кааак глянул, мы и убрались. А когда всё это началось… Стыдно, сударыня, как же стыдно! Они берегли, берегли этот город и страну, а тут… — она опять махнула рукой и промокнула подолом фартука слезы с глаз. — Я монсеньору Роберу всё как на духу в первый день рассказала, думала выгонит. А гляжу, он и сам не рад всему что твориться. Оно может и к лучшему. Кто-то ж должен с головой остаться. А вчера, когда вас привезли, когда вы демона этого, как котенка ластили… Никола сказал, что вас этот, прости Создатель, «друг» монсеньора в застенки упёк, а наш вытащил, тогда подумалось, может и на лад всё пойдёт? Вы, сударыня, у меня что угодно просите, я вам хоть душу отдам. Я добро помню. Я сжала пухлую ручку дородной женщины. Вараста… Матушка тогда поехала в Эпинэ, оказалось, что ни одно письмо до Жозины не дошло. А Анри-Гийом скончался. — Марион, — карие глаза женщины уставились в мои — без жалования вас оставил не герцог. Он уже к тому времени почил. Всеми финансами заправляли Мараны, а они были ещё теми кошкиными скупердяями. Моя матушка гостила в Эпинэ у герцогини Жозефины, они подруги с молодости, а вернувшись написала брату. Думаю, Лионель сразу понял в чем дело, Савиньяки не бросают своих людей. — Токмо мы ж не ваши… — А чьи же ещё? Что так, что так — Дом Молний. — я улыбнулась. — Похожи вы с братом. Холодные с виду, а душа, что солнышко! — я усмехнулась про себя, что бы сказал Ли? Хотя… Лионель окутывал семью пуховым одеялом как мог, все удары принимая на себя. Так вот и получается, что герцогам, маркизам и графам мешает видеть их вздернутый от самомнения нос, а простая пожилая кухарка с легкостью читает души. — Марион! — голос Робера раскатился по кухне — Марион! — Монсеньор! — кухарка живо поспешила навстречу. Я неспешно последовала за ней. — Марион, ты не видела графиню Сави… — Эпинэ осекся, увидев меня — Слава Создателю! Беатриса, я не знал что и думать, когда слуги сообщили, что вас нет. — я лишь улыбнулась. За окном вовсю сияло солнце, мы с Марион знатно заболтались. — Прошу прощения за доставленные неудобства. — Вы ранняя пташка. — Привычка. — я пожала плечами — Раньше я вставала для тренировок по фехтованию — пояснила видя удивление в глазах герцога. — Если вас не оскорбит, сударыня, позволите ли вы скрестить с вами клинки? Разумеется, лишь в тренировочном бою. — Буду признательна, герцог! Я очень соскучилась по шпаге. Робер Эпинэ Дни текли один за другим. Альдо всё больше и больше верил в свою божественность и всё больше ненавидел нового кардинала. На улицах Олларии царил разбой и грабежи, а в главном дворце, Леворукий разбери как он теперь называется, жрали и пили вино. Единственное место, где я мог быть уверенным в том, что не накинусь на кого-то с кулаками был собственный особняк. Я старался вернуться за ворота с иноходцами при любом удобном случае, Никола даже посмеялся, что девчонка привязала меня к своей юбке. Может и так. Нет, никаких любовных симпатий к Беатрисе Савиньяк я не испытывал. Только жгучее желание заслужить прощение окружить заботой. Именно заботой, а не защитой. Защита ей была не нужна. В первое утро, когда я попросил ее поупражняться со шпагой, я отчетливо понял, что мне до ее умения очень далеко. Лионель вряд ли лукавил, говоря, что она фехтует чуть хуже Эмиля. Движения графини были легкими, быстрыми, стремительными и неуловимыми. Она казалась текучей как вода и порывистой как шквал, а ослепительная, но злая улыбка довершала образ чуть ли ни закатной твари. Признавать, что шестнадцатилетняя девчонка владеет оружием лучше тебя было неприятно, особенно на глазах твоего личного гарнизона, однако крыть было нечем. Теперь каждый рассвет мы с Беатрис носились по тренировочному полю, и должен признать, я стал делать успехи. Пару финтов, о существовании которых я даже не подозревал до встречи с этой черноволосой бестией, я освоил. И это радовало меня как мальчишку. Очередной поединок длился уже больше часа, единственное мое преимущество перед девочкой напротив была моя физическая выносливость, моя рука могла держать шпагу дольше, зато графиня могла сражаться левой с той же проворностью, что и правой, таким образом наши шансы уравнивались. Беатриса играючи перекинула шпагу обратно из левой в правую и развернулась в стойку, я направил шпагу вниз, целя в бедро, она утекла из-под удара, гардой заблокировала обратный ход клинка, крутанула кисть и вот тренировочный наконечник уперся мне в кадык. — Прошу меня простить, герцог, но вы убиты. — Закатные твари! — беззлобно выругался — Вас учил сам Леворукий. — Лионель действительно похож на Леворукого в понятии бергеров, он у них кареглазый блондин. — Вас учил только Лионель? — в такие моменты Беатриса охотно рассказывала, не запираясь. А мне было почему-то до дрожи в пальцах важно знать, что было в ее жизни «до». — Нет. В Сэ был мастер клинка, в основном фехтованию учил он. Но когда приезжали братья, то они основательно гоняли нас Арно. Реже что-то показывал Росио. В его приезды нас муштровал Хуан, вот уж кто безжалостен на тренировках. — она заулыбалась, как улыбаются вспоминая счастливые моменты. Хуан — это имя называл Валентин. Надо бы поузнавать кто это такой. Личность видимо весьма интересная — Пару финтов мне показал Ротгер… — она вдруг запнулась и нахмурилась. — Я натолкнул вас на неприятные воспоминания, простите. — Нет, нет… просто я вспомнила… вернее решила. — глаза красавицы вмиг стали ледяными и решительными — Мне нужно забрать три вещи из особняка герцога Алва, эти вещи принадлежат мне! — Можете мне сообщить что это, я попрошу Дико… — Окделл их не найдет, придется посетить особняк лично. Видите ли, я знаю этот дом лучше. Я прошу, чтобы вы меня сопровождали. — Беатриса… — сводить Дика и юную Савиньяк хоть бы и на расстояние выстрела не хотелось до дрожи в пальцах. Откровенная ненависть последней заставляла беспокоиться о Повелителе Скал. — Вы можете назвать эти вещи? — Моя шпага, мой пистолет и ларец. — Ларец… Я не хочу знать и лезть в это, но, поверьте, вам придется сказать, что в этом ларце — письма, документы, украшения, драгоценные камни? — Я покажу, когда увижу ларец. Не раньше. — спорить с ней было тоже самое, что спорить со стеной. — В таком случае не стоит откладывать. Особняк на улице Мимоз был знаком в Олларии всем и каждому. На воротах зияли пятна от сколотых воронов, выглядело это донельзя противно. Беатриса брезгливо поморщилась, Моро под ней начал недовольно бить копытом, девушка успокаивающе похлопала жеребца по шее. После недолгих пререканий ворота распахнулись и наш небольшой отряд въехал на площадку перед домом. Беатриса соскочила на плиты двора, закинула поводья за луку седла и резким «Не трогать!» отогнала кого-то из диковой прислуги. Конь раздувал ноздри, косил взглядом и бил копытом. Заметив мой взгляд, графиня криво улыбнулась. — Моро не любит чужаков… а в его доме сейчас чужаки. — она отвернулась и окинула дом взглядом. Очень долгим и очень печальным. — Идемте, герцог, я хотела бы убраться отсюда как можно быстрее. Дик не спустился нас встречать, а ждал в кабинете, это взбесило даже меня. Дверь распахнулась, камердинер посторонился и мы вошли в жарко натопленный кабинет. Беатриса оглядела обстановку быстрым взглядом и недобро улыбнулась. — Добрый день, герцог! — Ричард поднялся, поклонился и замер, стиснув зубы. Беатрис стянула перчатки и махнула ими в сторону кабаньих голов — Не смогли расстаться с предками? — желваки у Дика загуляли ещё сильнее. — Ричард, — я постарался загородить девушку спиной — графиня хотела бы забрать некоторые вещи, которые принадлежат ей и которые остались в особняке. — Здесь ничего не осталось. Проклятые кэналлийцы унесли всё. — Кроме моего оружия моего же ларца. Я сама попросила Хуана оставить их. — В этом доме их нет! — Ричард почти шипел от бешенства. — Я могу их забрать если найду? — Беатриса уставилась на Ричарда с лениво-вопросительным выражением. — Можете, если это не навредит моему королю! — Поверьте, мне абсолютно искренне плевать на вашего короля. — на это Дик сжал кулаки, я лишь тяжело выдохнул. Беатриса намеренно выводит Окделла из себя. Насколько же отличалось ее общение с Ричардом и Валентином. Пока я задумывался об этом, девушка подошла к одной из кабаньих голов, всунула руку в пасть и тут же за спиной Дика в сторону отъехала неприметная ранее панель, открывая вход. Дик схватился за свечу и вломился в комнатку с достойным своего герба рвением, на что Беатриса лишь презрительно хмыкнула. Вернулся Дик неся в руках перевязь со шпагой, поясную ольстру с торчащим из нее пистолетом и небольшой ларчик. — Это всё, что там было. — Верно, остальное по приказу Соберано унесли «проклятые кэналлицы» — очень сладко улыбнулась девушка, так, что захотелось скрипнуть зубами. — Я должен удостовериться, что это действительно ваши вещи. — надменно выпалил Ричард. — Дикон! — я аж задохнулся от возмущения. — Не стоит, герцог. Мне не сложно доказать, что все эти вещи — мои. — она без приглашения уселась в кресло и вальяжно положила руки на подлокотники — На гарде шпаги стоит клеймо оружейника — две скрещенные абордажные сабли перед якорем и надпись «Fieles al mar», что в переводе с кэналлиского значит «Верные морю», а внутри гарды есть монограммы Б и С — Беатриса Савиньяк, и оттиск перстня главы фамилии, он выглядит как голова оленя с ветвистыми рогами, а под ней скрещенные молнии. Эту шпагу Лионель подарил мне на мой десятый день рождения. Она несколько легче ваших, господа, но зато прекрасно сбалансирована. — я подошел к Дику и мы вместе видели все отличительные признаки, что называла графиня. Ричард был явно разочарован и небрежно оттолкнул перевязь к краю стола. Жесть заставил меня поморщиться, а Беатрису некуртуазно хмыкнуть — Перейдем к пистолету. Он морисской работы, черный без инкрустации драгоценными камнями. Единственная вставка из простого металла есть на рукояти, на ней надпись «A las armas no les gustan los chistes y no perdonan los errores», что означает «Оружие не любит шуток и не прощает ошибок». Клейма оружейника вы на нем не найдете, его делала на заказ мориская родня герцога Алва. Это подарок на двенадцатый день рождения от Дома Ветра. — я вскинул брови, странно, ни от Алвы, а от Дома Ветра. Мориская родня Алвы, да, помнится была и такая. Странная девочка, с еще более странными покровителями. Дик видимо считал также, его шею уже полностью закрыл румянец бешенства, глаза метали молнии, а руки то и дело сжимались в кулаки. Что именно его так выводило из себя? Тот факт, что графиню осыпали оружием, стоимость которого равна всему Надору? Трудно сказать. — Что в ларце? — Вы можете открыть и посмотреть, Окделл. Уверена содержимое вас не удивит. — Откройте сами. — Там нет гаифских игл, если вы их боитесь. — однако она поднялась и подошла к столу, небрежно отодвинула небольшие запоры и откинула крышку — Смотрите. На черном бархате обивки лежало два серебряных браслета. По центру вился кэналлийский узор, причудливо оплетающий крупные изумруды на одном и крупные сапфиры на другом браслете, по верхней и нижней кромке через равное расстояние были вправлены бриллианты. На внутренней части была выбита надпись, явно на кэналлийском. Сомнений в том, что это за браслеты быть не могло. — Если вам нужен перевод надписи, он таков — «вручаю тебе себя». — Это обручальные браслеты… — сипло проговорил Дикон — Вы очень наблюдательны, герцог! — То есть это правда… вы правда… с ним. — Растерянность Дика была мне понятна. Я тоже был в шоке. Беатриса же сама говорила, что воспринимает Ворона как брата, но за братьев не выходят замуж. Да и разница в возрасте… — Перестаньте мямлить, Окделл, вы и раньше слышали об этом. Так я могу забрать вещи? — Драгоценности узурпатора и его подельников принадлежать казне. — Вот как? — презрение в ее глазах хватило бы на сотню человек. — Ричард, это брачные браслеты! — укоризненно выпалил я — Позволите? — Беатриса кивнула, я аккуратно извлек оба — на одном четыре изумруда, на другом четыре сапфира. Камни были крупными и чистыми, но казну таким не пополнишь, сам браслет из серебра, а мелкие бриллианты и вовсе пойдут за бесценок. — От двух браслетов мало толку, казну они не пополнят. — я вернул их на положенное место. — Серебро… обручальные браслеты делают из золота. — набычился Дик. — Герцог Алва не любит золото, вы должны были заметить. У него нет ни одного золотого кольца и даже герцогская цепь имеет звенья из серебра. — Но церковь велит… — Церковь может велить всё, что её заблагорассудится. — несколько нервно ответила Беатриса. — Они не ваши! — вдруг выпалил Дик, на что графиня лишь вскинула удивленно бровь. — Алва не признает изумрудов! — Поэтому я тоже не должна их признавать? — Ричард не нашел, что ответить, а Савиньяк уже хлопнула крышкой, подхватила ларчик, свое оружие и направилась на выход, лишь в дверях исполнив по истине королевский книксен. На обратном пути я не решился задавать вопросов, потому что вид у юной графини был крайне потерянным. Её явно задело то, что ей пришлось унижаться и доказывать свое право. А ещё эти браслеты, она чуть не потеряла самообладание там в кабинете. Может союз заключили Арно-старший и Алваро в день, когда родилась Беатриса? Нет, не может такого быть. Не враги же они своим детям, Алве тогда уже было двадцать. Договор между Лионелем и Рокэ?.. — Спросите уже, герцог, а то у вас голова разболится от натуги. — лениво проговорила графиня. Я тяжело вздохнул. — Эти браслеты… — Они обручальные, не сомневайтесь. — Но… — я пытался подобрать слова — Простите, но мне трудно представить вас и Ворона. — А вот у покойного Сильвестра выходило превосходно. — усмехнулась девушка. — Так это кардинал? — я аж дернулся в седле. — Эпинэ, вы слишком впечатлительны. Нет, это не кардинал, тем более как правильно заметил ваш надорский друг, будь здесь влияние церкви, браслеты были бы золотыми. Но эти браслеты сделаны в Кэналлоа. И хранятся они тоже по местным традициям. — И что велят эти традиции? — Что Соберано хранит браслеты своего подданного, если он служит в армии или на флоте. — А если он сам Первый маршал Талига и вечно служит в армии? — Беатриса снисходительно улыбнулась. — Робер, я не обручена с Рокэ, он просто хранил наши браслеты как Соберано. — То есть… Создатель! — я облегченно выдохнул и даже удивился почему меня так тяготила эта история. — И все же мне жаль Придда. — Беатриса выглядела забавно растерянной. — Мне кажется его расстроит знание того, что вы уже помолвлены. — Меньше всего меня интересуют чужие расстройства. — небрежно фыркнула девушка. Бедный Спрут, она ведь и правда в упор его не видит, как молодого человека. — Должно быть ваш кэналлиец весьма яркая личность. — Он марикьяре. — бросила Трис с улыбкой, но отнюдь не доброй, и послала Моро в галоп.All my plans fell thought my hands, They fell thought my hands on me. All my dreams it suddenly seems, It suddenly seems, Empty… Thе Cranberries «Empty»
Зачем Альдо всё это затеял? Зачем ему так нужно ломать, рушить, выкорчевывать? Четыреста лет Октавия и Франциск лежали под этими плитами, лежали бы и дальше, так нет. А эта прихоть, чтобы Беатриса присутствовала на церемонии? Что за блажь? Я был злее самого распоследнего мориска-убийцы. Вскользь оглядев Беатрису увидел привычную картину — восковое лицо, застывшая маска, ледяной взгляд черных глаз. Графиня решила не брать сегодня Моро, боясь, что найдутся идиоты решившие, что раз он позволяет ей себя седлать, то из демона стал котенком. Я с ней был более чем согласен. Но все же она меня настораживала своим спокойствием. Когда я передал ей приказ, а это был приказ Альдо явиться на церемонию разграбления могил, а иначе я это назвать не мог, Беатрис лишь пожала плечами и согласилась. Сейчас она ехала справа, затянутая в черный траурный наряд, единственным украшением которого была камея с оленем. На площади толпился народ, сверху сыпало, все мерзли и злились. К нам подъехал Айнсмеллер, облизал графиню похотливым взглядом, нарвался на ее ледяной и резко отвернулся ко мне. Я распорядился пускать людей внутрь. В дверях нам встретился Валентин, он чопорно поклонился и столь же чопорно приложился к руке графини, было теплоты между этими двумя не осталось и следа. Неужели до него дошли вести об этих треклятых браслетах, и его тонкая душа оскорбилась? Это у Спрута-то? Я невесело усмехнулся. Дальше потянулось время полного сумасшествия — стук молотков и лома, чей-то крик, запах лилий, перешептывание знати, распоряжения Альдо, я старался не смотреть и не слушать, спасаясь созерцанием витражей. Вдруг моей руки коснулись, сморгнув полусонную одурь я обернулся к графине. — Нам пора спускаться. Мы прошли к пролому. Я пошел первым, подав руку девушке. Она оперлась и и мы стали спускаться. Слева, будто бы обгоняя нас на полшага, шла черноволосая девушка в гальтарской тоге. Мне хотелось ускорить шаг и заглянуть ей в лицо. — Робер, сестру смерти вы не догоните, а меня запросто можете спустить с лестницы. — шепотом заметила Беатриса, я обернулся к ней и замер, на девушку налетели сзади. — Герцог, вам плохо? — я мотнул головой и продолжил путь, наваждение прошло. Внизу дышалось легче и свободнее, по стенам вились росписи змеедев. «Найери» услашал я шепот Валентина и подошел к небольшому колодцу. Оттуда из отражения на меня смотрело лицо черноволосой девушки с нестерпимо синими глазами. Её черты лица, эти глаза, их столь яркий цвет, узкие губы в полуулыбке — то ли печальной, то ли презрительной. Дальняя родственница Алвы? Здесь? В языческом храме? Может быть Октавия попросила отдать дань уважения матери Рамиро? А была ли она синеглазая? Вопросы один за одним занимали голову, пока в нос не ударил странный запах. — Понсонья — прошептал сзади голос Беатрисы — Что ж, тем лучше, пусть все тут и останутся. Но я не был готов к убийству невинных. Выгоняя всех наверх, я вдруг потерял из виду именно эту несносную девчонку. Бросившись обратно, заметил, как чинно она поднимается под руку с Валентином. Лица у обоих были похоже на мраморные статуи, спины прямые, а взгляд совершенно морозным. Та еще парочка. И слава Создателю, что Беатрису уже спровадили какому-то горячему марикьяре, может хоть оттает рядом с ним. В мои мысли ворвался недовольный голос Альдо, ему вторил голос Ричарда, и я поморщился, от ситуации, от её гнусности и грязи. Мне захотелось оказаться отсюда как можно дальше, где-нибудь в степях Варасты, где нет этой дряни и убожества! — Герцог, — я поднял глаза на Беатрису и отчетливо понял, что она разделяет мои чувства — Мне кажется вам не хочется задерживаться ни минутой дольше. — Вы правы, Беатриса, нам пора. Раскланявшись с Приддом мы опрометью направились на выход, за спиной кто-то звал, кричали какие-то вопросы или даже приказы. Я видел только выход на улицу и оседланного Драко. В этот момент я отчетливо понял, пристрели меня Ворон вместо Адгемара и этого бы не было. Ничего из этого бы не случилось — ни гаганский мальчик в овраге Святой Мартины, ни шестнадцатилетняя узница Багерлее, ни развороченная могила святой… Всего одна пуля, а сколько бы поменялось. Я вновь зло усмехнулся про себя. Как удобно сделать во всем виноватым пресловутого Алву. То убил зря, то не убил. — Робер, — голос Беатрисы был тихим, а губы плотно сжатыми. — если дать этой твари корону, он уничтожит Талиг. — Корону он получит, хоти мы того или нет. — А мы хотим? Ответить я ей не успел, дав шенкеля она сорвалась по улицам в сторону особняка, за ней сорвался Дювье, готовый, казалось бы, и в Закат скакать за «черной бестией». Но вопрос прочно засел в голове, словно игла, которую невозможно вынуть. А мы хотим?