Эксперимент

      Детство Ханджи было совершенно лишено теплоты. Ее отец был занят на важной должности советника короля и почти не появлялся дома. Мать же, заядлая домоседка, пребывала во власти то меланхолии в один день, то истерики на следующий. Братья не признавали существования своей сестры до тех пор, пока она не начала прятать их великолепные деревянные игрушки: лошадей, ружья, мечи и ножи, – и им пришлось гоняться за ней по всему дому, чтобы заполучить их обратно.       Отданная в распоряжение садистских наклонностей своей гувернантки с двухлетнего возраста, Ханджи узнала все о том, как девочка из благородной семьи должна сидеть, говорить, есть, двигаться, вести себя, и ничего о вещах, которые ее действительно интересовали – например, почему в один день на небе светило солнышко, а в другой с него капала вода, почему предметы падали на пол, когда она выпускала их из рук, и почему серебряные ложки чернели, когда она ела яйцо всмятку.       Впервые она сбежала из дома в возрасте пяти лет. Она сложила в сумку нижнее белье, пижаму, зубную щетку, несколько монет, кусочек пирога и тайком выбралась из огромного особняка Зоэ, занимавшего значительную часть самой большой площади рядом с королевским дворцом. Ее план состоял в том, чтобы направиться к воротам, ведущим во внешний город, потому что она подслушала, как две служанки обсуждали ярмарку, на которой они побывали – для нее это звучало, как мечта. Лавки, где можно было купить сахарную вату, сладкое тесто на палочках и всевозможные игрушки, в кои-то веки, не куклы! Поскольку ей доводилось видеть Митрас только из окна кареты, не прошло и десяти минут после побега через вход для прислуги, как она заблудилась. Однако, вместо испуга ее настигло такое возбуждение, что ей захотелось петь во все горло, кричать и бить руками по воздуху. Дома были такими большими! Улицы – такими оживленным! Вот! Вот как, должно быть, ощущалась свобода!       К сожалению, этому чувству не суждено было длиться долго, вскоре ее задержали. Девочка в вычурном розовом платьице с оборками и шелковых туфельках, глазеющая на все подряд, привлекла внимание. Патруль военной полиции, который остановил ее, быстро выяснил, к какой семье она принадлежит, потому что ложь не была ей присуща. Годы спустя, Ханджи все еще помнила по-странному приятный запах мужчины, который отнес ее обратно домой: кожи, табака и лошадей. Запах приключений.       Со временем она только совершенствовалась в побегах, с каждым разом проводя на улицах все больше времени. Она также научилась маскироваться под мальчика: в отличие от девочек, им столь многое сходило с рук! Однажды она даже остригла волосы – ее сообщником стал один из мальчишек-конюхов, который приставил ножницы к ее голове с почти благоговейным рвением. Однако после этого она больше никогда не впутывала в проказы слуг, потому что ее отец приказал выпороть мальчика прямо у нее на глазах. Его крики боли преследовали ее во снах в течение нескольких недель. Она нашла иные способы добывать нужную ей одежду – например, тайно шить ее под покровом ночи. Каждый раз, когда она сбегала из-под гнета своей жизни, она подбиралась все ближе и ближе к воротам – пока однажды ей не удалось проскользнуть за них. То были целых четыре дня жизни на улицах, ночевок под мостами, игр с уличными беспризорниками. Четыре великолепных дня, в течение которых никто не говорил ей сидеть прямо, есть медленнее и миловидно улыбаться, потому что мужчинам нравятся послушные женщины.       Официальная сказочка гласила, что именно переодевание в мужчину заставило ее отца публично отречься от нее, но правда заключалась в том, что последней каплей стала проведенная дочерью ночь со случайным мужчиной, который был к ней добр. Мужчиной, от которого пахло кожей и лошадьми, который отнесся к ней как к личности, настоящему человеку, а не как к куску плоти с приданным и гарантией укрепления политических связей. Он был никем, простолюдином. Высоким, мускулистым, с разительной улыбкой. Немного пьяным, немного безрассудным, но исполненным нежности, о какой она и мечтать не смела от мужчины. В его объятиях было тепло... так невероятно тепло и уютно, даже если это длилось всего одну ночь.       С каждым любовником, с которым Ханджи впоследствии делила постель, она всегда искала тех же ощущений. Тепла, уюта, чувства защищенности. И не в последнюю очередь – принятия. Хотела, чтобы ее принимали такой, какая она есть. А была она личностью, не вещью. Естественно, ей довелось испытать огромное количество разочарований. Потому что, как бы мало она ни просила, для большинства это все равно оказывалось слишком много. Но любопытство ее было неисчерпаемо, и она вскоре научилась звать разочарования "опытом". Она начала восполнять свою потребность в тепле и комфорте не со скверными любовниками, а с помощью друзей. Никогда в жизни у нее раньше их не было, но в разведке она нашла множество. И они стали ее семьей.       И вот теперь, рядом с ней был Леви. Почти загадка для науки, головоломка, он интриговал ее на инстинктивном уровне. Он не совсем походил на других мужчин. Он был упрямее остальных, циничнее, сильнее, быстрее, умнее, безжалостнее. Он был одиночкой, которому нелегко давалось взаимодействие с людьми. Замкнутым человеком, совершенно не заинтересованным в том, чтобы делиться чем-либо о себе. Родом из места, которое она еще даже не начала понимать. Сиротой, выросшим на улицах, выжившим, лидером поневоле. Все его существо – вызов. Загадка, пронизавшая его насквозь.       Но сейчас он также был мужчиной, кто лежал на кровати рядом с ней, покоил свою ладонь в ее. И совершенно неожиданно он обещал немного тепла и уюта, к которым она никогда не перестанет стремиться.       Ханджи тяготила безмерная усталость... но ее сердце билось в настолько неистовом ритме, что провалиться в сон не представлялось возможным. Должна ли она придвинуться ближе? Она хотела этого, хотела сильно. Но он был изувечен, швы залатали его раны лишь недавно, и даже просто прикасаться к нему подобным образом было дурной идеей. Он был дьявольски одарен, но как он сможет драться на ринге со сломанной рукой? И да, они оба знали, что связываться с товарищем – рискованно. Вспомнилось, что с Майком она балансировала на грани. Она порвала их связь до того, как оказался достигнут уровень, тягостный эмоционально. Но не была вполне уверена, что рядом с Леви сможет сохранить контроль над собой.       Медленно, она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и обнаружила на себе его взгляд. Его серые глаза смотрели задумчиво, настороженно. Он моргнул, когда их взгляды пересеклись, а бледные щеки порозовели, словно он не ожидал, что его поймают за пристальным разглядыванием. – Леви..., – прошептала она и сжала его ладонь. – Почему ты не спишь? – спросил он и придвинулся чуть ближе. – Я не могу уснуть, – все также шепотом отозвалась она. Дышать стало немного тяжелее. – Мне пойти дежурить? – он нахмурился.       Что ж. Согласие было бы разумным решением, и он знал это. А вот лежать здесь, на кровати, рядом с ней – отнюдь. Что, если кто-то прямо сейчас крался вверх по лестнице, а они и не подозревали? Но Ханджи покачала головой и тоже подалась ближе. – Ты можешь… можешь обнять меня? – тихо попросила она, пронзенная этой внезапной потребностью. – Обнять тебя, – эхом отозвался он. Его взгляд все еще выдавал напряжение, затапливаясь даже... тревогой. – Мне нужно...– неловкость угрожала одолеть ее. – Я чувствую себя... как бы… Мне… Мне было нелегко, понимаешь? – Да, я могу обнять тебя, – тихо сказал он. – Как ты хочешь? – Чтобы тебе не было больно, – ответила она.       Он скользнул на ее сторону кровати. Ханджи сделала глубокий вдох. Кожа и лошади – это одно, а запах Леви – совсем другое. Он вызвал головокружение и затуманил зрение. Леви осторожно подложил свою левую руку ей под голову. Она забыла о дыхании. Она могла бы выбрать лечь с ним лицом к лицу. Но будь этот выбор сделан… она торопливо повернулась к нему спиной, думая, что так безопаснее, менее интимно, но когда перевязанная рука легла поперек ее талии и притянула чуть ближе к его груди, положение оказалось каким угодно... только не безопасным. Она чувствовала его дыхание на своей шее, чувствовала его всего за своей спиной. Он прижался еще теснее, и ей показалось, что ее сердце сейчас выпрыгнет из груди. – Вот так? – прошептал он ей на ухо, отчего каждый волосок на ее теле встал дыбом.       Тысячу раз "да". Тысячу раз "нет". – Сейчас тебе действительно нужно поспать, – строго сказал он. – Если ты не уснешь, я выйду за дверь. – Хорошо, – прошептала она. – Да. Да, я очень устала.       Тепло. Комфортно. Безопасно.       Каким-то образом ей удалось заставить себя заснуть. Потому что она действительно не хотела, чтобы он уходил.

***

      Впечатляюще.       Словно святой, он прижимал Ханджи к своей груди, не позволяя себе – или некоторым нацеленным на иное частям тела – слишком увлечься. Очевидно, она хотела только умиротворения, и он был способен дать ей желаемое. Более того, он считал, что был должен ей это. За то, что вытащил ее из их просторного, безопасного штаба и приволок в эту грязную дыру, за то, что подверг ее отравлению и жестокому обращению от презренных подонков, населяющих подземье. За... за каждый глоток боли. Боли, которую он причинит ей и в будущем тоже.       Ее тело было упругим и теплым, и его правая рука не собиралась подниматься к округлым мягким холмикам, прикосновения сквозь ткань бинтов к которым так жаждала. Пуговица, разумеется, все еще отсутствовала на положенном месте. Но это не было приглашением. Нет, рука оставалась недвижимой на ее животе. На ее столь плоском, твердом животе. Она, наверное, ела недостаточно. Вдобавок ко всему, что ей пришлось вытерпеть, качество пищи в подземном городе было ужасным, и она определенно не получала надлежащего питания. Хорошо было бы иметь какие-нибудь запасы на случай тяжелый времен. Не то чтобы ему это когда-либо удавалось… Он обладал мышцами, не более того. Сухожилиями, мышцами и костями. Ему оставалось надеяться, что его рука достаточно удобна для подушки. Не слишком ли твердо? Ее шею или плечи может свести судорогами. Но она не шевелилась, и он, слушая глубокие вдохи и выдохи, решил, что она наконец погрузилась в сон. Время от времени она даже издавала тихий милый звук, выпуская воздух сквозь зубы.       Ее волосы так приятно пахли. Он глубоко вдохнул, различая мыло из гостиничной ванны, но гораздо больше его заинтересовал запах самой Ханджи, который направил его мысли к солнцу и небу, чистому воздуху после внезапного ливня, каплям росы на траве... Полевым цветам, таким красивых, что они, заполняя собой пейзажи, превращали раскинувшиеся за Стенами земли в разноцветное полотно вплоть до самого горизонта. Он подавил зевок. И... к облакам высоко в небе. Он все еще задавался вопросом, куда они направляются изо дня в день. А птицы… они всегда так стремительно улетали куда-то, но почему? Было ли там, куда они направлялись, лучше, чем здесь? Сможет ли он когда-нибудь… сможет ли увидеть?...       Довольно неожиданно Леви завладел сон.       Для кого-то, страдающего от тяжелой бессонницы и частых кошмаров, это был очень глубокий сон. С ним пришла целительная греза. В сновидении они, держась за руки, брели под бескрайним небом по лугу. Впереди, на небольшом холме, возвышались деревья, и они направлялись туда, чтобы устроить пикник. На локте у Ханджи висела корзинка, накрытая белой тканью. А под ней крылись всевозможные лакомства. Забавно, но в мире его грез не было титанов. Так что они не испытывали и крупицы страха. Им не нужно было постоянно следить за горизонтом или бояться, что какой-нибудь титан скрывается из поля зрения. Легкость всего их окружающего казалась почти дерзостью.       Они расположились на красном покрывале под деревьями. Оно было достаточно большим, чтобы они могли лечь на спины и наблюдать небо сквозь мягко подкачивающиеся на ветру ветви. Если бы Леви спросили, когда он в последний раз чувствовал себя счастливым, он бы лишь посмеялся над вопросом. Счастье? Это было незнакомое для него чувство. Но во сне… он познал его.       В этот момент Леви почти проснулся. Его мозг отметил странность ситуации, пытаясь послать ему предупреждение, но вместо того, чтобы прислушаться, Леви еще глубже погрузился в блаженность своих грез. Ему казалось, что он должен поцеловать Ханджи, потому что не сделать этого было бы грешной тратой времени. Он наклонился и мазнул по ее губам прикосновением своих, сначала лишь слегка. На вкус она была сладкой, как печенье, только что вынутое из духовки.       Он хотел большего. Ее губы охотно распахнулись для него, позволяя его языку исследовать то, что находиться за ними. Больше сладости. И прилив крови к его паху. Он застонал. Его член в брюках вытянулся по стойке смирно так быстро, что стало больно. Трение о нее обещало некоторое облегчение. К счастью, она тоже начала двигаться ему навстречу, обеспечивая ему желанные фрикции. Вверх-вниз, вверх-вниз. Все его нервные окончания пробудились. Он затвердел еще сильнее. Но на самом деле, простой петтинг был для юнцов, которые еще не знали, какое удовольствие крылось меж женских бедер. Скользкая влага. Тепло. Ему хотелось погрузиться в нее до упора, задать неспешный темп, чтобы это продолжалось до тех пор, пока он не сможет больше сдерживаться. Боги, ему нужно было... – Ханджи..., – простонал он... и разбудил этим сам себя. – Блять, – выругался он и отодвинулся от теплого, соблазнительного тела, лежащего в его объятиях, так быстро, как только мог, чтобы не разбудить ее. – Ну серьёзно, – Оливер усмехнулся, – мне нужно убраться отсюда. Это ужасно неловко.       Дед, этот старый мерзавец, сумел освободиться и уже был у двери. – Куда ты, мать твою, собрался? – Леви был быстр, даже с твердой, как камень, эрекцией, натягивающей его брюки. Он плотно захлопнул приоткрывшуюся дверь. Оливер отпрянул. – Отпусти меня, – взмолился он. – Пожалуйста. – Ренцо с тебя живьем шкуру спустит, – Леви нахмурился. – Ты ведь это понимаешь, не так ли? – Он меня не достанет, – Оливер покачал головой. – Да и живым я ценнее. Кроме того, я скажу ему, что ты вернул себе документы.       К слову об уверенности. – А что насчет Ксандры? – Она гораздо менее эмоциональна, чем Черч, – Оливер пожал плечами. – Между нами заключены деловые отношения. – Ладно, – уступил Леви. Нет, думал он сейчас совсем не пахом. Ладно, может быть, отчасти. Или им и ничем другим. Он слишком сильно хотел остаться наедине с Ханджи. – Но прежде чем я отпущу тебя, ты расскажешь мне все, что знаешь. – Что именно? – То, что могло бы меня заинтересовать, конечно.       Оливер прищурился. – Как давно мы друг друга знаем, малец?       Леви пожал плечами. Вроде как, вечность. Столько, сколько он себя помнил. – Ты мне всегда нравился, с носом, полным соплей, или нет. Я обрадовался, когда услышал, что ты исчез. Я знал, что ты один из немногих, у кого хватило духу бежать и не оборачиваться. Так почему... зачем ты вернулся, оболтус?       И правда, почему? Ответ на этот вопрос было прост – потому что кто-то отправил ему послание. Но с другой стороны… почему он не проигнорировал его?       «Потому что я не свободен от этого места», – произнес непрошеный голос в его голове.       Оливер вздохнул. – И даже тебя оно не отпускает, это место. – Я приберусь тут и уйду навсегда, – мрачно настоял Леви. – У тебя был шанс, пацан, – голос Оливера внезапно стал довольно сердитым. – Но они заметили тебя и твои вычурные фокусы на поверхности. Хм, они вдруг поняли, что все эти годы ты жил в темноте, скрывался. И поэтому они решили отделить тебя от твоего стада.       Опять "они"? Леви покачал головой. Но каким-то образом… дерьмо. Что-то щелкнуло. – Эрвин, бессердечный ты ублюдок, – пробормотал он.       Потому что если кто-то и позаботился о том, чтобы отделить его от "стада", то это был Эрвин. Эрвин, после разговора с Ксандрой. Эрвин, который знал, что Леви однажды попытался вступить в сговор с Лобовым. Эрвин, который мог таить обиду целую вечность, как он сам сказал Леви. Эрвин, которому нужно было финансирование для разведывательного корпуса, потому что Совет оставлял его с пустыми карманами при каждом удобном случае. Это ведь имело смысл, не так ли? – Что за Эрвин? Нет, это Кенни рассказал им, какой ты особенный, – продолжил Оливер. – Ему от этого должна быть какая-то выгода. – Очаровательно, – Леви усмехнулся, услышав «особенный» в одном предложении с ненавистным именем. – Я особенный и драгоценный. И это самая несусветная чушь, когда-либо уродившаяся под землей. Кенни, наверное, никогда в жизни так не ржал. Да пошли вы все нахуй.       Оливер пожал плечами, но промолчал с понимающим выражением на лице. – Что? – Леви вздохнул. – Твоя мама однажды наказала мне присматривать за тобой. – И что?! – прикрикнул Леви, прежде чем успел спохватиться. Он быстро оглянулся на кровать, но Ханджи все еще крепко спала. – И что? – повторил он спокойнее. – Она боялась, что я могу попасть в плохую компанию, как и любая мать подземного города. – Может быть, – Оливер снова пожал плечами. – Просто, блять, оставь меня в покое, – ворчливо проговорил Леви. – Аа, но разве ты не хотел знать все, что тебя интересует?       Леви сердито кивнул. – Эта девушка..., – Оливер указал подбородком на Ханджи. – ...если ты хочешь трахнуть ее, то поторопись. Существует не так много столь же могущественных и безжалостных людей, как ее отец. И так уж вышло, что он оказался здесь. – Да что ты говоришь, – его настроение ухудшилось еще сильнее. Ханджи не нравился ее отец. Леви это напыщенно дерьмо не нравилось тоже. – Нет, я имел в виду, тут. Вот прям здесь. В этом отеле. Будь уверен, кто-нибудь расскажет ему, что она тоже здесь, и тогда она исчезнет быстрее, чем ты успеешь сказать "блять".

***

      Ханджи очнулась от глубокого сна. Впервые за целую вечность она чувствовала себя отдохнувшей. Она открыла глаза, пытаясь сориентироваться, и увидела у двери Леви, смотрящего на нее из-под глубоко нахмуренных бровей. – Что такое? – спросила она и с трудом приняла сидячее положение. – И где старик? – Он ушел, – сказал Леви, все еще хмурясь, словно винил в этом ее. – Эм? – она свесила ноги с кровати. – Но разве ты не...       Она огляделась. Точно. Она вспомнила, как просила его обнять ее, и почувствовала прилив смущения. Он больше не держал ее в объятиях. Соседнее место на кровати остыло. – Ты его отпустил? – В некотором смысле, – Леви оттолкнулся от двери и сделал шаг к Ханджи. – Почему?! – Он начал меня раздражать. – Да какого черта, Леви! – воскликнула она, вскидывая руки. – Он знает здесь всех и вся! Он был чрезвычайно ценным пленником.       Леви пожал плечами. – Поверить не могу, – простонала Ханджи, протирая глаза под стеклами очков. – Ханджи, – сказал Леви, приближаясь еще на шаг. Она вдруг осознала, что он даже не слушал ее должным образом. Он выглядел… одичавший. Ее сердце вспомнило свой бешеный ритм перед погружением в сон и сразу же отдалось ему. – Помнишь, что ты сказала о "зуде"?       Помнила ли она... Она пристально вгляделась в его лицо, прежде чем кивнуть. Конечно, она, черт возьми, помнила. Но "мистер труднодоступный" был то горяч, то холоден, в одну секунду тянулся к ее груди, как к дару свыше, в другую пресекал любые романтические мысли словами “нет, лучше оставить все как есть”. – Меня мучает невыносимый зуд, – его голос стал очень тихим, и она вздрогнула в ответ. – И мне кажется… кажется, что нужно почесать раздражение, потому что становится только хуже, а я должен вернуть себе здравомыслие, чтобы противостоять грядущему. Что-то, несомненно, вскоре обрушится на нас.       О, черт, она уже промокла насквозь. – Но ты... разве ты не... – она неопределенно указала на него, и все рациональные мысли разом покинули ее голову. – Ранен? Жить буду, – сказал он. – Черт возьми, Ханджи. Я смотрю на тебя, и все, о чем я могу думать, это о том, чтобы... – Да? – она сглотнула. – ...трахнуть тебя, – хрипло сказал он. – Можно? Я клянусь тебе, это просто похоть. Не нужно опасаться привязанности или чего-то в этом роде...       Что бы это ни было, она хотела этого. Сильно... – Может, тебе стоит заткнуться? – она нервно рассмеялась. – Потому что… блять, Леви. Я чертовски готова к этому.