***
В ту же секунду, когда он вошел в нее, Леви дал клятву. Ему было слишком хорошо. Он понял, не хочет останавливаться никогда, что уже зависим от ублажения ее. Поэтому он поклялся порвать с этим, как только они закончат – потому что обещал. Потому что это разумный поступок, единственное, что им позволено. Однако, желая, чтобы это длилось как можно дольше, он толкался внутрь гораздо медленнее, чем ему хотелось, утопая в наслаждении от тесноты, от ощущения охватывающего его скользкого тепла. – Леви, – простонала она. Его имя, слетевшее с ее губ, было самым эротичным звуком, какой Леви когда-либо слышал, и в нем расцвела надежда на большее, как только оно рассеялось в воздухе. Он наблюдал за ее сосредоточенностью, за учащенным биением пульса у основания шеи. Он начал входить и выходить долгими, глубокими толчками, завороженный упоенным выражением ее лица. Ей явно нравилось то, что он делал, а ему нравилось ее удовольствие. Ублажать ее было столь подкупающе приятно. Она всегда трудилась на износ, поэтому сполна заслуживала немного дополнительного внимания и наслаждения. Но что он ненавидел, так это то, что здоровая рука была нужна ему, чтобы удерживать равновесие, и второй, бесполезной, он не мог стимулировать ее клитор. Нет, так не пойдет. Он развернул их обоих плавным движением, устраивая ее сверху. Теперь ему открывался гораздо лучший обзор, а также возможность расположить ладонь на упругой заднице, слегка раздвигая ягодицы, направляя ее вверх и вниз по своему члену в нужном ритме. Блаженство. Сплошное блаженство. – Твоя очередь, – сказал он ей спустя некоторое время, и она немедленно начала двигать бедрами, срывая с его губ изумленный стон. Она скакала на нем с самозабвенной страстностью, прикрыв глаза и откинув голову назад, обнажая великолепную шею к его вниманию. Ему хотелось бы вгрызться в ее горло, как животному, требующему подчинения, но она была вне досягаемости. – Прикоснись к себе, – приказал он. Когда она слегка нахмурилась, он сам убрал ее руку со своей груди и переместил на ее сладкое местечко, чтобы она поняла. Она ускорила темп, круговыми движениями сжимая его сильнее, в то время как пальцы на ее влажной складке выманивали хлюпающие звуки. Сосредоточиться становилось все труднее. Он попытался удержать ее бедра, чтобы снова взять темп под контроль, но она не позволила. Она наклонилась вперед и скользнула языком в его рот, постанывая и тяжело дыша, и окончательно спутала его сознание. Все грозило закончиться слишком быстро, о чем он пожалеет. Но было уже не остановиться. Он входил глубже, быстрее. Он ощутил ее дрожь и ускорился, смешивая их учащенное дыхание и стоны. Почувствовал, как напряглись яйца, когда ее стенки начали сжиматься вокруг него. – А-а-а-ах-х, – выкрикнула она, и он кончил глубоко внутри нее, изливаясь брызг за брызгом, пока не опустел окончательно. В дрожь бросило от внезапной слабости и чего-то, что скреблось в груди как потеря. Ее волосы разметались по его лицу, ее тепло окутало с ног до головы, когда она рухнула на него сверху. Отдаляться не хотелось, поэтому он обвил ее руками и прижал к себе крепко, размышляя о том, что ухищрение остаться внутри нее и дождаться, пока снова не будет готов, не станет злостным нарушением клятвы... а долго мучаться ожиданием не придется, потому что ощущение прижатой к собственному телу ее нагой груди было эротичным до крайности и выуживало из памяти так много других вещей, что он хотел с ней сделать. Размышления о деталях заставило его слегка затвердеть в считанные секунды, и он начал нежно покачивать ее, прижимая к себе. – Хмммм, – выдохнул он. Все еще приятно. Он почувствовал, как набухает внутри нее. Еще лучше. Она слабо пошевелилась. – Устала? – спросил он, убирая волосы с ее лица. Он бы принял это, если бы пришлось. Не с радостью. Он все еще был полон похоти. Вожделение только лишь усилилось, вдруг понял он, как, например, когда знание о вреде какой-нибудь сладости не могло остановить от ее поглощения. – Немного, – произнесла она тихим, несчастным голосом. Это обеспокоило его. Ей все понравилось, без сомнений. Был ли он слишком требователен? Вопреки, она начала отвечать мелкими круговыми движениями. – Хммм, – выдавил он из себя. – Не нужно, если ты слишком устала. – Ты подросток с безграничной сексуальной энергией или как? – спросила она, поднимая голову, чтобы посмотреть на него сверху вниз. Ее лицо раскраснелось, большие глаза поблескивали за съехавшими набок очками. Дерзко. Сексуально. Теперь, когда он мог дотянуться до ее горла, он наконец укусил ее. Более или менее нежный, но то был способ пометить ее. Она взглянула на него немного возмущенно и в то же время удивленно, и все, чего он хотел, это иметь ее снова. И снова. И снова, пока они не обессилят, не способные продолжать, чего никогда не случиться. Он схватил ее за бедра и уложил набок, в позу, в которой они находились до того, как его сон прервался, только на этот раз все части его тела были именно там, где он хотел их видеть, и его рука тоже могла делать то, что хотела: трогать и обхватывать ее идеальную маленькую грудь, прикасаться и потирать между ног. И в то же время он мог скользить внутрь нее сзади, вот так легко достигая этого особого места наслаждения внутри женщины. – Мхмхмхм, – прохныкала она. Кожа, такая гладкая на ощупь, словно дорогая ткань под его пальцами. Он пожалел, что его язык не уделил этой коже должного внимания. Ее вкус обволакивал рот, но он до сих пор не знал запах ее животика, как ощущается прикосновение языка к ее пупку. Рука снова скользнула между ее ног, туда, где он соединялся с ней, на пальцы собирая их соки. Положив их в рот, он облизал фаланги. – Ты такая чертовски сексуальная, – прорычал он ей на ухо, – вся ты. Просто идеальна. Он приподнял ее ногу, чтобы проникнуть глубже, сосредотачиваясь на ощущении ее стенок вокруг себя, на легкой дрожи, начавшей сотрясать ее. – Скажи мое имя, когда кончишь, – выдохнул он и на снова укусил в шею, желая оставить след. Для всеобщего обозрения, пусть видят все, даже если... даже если… – Леви, – простонала она. И во второй раз, громче: – Леви! Он попытался отсрочить неизбежное еще на несколько секунд. Еще два толчка, три, но все тщетно. Она сжималась и пульсировала вокруг него, вела его к концу. Он прижал ее к своей груди, желая в последний раз ощутить всю ее своим телом, когда кончил со стоном. Громким, долгим, лишившим дыхания и заглушившим рассудок. Он все еще сжимал ее в объятиях, когда к нему вернулось самообладание. С удивлением он обнаружил, что она дрожит в его руках, и подумал было, что от смеха. Но нет. К своему великому огорчению, он понял, что Ханджи плачет. – Я... я сделал тебе больно? – пробормотал Леви, его сердце мучительно сжалось. – Н... нет, – она всхлипнула. – Прости, – сказал он, – мне так жаль, что я сделал? Она покачала головой, но ничего не сказала, только зарыдала еще пуще. Чувствуя себя потерянным, Леви отстранился и развернул ее к себе лицом. Его пальцы смахивали слезы, но мокрые дорожки не исчезали. Раньше он и не подозревал. Что оказалось самой худшей вещью на свете? Слезы Ханджи.***
Его потрясение и беспокойство только подстегнуло слезы течь быстрее. Ей хотелось объяснить, что вина лежит не на нем. Что ж... в некотором роде, на нем, но не потому, что он сделал что-то не так, а потому, что он все сделал правильно. Удрученный вид Леви заставил захлебнуться в рыданиях. Слишком многое затапливало ее сердце, и теперь выплеснулось через край. Она боялась, что это произойдет. Никогда, никогда ей не следовало допускать подобной близости. – Черт возьми, Ханджи, поговори со мной, – пробормотал он, немного неуклюже поглаживая ее по спине. – Нужно было сказать мне остановиться, если тебе не нравилось. – Нет, – всхлипнула она. – Нет? – его рука на мгновение дрогнула, затем возобновила свои круговые движения. – Ты имеешь в виду... – Я не... хотела…чтобы...ты... останавливался. – А... Хорошо, – он все еще выглядел сильно сомневающимся. – Я не… Мне правда понравилось. Что ж. Итак. Она могла складывать слова, как нормальный человек. Понравилось? В жизни она ничего так не преуменьшала. Ее совершенно сбило с толку. Никогда прежде она не чувствовала себя такой… почитаемой. Такой полноценной. Являлось ли это причиной для столь глубокой печали? Нет. Скоро этот срыв закончится. Слезы остановились. Грудь по-прежнему сдавливало. Леви казался удовлетворенным. Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее в лоб. «Не надо», – подумала она. – «Не делай этого. Не будь таким до ужасного милым и внимательным. Будь тем Леви, который ведет себя как полный ненависти засранец.» Нижняя губа снова начала подрагивать, но она пресекла это, втянув ее в рот. Не замечая ее продолжающейся истерики, Леви притянул ее ближе, так что ее голова оказалась у него на груди. Лежать вот так в его объятиях… черт... она сейчас снова расплачется. – Тебе нужно поесть что-нибудь, – решительно заявил он. - Ты, должно быть, умираешь с голоду. Я пойду и... – Не уходи! - она крепче сжала его в объятиях. – Но мы... – Просто... не уходи. – Хорошо, – он слегка пошевелился, затем расслабился. – Но в конце концов придется. – Но не сейчас. – Да, думаю, не прямо сейчас. Который шел час, который день? Она теснее прижалась к обволакивающему теплу его тела. Леви ухитрился дотянуться до одеяла, чтобы укрыть их обоих. – Спи, – тихо произнес он грудным голосом над ее ухом. – Я буду охранять твой сон. – Что, если Мария... Он усмехнулся. – Да пусть приходит, позлиться, что на этот раз не удалось нас прервать! На этот раз… а будет ли следующий? Она не смела спросить, не смела даже думать об этом. Не смела надеяться, потому что они оба знали, что этот путь – дорога в никуда. – Я рад, что тебе понравилось, – сказал Леви после недолгого молчания, выдавая направление своих мыслей. – Ты после секса регулярно плачешь? – Нет! – возмущенно фыркнула она. – Это из-за того, что ты осознала количество потраченного впустую времени с Захариусом? – Леви! – ей пришлось рассмеяться. Она не собиралась рассказывать ему, но по сравнению с тем, что только что произошло между ними, секс с Майком был таким же скучным, как ежедневные летучки лидеров отрядов. – Но я все равно не понимаю, почему ты плакала так, словно у тебя любимая зверушка умерла. О, Леви… – Оставь это, Леви, – сказала она. – Это не так уж легко, Ханджи, – ответил он, целуя ее в макушку. – Я не хочу, чтобы ты грустила. Когда-либо. Я хочу знать, какие вещи заставляют тебя грустить, чтобы я мог убрать их из этого мира. Этого было достаточно, чтобы чертов срыв повторился. Она даже не подозревала, сколько бессмысленных слез накопилось внутри нее. Как стыдно. – Черт, – выругался он. – Тебя кто-то обидел? Я пойду и убью его прямо сейчас. – Нет, – она прерывисто вздохнула. – Леви, это просто из-за давления, под которым мы находились последние несколько дней, и оно… просто рассеялось теперь. Я приспосабливаюсь. – Мм, – она услышала по его голосу, что он не поверил ни единому ее слову, – в этом вообще нет смысла. Это какая-то женская штука? Она кивнула. – Понятно, – задумчиво произнес он. – Если все закончилось, то ладно. Внутри меня словно что-то умирает, когда ты плачешь. – Леви, – она приподнялась и принялась нежно расцеловывать его израненные губы, лицо, веки, нос, лоб. Он проворчал что-то в знак протеста, но его руки лишь крепче обхватили ее тело. Нет. Нет, она не могла покинуть эту постель, этот опыт без следа в душе. – Можем мы просто притвориться кем-то другим? – выпалила она. – Мм? – он поерзал рядом с ней, вероятно, пытаясь найти удобную позу. – Увлекаешься ролевыми играми? – Нет, – она быстро теряла отвагу, – я хотела сказать… притвориться, что мы не те, кто мы есть. Не солдаты разведывательного корпуса, нарушающие закон. Давай представим, что мы впервые встретились за азартной игрой и сразу же почувствовали взаимное влечение. – Влечение, хм? – Ну, знаешь… Я увидела тебя и подумала: «Какой сексуальный коротышка, хочу с ним переспать.» И теперь мы продолжаем делать то, что делают люди здесь, внизу, когда их влечет друг к другу. – Ага, – он звучал удивленно. – Значит, ты хочешь заплатить мне за оказанные услуги? – Заплатить тебе...? – На этот раз возмущение чуть не заставило ее подпрыгнуть, но Леви, смеясь, удержал ее. – Ты сказала, что хочешь делать то, что люди делают здесь в таких случаях. Богатая дама с поверхности, спустившаяся в логово греха за удовольствием в постели, платит щедренько. – Тебе когда-нибудь платили за... это? – от одной только мысли Ханджи почувствовала, как накаляется внутри нее гнев. – А тебе какое дело? – спросил Леви и лениво зевнул. – Любой мальчишка из трущоб, которому предложили башенку шиллингов, не упустил бы возможности. Опять хотелось заплакать. Какой же глупой она была, полагая, что теперь имеет право знать о нем подобное. Конечно, ничего не изменилось – Леви предельно ясно дал понять, что никаких привязанностей он не хочет и не допустит. – Однажды мне предлагали деньги, – добавил Леви, словно спохватившись. – Я никогда в жизни не был так оскорблен. – О, – было все, что она смогла выдавить. – Я думал… ну, я был очень молод, – он пожал плечами. – Насколько моло… извини. Не мое дело. – Твое любопытство не знает границ, да? – усмехнулся он. – Мне было тринадцать. Она была дамой из Митраса. Никого прекраснее мне не доводилось видеть. Я был по-идиотски окрылен идеей о том, что кто-то вроде нее может полюбить кого-то вроде меня, что она заберет меня отсюда и поселит под солнцем. Но, – он снова пожал плечами, – каждому ребенку хотя бы разок прощаются глупые представления о романтике. Я больше никогда не совершал подобной ошибки. – Кто это был? – Ханджи потребовала ответа, пока в ней расцветали мечты о расправе. Тринадцать! Маленького Леви обманули и эксплуатировали! – Я тебе не скажу, – сказал Леви и ткнул ее в нос. – Не сердись. – Мне очень жаль, что тебе пришлось это пережить, – пробормотала она. Не сердиться? Ее обуяла ярость. – Все в порядке, – ухмыльнулся он. – Я давно научился не ждать оплаты. Стал вором, что почти так же прибыльно. Но, судя по твоему возмущению, у тебя на уме было что-то другое, кроме игры в богатую леди и помойную крысу? Вся ее отвага растаяла. Если ее желания не были очевидны для него, то как она могла сказать это вслух, не сгорев со стыда? – Ты хочешь притвориться, что мы оба не знаем, что такого рода влечение и химия вызывают привыкание, – неожиданно продолжил он. – Что чего бы мы ни обещали самим себе, мы уже рискуем привязаться, даже если нам нельзя. Ты хочешь притвориться на один, два, может быть, три дня, что все это не имеет значения, я прав? Он знал. Он чувствовал то же самое. Часть ее хотела ликовать, часть отшатнулась в страхе. Кивок с ее стороны – ничтожное, трусливое движение. Она чувствовала себя полнейшей эгоисткой. Мысль о том, что она никогда больше не сможет лежать в его объятиях, никогда не вернет это чувство, была невыносима. – Это не облегчит для нас последствия, Ханджи, – тихо сказал он. – Ты ведь знаешь это, не так ли? – Знаю, – ее мягкий голос был едва слышен.. – Кроме того, я все еще хочу, чтобы ты ушла со своим отцом. Сегодня, если возможно. – Прекрати! – Он здесь. – Да, я знаю! – В этом отеле. Потрясенная, она подорвалась и отшатнулась в сторону, ударив Леви локтем в бок. – Уф, – отозвался он. – Здесь?! – Чш-ш-ш, не кричи. – Ты должен был сказать мне! Он нахмурился. – О, да? И что тогда? Ты бы промаршировала к его двери, чтобы предъявить претензию? Хотя, наверное, именно это ты бы и сделала! Но я как бы не хотел, чтобы ты свалила. Я хотел переспать с тобой. Так что да, я ничего не сказал. – Знаешь, что! Черта с два это сработает, – кипятилась Ханджи, как пощёчиной огретая новостью о том, что ее отец находится где-то всего несколькими этажами ниже нее. – О, я знаю, – мрачно ответил Леви. – В этом-то и дело. Я же говорил тебе не поддаваться эмоциям. И повторю: выпни все эмоции за дверь. Быстро. Одевайся. – Если ты думаешь, что можешь указывать мне, что делать, то ты ошибаешься! – бушевала она, и только возмущение держало в узде желание разрыдаться. – Понимаю. Но там кто-то на лестнице, Ханджи, – тихо сказал Леви, подбирая свою одежду. Склонив голову набок и прислушавшись, она убедилась в его правоте. Конечно, он был прав. Обо всем. – Прости меня, – мягко добавил он. – Я бы хотел, чтобы все было по-другому. Но знаешь… будь все по-другому, мы бы, вероятно, никогда и не встретились. А это... – он обхватил ее лицо ладонями. Время замерло. Его серьезные серые глаза были полны сожаления. – Это было бы в тысячу раз хуже. Он впечатался в ее губы яростным поцелуем, затем быстро высвободился из отчаянных объятий и повернулся к ней спиной. Конечно, ничего не изменилось – только то, что ее сердце теперь лежало на полу, беспредельно нуждаясь в тепле, уюте и заботе, которые он ей обеспечивал. Оно было там, незащищенное и уязвимое, дрожащее от страха, готовящееся быть раздавленным, но ни на мгновение не сожалеющее о том, что произошло между ними.