***
Треск камина и скрип кресла напротив казались оглушительными в своей тишине. Обняв подлокотник, Гарри часто и жадно дышал; на лбу выступила испарина, а пальцы танцевали тремор, беспорядочно стуча по обивке. — Я хотел прыгнуть, — выпалил он, когда перед широко раскрытыми глазами проявились первые очертания. Ответом было ироничное: — Неужто? — Ну конечно! — искренне объяснял Гарри. — Я должен был сорваться, упасть, разбиться! — По-вашему, всё так просто, Генри? — мягко поинтересовался Доктор и, перегнувшись через стол, протянул ему Мерлин знает откуда появившуюся кружку. — Возьмите. Но осторожно, горячий. Гарри алчно осушил добрую половину, и вкусный, очень вкусный чай разлился по телу обжигающим теплом. — Я хотел прыгнуть, — повторил он, окинув понурым взглядом целый и невредимый кабинет. На окнах сверкали морозные узоры. Стоило ему увидеть, как, медленно выпрямляясь, Доктор складывает длинные пальцы в замок, ладонь охватило фантомной пульсацией. И Гарри понял — раньше, чем Доктор сказал: — Вы отпустили мою руку.***
Он был рад, что сеансы по пятницам — ведь пятница, вечер, тараканы в башке, которых благодаря безликому Доктору становилось всё больше… Пятничными вечерами Гарри особенно много пил. — Хэй! Праздник какой? Покрепче затянувшись красным «Мальборо», Гарри поднял ленивый взгляд на громилу за барной стойкой; он никогда не замечал, как красиво бугрятся, натягивая майку, мышцы под тёмной кожей. — Ты сегодня в ударе, я и подумал… — Может быть, — бросил Гарри, и две стальные серёжки поплыли у него перед глазами. — Видел звёзды? — Что? — Смотри, как сверкают. Пьяная голова болтнулась, как игрушечная, когда Гарри откинулся на спину. Бар под открытым небом: он за что-то его любил каждую пятницу. — Звёзды как звёзды, — фыркнул Гарри, жалея, что в оживлённом гомоне не слышит, как тлеет между пальцев сигарета. Где-то на периферии чиркнула зажигалка, и громила тоже закурил, уставившись на стеклянный потолок. — Видишь во-он ту? — пробасил он, указывая куда-то пальцем. Гарри притворился, что за ним проследил. — Вижу. И вскинул брови, когда на плечо опустилась тяжёлая смуглая рука. — Блестит, прямо как твои глаза. — Самый дурацкий подкат в моей жизни, — разочарованно заметил Гарри. Он едва не ослеп от белоснежных зубов, обнажившихся в широкой улыбке. — Да нет же, Генри. Глаза у тебя сегодня живые. — Только сегодня? — хохотнул Гарри. А чужая улыбка в один миг куда-то исчезла. — Впервые, — сказал громила, выпрямившись. Это было позже, гораздо позже, когда Гарри, вяло ковыляя по опустелой заснеженной улице, подумал, что следовало бы ради приличия узнать, как же того мужика зовут. Наверное.***
Вернувшись, он бродил туда-сюда босиком, долго, долго размышляя о том, что напрасно сбежал с сеанса, ведь в распоряжении имелось еще как минимум десять минут. Думал Гарри мучительно: мозги шатало из одной крайности, где он «поступил неправильно», в другую, где будто бы можно было счесть за наглость, если бы он попросил Доктора повторить тот великолепный трюк, а значит и тогда Гарри оказался бы неправ. И алкоголь, от которого давно не кружилась голова и на который он так сильно надеялся, слезть с этих качелей никак не помог. В кровать Гарри ложился со странным чувством необъяснимой тоски. Белый снег кружился за окном, оседал на отливе и то и дело взвывал мощным вихрем — этот вой был похож на жуткую колыбельную. Казалось, он так и не сомкнул век, когда где-то совсем близко послышался тихий хрип. Гарри, вздрогнув от зябкого сквозняка, сбросил сползшее одеяло и нехотя сел, уставившись в пустоту. Тогда ноги, которые он свесил в поисках тапок, босыми ступнями уткнулись в нечто мягкое и горячее. «Как тепло», — подумал Гарри, и сердце его пропустило удар. — Поттер. Он застыл изваянием, боясь пошевелиться: нечто вцепилось в его лодыжку так сильно, что Гарри почувствовал, как стопа начинает неметь. — Что!.. — вскрикнул он, но не услышал собственного голоса. В хрипе, напоминавшем сломанную маггловскую игрушку, отчётливо прослеживалась насмешка:— И это вы называете контролем?
Гарри вскочил, как ужаленный, и тут же едва не упал в попытке выдернуть стопу из захвата — шатнувшись на нетвёрдой ноге, он, подобно цирковому акробату, балансировал на… — Отпусти меня! — беззвучно орал Гарри. — Отпусти! Под стопой с треском ломались выпирающие рёбра. А мёртвая, почти синяя в отблеске лунного света голова болталась, пришитая к безобразной шее кровавым швом. Пришитая наоборот. Он проснулся с истошным криком, таким, что саднила глотка, а бедная голова моментально взорвалась болью; громко, астматически дыша, поспешил эту голову нащупать, чтобы убедиться, что та на месте. Затем спрыгнул с матраса и — голый, холодный, без очков — рухнул на колени, яростно исследуя пол. Тела Северуса Снейпа там не нашлось. Зато хмурая сова, которую он всё-таки купил на прошлой неделе, величественно, точно солдат королевской гвардии, держала пост у него под окном. Эта дурацкая сова будто знала, что ему пригодится: как ещё объяснить её истинно снисходительный взгляд, пока Гарри трясущимися руками привязывал к лапке конверт? «Вы нужны. Пожалуйста», — отправил он Доктору в три пятьдесят восемь.