H & B

Хоби не считал нормальным то, насколько сильно тот уставал под конец каждого рабочего дня, который он сам для себя разграничил и которого поддерживался, а то если бы он держался позиции Мигеля касательно "человек-паук никогда не спит и бдит", то скопытился ещё на первой неделе. Поэтому пришлось находить выход самостоятельно, и тем не менее он не обошёлся без последствий. В течение последнего месяца Мигель как с цепи сорвался, находя одни аномалии за другими (иногда создавалось впечатление, что он сам их на конвейере и создавал), и, по правде говоря, у Хоби уже голова кружилась от переизбытка информации о тех вселенных, о существовании которых он даже не подозревал и не мог представить даже в самых страшных снах. Но наконец ему выдался один спокойный вечер, насильно вытянутый из загребущих рук "вампира" и панк мог хотя бы поесть по-человечески, а это значит сварить себе пакетик (хотя стоит упомянуть, что в итоге тот сварил два, ибо на одном быстро сжигаемом организмом фастфуде долго не проживёшь) риса, оставшегося среди запасов, и спокойно, пока никто вокруг не бегает, попить некрепкого кофейку, приводившего его разбитый организм в более менее приемлемое состояние и поддерживая паучую регенерацию, пока тот до конца не восстановится, но не заставляя наматывать круги по стенкам штаба. Чем больше Браун расслаблялся, улыбаясь и не обращая внимание на тех, кто его окружал, тем больше все присутствовавшие пауки думали, что он успел чем-то укуриться, а эффект настиг только сейчас, вместе с кофе. Мудреная смесь получилась бы, ничего не скажешь. Именно в этот момент к нему подсел (точнее сказать – упал) Павитр, устало откидываясь на спинку ему принадлежавшего стула и руками разминая шею. Видимо сегодня ему выпала доля заниматься бухгалтерией – скучным занятием по раскладыванию отчётов по папкам, но таким, после которого ещё денёк будет болеть спина из-за неудобного месторасположения кабинета, где все записи и хранились. Тесно, скручиваешься в трубочку, пытаясь найти удобную позу, а в итоге все равно уходишь с жутко болевшим телом и размытым сознанием. Больше всего всегда страдала спина и шея, при распрямлении хрустевшие так, словно все позвонки одновременно ломались. Резко выдохнув, наклонив голову назад и почувствовав, как натянулись ткани, Павитр положил голову на поверхность столика. Рука Хоби слабо похлопала паучка по пушистым в любое время года и растрепанным в тот миг волосам. Парень отстранился, вернувшись в сидячее положение. – Мда, денек выдался тот ещё... Это уже было какой-то традицией: кто-то из них обязательно да рассказывал в деталях, как прошёл день. Беззвучная договорённость, что вечером (каким по счету на неделе – не важно) они встретятся и проведут хотя бы пять минут, обговаривая трудности жизни людей-пауков, обходя стороной любые пафосные речи о "великой ответственности", которые каждый так или иначе слышал. Чаще всего это был Павитр. Вот и сейчас индус что-то рассказывал, пока Хоби откровенно плавал в прострации, чувствуя себя перегруженным. Панк пропустил момент, когда обсуждение и возмущение над чем-то началось, и останавливать уже не представлялось возможным, хотя, если бы Хоби попытался приостановить поезд мыслей индуса, то смог бы это провернуть. Вот только для перекрученного в кашу, что так неторопливо ел Браун, мозга эта была слишком трудная задача. А Прабхакар всё говорил и говорил, в то время как другой паук всё не мог понять, как они перескочили с одной темы на другую, которые, по правде, уже ушли в никуда две минуты назад. В голове задерживались только отдельные слова: вертолёт, бумаги, лежащие грудами кости... Миссия? Но каким образом тогда там взялись кости? На кладбище отправили или что? Или может это был рассказ про свеженайденный сериал о сверхъестественном? И снова поток, река из новых отдельных вещей, из которых сложно было собрать последовательную структуру разговора, если не знать всего остального, чего Хоби даже представить себе не мог. – Хоб, ты меня вообще слушаешь? - заметив то, как Хоби только время от времени кивает и невпопад отвечает, Павитр приостановился. – Конечно нет, дорогой... Стой, что? – В чем была проблема сразу сказать? Тебе совсем неинтересно? - поднял вымотанные глаза на него Павитр. Было видно, что каждое движение требовало от него сильных моральных сил, чтобы не грохнуться спать прямо на столе, как было два месяца назад, отчего Хоби, всё понимая, приказал Лайле посторожить его местечко и отнёс на руках своего уставшего мальчика в его вселенную, только потом вернувшись, чтобы доесть собственную "добычу" в лице макарон, отвоёванных у Мэйдэй. И снова они пришли к этому. Пройдя долгий путь к взаимному доверию и менее  продолжительный на тот момент к убеждению Павитра, что Хоби то, что он рассказывает куда интереснее всего, что окружает панка, и только за последние пару недель настроив хрупкую гармонию, оба паука опять оказались здесь. Порой пожирающее изнутри чувство того, что его не слушают и вовсе никого не могут заинтересовать бредни о пятнадцатисезонном сериале возвращались к Прабхакару, но Брауну удавалось отгонять их, вовремя добавляя фразу или вопрос, побуждавший того говорить дальше. Он всегда справлялся с этим, но в этот раз эти мысли, отражавшиеся в карих глазах индуса, выбрали неверный момент. – Нет, что ты, конечно интересно. Ты ведь рассказывал о новых сериях, так? - затараторил Хоби, возвращаясь в реальность. - Удивительно, как режиссёры вообще успевают так быстро снимать, у них у единственных похоже двадцать пять часов в сутках... – Тебе и правда было неинтересно. Было бы проще, если бы ты не молчал, - вздохнул Павитр, вставая из-за стола. - Ладно, невелика беда, увидимся завтра, верно? Спокойной ночи тебе тогда. – Да подожди ты. Мне правда интересно. Ну прости, Пав... - крикнул вслед Павитру панк, вскочив вслед за ним и разворачивая его к себе лицом. - Не уходи, давай ты мне просто ещё раз расскажешь, ладно? – Чтобы ты утомлялся ещё больше от моей болтовни, не зная, когда я уже наконец закончу какой-то из этапов? Нет, спасибо. Мне есть чем заняться, - слабо улыбнулся Павитр, словно ничего обидного и не случилось. На этой ноте Хоби даже не нашёлся, что ответить, чтобы не усугубить ситуацию. Павитр вывернулся из хватки парня, продолжая свой путь и заодно настраивая портал в часах на Мумбахеттен, куда он незамедлительно вернулся. Ему не было смысла продолжать беседу с тем, кто пропускает все сказанное мимо множественно проколотых ушей (один из проколов в которых, видимо, всё-таки задел какую-то ткань, отвечавшую за звук, из-за чего тот поощрял внутри себя отсутствие реакции на чужие фразы). Он сотни раз слышал такие же оправдания от других людей, которые по итогу действовали по двум сценариям: либо делали только вид, что хоть что-то остаётся в их головах, либо слушали, но во время ссоры оборачивали против самого парня. И Павитр не хотел повторить ошибку, начав перемалывать чужие мозги в процессе беседы, пока те даже не собирались работать и вырабатывать дофамин. Хоби вернулся на стул, пальцами разминая переносицу. Вокруг послышались шепотки: было не так много людей, чтобы заглушить их маленькую перепалку, потому большинство стали активно обсуждать произошедшее. Хлебом не корми, дай посплетничать. Отняв руку от лица, панк заметил на себе заинтересованные взгляды пауков. Ощущалось так, словно тот паук, с восемью глазами, что покусал Майлза, стремительно размножился, и теперь несколько его копий смотрели на Брауна, как на добычу. – Чего пялитесь? - прикрикнул на них Хоби, сразу переводя взгляд на оставшуюся гущу в кружке. Сейчас у него имелись проблемы покрупнее. Знал ведь, что Павитр часто накручивает себя, только почувствовав что-то неладное, и все равно не смог сразу сказать, что разговаривать не в состоянии. – Дьявол, - хлопнул рукой по столу Хоби, укладывая ладонь на макушку и чуть ощутимо оттягивая пряди тёмных волос. *** Рисование, обычно успокаивавшее его и без того раздражённое и напряженное до предела нутро, не шло. Любая из тонких нитей, соединявших голову Павитра со звёздным небом, дарившим различные мысли, все равно приводила его к размышлениям о Хобарте, и выводимые линии на бумаге оказывались кривыми. Вскоре парень бросил эту глупую затею, не желая стереть весь ластик всего за одно использование, что индийский человек-паук уже успел выполнить наполовину. Он пытался отвлечься, но не получалось. Павитр корил себя за то, что, даже заметив, как замотался всего за одну неделю Хоби, всё равно начал свой монолог о расфасовке документов, терзавшей его спину последние несколько часов, а потом ещё и предъявил тому какие-то глупые претензии из-за отсутствия быстрой реакции. Поступив слишком импульсивно и не раздумав головой, Павитр мало что смог создать видимость обиды, так ещё и умудрился задеть самого панка, добавляя ему ненужной головной боли. Он поддался страхам и навязчиво шептавшим изнутри о его ненужности бесячим существам и поплатился, в то время как следовало просто провести время с любимым парнем и не вести себя, как ребёнок, которому недостаточно внимания. Помолчать и дать возможность как себе, так и Хоби привести голову в сносное состояние, чтобы в ней не витал туман от минимальной нагрузки. Провести время в тишине. В комфортной для них обоих тишине. Но именно в этот понедельник он решил достать Хоби. Карандаш полетел в стену. Павитр громко дышал, устремив взгляд в пол. Разумеется, он обратил внимание на мелкие детали того, насколько загнанным выглядел его партнёр только позже, сидя в этой комнате, укрывшись как от тети Майи, так и от самого Брауна (и наивно полагая, что это поможет, если Хоби действительно решит его навестить). Бежать было куда проще, чем узнать и выслушать, из-за чего конкретно Хоби остался глух к его тирадам, хотя это и так было написано на его лице: все никак не восстанавливавшаяся нервная система. Вот уж парочка: один глухой, а другой слепой к надписям на лбу. Прабхакару было искренне стыдно. Стыдно за то, что пренебрег чужим комфортом и отдыхом только ради того, чтобы почесать языком, причём даже не чужим, лишь бы не изменять их сформировавшейся и полюбившейся традиции, которая, по правде говоря, никуда не пропала бы от одного пропущенного "сеанса". Красный карандаш сам лёг в руки, заплясав по белой и прежде полупустой поверхности. Сероватые разводы стирки перекрыл розоватый (из-за недостаточно сильного нажима, конечно) набросок гитары, ставшей роднее любой другой. Гитары Хоби, которую тот исправно одаривал новой наклейкой с одной или с другой стороны корпуса. Павитр усмехнулся, подняв рисунок на уровень глаз, после чего сокрушенно вздохнул, спинка стула жалостливо скрипнула, прогнувшись под спиной парня. Индус краем глаза заметил, как за окном что-то мелькнуло. Птица? Или, может, Хоби? Павитр вгляделся во тьму, попытавшись разглядеть хоть что-то, отдалённо напоминавшее бы высокую фигуру его парня, но он ничего не увидел. Разочарованно тот выключил лампочку на столе, повергая комнату, как и все остальные в городе, во тьму, и, решив отдохнуть пару часов, чтобы сил хватило не упасть в воздухе, пока он будет искать Хоби, чтобы принести извинения за беспричинное обвинение, упал на матрас, не удосужившись забраться полностью: одна нога так и свисала вниз. Показалось. *** В Лондоне всегда было прохладно, и погода особенно хорошо сочеталась с внутренним настроем Хоби после разговора с Павитром. И без того тёмное небо затянуло тучами, казалось, одно неаккуратное движение – и пойдёт дождь, заливающийся во все щели. Но даже если бы ему удалось настигнуть панка, неторопливо вышагивавшего по оглушающе молчаливым в ночное время улицам родной вселенной, то он бы получил лишь презирающе едкий взгляд и ещё более уверенную походку, привыкшую к таким выходкам природы. К счастью, до самого ухода Хоби во вселенную Павитра этого не происходило. Как уже было сказано, парень выбрал самый простой из вариантов привести мысли в порядок и подумать в одиночестве – выйти на улицу. Каждый раз, когда Хоби передвигался куда-либо по ночному Лондону нельзя было сказать, что он гуляет по шумному городу. Тот словно вымирал с заходом солнца, и лишь редкие фонари выдавали присутствие человечества (внутри не выходивших на открытую улицу дворов особенно сильно это чувствовалось). Казалось, будто мир после событий всего дня отдыхает и переваривает всех и вся из того, что решил ему подкинуть жизненный сценарий. Ох уж этот сценарий... Видимо, тот, кто работал над жизненным путем Хоби что-то бесконечно выкуривал, раз ему досталась такая отвратная жизнь. Почему отвратная? Да потому что Хоби именно так себя и чувствовал, когда не смог научиться самому простому пункту в их общении с Павитром, что мог быть: открывать и закрывать рот вовремя, а не как попало, влезая в конфликты. Этот раз был, конечно, чистой воды недопониманием, реальной проблемой, которая могла бы повлиять на взаимоотношения, он не являлся. Если так рассуждать, то этого пустякового препирательства и вовсе могло и не быть, если бы хоть один был чуть более внимательным и менее нуждавшимся в свежем воздухе. И тем не менее Хоби не было приятно чувствовать себя тем человеком, кто испортил хороший вечер обоим только из-за того, что наступил на те же грабли, ляпнув ненужного. Ещё вчера Браун наконец смог расслабиться, окончательно зашив пластырь на сердце Павитра. Слишком рано возрадовался победе, сразу видно. Хоби не знал, сколько именно уже наворачивал круги по знакомым проходам, переходя из одного в другой и ориентируясь исключительно по свечению вывесок, отражавшихся в темных стёклах высокоэтажек, находившихся напротив входа в дворы, но в конце концов ему это наскучило. Записав в голове скуку в длинный список того, что он презирает, Браун вышел на более освещенную сторону улицы. Пройдя чуть дальше, панк, сначала замедлив ход, словно сомневался, а потом ускорив его, прежде развернувшись в обратном направлении, встал напротив вывески "Лунная дорога". Кафе, в котором, как знал и куда часто наведывался Хоби, варили самый ароматный и лучший кофе по мнению очень и очень многих. Эта поначалу небольшая сеть смогла заарканить нескольких влиятельных людей, за счёт чего и раскрутилась. Хоби обычно не наведывался в такие настолько пафосные и светившие своим именем из каждого чайника места по двум причинам: дорого и не стоит того, чтобы ради ужасного по вкусу напитка проезжать полгорода. А попал он в "лунные сети" только благодаря Павитру, увидевшему рекламу на ноутбуке своего парня и плотно заинтересовавшегося этим местом. Панк усмехнулся, насколько может иронично сложиться жизнь: вот он не любит раскрученные крупными компаниями места, а в другой момент уже заказывает у именно такого магазина-кофейни пакет молотого кофе. А ещё в том магазине играла чудесная песня. Такой жанр Хоби обычно не слушал, но та особенно сильно запала как ему в душу, как и его любимому. Под неё же они оба танцевали во тьме лондонской квартиры, визуализируя её название и чувствуя себя при этом неимоверно счастливыми. Браун удивлённо оглянулся, когда заметил, что единственный горевший поблизости фонарь решил наконец отдать концы и погаснуть, покидая назначенный ему на хранение пост. Неизвестно было, откуда и каким образом в Лондон смогла пробиться сквозь завесу туч Луна, но ей это удалось, и еле видный свет упал на дверь этой самой, закрытой в поздний час, кофейни, подарившей много воспоминаний, от которых при входе в квартиру Хоби действительно возникало ощущение, что он по-настоящему дома. В голове вновь всплыла случайно упомянутая песня, с теми, измененными под них, строками, легко соскальзовавших с губ Павитра, как сладкие капли меда: "Если ты когда-нибудь захочешь присоединиться ко мне, дорогой, то я буду танцевать в темноте..." Свет лился прозрачной водой, казалось, целую вечность, освещая заброшенный на обитателей путь. На дороге никого не было, кроме Луны, песни, звучавшей исключительно для одного человека, и кафе "Лунной дороги", собиравшей все три понятия вместе. Всё это – песня лунной дороги. Та песня, которая была так необходима им обоим, и та, что сможет вернуть швы на сердце обоих обратно. Поняв это, Хоби развернулся и ушёл, последний раз взглянув на вывеску "закрыто". И только он скрылся за поворотом, так фонарь, поморгав ещё несколько раз, вернулся к работе, а Луны как ни бывало. Откуда-то залаяла собака. Жизнь продолжалась. А было ли вообще всё произошедшее реальностью или игрой его изнеможденного, но к концу прогулки более просветлевшим, сознания, Хоби не знал. *** Ладонь удобно прикрепилась к раме окна в комнате Павитра, Хоби аккуратно постучал, стараясь не выронить свою важную ношу. Он попытался поддеть раму окна и открыть его, что у него не получилось. Заперто изнутри. Немудрено, с таким ветром, решившим разбушеваться именно в эти выходные. Перед тем, как отвести взгляд, продумывая возможные варианты, он обратил внимание на стол, где лежал рисунок его гитары, попав в ореол освещения огнями мегаполиса. Внутри Хоби потеплело, как если бы он выпил бокал вина: вспоминал. Панк раздражённо выдохнул в маску: придётся использовать тот способ, что он терпеть не мог, из-за чрезмерной "нормальности". Хотя какая могла быть адекватность в два часа ночи, когда эти самые нормальные люди вовсю спят? Хоби тоже так думал, так что решил не брезговать (а заодно и не мудрить со способами проникновения в квартиру тёти Майи) и позвонить в дверной звонок, надеясь, что ему не настучат по башке оба жильца. Первый за поздний визит и прерывание и так неравномерного сна, а второй — за осевшую внутри обиду. Но выхода не было, а Хоби меньше всего желал ложиться спать с неупокоенной душой, которая бы бродила по чертогам снов и забирала с собой только кошмары. И вот он уже стоит у знакомой двери. Вдох, нажим на небольшую кнопку, выдох. Назад пути так или иначе не было, и даже если бы Хоби и оказался чуть менее решительно настроенным, то ему бы не хватило сил уйти. Дверь открыла тётя Майя, перед этим поворчав и обругав того, кто решил заявиться на порог их семьи, пусть и небольшой, в столь поздний (или ранний? На этот вопрос никто так и не придумал логично обоснованного ответа) час. – Хобарт? Какими судьбами? - удивление и отблеск заинтересованности застыли на лице женщины. Она знала, что он сам не от мира сего в плане мировоззрения и восприятия пространства, но не до такой же степени, чтобы путать день и ночь. – Кто там, тётя... - потирая глаза, выполз из своей "берлоги" Павитр, видимо проснувшись от громкого для его паучьих ушей звона звонка и застыв на месте, увидев панка. Майя пропустила парня в прихожую, и, закрыв дверь на все полагающиеся по правилам замки, наказала им не шуметь, а сама ушла дальше отдыхать (видимо, сильная усталость являлась передававшимся по воздуху заболеванием). Почуяло женское сердце, что им необходимо поговорить наедине, и не прогадало. Хоби не знал, как правильнее начать. С губ успело слететь только сконфуженное "Пав, прости...", когда адресат этого послания уже сам подлетел и обвил руки вокруг торса своего любимого во всех аспектах, особенно в тех, что выходили за пределы понимания других, рокера. – Прости меня, - пробормотал Павитр. - Прости, что не придал значения и забыл о том, что Мигель не давал поблажек тебе, а только сильнее наезжал. Я заставил тебя волноваться о том, чего и вовсе не должно было быть. Я не должен был... не должен был начинать и раскрывать рот, стоило хотя бы раз в этой жизни заткнуться и дать тебе шанс самому найти способ, чтобы выплеснуть эмоции или расслабиться в одиночестве, на что ты, как я думаю, и рассчитывал... – Пав. Насчёт отдыха мне хотелось бы вложить в твою голову только одну мысль. Если ты когда-нибудь захочешь присоединиться ко мне, дорогой, то я буду танцевать с тобой в темноте, - мягко прервал его Хоби, подняв ладонью рассыпавшееся в извинениях лицо Павитра, кладя большой палец на шевелившиеся губы. Строчка из их обоим знакомой и близкой песни говорила куда больше, чем большие сочинения о любви. - Ты и есть мой отдых, или, если вернее, помогаешь мне его отыскать. И я очень дорожу каждым твоим словом, только прости, что мне не всегда удаётся полностью погружаться в них. За этот раз мне особенно стыдно, так что... вот. Прими это в качестве материальных извинений. Вторая рука, прежде скрытая за спиной панка, удерживала небольшой букетик ромашек, который сразу перешёл к получателю. Павитр пораженно оглядел сначала цветы, а потом перевёл расширившиеся глаза на Хоби, выглядевшего как-то зажато, что выдавало его нервозность по поводу цветов. – Eeshvar , Хоби... - за время их отношений Браун заметил, что в периоды особенного удивления или других сильных эмоций Павитр мог случайно переключиться в отдельных фразах или словах на хинди, и это его забавляло. - Они прекрасны, правда, только один вопрос. Где ты в начале октября ромашки откопал? – Существует такая вещь – часы, которые умеют перемещать между вселенными, понимаешь? - с издевкой сложил руки на груди панк. Павитр закатил глаза, покачав головой. Чувство юмора у того невозможно было отбить никакими способами, особенно если было необходимо разрядить обстановку, в этом Прабхакар убеждался сильнее день ото дня. Положив цветы на низкий шкафчик для обуви, Павитр снова прижался к панку в объятиях. Чужие губы нашли его, утягивая в ненастойчивый, словно осторожничавший, поцелуй и заставляя в этот раз проявлять инициативу самого Прабхакара, что он сумел обеспечить в полном размере. На душе стало тепло и куда спокойнее, чем всего час назад. – Сойдёмся на том, что никто из нас не виноват, а самый главный тупой умник во всеобщей истории и виновник в нашей – Мигель, идёт? - торжественно провозгласил Хоби, отрываясь от губ парня и расслабленно обвивая его тело уже свободными руками, одна из которых все ещё была в пыльце от ромашек. – Идёт, - блаженно улыбнулся Павитр, укладывая голову обратно на грудь Брауна. Все извинения застряли в горле, по одному растворяясь, словно их не было. Индус бы с радостью продолжил свою импровизированную речь, если бы мог, но Брауну уже этого не требовалось, ведь волны сожаления и раскаяния за свои накатывавшие обсессии, исходившие от парня, можно было заметить невооружённым глазом и почувствовать даже парализованному. Дом. Они были дома. И в этом доме наконец нашлось место спокойствию и желанной передышке. А благодарить за это они могли, само собой разумеется, самих себя, а также и песню лунной дороги, что так вовремя всплыла как в памяти, так и в их жизнях.