H & B

– Сладость или гадость? - с порога заявила Гвен, протягивая сумку в виде тыквы, что на самом деле больше напоминала кабачок, чем саму оранжевую красавицу. Майлз сверкнул клыками вампира за спиной женщины-кошки. На один день те решили изменить повседневный стиль – Майлз вместо темных толстовок напялил светлый с красными (любит он этот цвет краски) плащ, а Гвен отыскала чёрный облегающий костюм кошки (уши – в комплекте). Компания думала ещё прихватить с собой Мэйдэй, но заботливый отец в лице Питера, почуяв, что его дочку хотят опять втянуть в какую-то секту, быстро ретировался и спокойно праздновал со своей семьёй. Павитр радостно нащупал рукой на столике у двери миску с конфетами, положив по несколько штук каждому из "вымогателей". Ему уже потихоньку становилось жарко в том балахоне, что он на себя нацепил, но скорый выход на улицу облегчал эту ношу. Он с трудом смог уговорить паучков уговорить этот праздник, когда многие становятся более похожи на них, супергероев, и надевают маски, перевоплощаясь в любимых героев (даже если они будут одинаковыми в процессе встречи). Сложнее всего, как ни странно, было уговорить Гвен (которая в конце концов подошла с юмором и со всей ответственностью к выбору перевоплощения), в то время как у Майлза было только одно условие: не переодеваться в самих себя. А Хоби давно не появлялся на базе, что было странно даже для него самого, и те уже задумывались о поисках, но Павитр смог убедить их не волноваться так сильно и насладиться праздником, который в их современных реалиях выдаётся всего раз в году. Он впустил "бродячих" детей в квартиру, сказав подождать, пока он сходит за реквизитом. Тётя, чистившая зубы (кариес кому угодно, даже вампирам, полезен не будет) и проходящая мимо, предложила им "кровавого пунша", на деле бывшим ягодным морсом (обязательно вытекшим из сотен пострадавших жертв-ягод), но те отказались. Пока ходили по импровизированным "квартирам" паучков на базе по первому кругу успели им вдоволь нахлебаться, отчего вместо крови начал течь этот самый сок. Павитр появился на пороге своей комнаты, картина сложилась устрашающая, на тёмной улице увидишь – инфаркт хватанёшь: полностью укрывающий тело, чуть приподнимающийся над землёй, чёрный плащ, застегивающийся на пепельно-серые пуговицы, контрастировал с белым гримом. В руке индус держал косу на основе из фольги, отливавшую настоящим серебром. Сложившийся образ не портили даже падающие на лицо, если снять капюшон и держащуюся на одних молитвах резинку, волосы, только добавляли страшной картине некоторой небрежности, напоминая, что это не фестиваль злых духов, а праздник поминания усопших в более яркой форме. – Погнали обкрадывать конфетный завод! - поднял руки вместе с косой Павитр, чуть не ударившись ей о лампу. Майлз поддержал его, зашипев как самый заправский вампир. Гвен только сложила руки на груди (и если бы могла, то кожаный хвост бы задвигался их стороны в сторону от предвкушения): дети, что поделаешь. Но она слишком любит этих детей и то веселье, что приходит с ними, чтобы закончить для себя праздник. Павитр уже двинулся за друзьями, выкрикивавшим "конфеты", но тётя его остановила, недвусмысленно поправив мягкую шаль на плечах. – Стой. Ты ничего не забыл? - Прабхакар пробежался в голове по обязанностям: город спас, чайку выпил, дом украсить помог. Вроде бы... А нет, не всё. Он быстро подошёл и поцеловал в щеку, прощаясь. У него была мысль на один день поменять эту традицию на легкий укус в шею, чтобы как в хоррорах было, но тётя оказалась. Упыри упырями, а поцелуи по расписанию. - Так-то лучше. Идите уже, мне тоже конфет притащите главное, не забудьте. Поклявшись коллекцией пластинок Майлза (тот протестовал) так и сделать, они поднялись на крышу. Предстояло очень много работы, обойти три (Майлза, Павитра и небольшой мир на базе ещё раз) с хвостом (в анархичном Лондоне куда сложнее найти тех, кто ещё не забыл об этом празднике) вселенные это не мячи гонять. Удивительно, но паучки теперь уже подготовились к обходу, даже Мигель не отказал в чем-то таком, лишь бы все трое ушли с глаз долой. С вероятностью в сто процентов тут не обошлось без вмешательства Лайлы, прознавшей об этом празднике. И, учитывая, что подавляющее большинство на базе потеряли своих близких, было бы оскорблением не провести его, пусть он и ограничивался конфетами. Травящему на ходу страшные истории трио даже пришлось занести сумки в небольшую комнату, выделенную Прабхакару, чтобы взять новые и побольше, и только потом пойти к родителям Майлза, весь день пропадавших у родственников и могиле дяди Аарона (куда подростки не забыли заглянуть, свечу с улыбающимся черепом поставить) и опрометчиво оставивших конфеты, позже павшие в битве храбрых с зубами, в кухне. Моралес рассказывал, что те раскрасились в зомби на потеху всем младшим племянникам. Те делали так каждый год, чтобы хотя бы на день возвращать как взрослых, так и подростков чуть назад, в беззаботное прошлое. К отцу Гвен они наведываться не решились. Мало ли, не стоит накалять обстановку, у них с дочерью ещё не настолько устоялись отношения, чтобы все праздники вместе проводить, не стоит гнать вперёд поезда, в этом были согласны все трое. Обокрав... Благородно отблагодарив всех за ещё один прожитый год и забрав свою плату, подростки направились на последнюю точку, так настоял Павитр, заглянувший туда часа два назад и и выпрыгнувший обратно, откуда холодно и сыро. Ещё более мокро, чем обычно, октябрь всё-таки. Лондон. Зайдя в квартиру к панку, которого по итогу не оказалось дома, при помощи копии ключа, что хранилась персонально у Павитра, они решили предварительно посмотреть погоду, надо было узнать, оставался ли смысл бродить по домам, если предвидится ливень, в который даже жестокий хозяин собаку не выпустит, а уже после ждать хозяина, всё ещё не обьявившего о себе. Но и тут Павитр отказался от этого решения, напомнив, что ему есть что показать двум своим друзьям кроме квартиры Брауна. Заинтригованные (и уже налегке, отчего с еще более приподнятым настроением), те поплелись за ним, наивно считая, что парень нашёл какое-то богатое на Хэллоуинское веселье и атмосферу место. Забегая наперёд, они очень сильно заблуждались. Нет, место на самом деле действительно очень позитивное и богатое на посещения. Для мёртвых. Кладбище пусть и было неотъемлемой частью праздника, но не тогда, когда друг неизвестно с чего вдруг срывается именно туда, повергая в шок тем самым тех, кого потащил с собой. Но ещё больше поразило наповал Гвен и Майлза нечто иное. Все могилы сами по себе не отличались аккуратностью или организованностью, скорее в обратную сторону, если бы землю можно было просканировать или посмотреть через рентген-очки, то, казалось, можно было увидеть, как кости умерших лежат в обнимку друг с другом. Если судить только по кое-где упавшим от ветра крестам и редким памятникам, такие выводы непроизвольно, но очевидно лезли наружу, как если бы те же самые вурдалаки поднялись из земли кофейку выпить, газетку свежую почитать и улечься обратно, сказав "в наше время жить было спокойнее" и вместе с этим добавив себе ещё с сотню соседей. Как ни странно, они всё продвигались и продвигались вглубь кладбища. Гвен настороженно переглядывалась с Майлзом, пожавшим плечами – сам ничего не знал. В конце концов Павитр остановился, и отвернулся от одной могилы, почему-то странно улыбаясь. Друзья сделали вывод, что это уже нервное. Он указал себе за спину, и те подошли ближе. Ну, как подошли: Гвен сама приблизилась, а Майлз, как "единственный человек-паук Бруклина" не бросил даму в одиночестве (хотя тут ещё возникало несколько вопросов, кто орёт из них во время хорроров больше, и кто из них всё-таки больше дама после этого). На деревянном постаменте ярко-красной, как при ритуалах слова наносят кровью, краской значились имя и фамилия. Хобарт Браун. Вот причина, почему панк долго не появлялся. Не появлялся, ведь уже некому было приходить. Сложилась очень жизнеутверждающая обстановка. Прохладный ветер, неожиданно появившаяся могила панка-анархиста, и Смерть (ну, или её земной исполнитель), оплакивающая потерю, прижав косу поближе к небьющемуся (исключение – этот самый "исполнитель") сердцу. – Пав, - обернулась Гвен, думая, как лучше подступиться к нему, но тут Майлз одернул её, показав, что дерево слишком новое, чтобы быть "надгробием", а запах краски даже ещё не успел до конца выветриться, что добавляло подозрений в истинности могилы. – ХО-О-Й! - из-за постамента кто-то выпрыгнул, сопровождаемый громким гитарным соло, пугая подростков, но не так сильно, как хотелось бы – психика закалённая. Но должного эффекта добиться удалось: от увиденного бледного лица те коротко закричали, отшатнувшись назад. – Мать твою за ногу, Хоби, что за фигня? - упершись руками в колени, вздохнул Майлз. Гвен скептическим взглядом смерила двух шутников, приобнявших друг друга за плечи, чтобы удержаться на ногах и не упасть от смеха. – А вы чего ждали, Heloveen ke saath, ребятки, - указал рукой на "труп" Павитр. – Видели бы вы свои лица, - в перерывах между приступами вставил Хоби, действительно выглядевший как живой мертвец – рваная и только кое-где коряво зашитая одежда, из целого только кожанка, на спине торчит гитара. Бледная, с синеватыми прожилками на темно-серых щеках, кожа, и глаза, подведенные чёрным, смотрят сквозь душу. От этого заявления, представив всю картину от начала и до конца, прыснули все, в порыве смеха Майлз успел обваляться в листьях вместе с ходячим трупом, пока "живые" предпринимали попытки их "упокоить", а на деле успокоить. – Мы отменяем поминки! - крикнул вслед уходящей парочке Павитр. Пока грязь не засохла, Майлз пожелал её отмыть, а они с панком остались убирать то, что приготовили заранее, ни в коем случае не собираясь реквизит просто так выкидывать, казённое добро пропадать не должно. Гвен же, коллективно посовещавшись с грязевым-монстром-Моралесом, решили вернуться к Хоби и поднять себе уровень сахара в крови, ничего не обещая оставить тем, кто по каким-то причинам задержится. Это можно было считать небольшой местью за неожиданного мёртвого анархиста перед глазами. – Так и всё же, - прекратив подменить листья, опустил косу на деревянный сложенный на земле "островок" Павитр, доставая из потайного кармана в рукаве парочку конфет и вручая их Хоби. - Сладость или гадость? – Сладость – проклятие, а сладкое – почва для диабета, и сладость этого явления весьма относительна. Так что я выбираю гадость, и не ту, что у меня в волосах, - показывая наверх и намекая на пластмассовых паучков, вплетенных в пряди (реалистичность в театре самое важное), поправил кольцо в ухе Браун. – Заслужил, актёр. Капюшон скрыл их от порыва октябрьского ветра, слишком любопытного и сующего свой нос в каждую щель и дверной проём. Желающего узнать, что такого же заслужил панк, всего лишь сыгравший свою роль в маленьком спектакле на Хэллоуин. Но это осталось только между парнем-Смертью и не таким уж мертвым анархистом, застывшими посреди пустующего кладбища и сошедшихся во мнении, что упыри упырями, а поцелуи всегда по расписанию, даже если этого расписания нет и в помине.