Самое ценное

Был жаркий летний день, когда отцу пришло письмо от менее всего ожидаемого адресата. Как это часто бывает, он начал ворчать, получив в руки предмет, который мог бы вывести его из состояния покоя. – От какого чёрта? – спрашивал он у конверта, долго не решаясь вскрыть его, но делать нечего. Письмо было написано таким почерком, будто написавший его всю жизнь говорил и писал на совершенно другом языке, но внезапно ему пришлось осваивать русскую письменность, чтобы быть понятым. И, судя по всему, так всё и было. Буквы были выведены очень старательно и, если не учитывать мелких пунктуационных и незначительных орфографических ошибок, все слова были поставлены в правильно роде, числе и падеже. Это ещё больше не понравилось вспыльчивому и скептическому отцу, но ещё больше ему не понравилось само содержание письма. Он сильно хмурился и в конце концов достал из кармана курительную трубку, насыпал в неё табаку, чиркнул спичкой и закурил. Едкий горький серо-голубоватый дымок медленно расплывался в воздухе. Отец немного отошёл от внезапно накатившей на него злости и позвал старшего. – Ростов, поди сюда! Хде тебя черти носят, Ростов!? – А! В тот же миг в дверном проёме появилась фигура подростка с растрёпаной русой копной волос. Брови на лице, однажды принявшие приподнятое и нахмуренное положение, застыли так навсегда и теперь у мальчика на лице всегда преобладало выражение готового к драке человека. Он подошёл к отцу и стал ждать, когда тот объяснит его внезапное появление. Отец, не глядя на него, протянул ему исписанный лист. – Читать умеешь? – Ну так конечно. – Читай вслух. Запинаясь, мальчик прочитал написанное от и до. – Понял о чём и о ком речь? – Понял. Не понял кто такой Измаил. – Измаил – это довольно молодой турок. Приходился друхом или братом покойному турку Хаджибею. Я уже не помню кем они приходились друх друху, но суть не в этом. Менее ста лет назад он стал опекуном девочки Одессы, которая, к слову, приходится дочерью Хаджибею. Измаил считает себя её родственником. Заботиться о приписанном ребёнке позволительно только состоятельным хражданам и, шо бы сохранить и повысить свой статус, он хочет сосватать её на одном из моих сыновей. Но ты это уже понял. – Не понял почему именно на твоём сыне. У них рядом куча друхих семей: молдоване, хреки, польские князья тоже вариант... – Да потому шо я Азов, в прошлом Азак, и я тоже турок, но скорее уже казак. Непобедимый, хордый, сильный Азак... В последствии Азов, которым дорожит сам Российская Империя и у которого, заметь, высокий чин. Измаил знает, шо у старого Азова трое сыновей. Для него важно стать моим родственником, шо бы иметь звание и средства на безбедную и беспроблемную жизнь. – Не понял кто такая Одесса. – Да ты вообще ничерта не понял! – гаркнул на сына Азов, – Девочка Одесса для него – это способ подняться из мелких военных чинов в хенералы или даже дальше. У неё славная родословная и женихов полно уже сейчас, но он хочет породниться именно со мной. У девочки дедом был хрек Одессос. Мало кто не захочет быть мужем девчонки с такими древними и блахородными корнями. – Я не хочу. – Оно понятно. Но он просит нас приехать и посмотреть на тебя. Само собой ты никохда не станешь ничьим мужем, Ростов, у тебя иная задача в жизни. Я смоху убедить его, шо ты, паразит, неприходен для его подопечной. Ростов и не ожидал другого ответа. Он знал, он был уверен, что участь простого смертного ему не грозит. Цель завести семью и жить себе спокойно не для него. Ему, как старшему, необходимо продолжить дело отца. – Пошлю ему ответ и затем поедем. – заключил Азов. – Оставим детей одних? – напрягся до этого более менее спокойный Ростов. Отец и бровью не повёл. В трёхпалой левой руке его лишь слегка дрогнула трубка, а изо рта вылетело серо-голубоватое облако дыма. Мальчик ненароком вдохнул в себя едкий запах табака и закашлялся от нехватки кислорода. – Не дети. – отбросил он от себя вопрос старшего. – Но Юзовка то совсем ещё дитё малое, бать! Нас не будет несколько недель, Луханск разве справится с домом? Силёнок мало у него совсем. Азов поморщился от его возмущения. Ростов почувствовал, как здоровая и целая правая рука отца грубо схватила его за воротник рубахи и потянула его вперёд. Он рефлекторно впился короткими ногтями в мускулистую руку отца, стараясь выбраться из цепкой ловушки, но все попытки оказались напрасны. Азов выпустил ему в лицо облако противного дыма, отчего Ростов громко и неумолимо закашлял. – Будешь выкабениваться, – угрожающим тихим голосом заговорил отец, – выпорю. Кулак у шеи разжался, мальчик едва не потерял равновесие и чудом удержался на ногах. На глазах выступили слёзы. Весь дом наполнился отвратительным запахом табака. – Всё, свободен, паразит. – напоследок кинул ему Азов. Ростов выполз из зала и скрылся в спаленке. Тут же перед его глазами как из-под земли вырос худой мальчишка помладше него с точно таким же лицом, тёмными русыми волосами и беспокойным взглядом. Он шустро подскочил к нему и, словно боясь сказать что-то лишнее, быстро и тихо заговорил: – Ростов, поезжай. Тебе лучше с ним поехать куда он там ховорит, а за нас с Юзовкой не волнуйся, всё у нас будет, я позабочусь о нём. – Луханск... – сказал Ростов тоном, не знающим возражений. Мальчик осёкся. Старший говорил таким тоном всегда, когда хочет возразить. – Я никуда не поеду. Пусть он сам как-нибудь. Глаза Луганска озарил ужас. – Так он же тебя выпорет! – И шо? В первый раз шо ли? – стиснув от внутренней боли зубы злобно спросил он. Старые и новые шрамы на спине заныли непонятной болью. Далеко не в первый раз отец грозится выпороть его за непослушание и далеко не в первый раз его угрозы станут явью. Но не может он пойти на такой опрометчивый поступок. – Ростов, ради всего святого! На тебе уже места живого нет! Поезжай, посмотри ты на этих турков-не турков, а я тут управлюсь с соседской и божьей помощью. – Ты ещё ребёнок. – Ха! Как будто ты взрослый уже. – Взрослее тебя. Ростов находился в том возрасте, когда мальчик уже не мальчик, но ещё и не юноша, однако про таких говорят: "ещё немного, и за таким вся станица будет носиться!" Но для мальчика Ростова дверь в эту жизнь была заперта на самый крепкий чугунный замок. Луганск же был совсем ещё мальчишкой, который знал ужас. Для него мир ещё был непонятным, но уже страшным. Мир, в котором можно избить ребёнка, он не признавал, не хотел признавать своим детским умом. Юзовка, позже переименованный в Сталин, затем в Сталино, а потом уже в Донецк, ещё только учился ходить, маленькая радость двух старших братьев. Все трое приходились родными сыновьями старому Азову, который доживал свою очередную сотню лет, вспоминая лихую молодость. Он всегда говорил, что старший сын никогда не женится. Семьи будут у двух других, он сам об этом позаботится, а старшему нельзя. Почему? Всё объяснялось желанием Азова воспитать себе достойную замену, сильнейшего казака, который будет сильнейшим человеком в рядах российской армии. – Ростов, поезжай. Средний не уступал в упрямстве старшему и поэтому сколько Ростов отпирался, столько Луганск напирал. У старшего выбора не было и в конечном итоге через месяц его насильно увезли с хутора в неизведанную даль. *** Долгая дорога не на шутку измотала мальчика и на финишной прямой он не чувствовал радости от скорого завершения продолжительного испытания. Проехав донские степи, берега Азовского моря, и исколесив всё побережье Чёрного моря отец с сыном добрались до назначенного места встречи, до черноморской дачи. У берега стоял аккуратный и довольно большой двухэтажный дом с белыми стенами и черепичной крышей на европейский манер. В резных каменных окошках, выходящих в сторону моря, мелькали тёмные фигуры прислуги. На мгновение одна фигура у окна задержалась, завидев два силуэта, приближающихся к забору, и поспешила дальше. Едва только Азов хотел обидеться на хозяина дачи за то, что тот не удосужился даже предупредить прислугу и должным образом встретить уважаемых гостей, как тут же на крыльцо вышел человек в белой военной морской форме. Он быстрым размашистым шагом дошёл до калитки и рывком распахнул её, не сводя сияющих глаз с Азова. – Азак! Здрав будь, Азак! – прозвучал его чуть хриплый голос, который совершенно не подходил его внешности. Молодому турку на вид было всего около 300 лет. Загорелая под черноморским солнцем коричневая кожа контрастировала с белой капитанской одеждой. Чёрные волосы с холодным синим отблеском растрепал тёплый ветер, лёгкая небритость полноправно овладевадо нижней частью его лица, а глаза сияли глубокой морской синевой. Левое ухо украшала толстая золотая серьга с полудрагоценными камнями. Такого рода диковатая красота зачастую нравится молодым девушкам. Он улыбнулся во все свои 32 зуба, давая понять, что очень рад видеть такого важного гостя на своей любимой даче. Такая улыбка является одним из сильнейших оружий в разговоре с любой женщиной, но абсолютно не работала с мужчинами. Азов приподнял хмурые брови. – И тебе не хворать, Измаил. Честно, думал, не встретишь нас. Измаил сделал обиженное лицо, но оно не было правдивым. – Да разве можно мне не встретить тебя? Не можно, Азак. Азов скептически хмыкнул. Тут Измаил наконец обратил внимание на мальчишку рядом с ним, который, скорее всего, совершенно его не интересовал. – А ты Темерник? – Моё имя – Ростов-на-Дону. – поправил его мальчик. Турецкие имена по реке Темерник уже давно не принадлежали ему и самому Ростову нынешнее имя нравилось не больше предыдущих, но молодому красивому турку было проще запомнить его именно по этому имени. – Как скажешь. – кивнул ему Измаил и снова обратился к Азову, – Прошу вас ко мне! Казаки прошли в дом. Внутри убранство соответствовало внешнему виду: на полу в больших комнатах лежали дорогие ковры, на них стояли резные столики из редких пород дерева. В гостиной на стене висели старые турецкие сабли и ножи, на тумбочках стояли лампы в зелёном абажуре, в шкафчиках стояли толстые пыльные книги на любую тему, а в буфетах размещены уникальные по красоте столовые сервизы и хрустальные вазы. Дом был до потолка набит всевозможными заграничными диковинками, которые были привезены Измаилом из походов и путешествий, или которые были подарены хорошими знакомыми в подарок из дальних краёв. Для Ростова этот дачный черноморский дом был похож музей. Именно это слово промелькнуло и застряло у него в голове при виде фарфоровых статуэток, чёрного французского фортепиано и золотых часов на журнальном столике, хотя в своей жизни он ни разу не был ни в каком музее. Измаил провёл их в комнату для гостей, где стоял большой коричневый диван с подушками с турецкими узорами, штуки 3 таких же кресла и большой низкий стол. Ростов чувствовал себя неуютно и не понимал, как можно спокойно жить в таком большом доме, явно чувствуя себя здесь лишним. Их дородная хата тоже весьма просторна и крепка, но была лишена любой роскоши, кроме оружия, которого было полно. Мальчик поправил воротник рубахи, чтобы лучше дышалось. На случай поездки он сменил свою обычную красную рубаху с косым воротом на парадную белую с погонами на плечах. Измаил усадил дорогого гостя на диван, сам уселся напротив, в кресле. Первым делом он сказал мальчику: – Ростов, ты пока иди в соседнюю комнату, подожди там Одессу, она скоро спустится. Я хочу поговорить с твоим папой. – доброжелательно улыбнулся ему Измаил. Ростов безразлично пожал плечами. Как он и думал, красивому турку нет никакого дела до него, только до Азова. Он молча развернулся, вышел из комнаты в коридор и остался стоять. Ему неинтересно что там за девчонку ему пророчат в невесты, он хочет подслушать их разговор, поэтому Ростов привалился к стенке и стал прислушиваться к каждому звуку. Измаил достал курительную трубку, насыпал в неё горького табаку, зажёг и закурил. Азов поступил точно также. – Слушай, Измаил, мне абсолютно не нравится всё, шо ты тут задумал. – хмуро начал он. – Азак, ты просто не вник в суть. – Хватит меня так называть! Я вот уже почти 150 лет как Азов! – Хорошо хорошо, как скажешь. – согласился Измаил. – Я хочу сказать, шо мой старший сын отвратительная кандидатура для твоей приёмной дочери. Зачем тебе портить жизнь девочке? – Азов, – сладко протянул тот его имя хрипловатым голосом, – я уверен, ты недооцениваешь своих детей. Я уважаю тебя, потому хочу выдать свою девочку за твоего старшего, ведь девочек принято выдавать замуж за ребят постарше их самих. – Мне лучше знать. А тебе лучше поверить мне, Измаил, мой старший сын воспитан мною так, шо никохда не узнает любви. Хозяин дома убрал улыбку со своего лица. – Я не понимаю тебя, Азов... – Тут нечего понимать. Ростов – мой старший сын, я передаю ему все свои знания о военном деле. Он – мой правопреемник на случай моей смерти. – О! В таком случае Ростов может защитить Одессу! – вновь заулыбался Измаил. – Не может! – гаркнул Азов так, что Измаил чуть не выронил из пальцев трубку. – Ты не понял. Я позаботился о том, шо бы этот паразит никохда не узнал любви и прочих смертоносных чувств. Он воин! А воину эти нежности будут только мешать выполнять свой священный долг перед императором. Ростов не знает ни любви, ни жалости, ни милосердия. Ты видел его форму? Он уже хорунжий! Он – идеальный солдат российской армии, уже сейчас он ни в чём не уступает по силе и умению вести бой лучшим из лучших бойцам императора. А представь, каким он будет через десяток лет! – глаза Азова загорелись нездоровым блеском, – Он будет лучшим из всех солдат, что жили до него и после него! У него одна цель в жизни – убивать врахов России. И он убивает их, уничтожает. И он не падёт сам, смерть не имеет власти над ним. У него не будет ни жены, ни детей. Он не сможет их осчастливить и не будет им доверять. Всего себя он отдаёт на верную службу Отечеству уже сейчас, Измаил. Всё остальное чуждо для него. Именно поэтому не быть ему мужем твоей Одессы. Измаил не улыбался. Весь его план заходил ходуном и перспективы готовы были рассыпаться. Однако он не терял хватку. – Азов, ты так уверен в том, что малец будет именно таким, каким ты его рисуешь? Хоть вы и похожи на рожи, внутренне он совсем другой человек с другими интересами в отношении своей жизни. – Уверен. После моих "воспитательных работ" у него в холове не остаётся ни единой мысли о том, шо бы не слушаться меня. – самодовольно произнёс Азов. – Что ты имеешь ввиду под "воспитательными работами"? Азов недобро усмехнулся. – Порку. – И помогает? – Самое верное средство. Ростов поморщился. Ничего нового он для себя не услышал, подслушивать дальше не имело ровным счётом никакого смысла. Он отлип от стены и дошёл до соседней комнаты, в который по идее он давно должен был сидеть. Он плюхнулся в ближайшие кресло и замер в ожидании того, что что-нибудь произойдёт. Ему нет смысла прихорашиваться перед какой-то незнакомой маленькой девочкой, ведь их пути здесь встретятся и здесь же разойдутся. Походная сумка соскользнула с плеча и медленно опустилась под ноги и что-то тихо и мелодично в ней звякнуло. Это был маленький подарок для девочки. Всё-таки невежливо приходить в гости с пустыми руками. Азов сказал, что воспитанница Измаила очень любит подарки, вот Ростов и выбрал для неё маленький символичный подарок на базаре. Поскольку он не знал, что может понравиться незнакомой девочке, потому что с девочками в общем то и не общался, он взял у лавочника небольшое ожерелье со вставными полудрагоценными камнями, какие зачастую надевают на себя казачки. Он тяжело вздохнул. Тут по второму этажу мелко пробежали чьи-то ножки. Затем Ростов услышал шаги по лестнице позади себя. Вдруг смелый бег сменился на робкий тихий шаг. Ростов не видел кто это, но явно представлял себе. – Спускайся, не бойся меня. Я знаю, шо ты тут. – сказал он пустой комнате. – А я не боюсь! – пискнул с лестницы девчачий голосок. Она добежала до него и только теперь наконец увидели друг друга. Одессой оказалась пухленькая загорелая девочка, как приметил Ростов, возрастом не старше Луганска, чуть меньше 10 лет на вид, совсем ещё ребёнком. На её мягких щеках играл румянец, густые белые волосы заплетены в толстую косу, а две прядки яркого жёлтого и грасного цвета шли от макушки к плечам. Разные глаза таких же цветов сияли также ярко, как у Измаила, и изучающе смотрели на него. "Хоспаде, какой ребёнок. Куда её сватать и к кому? Дитё, ей-боху." – подумал про себя Ростов. "Ещё один свататься пришёл? Да сколько можно!" – подумала про себя Одесса, но вместо этого сказала ему: – Издрасьте. – Здравствуй. – Ты откуда? Как зовут? – Мы с батей приехали из донских степей, его зовут Азов, а меня Ростов. А ты Одесса? – Верно. – улыбаясь хитро прищурилась она. – А зачем вы приехали к дяде Измаилу? – Твой дядя почему-то очень хочет выдать тебя замуж за меня. – Хм, обычно наоборот, его просят выдать меня за чьего-то сына. – Но не боись, за меня тебя точно не выдадут. Одесса вдруг очень сильно удивилась от такого заявления. – Это почему? Ростов в лёгком недоумении повёл бровью. – Потому шо я тебе совсем не подхожу. Он перегнулся через подлокотник кресла, потянулся за лежащей на полу сумкой и под непонимающим взглядом Одессы извлёк из неё завёрнутый белый платок. – Но всё равно. Я слышал, ты такое любишь. Ростов раскрыл свёрток и протянул на раскрытой ладони свой подарок. Одесса пару раз взмахнула ресницами. – Это ожерелье? – Да, казачки любят такое носить. Пусть будет красивой диковинкой для тебя. Одесса приняла незамысловатое украшение, покрутила в руках и вопросительно глянула на него. – Я не знал шо может тебе понравиться. Не нравится? – Ну как сказать... – Да ладно, не тяни, вижу же, шо не нравится. – хмыкнул Ростов, наблюдая за её реакцией. – Я не знаю толка в красоте. Одесса пожала плечами, не стала надевать на себя ожерелье, слишком уж подарок выглядел грубым и неподходящем к лёгкому белому платью с кружевами. Ростов никак не отреагировал на это, только лишь безразлично кивнул ей. – Ростов, а скажи, кто твой отец? – поинтересовалась Одесса. – Его зовут Азов и он войсковой атаман в казачьих чинах. Он очень строхий и требовательный человек, поэтому, повторяю, тебе не о чем беспокоиться, я тебе не жених. – Твой отец – Азак? – уточнила она. – В прошлом да, он сменил имя. – Дядя Измаил называет его Азаком... Он очень уважает твоего отца из-за его звания. – Только из-за звания, поверь. – Ох, дядя Измаил... Всегда хотел чувствовать себя более значимым, чем он есть. Любыми способами хочет стать важнее и виднее. – хихикнула Одесса. Ростов поднялся с кресла, сурово хмурясь. Одесса стала для него крошечной, а он для неё великаном. Из-за стены донеслась мужская ругань. Мальчик до скрипа сжал зубы. – Хочешь, можем выйти в сад? – пролепетала девочка, глядя на гостя снизу вверх. Он сухо кивнул. Она ухватила его за рукав рубашки и повела в сторону входной двери, чтоб не слышать резкого шума. Выйдя из дома в сад Ростов почувствовал некоторое облегчение. Ветер с моря приветливо и радостно дунул им в лица. В саду было намного приятнее, роскошь больше не давила и не смущала его. Но на сердце оставался неприятный осадок. – Слушай... – опять начал он. – А? – Тебя устраивает, шо твой дядя откровенно ховоря пользуется тобой? За счёт твоего брака хочет поднять свой статус. – А тебе зачем знать? – хитро прищурилась Одесса. – Да как-то не по-человечески это, нечестно выходит. – Ой, много ты сам знаешь честных людей! – Наверное побольше, чем ты. – А сам-то ты можешь назвать себя честным человеком, а? – Конечно моху. – Ну? – Шо "ну"? – Баранки гну. Расскажи о себе честно! – Честно? Ха! Да пожалуйста. Я людей убиваю. Маленькая Одесса как стояла так и села на траву. Ножки не выдержали такого сногсшибательного откровения и подкосились. – То есть как... – А вот так. – Ростов, не прилагая особых усилий, одной рукой схватил девочку за предплечье и рывком поставил на ноги. – Это моя работа. – Сколько тебе лет!? Какая работа? – закричала она. Ростов хладнокровно положил руку на один погон. – Хорунжий равен подпоручику в пехоте. А я всего лишь на 45 лет тебя старше, вот и считай, коль умеешь. Я пойду дальше, соберу все чины и стану лучшим в своём деле. Меня к этому батя хотовил всю мою жизнь. – Тебе так отец сказал? – хлопнула глазами Одесса. – Да. – Так ты не хочешь по своей воли убивать кого-то? – Я напрасно не убил никого. Только тех, кто намеревался убить моих младших братьев и обычных людей. – Братья? У тебя есть братья? – Да, двое. Один твой ровесник, второй ещё толком слов не понимает. Одесса крепко задумалась, взвешивая в своей голове сказанные Ростовом слова. Мыслей было так много, что их шевеления отражались на её личике в виде хмурых бровей и надутых губ. – Врёшь! – вдруг резко и решительно выдала она. – Чево... – не понял тот. – Всё, что ты мне сказал сейчас – неправда, ложь! Никакой ты не подпоручик и никаких людей ты не убивал! Наплёл тут чепухи, чтобы мне понравиться, а сам то ничего не умеешь на самом деле. Ростов демонстративно смахнул с погонов хорунжего невидимую пыль. – Как знаешь. Неосторожные слова девочки немного задели его. Конечно он понимал, что глупо доказывать свою правоту упрямой маленькой девчонке, но чувство собственного достоинства требовало добиться справедливости. Мальчик невозмутимо подобрал с земли камешек размером с пробку от бутылки и, почти не прицеливаясь, интуитивно кинул его в сидящую на заборе ворону. Камешек попал точно ей в пернатую бочину и ни о чём не подозревающая птица, издав истошный возмущённый крик, повалилась на другую сторону от забора и быстро скрылась в высокой траве, всё ещё громко и истошно каркая. На это Ростов незаметно ухмыльнулся краем губ. – Как это ты так? – вопросительно воскликнула Одесса. – А вот так. – он почесал лоб, – А представь теперь, шо я попал не в ворону, а в холову бандиту и тем самым спас людей. Я не только убиваю, но ещё и спасаю. Девочка замялась. Стало понятно, что неправа здесь именно она, но это признание было тяжко для неё. – Так необычно... – еле слышно пробормотала она. – Чево? Ховори хромче, я тебя совсем не слышу. – потребовал мальчик. – Так необычно, – повторила громче Одесса, – видеть человека, которому незачем врать. Обычно все хотят приукраситься, чтобы казаться более авторитетными. – Да брось ты это. Тебе и без прикрас быть авторитетной на лбу написано. – шутканул Ростов. Одесса бездумно потрогала ладошкой свой лоб, в непонимании округлив глазёнки. – Я слышал про это всё, как это всё бывает. Подрастёшь ещё и к твоему дяде заявится какой-нибудь хенерал с седыми висками. Вы поженитесь не из любви, а по долху, ты родишь ему пятерых детей, двое-трое из которых умрут в младенчестве. После того, как все ваши дети будут устроены на военную или друхую службу, твой муж умрёт от какой-нибудь дворянской болезни. Либо же его по воле царя отправят на какую-нибудь войну, хде его и настихнет шальная пуля. Соберутся дети, похоронят батю, мать останется вдовой. Ты обязательно через пару-тройку лет похоронишь одного из своих детей ещё по какой-то причине, после чего придёт старость со внуками и прочими блахами вдовьей жизни. Такое вот будущее тебя ждёт. Устраивает? Одесса, выслушав его, не сразу нашла что сказать, а когда нашла, то выпалила с горяча: – Ты дурак!? Не хочу я так жить! – Ишь ты, воспитаная девчонка, а во как обзывается. – чуть издевательски протянул Ростов. Одесса издала злобный рык и обиженно повернулась к нему спиной, сделав вид, что собирается идти обратно в дом. – Шо, такая правда не нравится тебе? Ну уж извиняй. Одесса не реагировала. – Но если тебе не нравится такое будущее, то измени его. – В смысле? – А вот в прямом. Ты у нас, видно, мадам своенравная, свободу любишь, да и держат тебя не в таких ежовых рукавицах, как меня. Потому тебе будет немнохо проще пробить себе место под солнцем. Дядька твой хитрый, но ты, девочка, хитрее него. Всё действительно зависит только от тебя и твоего желания получить желаемое. Глаза Одессы снова хитро заблестели. Как будто в голове родилась потрясающая идея. – Прямо-таки всё? – уточнила она. – Мир ты не захватишь конечно, но выйти замуж по любви, обустроить своё хозяйство, открыть дело своё... Почему нет? Чего ещё для счастья надо? Из дома то и дело доносились резкие приглушённые обрывки каких-то фраз. По характеру произношения было понятно, что спор сильно затянулся и родственников теперь друг от друга за уши не оттащишь, пока те, вооружившись табаком и ящиком элитного алкоголя, не выяснят отношения, а если не выяснят, то уснут на тех же местах и в тех же позах, в каких вели этот спор. Черты лица Ростова резко стали острыми, сам он помрачнел. Напоминание о том, что отец опять напьётся, сильно раздосадовало его. Обычно в состоянии алкогольного опьянения Азов склонен творить невесть что и чёрт пойми зачем. Непонятный леденящий страх мелкими мурашками пробежал по его телу. Несмотря на мягкий приветливый солёный ветер с моря Ростов почувствовал мертвенный холод внутри, тень упала на его лицо. Это заметила Одесса. – Ростов? Что с тобой? Он насильно мотнул головой, отгоняя неприятные чувства. – Ничего. Домой надо. – Но вы только приехали. Ты будешь тут у нас жить ещё несколько дней. – тут из дома долетели ещё резкие обрывки слов, – Пока дядя Измаил и дядя Азак не решат свои проблемы. – Несколько дней... – мучительно протянул Ростов. В голове крутилась только одна мысль: "Дома беда". Это могло значить абсолютно что угодно. А дома два младших брата. Но Одесса не знала его тревог и растолковала его слова иначе: – Тебе не нравится у нас? – Почему это не нравится? Нравится, очень. Просто я так далеко от дома не уезжал никохда, да и роскоши не знаю, а тут, ну... Девочка недоверчиво помотрела ему в глаза, а потом снова хитро заулыбалась. – Сынок войскового атамана не знает роскоши? А не врёшь ли? Ростов задумался. Их казачий курень был самым большим и благоустроенным домом на все близлежащие хутора и станицы, но это не было той роскошью, с которой знакома девочка Одесса. Для него всё богатство – это полное ведро рыбы из Дона, запах пшеницы, вольный ветер в волосах, быстроногий конь под седлом и бескрайние милые взору степи, степи, степи... И чтобы дома всё было мирно, это главное. Плодородная земля и Дон давали людям еду и заработок, этим был богат Ростов. Он знал за что несёт воинскую службу и знал, что это его ответственное дело. Но Одесса не знала его богатства. Она была богата иначе, своей благородной родословной и наследием предков, иностранными товарами и межнациональным разнообразием. За счёт того, что с раннего детства перед ней мелькали люди самых разных пород, она знакома с самыми разными культурами. И вся эта многолюдная каша великой тяжестью и благословением упала на неё, подарив ей невероятный потенциал и таланты, что девочка своим детским умом не знала куда их девать, во что направлять и к чему это в итоге может привести. А от неё все чего-то ждали и вдалбливали в голову, что из неё получится великая личность, что ей нужно оправдать чужие ожидания и средства, которые в неё вложили. Но эта неразбериха есть норма жизни для неё, потому и понять чужое счастье трудно. Ростов на мгновение даже подумал, что ему стало немного жаль её. – Батька не хочет, шо бы нас испортили деньхи, потому как деньхи испортили его. – уклончиво ответил мальчик. – Пх, понятно. – беззлобно усмехнулась Одесса. – Оставайся у нас, не пожалеешь. Обещаю, деньгами тебя не испорчу. Ростов покачал головой. – Нет, нам скоро надо будет домой. – Эх, многое теряешь. "Не сказал бы" – промелькнула в голове неосторожная мысль, но он благоразумно промолчал. Остаток дня также был проведён ими в саду среди диковинных цветов и других, более понятных Ростову растений. Беспрерывное щебетанье Одессы под ухом он не воспринимал серьёзно, вернее не воспринимал никак. Каждое её слово он улавливал, но мысленно смеялся, ибо в его понимании маленькая девочка не могла сказать ничего толкового. А когда солнце укатилось в море и налетели не пойми откуда взявшиеся мошки, Одесса повела гостя обратно в дом. К великому удивлению Ростова отец под конец дня ещё мог говорить. Весь красный от выпитой согревающей жидкости он из последних сил старался не отойти от главной темы разговора, то и дело повышая голос на своего визави. А в это время сам Измаил лихо путал его, перескакивая с одной темы на другую, убалтывая дорогого гостя, находящегося в состоянии более сильного опьянения, чем хозяин дома. Ростов от взгляда на эту картину стал совсем угрюм и безрадостен. Он быстро отвернулся и прошмыгнул мимо двери следом за Одессой. – Я скажу прислуге, чтобы вам постелили в комнате. Кстати, ты ночуешь в одной комнате со своим отцом? – осведомилась девочка. – Ну... – покачал головой Ростов, – В разных на самом деле. Он так хромко храпит во сне, шо аж младшенький инохда просыпается посреди ночи и начинает хныкать. В его голосе слышалось пренебрежение. Каким бы выдающимся человеком не был бы Азов на поле боя, дома он почти никакого уважения не встречал, особенно у старшего. Если средний ещё мог благоразумно держать язык за зубами при нём, чтобы не получить нагайкой по спине, то старший ни за что не хотел утаивать правды от него. И за это он платил своим здоровьем. – Понятно, тогда в разных комнатах. – кивнула она ему. – Спасибо... – скомкано кинул он ей слово благодарности. Одесса повела его на второй этаж, где меньше прислуги и больше свободы делать то, что хочется. А хотелось не очень многого. Ростову хотелось есть, хоть он этого не говорил, а Одессе хотелось расположить его к себе и просто подружиться. Тут снизу донёсся хриплый голос Измаила, он звал к себе девочку, держался за перила лестницы, стараясь сохранять равновесие. Она убежала к дяде, оставив мальчика одного в комнатушке. Тут только Ростов стал рассматривать девчачью комнату. С девочками он общался мало, вернее почти совсем не общался ни с кем кроме брата, отца, приятелями отца и представителями других казачеств. Но всё равно его круг общения оставался крайне мал. Поэтому Ростов знатно удивился обустройству её комнаты. На стене вместо картин висел цветастый ковёр, на изящном письменом столике лежала бумага и карандаш, чтобы нарисовать что-нибудь простенькое, французский комод был сплошь уставлен стеклянными и фарфоровыми фигурками на разные мотивы, а в огромном зеркале напротив мягкой кровати отражался он сам, с растрёпанной головой и в парадно-выходной белой рубахе с погонами хорунжего. Он явно здесь лишний. Его внешний вид не говорил, кричал о том, что ему здесь не место. "Домой, домой! Срочно домой!" – вертелось в голове без остановки. Ростов вдруг испугался непонятно чего и с тоской осознал, что эта богатая музейная обстановка угнетает его. Где-то на первом этаже быстро бегали маленькие ножки. Вскоре шустрые шажки послышались на лестнице и Ростов увидел перед собой девочку, которая держала в руках целую лоханку продовольствия. Выпивший дядя щедро снабдил её едой для юного гостя, да так, что пухлые ручки дрожали от напряжения. – Эй! – недовольно нахмурился Ростов, лихо вскакивая на ноги. – Ты же девочка, тебе нельзя тяжёлое носить! Он выхватил у неё из рук широкое блюдо и поставил его на письменный столик. – Считаешь меня слабой? – Уж не знаю, но я явно сильнее тебя. – с упрёком сказал он. Одесса снисходительно хмыкнула. И в правду сильный. Она придвинула к столику второй стул, предлагая мальчику тоже сесть. Ростов с опаской приземлился на стульчик с тонкими ножками, ожидая, что он подкосится под его весом, но на удивление предмет мебели выдержал его тело. Внешняя хрупкость оказалась обманчива. А Одесса тем временем уже проглатывала сладкий виноград без косточек. – Любишь виноград? – лукаво спросила она. – Д... Да... Наверное. – смутился он сильнее. – Почему? – Я очень редко ем то, шо действительно хочу... Одесса всем видом дала понять, что это большая новость для неё. Как же так? Старший сын пана атамана не знает каков на вкус самый сладкий виноград? Тогда что и говорить о свежих булочках, ароматных сортах чая, мягких сырах и прочих изысках? Вероятно он впервые в жизни попробует это всё. От этой мысли девочке стало очень грустно и радостно. Грустно от того, что он живёт хуже неё, что не знает всех этих радостей, которые известны ей. Несомненно она и до него знала, что далеко не все люди живут также беззаботно и обеспеченно, как она. И радостно от того, что именно она может показать ему жизнь лучше той, которой он живёт сейчас. Она лукаво улыбнулась. – Абсолютно всё, что ты здесь видишь, ты можешь попробовать, это всё съедобно. Ростов долго пялился на яства, прежде чем решился наконец съесть что-то, что внешне напоминало ему хлеб. Оказался не хлеб. Одесса прочитала на его лице удивление и поспешила объяснить: – Это называется кекс. По сути сладкий хлеб. Иногда с орешками, иногда с изюмом, иногда ещё с чем-нибудь. – Понял. – Только не ешь быстро, а то вкуса не почувствовуешь. – процитировала она чьи-то известные слова. Ростов коротко кивнул. Он старался понять незнакомые вкусы и в тайне ото всех, даже от самого себя, завидовал Одессе. У неё есть всё, а у него нет ничего. Нечестно. Несправедливо. Пару раз он робко спрашивал у неё как есть ту или иную сладость. Она, конечно, добродушно смеялась, но всё объясняла ему. Ростов почти был готов обидеться на неё из-за её смеха над ним, но не успел. – Не сердись, я же по доброму смеюсь. Но он только хмыкнул. Через некоторое время с ужином было покончено. – Одесса... Спасибо. – пробормотал он, глядя в пол. Девочка заулыбалась. – Слушай. – А? – А шо из этого всего дольше хранится? Хочу потом взять с собой в дороху, для братьев, шо бы они тоже поели. Только ради всего Святого! Отцу ни слова, он не должен знать! – взмолился Ростов. – Твой отец в ближайшие дня три в себя не придёт после дядюшкиного гостеприимства. – усмехнулась она. – Убойное хостеприимство какое-то. Они засиделись до глубокой ночи. Потому прислуге пришлось вмешиваться в детские игры и укладывать каждого ребёнка по отдельности. *** Донские казаки пробыли на черноморской даче 4 дня. За это время Азов убедил красивого турка в том, что его позиция в плане женитьбы старшего сына неизменна, а Измаил дал ему понять, что в ближайшие лет 100 не отстанет от него с этим предложением. За 4 дня Ростов и Одесса успели немного сойтись, поругаться, помириться, поспорить, чуть ли не подраться, снова помириться и кое-как подружиться. С её стороны исходило больше инициативы в этом вопросе, чем от него. Она по его просьбе собрала для него небольшой мешочек со сладостями для его младших братьев. При прощании Одесса спросила главное: – Вы ещё когда-нибудь объявитесь в нашей местности? – Честно, понятия не имею. – А хотел бы ты иметь желание к нам приехать? Ростов, до этого смотрящий на неё, перевёл взгляд куда-то за её спину и ответил уклончиво: – У вас тут хорошо. – и добавил, – Сюда бы, к вам, без батьки приехать, здорово было бы. Одесса ухмыльнулась, удовлетворившись и таким размытым ответом. Отец с сыном уехали в повозке на вокзал. Едва только повозка превратилась в крошечную точку на другом конце улицы дядя Измаил подсел к девочке на корточки и спросил мягко, улыбаясь: – Ну как тебе парнишка то? – Странный какой-то. – пожала плечами Одесса. – Почему? – удивился ответу Измаил. – Я таких раньше не знала. У него ничего нет, но ему ничего и не надо. Многое умеет, но не знает обычных вещей. При таком высоком чине своего отца мало где бывал. Как так? Он кажется глупым, но обучен наукам. Вроде и понятный, но при этом сложный, закрытый. Странный. На это Измаил улыбнулся. Обычно возможные женихи сразу озвучивали свои намерения и вообще неожиданностей не приносили, так как преследовали свои понятные, одинаковые цели, ища в Одессе способ разбогатеть. Ей они были понятны. Она научилась "читать" их, кто был немного старше её самой. Большинство мальчишек из богатых семей были умны, грамотны и понятны, каким бы сложным умом они бы не обладали. И все ведь сами прекрасно понимали, что свадьба с Одессой принесёт им материальный достаток. Одессе быстро стало скучно. Любые речи родителей о возможной любви между детьми были смешны и нелепы. Но хуже того – лицемерны и неискренние. Одесса читала их, запоминая одинаковые ответы, повторяющиеся из раза в раз. А тут она вдруг не смогла прочитать. Впервые за многие годы не смогла прочитать человека. Ему совершенно не была нужна ни она, ни её древняя греко-турецкая родословная, ни её приличное благосостояние. Ему вообще ничего из этого не было нужно. И это было для неё непонятно, выходило за рамки нормального. Почему ему всё это не нужно при том условии, что у него самого ничего и никого нет, кроме 2х младших братьев? Непонятно, сложно, необычно и странно. Внимание девочки Одессы всегда было приковано ко всему необычному. Потому стоило ей только приглядеться к чему-то, как дядя Измаил тут же приобретал для неё эту вещь. Именно по этой причине комнатка Одессы пестрила всеми возможными диковинками со всего света. Ну или почти всеми. Среди них были в основном украшения, которые могли быть интересны всем девочкам из богатых семей тех лет. Словом, девочка тянулась к блестящим и интересныс вещицам, как сорока. Из всей этой коллекции сильно выбивались одно ожерелье, недавно подаренное ей новым гостем, таким же выбивающимся из всех тех гостей, что были до него. Это было самое простое и самое незамысловатое ожерелье из всех, явно лишнее, но оно притягивало внимание девочки своей простотой. Этот странный парнишка тоже ведь не из бедных, но почему-то он был намного проще и менее понятным всех остальных мальчишек. Это происшествие впервые за довольно долгое время по-настоящему заинтересовало её. – Ростов странный, но занятный. – заключила она. На это Измаил улыбнулся ей своей самой приятной и приторно сладкой улыбкой. – Значит, странный. – прохрипел он и добавил, – Его полное имя – Ростов-на-Дону, он сказал мне. – А мне не сказал, ух, противный! – Но мы их ещё позовём? – Позовём. Измаил улыбнулся ей шире. Ему приятно было слышать, что юная воспитанница по своей воле вдруг заинтересовалась выгодным для него человеком. Ему давно хотелось знать её желание. Мнения женихов и их родителей он не учитывал. Что полезного ему сделают какие-то там купцы, лейтенанты, мичманы, секретари и другие мелкие чины? То же самое, ему не нужны дети бригадиров, полковников, капитанов и статских советников. Всё не то. Другое дело – амбициозный старший сын войскового атамана, который сам уже хорунжий и которому рукой подать до сотника и есаула. Этому подачки не нужны, всего на свете сам добьётся. Милое дело. Да и его жене будет намного спокойнее доверить девочку молодому человеку в роде него. Несколько лет назад, спустя какое-то время после становления опекуном Одессы, Измаил женился. Его избранницей стала женщина незначительно младше его самого непонятного славянского, романского или турецкого происхождения по имени Рени. Смугловатая женщина, смешно говорящая на молдавском языке, сильно подавленная военными действиями в недавнем прошлом, особо не имела ничего против брака с обрусевшим не по своей воле турком с деньгами. Во всяком случае остепениться было важно для каждой женщины, а она на тот момент была уже не так молода и не стояла в числе самых популярных невест. Она никаким образом не пренадлежала маленькой барышне, но тем не менее это не помешало Рени в какой-то степени привязаться к ней и чувствовать что-то из разряда симпатии. В холодное время года, когда кончался бархатный сезон, они жили втроём. Их совместное жильё сложно было назвать семьёй, потому что каждый жил в своих заботах и искал из своего положения выгоду. Летом дядя брал Одессу и уезжал с ней на дачу. Если Рени хотела, она приезжала тоже, но он совершенно не держал её, не присваивал себе. Так и выходило, что никто не был связан между собой полноценными семейными узами, но так или иначе в какой-то степени были привязаны друг к другу не более, чем лёгкими дружескими отношениями.