Самое ценное

Ровно через три дня после всех случившихся событий Одесса зашла в ресторан, где она несколько дней назад исполняла свои любимые песни. Там директор ей обещали отдать весь гонорар за выступление. Сумма, конечно, небольшая, и она бы всё равно не спасла положение Ростова, когда это ему было нужно, но ей всё равно приятно получить деньги. Она и её клавишный спутник сегодня должны были прийти ради денежного вознаграждения. Едва переступив порог Одесса увидела в полупустом зале сидящего в углу пианиста. Судя по его скрюченной позе и бутылке коньяка он пребывал в крайне удручённый состоянии. Одесса, понимая, что не сможет игнорировать это происшествие даже если сядет в противоположный конец зала, решила подойти к музыканту и выяснить причину его печали. – Издрасьте. – поздоровалась она, приблизившись. Мужчина, подпирая пьяную голову рукой, едва повернулся к ней и сказал почти плача: – Здравствуйте, красивая девушка. Как у вас дела? – У меня всё замечательно. – Как замечательно, что у вас всё замечательно... – всхлипнул он. – А у меня деньги пропали!.. Тут свободной рукой он подлил себе спиртного в стакан и выпил залпом. Одесса опешила от такого заявления. "Ох, как неловко вышло... Неужели мы в ту ночь и его тоже обокрали?" – мельком подумала она. – Да что вы говорите! – воскликнула она. – Как так? Что случилось? – Понимаете... Я деньги в банке храню. Ещё к тому же выбрал банк у чёрта на куличках, в дыре какой-то стоит, никто о нём не знал. Да вот кто-то же узнал, пробрался туда и стащил мои пятьсот рублей! Нажитые непосильным трудом!.. Милиция ищет, но что если мои деньги уже потрачены? "Прямо-таки нажитые непосильным трудом" – мысленно хмыкнула Одесса. – Какой кошмар! – И не говорите... – Он выпил ещё немного коньяка. – Нет, вы не посчитайте меня скупердяем, который считает каждую копеечку. Нет, я решительно не такой! Но ограбление – это же ведь убытки. А я не люблю внеплановые убытки. Хватает с меня моей жены и её убытков... И разве меня спасут эти несчастные восемьдесят рублей за наше с вами выступление? Решительно нет... Он выпил ещё. "Надо срочно его спасать" – подумалось Одессе и она выдала: – Слушайте, а вы никогда не думали о том, чтобы сниматься в кино? Пианист посмотрел на неё так, как будто она смеётся над ним. – Ой, только не надо мне этих ваших насмешек!.. Полно, не хочу даже выслушивать подобное! Я артист, а не продажная сволочь! Советский артист не продаётся. Даже советскому кинематографу... – трагично отрезал он. – Нет, что вы, я абсолютно серьёзно! Я могу помочь вам сняться в настоящем кино! У меня в киностудии есть знакомые, которые никогда и ни в чём мне не отказывают. – Даже если и так, то разве за какую-нибудь одну маленькую роль я получу пропавшие 500 рублей? – За одну нет, а за несколько ролей – да. – заверила его девушка. – В самом деле я могу заработать 500 рублей? – задумался нетрезвый собеседник. – Разумеется. "Ну... Этого я не гарантирую." Музыкант задумался сильнее. После недолгих размышлений он подскочил на стуле, замахал руками и закричал: – Нет! Нет-нет-нет и нет! Я не могу принять ваше предложение! Так не положено – чтобы молодая беспомощная девушка спасала финансовое положение взрослого и самостоятельного мужчины. Так быть не должно! – И ещё вас ждёт всесоюзная известность, а не только в узких кругах. – Правда? – Разумеется. "Ну... Этого я тоже не гарантирую." – Ну так что? – По рукам! Пианист в порыве внезапной радости от превалившего счастья крепко пожал девушке руку и в пьяной голове уже рождались мечты о будущей славе. "Господи, как же вас легко уломать на деньги. Ничего нового. Как же с вами всеми скучно." – подумала Одесса ещё раз и приличия улыбнулась ему. *** – Одесса. – Что такое, Ростов? – Как бы ты растолковала слово "любовь"? – Тебе ответить как Большая советская энциклопедия или как Одесса? – Можешь ответить и так и так. Я хочу выслушать несколько мнений. – Ну слушай. По БСЭ любовь – это отношение к кому- или чему-либо как безусловно ценному, объединение и соединённость с кем (чем) воспринимается как благо (одна из высших ценностей). Или же в более узком понимании любовь – это такое отношение к другой личности. – А как считает Одесса? – А для Одессы любовь – это глубокое чувство к человеку, при котором понимаешь, что без этого человека твоя жизнь не будет такой приятной и радостной. Или это чувство к какому-то занятию, которое также раскрашивает твою жизнь. Так в жизни выделяются твои ценности. Что в твоей жизни самое ценное? – Самое ценное?.. Ну... Мнохо чего. – Нет, Ростов, так нельзя. Надо выбирать свои ценности тщательнее. Без чего именно ты не сможешь представить своё дальнейшее существование. Ростов сидел в кресле, запрокинув голову назад. Одесса подошла к нему и шутливо потрепала по волосам. А он смотрел на неё снизу вверх как завороженный. Она и вправду похожа на Чёрное море. Сегодня солнечно, сегодня море спокойное и весело плещется в мягких золотых лучах. Одесса сегодня такая же. Может, она и море напрямую связаны по настроению?.. Через десять дней должна состояться его встреча с неприятными типами, которым он задолжал те самые пресловутые десять тысяч. А до того дня у него ещё есть время. Все заботы теперь позади. Он просто придёт на назначенное место, отдаст им награбленные деньги и "свалит в закат", позабыв об этой перепалке также, как забывает все остальные. Через год он будет вспоминать об этом приключении с улыбкой. Может даже расскажет об этом братьям. Через год им будет уже всё равно на то, что делал Ростов. А сейчас... Сейчас у него есть ещё несколько дней до встречи. Он собирался поехать домой, купить продуктов, извиниться перед семьёй за долгое отсутствие и побыть несколько дней в знакомой сердцу местности. Потом он скажет, что ему снова надо уехать на какое-то время, но он скоро вернётся обратно и не надо за него беспокоиться. Ещё ему нужно отдать честно заработанные "премии" Таганрогу и Каменск-Шахтинскому, а то ещё жаловаться будут. – Советую тебе поторопиться. – сказала ему девушка. – Не стоит тебе затягивать со своими путешествиями. А то мало ли что. Тем более ты сам говорил, что осторожность тебе ещё никогда не мешала. Это правда. Надо бы подстраховаться и не откладывать. Поэтому Ростов собрался с мыслями и вещами и через пару часов уже стоял на автовокзале, покупал себе билет туда и обратно. Он залез в нужный автобус и поехал далеко-далеко в родные донские степи. Интересно, как они отреагируют на его появление после долгого отсутствия в родных краях и на предприятиях? Луганск, как всегда, наверное, будет злиться на него, как это всегда бывает, но как всегда, его пронесёт и он успокоится. Об этом ему говорило голубое небо и пышные белые облака в автобусном окне. *** Стук в дверь. – Кто там? – спросил детский голосок. – Свои. Донецк, открывай, это я приехал. – отвечал Ростов. Дверь издала звук замочного щелчка и отворилась. За ней с сияющими глазами стоял младшенький Донецк. – Ростов! Приехал! – закричал он и повис на старшем. Авоська с продуктами выскользнула из рук, чтобы не мешать Ростову придерживать маленького подвижного мальчика. Всего чуть больше двух недель не появлялся, а мелкий уже успел соскучиться. – Да, – заулыбался молодой человек, – ну, рассказывай скорее, как тут у вас дела? – Да нормально, знаешь ли. Луханск с работы пришёл недавно, а я сегодня в футбол ихрал во дворе с ребятами и коленки подрал. – Донецк показал свои коленки, сплошь залитые зелёнкой, и закричал вглубь дома. – Луханск! Луханск, Ростов приехал! – Приехал? – переспросил удивлённый голос Луганска. Луганск вышел к ним на встречу. – И вправду приехал. – усмехнулся он. – Хде был? Шо видел? – На, вон, разберите пайки сначала, а потом я вам расскажу шо-нибудь. – загадочно сказал Ростов, поставив на стол авоську с покупками. На удивление Ростова Луганск даже не стал ворчать по его прибытию. Да и отец не стал показывать своё недовольство. – Ростов, ты у Одессы жил все эти дни? – как бы между прочим спросил его Луганск. – Ну да. Ты не волнуйся, ничего запретного мы с ней не делали, племянников не жди. – заверил его Ростов, хохотнув. – Да конечно, дождёшься от тебя племянников. – невесело усмехнулся средний, вспомнив давнюю установку отца о том, что у старшего никогда не будет семьи. – И как тебе у неё жилось? – Ты знаешь, приятно, даже очень. У неё уютно и мнохо антиквариатных штук дома. Сидишь себе, разхлядываешь, прям как в музее. – А мы с Дончиком как раз недавно в музей ходили. – похвастался средний. – Скажи, Донецк? – Ага! – энергично закивал тот. – Я уховорил его пойти со мной! А то батя бы ни за шо на свете со мной бы не пошёл. – Да и зачем тут батя, кохда есть Луханск? – заметил Ростов. – Именно! – самодовольно согласился средний. – Ты у нас вже как профессиональная мамка. – Я подхотовился на тот случай, если у меня всё-таки появятся племянники. – деловито заявил Луганск. – Шо то ты очень мяхок стал по отношению к Одессе. Или мне кажется? – вопросительно изогнул брови Ростов. – Ну так тебе давно пора с девчонками общаться, а то всё среди мужиков одних, как будто мужеложец, прости Хосподи... Должна же у нас в семье появиться хоть одна женщина, в конце-то концов? А то живём как в казарме, ей-Боху. Донецк, слышишь? Ты не только с ребятами дружи, но и с девочками, а то будешь как наш Ростов, девочек за километр обходить и при общении ни "бе", ни "ме", ни "кукареку". – Ой, Луханск, скажешь тоже... – неприязненно буркнул Донецк. – Они противные! – Все мы в детстве были противными. Я верно ховорю? – Ростов, сказать, шо ты был противным и вредным в детстве – это ничего не сказать. – разводя руками в стороны озвучил Луганск. – Спасибо, ты тоже порою был невыносим. – Да вы все одинаково невыносимые. – вдруг раздался голос отца. – Жужжите тут как рой пчёл и всё ни о чём, почти как бабы. При его появлении в зале Донецк сжался так, как будто его со всех сторон придавили тяжёлыми плитами. – Ну если тебе так не нравится, шо мы сидим здесь, то мы можем уйти в друхое место. – противно вежливым тоном отозвался Ростов. – Идите на улицу все. Я из-за этого, – он кивнул головой в сторону Луганска, – вже часа три не курил. А ну брысь отсюда! Прорычав что-то нечленораздельное Луганск открыл дверь и посоветовал всем сделать также. На улице Донецк снова стал чувствовать себя более раскрепощённым и побежал вперёд. Ростов заметил эту его резкую перемену в настроении и так как он прекрасно знал, что подобная манера поведения свойственна Луганску и ему самому тоже, то это заставило его задуматься о том, что дома не так всё хорошо и спокойно, как ему рассказывают. – Слушай, Луганск... – Слушаю. – А чего это Дончик такой хмурной при отце? Случилось шо? – Они на днях очень сильно порухались. – уклончиво ответил тот. – Вот он теперь и отмалчивается при нём. – Понятно. А почему порухались? – Даже не знаю как сказать... Батя считает, шо он недостаточно мужественнен из-за того, шо цветники сажать любит. – Да шо ты ховоришь! – Ростов опешил так, что не сразу нашёл, что сказать дальше. – Он... Он же ж... У-у нас... Вот же чертила старый! Донецк ведь у нас техникой разной увлекается! Постоянно копается в механизмах, часы, вон, разобрал для изучения всех этих шестерёнок, пружинок. Он же у нас ещё строительством интересуется!.. Да этот ребёнок вырастет умнее нас с тобой! И эти все его цветочки только ему в радость и в прелесть идут, пусть хоть весь сад-охород засадит этими своими розами! – Да я это и сам прекрасно понимаю, Ростов. – тяжело вздохнул Луганск, глядя на ребячье дурачество младшего с кем-то из местных детей. – Но эта старая отцовская установка о том, шо его сыновья должны в обязаном порядке пройти охонь, воду и медные трубы, меня просто уничтожает. Ты думаешь, батя изменился после Великой Отечественной? Думаешь, он стал ценить нас? То, шо он стал различать нас по именам и перестал бить тебя – это не значит, шо он изменился. – Я это понимаю не хуже твоего. Не держи меня за идиота. Они помолчали, наблюдая, как кто-то из детей решил взобраться на абрикосовое дерево и кидать вниз к детишьей своре ещё недоспелые жердёлы. – Отец побил его. – выдал вслух Ростов. – Шо!? – воскликнул Луганск от неожиданной догадки. – Как ты понял? – Я ещё раз ховорю, не держи меня за идиота. – почти с угрозой сказал тот. – По тебе видно, как ты стараешься скрыть правду. По нему видно, как ему больно и обидно. Я это уже замечал в себе и в тебе. Лучше скажи как это произошло. – Мне стыдно об этом рассказывать, Ростов. Пощади. – Луханск... Этот его тон разговора не знал возражений. –...он был пьян. Сильно пьян. И Донецк попал ему под хорячую руку. И тохда отец начал принижать его за то, шо жизнь по большей части блахосклонна к нему. А так быть якобы не должно, потому шо иначе мальчик вырастет изнеженным и позорным мужчиной. И он решил его "закалить", взяв в руки кнут и плеть. – Он до сих пор хранит у себя эти орудия пыток!? – скривился Ростов. – Хде же в это время был ты? – Я испухался... – Хм? – Я должен был защитить его... Но я трус, я испухался... Я понимал, шо должен был поступить как ты, как положено старшему брату, но я трус. Я вспомнил, как он тебя привязывал к лавке и бил до тех пор, пока ты не потеряешь сознание. Я не хотел испытывать то мучение, которое постихло тебя, и бездействовал. Знаю, я поступил ужасно по отношению к мелкому... Даже понимая, шо у отца не хватит сил скрутить меня и уложить на лавку, я боялся боли. Наверное, я просто не вырос из того возраста, кохда меня защищали. И не дорос, шо бы защищать кого-то. Поэтому я и пошёл с ним в музей, в который он так хотел попасть, шо бы хоть чуточку захладить свою вину. Ростов, скажи, по-твоему я хреновый старший брат? Но Ростов как будто бы не услышал его вопроса и задал свой: – Луханск, шо для тебя самое ценное в жизни? – Ну... Дом, семья, работа – моя забота. – Значит, эти все дела недостаточно ценны для тебя, раз ты не можешь бороться за них? – Ростов, я не люблю, кохда ты говоришь захадками. – А шо для тебя такое любовь? Можешь объяснить тупому валенку в роде меня? – По-твоему я сейчас отвечу тебе на вопрос, на который не ответило человечество за всё время существования? Ну смешной. – Я спрашиваю лично тебя, а не всё человечество. Ответь своими рассуждениями. – Ну... Любовь заключается в словах и действиях. Если человек важен тебе, то хорошими словами ты убедишь его или её в этом. А хорошими действиями ты это покажешь. При чём всё идёт от чистого сердца, а не из желания наживы или корысти. Ты делаешь и ховоришь, потому шо сам хочешь. А почему ты спрашиваешь? – Я хотел бы понять для себя слово "любовь". Сам пока не разобрался. Знаешь, Луганск, если тебе на работе будут давать квартиру или дом за трудовые успехи, то переезжай туда не раздумывая. И обязательно возьми с собою мелкого. Донецк тут с отцом совсем радость к жизни потеряет. – посоветовал Ростов. – Хорошо, это будет славное дело. Ростов сошёл с места и поспешил к толпе ребят. – Донецк! Донецк, поди сюда на минуту! Вопрос есть. – позвал он младшего. От ребячьей стаи отделилась одна фигурка и подбежала к нему. – Шо такое? – Хочешь на коне прокатиться? – Я думал, ты вже и не предложишь! – засветился Донецк. – Тебя шо, больше никто этому не учит? – грустно улыбнулся Ростов. – Никто, Луханск вечно занят: то работа, то домашние дела. А от отца мне вообще ничего не надо. – последние слова он как будто выплюнул через силу с такой неприязнью, что Ростов ещё больше укрепился в своих догадках. – Ну пошли. Ты же казак! А шо же это за казак без верного скакуна под седлом? А Луханску я выховор сделаю, шо он тебя таким важным вещам не учит. Донской рыжий конь с выразительными чёрными глазами вышел из стойла и приветливо заржал. Ростов умилённо погладил его по морде. – Ти-ишка. – протянул он имя коня. У Тишки был самый кроткий и спокойный нрав, поэтому он идеально подходил для учёбы верховой езде. – С этим твоим Тишкей мороки столько, шо помереть можно! – громко осведомил брата Луганск. – Всем твоим коням нужно внимание и уход, а почему этим в основном занимаюсь я!? – Они не конкретно мои, Луханск. Они наши общие. Ты же инохда тоже под полными удивления взхлядами берёшь кого-то из них и едешь на рынок. Я прав? Прав. Но Луганск продолжал ворчать, больше обращаясь к лошадям, чем к Ростову: – Тишку он Тишкей назвал, потому шо он тише всех. Бурку он Буркой назвал, потому шо она – вот это да – бурая! Или потому, шо в детстве сказку про Сивку-бурку прочитал? Сахарка он назвал Сахарком, потому шо у него белое пятно на лбу. Ноль фантазии! Я подозреваю у него критически низкий уровень воображения. Выйдя на открытый участок местности Ростов придержал коня и спросил: – Донецк, помочь взобраться? – Нет, я сам! – Пускай-пускай, он должен сам научиться на коня садиться. Кое-как Донецк смог вскарабкаться на коня и уселся ему на спину в седло. – Я сам проедусь, можно? – спросил Донецк. – Можно, только недалеко, небыстро и недолхо, скоро темнеть начнёт. Смотри, сильно за поводки не дёрхай, Тишка этого не любит. Лучше нохами покрепче сожми его бока и так направляй. – дал краткие наставления Ростов. – Понял? – Да понял я, понял. – Тохда дерзай! И Донецк, потянув дончака за поводки, тронулся с места и поскакал прочь, оставив старших далеко позади. Редко когда ему удаётся взобраться на коня и поскакать в поле. Отец не разрешает ему брать коней, обещает выпороть. И выпорол. Но не из-за коней. Ростов и Луганск росли и воспитывались совсем в другую эпоху, в эпоху сословий и разных чинов. Юзовка появился на свет, когда эта эра близилась к завершению. Новое время исключило старые порядки, возвело новые. Исчезли из жизни сословия и чины. Оба старших брата застали те времена, когда молодых ребят обязательно надо было учить мастерству джигитовки и фланкировки. Они умели это делать превосходно. А вот младший не умел. В новом времени нет места для старых добрых традиций. И оттого Донецк чувствовал под сердцем тяжесть горькой обиды, что он не помнил той восхитительной прелести прежних лет, когда казаки были в почёте у людей, и когда бы он тоже мог зваться казаком не только по той причине, что волею судьбы оказался в донецких степях, но и по укладу жизни. Донецк бы тоже хотел хоть раз попробовать быть тем, кем он когда-то являлся. ...А ветер бесцеремонно забирается под майку и холодит кожу, забирается в волосы и ерошит их так, что потом не расчесать. Донецк оглядывается по сторонам: солнце сонно прощается с ним, даруя последние лучи света, играющие на разноцветной небесной облачной вате. Тёмные силуэты кипарисов и терновых кустов то быстро мелькают перед глазами, то долго тянутся в поле зрения где-то в далёкой балке. Золотистая пшеница реет в низине, под порывами тёплого ветра клонится к земле и снова подымается, подобно волнам. Пшеничное море уходит вдаль, туда, куда прячется солнце. И не видно ни конца ни краю стелющейся плюшем донецкой степи... Значит, пока есть его степь, пока есть тёплый ветер, солнце и золотистая пшеница, то будет и его родная далёкая жизнь, которая хоть и осталась где-то в прошлом, но оставила ему в наследство это прекрасное чувство ликования и восторга в минуты осознания всей прелести этой манящей красоты. И на душе становится легче, а обида у сердца уходит без следа... *** – Ростов, а ты научишь меня шашкой владеть? Я не умею, но хочу научиться. – спросил Донецк после конной прогулки. – Конечно научу, малой. Без этого никуда. Всяк казак должен это уметь, а ты в казачьи ряды записан с самого своего основания. – подмигнул ему Ростов. Донецк улыбнулся. – Но только не в ближайшие дни. Извиняй, я должен дней через пять снова уехать к Одессе, но не расстраивайся, я приеду быстро. Дело одно закончу и вернусь. Уж тохда ты у меня шашкой и пикой овладеешь так, шо батька весь позеленеет от зависти! Так шо не кисни, боец! – Опять у тебя какие-то дела. – буркнул Луганск. – Мотается туда-сюда как челнок от швейного станка. Не надоело ещё? – Ну уж не люблю я на одном месте вечно сидеть. – самодовольно ухмыльнулся Ростов. – А уж потом, кохда я всё закончу, приеду и всему тебя научу. Только не киснуть тут без меня! – Тут и без тебя скучать некогда. – язвительно вставил Луганск. – Ой, ну хоть бы сейчас промолчал со своими колкостями! – Ну и шо ты мне сделаешь? – А вот шо. С этими словами Ростов приложил правую ладонь к его лбу, отогнул средний палец и отвесил среднему звонкий щелбан. – Ай! Ты совсем дурной!? – прикрикнул Луганск, потирая ушибленное место. – Больно же! – Больно? Тохда не порть всю малину своими хлупостями. Луганск хотел было возразить, но удар Ростова оказался внушительнее всех устных аргументов и он решил промолчать. Ростов же перескочил на другую тему разговора: – Донецк, мы с Луханском в своё время очень мнохо сил и времени на то, шо бы овладеть всеми казачьими приёмами. Но мы в любом случае рады, шо мы обучены. Верно, Луханск? – Верно. – кивнул тот. – И мы, разумеется, считаем, шо ты несомненно тоже должен пройти путь от терний к звёздам. То, шо ты не успел научиться тохда, не значит, шо ты не должен учиться сейчас. – Верно-верно, надо обучать молодое поколение старым традициям. – поддакнул Луганск. – Да я сам хочу учиться! – воскликнул Донецк. – А то вечно старики, когда смотрят на меня, между собой шушукаются, мол, мы потерянное поколение и ничего о себе не знаем. – А вот подобные шушуканья мохут спровоцировать неприязнь молодого поколения ко всему историческому. – с видом профессора подметил Ростов. – Деды – они и в Африке деды, шо с них взять? – пожал плечами средний. – А с них лучше совсем ничего не брать, кроме сомнительных нравоучений о жизни. Братья шли домой. Донецк, восседая на рыжем дончаке, слушал звуки ночи и разговор старших. После того, как солнце укатилось за горизонт, стало быстрее холодать. – Донецк, ты дорожишь? А ну-ка дайся ко мне сюда. Да, дрожишь и молчишь. Ростов стянул с себя свою любимую заношенную коричневую кожанку и накинул на плечи младшему. – Да мне не холодно! – смутился мелкий. – Это тебе сейчас не холодно, а посиди так подольше без движения, то окоченеешь. Донецк оказался в безвыходном положении и ему пришлось остаться в кожанке. В ней и правда было тепло, приятно и уютно, а ещё от неё словно веяло внутренней уверенностью и сногшибающей силой. Мальчик поправил её у себя на плечах. – Донецк, я хочу спросить тебя. – Спроси. – Шо такое любовь по-твоему? – По-моему? – По-твоему. Донецк запрокинул голову назад, к небу, как будто среди мерцающих звёзд пытался найти ответ на вопрос брата. – Любовь – это ты. – выдал он после недолгих размышлений. – Я? – удивлённо улыбнувшись переспросил Ростов. – Любовь – это ты. – повторил мальчик, указывая пальцем вокруг себя. – Любовь – это Луханск. Любовь – это Тишка. Любовь – это вот это всё, чем ты сейчас живёшь и ради чего ты снова и снова возвращаешься домой. Я так это понимаю. – Понятно всё с тобой, Донецк, как ты слово "любовь" понимаешь. – добродушно отмахнулся Ростов, взял покрепче Тишку под узду и слегка пихнул локтём среднего. – И с тобой тоже. – А шо со мной? – не понял Луганск, суетливо забегав глазами. – А с тобой всё хорошо. – Я знаю. – Ну вот и молодец. Они шли к дому. В окошке комнаты отца горел мягкий тёплый свет. По старому чёрно-белому телевизору вот-вот начнут показывать добрый детский фильм. На полках в шкафу ждут своего звёздного часа толстые приключенческие книги. В холодильнике стоит вкусный ужин. И всё хорошо. И всем хорошо. *** – Ну слава тебе, Господи! – воскликнула Одесса, встретив его на пороге квартиры. – Приехал таки и даже не опоздал! Ну издрасьте, Ростов-папа, как съездил до дома? – Прекрасно, Одесса, отдохнул, сил набрался, с братками повидался. Кстати, Каменск-Шахтинский всё-таки прикупил к себе домой этот цветной телек "Рубин-401". Теперь весь двор к нему приходит фильмы смотреть. – Правда? – Кривда. Одесса снисходительно хмыкнула и пропустила его в квартиру. Он вошёл, разулся. – Сколько дней до вашего ночного шабаша осталось? – Три. – Три-три-три и будет дырка. – пошутила девушка и сама посмеялась. – Где деньги твои хоть лежат? – В очень секретном месте. Ты мне лучше скажи, новое дело ухоловное возбудили? – Само собой разумеется. Но ты сам посуди: имена подделаны, лица подделаны, документы все подделаны, номера реквизита и то подделаны. По словам директора киностудии у них на площадке был обыск, но ничего не нашли, так как часть реквизита была либо разобрана, либо сожжена. Ростов присвистнул. Одесса настолько всё чисто сделала, чтобы он смог выйти сухим из воды, что ему стало даже как-то неловко. – Слушай Одесса. А шо бы лично ты хотела бы приобрести на пятьсот рублей? – Ну я даже не знаю. У меня есть всё, что делает мою жизнь проще. Даже тот же ваш телевизор. У меня другое желание есть. – загадочно свернув глазами сказала Одесса. – Ага, и какое? – с неподдельным интересом спросил Ростов. Одесса хитро взглянула на молодого человека, скрестила руки на груди и сказала наводяще и со скрытым требованием: – Помнится, ты у себя дома коней держишь? Ничего не говори, я это точно знаю. Если ты когда-нибудь слышал от меня, что я хотела бы прокатиться верхом на лошади. И не здесь, не в городе, не в ближайшей деревне, а там, у себя, где тебе каждый кустик знаком. Ростов сначала удивлённо приподнял брови, потом зажмурился, поморгал, снова посмотрел на Одессу и остался стоять с выражением крайнего удивления на лице. – И всё? За всё вот это вот, – он сделал широкий жест руками, – ты хочешь, шо бы я просто взял и прокатил тебя верхом на коне? Одесса, ты сейчас серьёзно? – И-ме-нно. Ты всё правильно понял, молодец. – она похлопала его по плечу. – Я не хочу ничего материального. Всё, что я захочу, я могу приобрести за деньги. Я люблю деньги. Я их зарабатываю. Я их получаю. Ростов, мне не нужно от тебя что-то, что можно получить за деньги. Я хочу получить впечатления, каких я ещё не испытывала. И я знаю, что ты мне можешь это устроить. Ростов растерянно промычал что-то и изрёк: – Ну для меня это самое обычное дело. В этом нет ничего впечатляющего. – Для тебя нет, а у меня это вызовет детский восторг. Если это для тебя так просто устроить, то почему я должна тебя уговаривать? – Да вообще без проблем. Если тебе этого так хочется, то я всё орханизую. – Обещаешь? Ростов приложил руку к тому месту на груди, где бьётся сердце. – Даю своё честное слово. Я своего маленького брата недавно на коня посадил и он сам катался. Почему-то его обещание так сильно обрадовало девушку, что она всплеснула руками и в переизбытке чувств кинулась ему на шею. Ростов чуть не потерял равновесие, но на ногах устоял. – Шу то ты скачешь как коза!? – А просто так. Нельзя что ли? – хихикнула девушка. Ростов вдруг осмелел. Он обхватил её за талию и приподнял над полом. Одесса вскрикнула, почувствовав отсутствие опоры под ногами. – А вот так я тебя обезврежу. – заговорщически прошептал Ростов. Он не стал держать её долго и через несколько секунд поставил обратно ногами на пол. Одесса почему-то вся раскраснелась и сказала вполголоса: – Ну раз так, то прокатиться можно будет не только на коне... – Шо? – Что? Ростов недоумённо пожал плечами и махнул рукой, не став заострять внимание на недопонимании. *** Ночь. Этой ночью должна состояться встреча. Этой ночью всё должно закончиться и забыться, как страшный сон. В зале Одессы на стене висел большой цветастый пылесборник под названием ковёр. За ним то Ростов и спрятал заветные ассигнации. Он специально зарыл их недалеко, чтобы в любой момент достать денежную пачку и пойти куда следует. – Ты во сколько вернёшься? – спросила Одесса перед его уходом. – А шо? – Ну я должна же понимать сколько мне придётся не спать из-за тебя, воротилы. – Да ложись ты спокойно спать. Надо будет – переконтуюсь хде-нибудь на улице. – И сколько вас там будет? Два придурка в три ряда? – Их четверо и я один. Да не кипишуй, Одесса, всё будет в абажуре. Вот увидишь. Скоро вернусь. Тут у него в груди неожиданно зажглось странное желание. Одесса выглядела так понуро и встревоженно, что ему захотелось хоть немного успокоить её перед уходом. Тем более ему не хотелось видеть её такой печальной и осозновать, что он причина тому. Ростов не любил её слёзы и когда она появлялась перед ним в слезах, он уговаривал её перестать плакать и даже старался успокоить. – Одесса, ну не волнуйся ты так. В первый раз шо ли? – Может мне пойти с тобой? – с надеждой в голосе спросила она. – Да зачем? Милочка, мне будет намного спокойнее, если ты останешься дома. Он захватил её руки в свои, поднёс их к себе и обхватил ими своё лицо. – Я же обещал, шо прокачу тебя на конике, слышишь? Дал честное слово. Слышишь? Одесса обнимала ладонями его лицо. Он улыбался ей невинно и почти беззаботно. Только для неё он такой мальчишка... – Слышу. – Ну и вот, а ты нахнетаешь. Устраиваешь тут сцену прощания, словно на войну меня провожаешь. Всё, давай, пока, дверь закрой на ключ. Ростов спешно закрыл дверь. Робкий звук закрывающегося дверного замка убедил его в том, что она останется в безопасности. Он развернулся и, насвистывая лёгкую мелодию, вышел из подъезда во тьму. А тем временем в квартире Одессы раздался телефонный звон. Она подпрыгнула на месте от неожиданности и с подозрением посмотрела на шумящий громоздкий телефонный аппарат на комоде. Кто мог позвонить ей в столь поздний час? Девушка подошла к комоду и сняла трубку. – Алло, вас слушаю. – Алло. Одесса, милочка, это вы? – Да, это милочка Одесса. – А это я. Мы с вами вместе выступали. Помните? У меня ещё случилось несчастье, меня ограбили, но вы мне помогли. Помните? – Конечно помню. Забудешь вас тут. Вы мне просто начинаете нравиться! – сказала Одесса, имея в виду чрезмерную навязчивость собеседника. – Извините меня, что я беспокою вас в столь поздний час, но у меня есть замечательная новость. Меня таки взяли на съёмки! Представляете? – восторженно сообщил пианист. – О, да? Тогда поздравляю. – Да, и этим своим достижением я обязан в первую очередь вам. Я приглашаю вас поужинать в ресторан за мой счёт! Одесса опешила от такого предложения. На часах уже 11 часов вечера. Куда так поздно? Но в то же время платит ведь не она. Да и она помогла нуждающемуся, отказ ему с её стороны будет выглядеть немного неуважительно... Однако Ростов же просил её оставаться дома, он беспокоится за неё. – Да, хорошо, давайте. "А, Ростов, ты больной на всю голову амбал! Имей совесть! Ты жил у меня на квартире, втянул меня в свои заботы. Ради тебя я ходила искала нужные бутафорские бумажки и умоляла сотрудников киностудии выдать мне реквизит! Ради тебя, балабол, я полезла в этот публичный дом под названием "банк" и притворялась "элитной меркантильной девицей"! Не стыдно тебе, идиот? Я ради твоей сохранности хлопотала, а ты... Ты всё шарахаешься из стороны в сторону и не берёшь в расчёт меня. Велел запереться, как принцессе в башне, и ждать своего "прынца". Ну так имей в виду, я себе цену знаю. Ты, видать, забыл уже, что я Одесса-мама? Так вспомни. Если ты не видишь, что я люблю тебя, бандитник, то я заставлю тебя смотреть на меня до тех пор, пока ты не сойдёшь с ума от ревности! Приревнуй меня хоть раз по-настоящему! Может, не застав меня дома, ценить научишься." – Прекрасно, Одесса! – обрадованно воскликнул музыкант. – Просто чудесно! Тогда не спешите выходить, я пришлю к вашему дому такси и вы спокойно подъедите к месту. – пообещал он. – Замечательно, жду. *** Жёлтый автомобиль с характерными чёрными "шашечками" на дверях подъехал к дверям ресторана и затормозил. Навстречу ему вышел невысокий мужчина средних лет с седыми висками. – Вот, пожалуйста, привёз. – сказал водитель, обращаясь не то к пассажирке, не то к мужчине. – Благодарю. – хором ответили те. Мужчина открыл дверь, протянул руку и помог девушке выбраться из машины. – Пойдёмте внутрь, я вас уже заждался. – Пойдёмте. Музыкант завёл девушку в ресторан. Стол к этому моменту был накрыт и ждал гостей. – Этот ужин специально для вас, Одесса. Это моя вам благодарность. Я заказал лучшие блюда у шефа. – О, как это мило с вашей стороны. Мне очень приятны такие жесты. Они сели за стол. – Поверьте, всем дамам приятны такие знаки внимания, но не каждая достойна. Вот вы, например, однозначно достойны лучшего. Нет, вы не подумайте лишнего, я не предлагаю вам свою кандидатуру в качестве спутника жизни. Одесса приподняла брови. Разговор почему-то заинтересовал её не смотря на то, что сам по себе собеседник не был ей интересен. – Вы имеете сказать что-то, что может меня заинтересовать? – уточнила Одесса. – Ну... У меня примечен один заманчивый джентльмен. Музыкант открыл бутылку вина и разлил содержимое по бокалам. Одесса подняла стеклянный сосуд. Спутник сделал также. – За вас, мадам. Они чокнулись и отпили немного виноградного напитка из бокалов. – Вы говорили про какого-то заманчивого джентельмена? – Да. Примечательно, что это мой зять. – Ваш зять!? – громко удивилась Одесса. – Именно. – подтвердил тот свои слова и вид его стал серьёзным. – Видите ли какая история сложилась: моя дочь около четырёх лет назад развелась со своим мужем ради любовных шашней с иностранным бизнесменом. Они сбежали в Европу и там след их простыл. Тем временем мой зятёк – человек порядочный. Я уважаю и ценю его больше, чем родную дочь. Он воспитывал сына и сам зарабатывал на жизнь. У него хорошие связи. Я думаю, что такому состоятельному мужчине нужна молодая и красивая жена, а моему внуку нужна заботливая и внимательная мать. Я смею думать, что вы подходите по всем критериям и вполне могли бы стать хорошей женой и матерью. Вы ответственна, находчива, молода, привлекательна и талантлива. Все лучшие качества в одной женщине! Одесса вдруг поперхнуламь куском рыбы. Ей резко стало неуютно. Вино не помогало. Во-первых она не расчитывала выходить замуж в ближайшие лет пятьдесят, а тут такое беспардонное заявление. Во-вторых она ещё слишком молода, да и к тому же она – не простая смертная, которая может легко и просто выйти замуж за какого-то человека. В-третьих Одесса имела самые смутные представления об этом зяте и не могла представить себе жизнь с ним. Зять – это всегда инородное тело в доме. Ситуация переставала ей нравиться. – Понимаю, это слишком неожиданно для вас, но я заметил, что вы не состоите в достаточно серьёзных и длительных отношениях с кем-то, так что... Просто вас не все достойны. Вы, конечно, подумайте, но я оставлю ему ваш телефонный номер. – Я подумаю, разрешу ли я вам давать ему свой номер. – чуть настороженно сказала Одесса. – Ну вы подумайте. – артист вдруг повеселел как по щелчку пальцев. – Но как бы то ни было, сегодня моему зятю улыбнётся удача и он одержит победу. – Что вы имеете сказать? – Я имею сказать, что с моим зятем полтора года назад сложилась ещё одна история. Полтора года назад он вступил в спор с каким-то неизвестным мне юношей. И этот наглец отжал у моего зятя двухкомнатную квартиру в центре! Кажется это происходило где-то на улицах какого-то южного города. Но мой зять не из робкого десятка. Он предпринимал меры по возвращению жилплощади. Сказал, что с этим аферистом они договорились на сумму квартиры в десять тысяч рублей и спор завершится. Однако прошу заметить, что справедливость должна таки восторжествовать! Сегодня ночью они встретятся и зять получит свои деньги и вернёт себе квартиру. Одесса побледнела. Музыкант, сам того не понимая, говорил ни о ком ином, как о Ростове. Он ушёл на встречу с этим человеком, чтобы отдать деньги и мирно завершить конфликт, а затем вернуться к ней. Но у неё складывалось впечатление, что у этого зятя на него совсем другие планы сегодня. Голос предательски дрогнул. – Но если этот юноша возвращает деньги за квартиру, то зачем вашему зятю возвращать саму квартиру? – Потому что справедливость должна восторжествовать, милочка. – повторил собеседник. – Миру будет намного лучше, если подобных аферистов станет меньше. Сегодня ночью один такой негодяй не вернётся домой. Скорее всего этот молодой гадёныш ничего не подозревает. Этой ночью мой зять убьёт его. *** Ростов стоял на безлюдном мосту около одиного фонаря. Ветер не щадил его. Эта августовская ночка выдалась не самой тёплой, он кутался в свою кожанку и прятал нос в воротник. Он ждал своих оппонентов один, желая поскорее уйти в более тёплое место, то есть домой к Одессе. Вдруг его окликнули из темноты: – Ростов, пришёл? К нему направлялись четыре смутно знакомые фигуры. Вот на них упал свет фонаря. Впереди шёл лысый главарь с суровым взглядом. За ним шли его брат, его дёрганный сын-подросток и их друг. – Вечер добрый, пришёл. Сумму принёс. – Да что ты? Как и договаривались? – Да, как доховаривались, десять тысяч рублей. – Покажи. – Нате, получите-распишитесь. Ростов завёл руку под кожанку и извлёк толстую пачку денежных единиц. Главарь тут же выхватил пачку у него из рук. – Я пересчитаю. – пояснил он. – Если не будет хватать хоть одного рубля, то пеняй на себя. Лысый предводитель внимательно стал пересчитывать купюры под пристальным взглядом Ростова. Закончив своё дело он взглянул на молодого человека исподлобья, удивлённый тому, что тот честно выполнил свою часть договора. – Ну шо? – спросил Ростов. – Всё до последнего рубля на месте? – На месте. – кивнул тот. – Ну так и? Я всё исполнил. Можно наш спор закрывать? Я считаю, шо давно пора. – Давно пора... – эхом повторил за ним бандит. – Давно пора поставить точку. – Вот я о том же. Давайте разбежимся кто куда. – спешно предложил Ростов. – Э не-е, точка ещё не поставлена. – покачал головой тот. – Какая ещё точка? – не понял он. Лысый обернулся на свою группу поддержки и через секунду снова обратился к Ростову. – Видишь ли... Один момент в нашем споре до сих пор не прояснён. – шёпотом сказал лысый, поближе придвинувшись к молодому человеку. – Какой же? – настороженно нахмурился Ростов, также отвечая шёпотом. Главарь смотрел прямо ему в глаза и молчал. Глаза у него были странные, вроде бы и обычные человеческие глаза обычного человеческого цвета, но как будто в этих глазах было скрыто столько ядовитой желчи, ненависти и гнева ко всему мирскому, что складывалось ощущение, что за человеческой оболочкой скрывается сам дьявол. Ростов смотрел и молчал тоже. Внезапно слух его уловил подозрительно знакомый ему самому звук, раздавшийся где-то в районе пояса его оппонента. Ему потребовалась ровно одна секунда для того, чтобы понять, что это звук открывшегося перочинного ножа. Он быстро взглянул вниз и увидел сверкающее холодным светом стальное лезвие. Выработанные рефлексы дали о себе знать и Ростов моментально шарахнулся назад, но тут же чья-то сильная рука схватила его за воротник и притянула обратно. Ростов стал возмущённо отпираться, но оппонент лишь сильнее сжал его воротник и горло. – Ты просто должен сдохнуть. – гневно оскалился лысый. Он резко дёрнул рукой и... Раз!.. Два!.. Три!.. В глазах стремительно потемнело, в ушах стоял звон, а со рта сорвался пронзительный крик. – А-а-агх! Ростов кричал. Из трёх открытых ран на животе хлестала тёмная кровь и крупными каплями падала на вымощенный камнем мост. Он схватился за живот и застонал от боли. Как же больно... Так больно, что в уголках глаз собрались слёзы и мешали смотреть в лицо этому сумасшедшему. Вдруг эта же сильная грубая рука схватила его за волосы и оттянула назад. – Смотри на меня, ничтожество! – злобно прошипел он прямо в лицо молодому человеку. Ростов лишь смутно видел и слышал своего обидчика. Мешал звон в ушах, слёзы и эта нестерпимая боль в области живота. Вот же чёрт, ноги уже и не держат его... Ростов стонал и кряхтел. Но он, дрожа всем телом, поднял на него глаза, в которых всё начинало плыть. Он видел перед собой улыбку, похожую на хищный оскал, и глаза, светящиеся всепожирающим пламенем. Сильная рука драла волосы на его голове. – Смотри и слушай меня. Это последнее, что ты увидишь и услышишь в своей никчёмной жизни. Ты так и не понял, что ты никчёмен? Не понял? Тогда я тебе объясню, чтобы хотя перед смертью ты всё осознал. Ты – всего лишь один из тех, кто хотел жить счастливо, но жизнь тебя обделила. Ты хотел заполучить всё, чего у тебя не было: семью, друзей, дом, квартиру, машину, нормальную работу. Но есть одна проблема, Ростов. Тебе с самого твоего появления на свет ничего из этого не светит. Усёк? Ни-че-го. Это заложено свыше. Ты просто не выиграл в эту лотерею. Ты должен был просто смириться с этим и жить как положено. Но, как жаль, ты возомнил себя мировым судьёй. Я знаю, кто ты. У тебя ничего не было, даже твои близкие люди боятся и ненавидят тебя. Вспомни об этом. За всю свою долгую жизнь ты не сделал ни одного великого дела. Ты просто живёшь, не принося пользы, только один вред. Думал, что сможешь заполучить всё, чего был лишён? Думал, ты единственный весь такой из себя умный и смелый? А получилось, что ты единственный такой тупой и самонадеянный. Ведь заметь, никто из твоих друзей и родственников не пошёл с тобой за компанию. Значит, ты никому не нужен. Ты живёшь сам. Ты не замечаешь людей, которые есть вокруг тебя. Хоть ты и делаешь вид, что тебе не всё равно, но на самом деле из каждого человека ты стремишься извлечь для себя выгоду. Откуда я всё это знаю? Да потому что я такой же. Только вот у меня всегда были деньги. И понимание того, что у меня есть люди, которые за меня порвут кого угодно. Я никогда не был одинок и беден, в отличие от тебя, нищего эгоиста. Когда тебя не станет, кто о тебе вспомнит? Кто придёт на твою безымянную могилу, а? Осознай, что ты никогда не должен был становиться сильным. Сильным должен быть тот, у кого есть верные люди и куча своих денег. А что есть у тебя? Ростов ничего не говорил, то и дело кашлял и сдавленно хрипел. Он даже не мог отвернуться от злобной физиономии лысого главаря, слишком уж крепко тот держал в кулаке его отросшие русые волосы. Раз! Он резко махнул рукой назад и Ростов не устоял, повалился спиной на камни, выбив из лёгких последний воздух и сильно ударившись затылком... С великим усилием, превозмогая боль, через стоны, он смог приоткрыть один глаз, в котором всё плыло и мутнело. Над ним стоял человек и дико улыбался зубами с золотыми коронками. Ростов уже ничего не понимал из того, что он говорил ему, звон в ушах мешал ему слушать и думать. "Парни, прикончите его" – понял Ростов из его слов. Человек перед ним пропал. Но за место него появилось трое других мужчин, которые также недобро скатились ему. Раз! Резкая боль под рёбрами от удара ботинком. Два! Удар пришёлся прямо по лицу. Во рту появился противный металлический вкус крови. Три! Новый удар прилетел ему поддых... Четыре! Пять! Шесть!... Семь!.. Восемь... Девять... Десять... Сколько уже? И почему так трудно дышать?.. "Уходим. Он уже не жилец. Искать его никто не будет." *** ...Ростов разлепил веки. Рядом с ним никого не было. Он лежал один на мосту. Ночь. Фонарь светит словно Луна, словно фальшивый ориентир. Всё тело болело, а голова отдавала гудением чугунного колокола. Как же больно шевелиться... "Встань, тряпка. Тебе пора идти." Молодой человек пошевелил ногами, руками. Вот же зараза... Конечности не слушаются, дрожат. Ай!.. От каждого движения раны на животе разрываются новой пронзительной болью... Опираясь на заборчик Ростов кое-как встал. Ослабшие ноги предательски дрожат под весом тела. Изо рта на кисти рук падают алые капли его собственной крови. Этот человек похож на него. Он тоже полон уверенности в том, что имеет право устраивать свой самосуд над другими... А Ростов расслабился под воздействием мечт о том, что скоро всё закончится. Этот человек похож на него, но он так уверен в своей правоте, что не замечает очень важных различий. "Я никохда не был один... Я жил не сам по себе... Я жил не для себя! Я жил... Я живу для кого-то. Я не нищий. У меня есть чувства. У меня есть... Любовь." Он выпрямился. Перед глазами ещё мелькали лица мужчин, бивших его. В ушах эхом повторялись оскорбления, унижения и проклятья. Но он внутренне смеялся. Возможно этот человек в чём-то прав, но не во всём. Ростов не такой. "Любовь – это глубокое чувство к человеку, при котором понимаешь, что без этого человека твоя жизнь не будет такой приятной и радостной. Или это чувство к какому-то занятию, которое также раскрашивает твою жизнь. Так в жизни выделяются твои ценности." "Любовь заключается в словах и действиях. Если человек важен тебе, то хорошими словами ты убедишь его или её в этом. А хорошими действиями ты это покажешь. При чём всё идёт от чистого сердца, а не из желания наживы или корысти. Ты делаешь и ховоришь, потому шо сам хочешь." "Любовь – это ты. Любовь – это Луханск. Любовь – это Тишка. Любовь – это вот это всё, чем ты сейчас живёшь и ради чего ты снова и снова возвращаешься домой." Он, медленно переставляя ноги, поплёлся в сторону дома Одессы. "Одесса у себя. Она мне поможет. Она будет испухана, но она мне поможет. Фух... Я дал ей обещание, шо прокачу её на коне. Я дал обещание Донецку, что просвещу его в традиции казачества. Фух... Я столько обещаний надавал! Я обязан их исполнить!.. Фух... Раны болят, но они нехлубокие. Я поправлюсь быстро. Я скоро вернусь в норму... Сейчас, сейчас я дойду, отдохну и поправлюсь... Меня так просто не убить." Очень медленно, нога за ногу, раненый Ростов шёл обратно по тёмным городским улицам, мысленная убеждая себя в том, что с ним всё в порядке. Однако окрашенная в алый цвет рубашка, нестерпимая боль, дрожащие ноги и окровавленные ладони говорили о другом. Но предсмертный бред имел мало общего с трезвыми адекватными мыслями. Ростов брёл обратно... Много времени спустя раненый молодой человек добрался до дома девушки. Практически обессиленный он взобрался по лестнице на второй этаж и занёс кулак для стука в дверь. – Одесса, милая, это я, Ростов... Я вернулся... Фух... Тишина. "Уснула шо ли?" Он постучал ещё раз, сильнее. – Одесса, открой пожалуйста! Опять тишина. Странно. – Одесса! Открой, мне помощь твоя нужна! – слабо закричал он дрожащим от боли и усталости голосом. Но и в третий раз ему никто не ответил. Из-за закрытой двери не послышалось ни одного шороха. И как это понимать? Даже пребывая в крайне болезненном и плачевном состоянии Ростов смог сообразить, что без отмычки ему не обойтись. Молодой человек заметил лежащий на почтовом ящике моток проволоки. Вот и отмычка. Заученными движениями он скрутил из куска проволоки "ключ", который один раз сможет открыть дверной замок с простым механизмом. Первый щелчок. Второй щелчок. Дверь открыта. Отмычка выкинута. Ростов перешагнул через порог, включил свет. – Одесса! – из последних сил позвал он. Квартира ответила ему тишиной. Сделав пару шагов Ростов заглянул в зал. Кровать пуста. Она не спит. Её нет дома. Она ушла. Сердце в груди дрогнуло. – Я же просил её остаться дома... – жалобно и беспомощно сказал Ростов пустой кровати дрожащим голосом. В уголках глаз снова начали собираться слёзы. Обида и негодование новым ударом пришлись в самое сердце, усилив и без того невыносимую боль. Почему она так поступила? Что заставило её покинуть дом ночью? Он прикусил нижнюю губу. Горло сводило от подступающих слёз. – Нет! Нельзя тебе рыдать, Ростов! Ты же мужик! Слёзы – это не по-мужски, это признак слабости. – сказал он вслух сам себе дрожащим голосом. Ведомый непонятным бредовым желанием Ростов забрёл в ванную, включил кран и направил струю воды прямо в ванну. Ему хотелось согреться. – Сейчас... Сейчас я отдохну. Сейчас я вернусь в норму... Фух... Всё нормально, я поправлюсь... – говорил он сам себе однообразную мантру. Пробка в сливе не давала горячей воде утечь в трубы. Опираясь на бортик ванной Ростов терпеливо ждал, тяжело дыша и смахивая с лица капли холодного пота. Как только вода достигла приемлемого уровня, он закрутил холодную и горячую воду обратно. Он стянул с себя всю одежду и, оставшись в одном нижнем белье, залез, а точнее рухнул в ванную. Вода стала стремительно окрашиваться в красный цвет. Раны и синяки нестерпимо болели. "Сейчас... Сейчас я отдохну и всё будет нормально..." Он лежал, в измученном сознании мелькали чьи-то слова. "Ты – всего лишь один из тех, кто хотел жить счастливо, но жизнь тебя обделила. Ты хотел заполучить всё, чего у тебя не было: семью, друзей, дом, квартиру, машину, нормальную работу. Но есть одна проблема, Ростов. Тебе с самого твоего появления на свет ничего из этого не светит..." – говорил ему лысый главарь совсем недавно, оставив ему три глубокие раны на животе. "Ты должен слушать, шо я тебе ховорю! Если ты не будешь выполнять мои указания, то хрош тебе цена! И никому и никогда ты не будешь нужен!" – кричал ему отец когда-то в детстве и юношестве, оставляя на его спине десятки ран. "Ведь заметь, никто из твоих друзей и родственников не пошёл с тобой за компанию. Значит, ты никому не нужен. Ты живёшь сам." "Мнохого ты хочешь в жизни – любви. Ха! Да тебе, щенку, до этих соплей как пешком до Москвы!" "Когда тебя не станет, кто о тебе вспомнит? Кто придёт на твою безымянную могилу, а? Осознай, что ты никогда не должен был становиться сильным." "Ничего твоего здесь нет, щенок! У тебя нет ничего! Это не твой дом! Свой надо заслужить! Всего на свете в этой жизни ты должен заслужить, потому шо тебе ничего не преподнесут на серебряном блюде! Дом – надо заслужить. Доверие – надо заслужить. Дружбу – надо заслужить. Любовь – надо заслужить. А ты не заслуживаешь ничего из этого! Понимаешь!? Ни-че-го!" Ростов закрыл глаза. Слишком больно думать. Слишком больно вспоминать. Слишком больно жить. Он сейчас совершенно один в чужом доме. Даже Одесса оставила его, несмотря на своё обещание дождаться. И братья тоже понятия не имеют где он и как он сейчас. А может... А может он и вправду такой человек, который не заслуживает ничего из этого? Ему просто не повезло. Или он сам во всём виноват? Сам всё так устроил вокруг себя. Сам виноват, что люди не тянутся к нему, а близкие не поддерживают его... "У всех братья как братья, а у меня..." Вполне возможно, что его все тайно ненавидят и молча желают ему поскорее закончить свою жизнь. Ведь правда в том, что он никогда никому из своих близких напрямую не говорил, что кто-то по-настоящему важен для него. А ведь это очень важно, чтобы кто-то сказал кому-то, что он важен и любим кто бы что не имел против этого утверждения... Предсмертный бред ли это или правда – решение Ростов принять уже не был в состоянии. – Похоже... Я просто должен сдохнуть... – спокойно сказал сам себе Ростов, чувствуя, как сознание покидает его и как весь воздух мира становится для него запретным... *** Редкий ночной водитель не ожидает во тьме посреди дороги наткнуться на пешехода, поэтому этот водитель очень резко затормозил и рассерженно просигналил появившейся из тьмы девушке на пешеходном переходе. Но она не обратила внимание на него и побежала дальше. Бежать! Бежать быстрее! Бежать ещё быстрее! Сердце невыносимо бешено колотилось в груди Одессы, а воздуха катастрофически не хватало. Но она не останавливалась. Ватные ноги едва держали её, но она бежала. Домой, только домой. Нужно немедленно позвонить в милицию и заявить о покушении на жизнь. И не важно, что это один преступник пытается убить другого преступника. И не важно, что в связи с этим раскроются другие его преступления и его скорее всего посадят за решётку. Что если он уже мёртв!? Одесса сбежала с этого проклятого свидания. Какое может быть свидание, когда Ростову угрожает смертельная опасность. Конечно он никогда в своей жизни не находился в полной безопасности, но сейчас – исключительный случай. Нужно срочно бежать домой! Влетев на лестничную площадку она судорожно начала перебирать ключи. В глазах стояли слёзы, непослушные пальцы не могли удержать ключ, а дверной замок никак не открывался. Одесса громко всхлипывала, проклиная всё на свете. Отбросив ключи в самый дальний карман сумочки она с громким плачем и в сердцах дёрнула ненавистную дверь на себя и... О чудо – дверь почему-то открыта, хотя Одесса ясно помнила, что закрывала дверь на замок. Неужели её открыл кто-то другой? Неужели это Ростов вернулся и дверь не закрыл? Но у него ведь нет с собой ключей... Девушка вошла в квартиру, забыв разуться. – Ростов? Ростов, ты тут? Ей никто не ответил. Но в коридоре, в зале и в ванной горел свет. Она заглянула в зал. Никого. А в ванной? – Ростов, ты здесь? – спросила Одесса у белой деревянной двери, но ей также никто не ответил. Тогда она решительно распахнула дверь и тотчас побледнела и потеряла дар речи. Ростов лежал в ванной, остывшая вода в которой окрасилась в кроваво красный цвет. Сам он лежал с закрытыми глазами, уронив голову на плечо. На разбитых губах виднелись ещё следы его крови, на лбу собрались капли холодного пота, а на бледном лице застыло выражение вселенского спокойствия и безразличия. При виде этой жуткой картины Одесса почувствовала, как пригласительный ужин стремится выйти из её желудка тем путём, каким там оказался. Благо, она успела добежать до соседней уборной комнаты. Вернувшись обратно в ванную она, громко плача, попыталась привести его в чувства, похлопывая по щекам и громко зовя по имени. Но молодой человек не реагировал. Одесса, поборов в себе чувство брезгливости, сунула руку в кровавую воду, нащупала на дне пробку в смыве и выдернула её. – Ростов! Ростов, пожалуйста! Ну что ты тут устроил!? Уходящая вода оголила его тело и взору Одессы открылся ещё более шокирующий вид: в области живота зияли три раны от ножа, в районе рёбер и бёдер расплывалось несколько крупных синяков, а кисти рук были исцарапаны до неузнаваемости. Дрожащими пальцами Одесса прикоснулась к запястью его руки в том месте, где отслеживается пульс. – Господи, пожалуйста... – дрожащим от слёз голосом взмолилась она. – Не забирай его душу... Он не должен умереть, у него здесь ещё уйма незавершённых дел... Раз... Два... Три... Слабое колыхание крови в венах говорило о сохранении в теле жизни. Одесса аккуратно выпустила из рук его запястье и с силой прижала ладони ко рту, чтобы сдержать крик. Срочно! Надо звонить в "скорую" пока ещё есть время! Девушка спешно набрала номер скорой помощи и, затаив дыхание, считала гудки. – Алло. – сонно, неприятно и протяжно сказала ей женщина на другом конце провода. – Что у вас стряслось? – Человек без сознания лежит с сильной потерей крови! – истерически закричала в трубку Одесса. – Девушка, тише! – возмутилась женщина, но по её тону стало ясно, что она вошла в положение абонента. – Адрес быстрее диктуйте, машина скоро приедет. Постарайтесь успокоиться. *** Ростов иногда говорил, что мертвец чувствует себя лучше, чем он. При этом Ростов понятия не имел как чувствует себя настоящий мертвец. Ситуации у него бывали разные, в том числе и смерть. Он чуть не погиб один раз, но даже тогда не чувствовал себя мертвецом. А сейчас и подавно. Потому что у него в руке торчит какая-то иголка и какой-то непонятный химический запах преследует его подсознание уже битый час. Его тело лежало на белой больничной койке. Врачи сказали, что внутренние органы сильно не задеты, а потому в срочном порядке проапперировали поступившего ночного пациента, сделали ему переливание донорской крови, всего перебинтовали, переодели, уложили в койку и поставили капельницу. Так он лежал уже более восьми часов. И всё это время в одинокой больничной палате сидела заплаканная напуганная девушка. Именно она вызвала бригаду медиков к себе домой, именно она села и поехала вместе с ним в больницу, именно она сказала хирургам нужную группу крови. А сейчас она сидит рядом с ним, что-то устало бормоча себе под нос. Медики дали ей сильное успокоительное и провели терапевтическую беседу, заверив, что жизни парня сейчас мало что угрожает. Но Одесса замалчивала то, что её беспокойство связано с чувством вины. Может, если бы она не ушла из дома, она бы увидела его в таком состоянии раньше. Раньше позвонила бы в "скорую" и ему не пришлось бы терять ещё столько сил. Сколько времени прошло, пока её не было дома? Ведь когда она вернулась, вода в ванной была уже негорячей. Встревоженная девушка отказывалась уезжать. Медсёстры предпринимали пару попыток убедить её уехать, но в эти пару раз Одесса начинала скандалить так, что её озлобленные речи были слышны на всём этаже. И медсёстры оставили её в покое, лишь бы та не кричала и не тревожила зря других пациентов. Одесса сказала, что пока не нужно заявлять в милицию. Нужно, чтобы Ростов очнулся и сам сказал, мол, есть такая необходимость или нет. Всё, что она посчитала нужным сделать, так это набрать номер его отца и позвонить, сообщить о том, что его старший сын серёзно ранен и домой сегодня не приедет. На это отец очень сильно удивился и пообещал быть в больнице на следующий день вместе с другими двумя сыновьями. А пока... Пока она будет сидеть здесь, около его койки и ждать его пробуждения, а в голове всё вертятся и вертятся печальные воспоминания давно минувших дней... *** Дядя Измаил выглядел опасно. Казалось, что одно лишенее слово может его взорвать. Он сидел в кресле и не сводил с неё взгляд. Рядом с ним, в соседнем кресле, сидела его жена Рени с понурым и несчастным видом. Одесса сидела напротив них. Она не боялась его. Она всё равно стояла на своём. – Одесса, дорогуша, ты в своём уме!? – прошипел озлобленный турок. – Я 120 лет опекал тебя, а ты... Не считаешься со мной, неблагодарная! – А почему же я должна с тобой считаться сейчас? – как ни в чём не бывало спросила Одесса. – Да потому что ты не понимаешь что творишь! – лихорадочно затряс руками тот. – Если ты сама не понимаешь, то я просто обязан донести это до тебя! Ты создана для кого-то более значимого, чем этот твой Ростов! – Да? Покажи тогда мне этого уникального джентельмена, лично для которого я была создана. – специально бесячим тоном попросила она его. – Я его тебе не покажу, но тебе точно нельзя водиться с этим оболтусом! – А ничего, что этот твой "оболтус" спас меня? Кто бы вытащил меня из воды, если не он? Кто? Какой-нибудь акадэмик или партийный деятель поплыл бы в открытое море в худой лодке, что бы найти меня? Измаил издал вымученный полувздох полурык: – Ну спас и спас, флаг ему в руки! И что теперь? Пожарники и милиционеры вон – каждый день кого-то спасают. И что теперь? Спасённые же ими девушки не выходят замуж за этих товарищей. Пойми, Одесса, ты достойна большего, чем парень из колхоза. – Раньше он был для тебя старшим сыном войскового атамана, а не парнем из колхоза. – хмыкнула она, приопустив веки глаз. – Ты даже уговаривал его отца женить его на мне. – Это было 40-60 лет назад, дорогуша! С тех пор многое изменилось. Без своего казачьего чина он просто солдат с орденом Ленина. Его даже не признали таким же героем войны, как тебя. У него нет такого общественного статуса, как у тебя. Как бы сказать... Ростов – это не твой уровень. – попытался объяснить Измаил. – Возможно в этом ты прав. – согласно кивнула девушка. – Но есть одно "но" – я устала от вашей постоянной лжи. Глаза дяди Измаила округлились настолько, что, казалось, вот-вот выпадут из глазниц на пол. Он приоткрыл рот, как будто хотел что-то сказать, но не получилось. – Да, от вашей лжи. Сначала ты врал мне, что любишь меня и желаешь всего самого наилучшего. Ты врал своей жене, что ценишь её в любом случае, а в итоге что? Вы оба несчастны. Ты врал Азову о том, что его сын – идеальная кандидатура для меня, а сейчас? Ты так легко убеждаешь людей, что они нужны тебе, но также легко опровергаешь свои слова. Я устала от этого. Я хочу большего, чем пустые убеждения ради статуса и денег. Я делаю выбор в пользу настоящих чувств. Несколько секунд в комнате висела гробовая тишина. – Девочка права, Измаил. Дай ей возможность быть счастливой. – умоляюще сказала мужу Рени. – Она должна сама попробовать пожить и узнать этот мир от своего лица, а не по чужим советам. – Молчать, женщина! – крикнул на неё Измаил. – Тебе вообще слова никто не давал! Сиди и молчи. Женщина рефлекторно закрыла голову руками, подсознательно пытаясь защититься. Измаил снова обратился к девушке, которая сидела и смотрела на него с ощутимым презрением. – Одесса, дорогуша, сколько тебе лет? – спросил он издалека. – Мне уже больше 160 лет. – Тебе ВСЕГО ЛИШЬ больше 160 лет. Ты слишком молода и глупа. И ты не понимаешь во что вляпываешься. Твой выбор – это всего лишь решение твоей импульсивной молодости. Потом ты будешь об этом жалеть. Какое нормальное решение можно принять в 160 лет, о котором ты не будешь вспоминать со стыдом? Тебе лучше послушать меня: ложь – это единственное приемлемое решение. Ты будешь лгать всем, но при этом у тебя самой будет абсолютно всё, о чём ты только подумаешь. Ты будешь влиятельна. Соври директору университета, что любишь его, – и всю жизнь потом живи в шоколаде. Заведи себе любовника. Да хоть десять любовников! И тебе ничего за это не будет, если ты выйдешь замуж за влиятельного человека. – Зачем мне десять любовников, если я могу один раз выйти замуж по любви? – Да не любит он тебя! Ты посмотри на него – злой, вспыльчивый и ко всем равнодушный. Тебе оно надо? – Ты не понимаешь что говоришь. – Нет, дорогуша, это ты не понимаешь что говоришь! Измаил хлопнул ладонями по коленям и вскочил с кресла под неотрывными взглядами женщин. Он зашёл за кресло, повернулся лицом к окну, за которым виднелось тёмное ночное небо и кривые чёрные ветви деревьев, и вынес свой вердикт: – Я уже пообещал молдовану Кишинёву, что привезу тебя к нему и он представит тебя трём потенциальным женихам. Все они – приличные молодые парни с хорошими планами на жизнь и в целом тебя достойны. Твоего приезда ожидает Тирасполь, Дурлешты и Бельцы. – Нет! – закричала Одесса. – Я никуда не поеду! Делай что хочешь, но я не поеду никуда! – Одесса, ты понятия не имеешь что творишь. – сурово отрезал Измаил. – Хватит использовать меня как предмет, за счёт которого ты можешь разбогатеть! Ты даже не спросил нравится ли мне хоть один из них! – Хорошо. Кто из них тебе нравится? – вздохнул Измаил. – Никто! – Да неужели? – Ужелься, дядя Измаил! Я не хочу совершать эту ошибку. – Связаться с безродным оборванцем с хутора – это и есть твоя самая большая ошибка. – Нет! Это не так! Одесса начала заливаться слезами. Измаил смотрел на неё холодно. Эта ссора слишком уж затянулась и её истерика начинает ему надоедать. – Довольно! Прекрати лить крокодильи слёзы, Одесса! Успокойся немедленно! Сдавленно всхлипывая она посмотрела на него. – Успокоилась? А теперь уходи отсюда. – невозмутимо сказал он. – Живо убирайся из моего дома! – Измаил, постой, не надо... – снова начала было Рени, но муж снова заткнул её. – Молчать, женщина! Твоё мнение здесь не учитывается! – он снова обратился к девушке. – И твоё мнение в этом доме тоже никогда в серьёз не учитывалось. Потому что это – мой дом! И в этом доме должно быть так, как говорю я! И раз ты, Одесса, не собираешься слушать меня, то и не собирайся больше здесь жить! Вероятно Измаил ожидал, что от такого заявления Одесса одумается, кинется ему в ноги, попросит прощения и сделает так, как хочет он. Но гордая барышня встала со своего кресла и сказала совершенно спокойно: – Хорошо, я ухожу. И она не собиралась возвращаться. – Ты ещё пожалеешь о своём решении. – кинул ей на прощание Измаил. – Я не пожалею о своём решении. – ответила ему Одесса. *** – Я не пожалею о своём решении, дядя Измаил... – сказала Одесса кому-то далёкому, легонько дотронувшись пальцами до руки Ростова, в которую была воткнута игла для капельницы. – Я никогда не пожалею об этом решении. Рука Ростова была чуть тёплой. Она взяла его ладонь и стала перебирать и массировать пальцы. – А знаешь... Мы с тобой чем-то похожи. Мы разные, ты – парень из народа, а я – представительница интеллигенции. Но мы похожи. Ты – идиот, который всё всегда замалчивает и решает проблемы в одиночку. И я – дурочка, которая просто хотела тебя позлить. Мы друг друга стоим. И... Знаешь, я хочу сказать, что не смотря на то, что как будто всегда хотел что-то упрятать от меня, я всё равно всегда хотела узнать тебя целиком. Ты никогда не говорил о том, что ты думаешь. А о прошлом, о детстве, рассказывал с большим трудом и с неохотой. Я всегда хотела понять что именно ты прячешь. И злилась. Знаешь? Я злилась, что ты не открываешься мне и не доверяешь в той мере, в какой доверяю тебе я. Может, когда ты проснёшься, ты всё расскажешь мне. Какой смысл тебе всё это держать в себе, если мог рассказать мне? Она отпустила его руку и дотронулась до бледной щеки. Выражение лица совершенно спокойное. Даже когда он спал он словно был насторожен и напряжён, а сейчас он абсолютно без чувств. – Ростов, имей совесть... Я словно снова вещаю в пустоту... Ро...сов...я...вно...ова...ща...в...стоту... – Я жду твоего ответа. Я не уеду из больницы, пока ты не придёшь в себя. Я...ду...твое...вета... Я не...ду... из...льницы...ка ты не...дёшь в...бя... – Я просто хочу, чтобы с тобой всё было в порядке. Я про... хочу, что... с тоб... всё...ыло в...рядке. – И дал нам обоим возможность понять и простить друг друга. И дал нам обоим возможность понять и простить друг друга. – Ростов, пожалуйста, найди в себе силы проснуться... Я... Я очень боюсь, что в этот раз ты не проснёшься... – сказала она дрожащим голосом и горло сдавило от подступающих слёз. Несколько секунд Одесса не произносила ни одного снова, сквозь пелену слёз смотря на обездвиженную руку молодого человека. –...Одесса, ты вообще в своём уме?.. Как я моху не проснуться?.. – сказал слабый хрипловатый голос. Одесса вздрогнула от неожиданно прозвучавшего ответа и, уронив пару капель слёз на руку Ростова, подняла голову. Два едва приоткрытых глаза сияли на бледном полотне лица и смотрели прямо на неё. Рука, лежащая на простыне, едва заметно пошевелилась. – Ростов! Господи, Ростов! Ты очнулся! – запричитала Одесса дрожащим голосом. – Проснулся. Фух... Я услышал твой холос и пошёл на него как на божий свет. Хде мы? – Мы в больнице. – Уже в больнице?.. – Да, я вызвала "скорую" как только пришла домой. – выпалила Одесса и тут же осеклась. Взгляд Ростова помутнел и потерял блеск. – Ты выходила на улицу. Ты не пострадала? – спросил он, вспомнив о том, что по возвращению в квартиру не застал её там. – Со мной всё хорошо, Ростов, не волнуйся. – Почему же ты вышла? Я просил тебя оставаться дома, шо бы быть уверенным, шо ты в порядке... – спросил Ростов и внутренняя горькая обида ужалила его в сердце, голову и горло. – Да потому что я дура!.. – прикрикнула девушка и закрыла лицо руками, плечи задрожали от неслышного плача. – Ну Одесса, будет тебе реветь... – робко позвал он её. – Потом расскажешь. Ты не дура. Я сейчас же не рухаюсь на тебя. Ростов протянул к ней ослабшие руки, взял за плечи и притянул к себе. – Ложись ко мне на хрудь. Не бойся, ложись, мне тут не больно. Она осторожно уткнулась лицом ему в грудь и прерывисто вздохнула. Ростов приобнял её одной рукой, а другой принялся гладить её по волосам. Она здесь, рядом с ним. Она не оставила его. Одесса прижалась ухом к месту, где бьётся его сильное сердце. Она слушала, как в его лёгких гуляет воздух и как трепещется сердце. Оно билось часто-часто. Интересно, связано ли это с тем, что она оказалась так близко к нему? – Ростов, я должна сказать тебе ещё кое-что важное... – сказала Одесса, чуть приподнялась для того, чтобы видеть его. – Шо же? – насторожился тот. – Я позвонила твоему отцу и сообщила о том, что ты лежишь в больнице. Он пообещал быть здесь завтра днём вместе с твоими братьями. Расслабленный и уставший вид Ростова вдруг превратился в жёсткий и резкий. Он вытаращил на неё испуганные и грозящие глаза. – Зачем ты это сделала? – тревожно спросил он, сводя и без того хмурые брови ближе к переносице. – Я же ещё в самом начале ховорил вам, шо они ничего не должны узнать! – Ростов, пожалуйста, перестань. Я не давала тебе обещание, что я буду обманывать твою семью, лишь бы никто из них не беспокоился за тебя. Но они беспокоятся в любом случае, когда тебя подолгу нет дома, потому что они любят тебя. Это чувство мне знакомо тоже. Я тоже беспокоюсь, когда тебя долго нет рядом со мной... Пожалуйста, не обманывай хотя бы их. Они же ведь очень ценны для тебя? Обманывать близких людей даже ради их блага – ужасно. Ложь прощается долго, а может и вообще не простится. Поэтому, пока не поздно, скажи им, что они важны и ценны для тебя. Скажи это своим самым близким людям так, чтобы они услышали и поняли тебя. Несколько мгновений Ростов смотрел ей в самую душу. Одессе показалось, что что-то в его взгляде изменилось после её слов, как будто он сам что-то понял и снял с себя тёмные очки, глушащие яркие цвета в его жизни. В глазах затанцевал новый яркий огонёк. Это была искра новой надежды и нового виденья мира вокруг. Мира, в котором для него тоже есть место. Одесса почувствовала, как его ладонь осторожно, будто с опаской и умилением, прижалась к её щеке. – Спасибо, Одесса... Спасибо тебе за всё. – сказал он с неожиданно появившейся лаской в голосе. – Почему-то для того, шо бы понять очевидные вещи, мне нужно ненадолхо попрощаться с жизнью. Одесса, ты – невероятно важный человек в моей жизни и ты правда очень ценна для меня... Я не знаю, имею ли я право ховорить тебе такое, ведь я ещё не понял всю суть этого слова, но... Одесса, я... Я л-люблю тебя. Правда. Пока не поздно, Одесса, я должен был сказать намнохо раньше. Я люблю тебя... Люблю так, как должен любить любой обычный человек. Она не верила своим ушам. Уж очень всё происходящее было похоже на сладкий сон или на волшебную сказку. – Я тоже мнохое должен буду тебе объяснить после выздоровления. Она обхватила тыльную сторону его ладони и из уголков глаз выкатились последние капли горя и две первые слезы небесной светлой радости. Она невесомо поцеловала его ладонь на своей щеке и всхлипнула: – Ну наконец-то я услышала эти слова от тебя! Ростов, я тоже тебя давным давно люблю. *** Лечащий врач сообщил парню о том, что ему придётся пролежать в больничной палате в лучшем случае не меньше месяца, пока все органы не будут восстановлены и пока швы окончательно не заживут. Эта новость не удивила его, однако довольно сильно огорчила. А ещё его сильно беспокоил факт того, что именно в этот день его должны навестить родные. Учитывая вспыльчивый характер всех троих встреча обещала быть не особо любезной. – Ростов, ладно тебе накручивать себя как спагетти на вилку. – закатывала глаза Одесса. – Ну покричат они на тебя пять минут. Ничего, потерпишь. Зато потом наступит какой-нибудь трогательный момент, который ты навсегда запомнишь. – Блин, а можно как-то пролистать ту часть, хде на меня орут трое представителей сильного пола, и сразу перейти к трохательному моменту? – безрадостно спросил Ростов у сидящей около него девушки. – Увы, нет. После каждого преступления следует наказание. В твоём случае наказанием будет тяжёлый разговор с твоей роднёй. Кстати, что собираешься им сказать в своё оправдание? – Пф, сошлюсь на форс-мажорные обстоятельства. – буркнул наотмашь Ростов из-под простыни. – Не, не варинт. Надо нормально рассказать. И не врать! – строго сказала Одесса, погрозив указательным пальцем, и добавила более щадяще. – Я уйду, когда твои приедут. Не буду тут вам мешаться. – Это верно. Вряд ли тебе будет приятно слушать суровые мужские разговоры и терпеть всякие выходки. В палату зашёл лечащий врач и обратился сначала к Ростову, а потом к Одессе: – К вам новые посетители. А вам, девушка, пора бы уже закругляться, время поджимает. Она спрыгнула со стула направилась к белой скучной двери. – Одесса... – тоскливо позвал её Ростов. – Что такое? – отозвалась она. – Блин, это так хлупо и по-детски прозвучит... Я боюсь. Я боюсь своих же родных... Одесса в раздумьях вернулась к нему. Он беззащитно смотрел на неё снизу вверх, как провинившийся перед матерью мальчонка. Она провела рукой по его волосам и, зарывшись пальцами в русые пряди, слегка утешающе потрепала. – Будь спокоен и невозмутим. Я знаю, это трудно для тебя, но постарайся вытерпеть. Людям свойственно показывать недовольство, поэтому просто дай им выплеснуть всю желчь. Когда мне говорят что-то обидное, то я просто делаю вид, что не слышу. Попробуй, помогает. Ростов согласно качнул головой. Одесса на прощание чуть приобняла его и вышла. Чтож, теперь он остаётся один на один с новыми посетителями. Минут через 5 за дверью послышались чьи-то тяжёлые шаги. Ростов узнал голос своего лечащего врача и отца. Судя по всему второй был явно недоволен сложившийся ситуацией. – Пожалуйста, не повышайте сильно голос. – внушающим тоном попросил его врач. – Он ещё очень слаб и ему может стать плохо от сильных переживаний. Он очень переживает из-за своего положения. Нет, мы пока ещё не заявляли в милицию. – Да шо ж вы ждёте!? Заявлять надо! – негодовал отец. – Это пусть решает ваш сын. Мне то вообще по барабану из-за чего у него три дырки в животе. – жёстко ответил врач на слова того. – Заходите. Скрипучая дверь открылась. Ростов увидел три фигуры: фигуру крупного плечистого отца, фигуру худого долговязого Луганска и фигуру низкого всклоченного Донецка, который по своему виду был потрясён больше двух предыдущих. Болезненный вид бледного Ростова по всей видимости сильно поразил их, потому что решительно и прямолинейно настроенный отец вдруг сам позеленел лицом и смолк. Первым в палату зашёл храбрившийся Луганск. Вторым проскочил Донецк. Азов, пропустив сыновей вперёд, прошёл сам. Ростов взглядом проследил за молча приблизившимся к нему среднему брату. Он сел на стул рядом с его койкой, неловко прокашлялся и скомканно поздоровался: – Здравствуй. – Привет. – ответил ему Ростов. – Как ты тут? – Да нормально. – Правда шо ли нормально? – Ну... Относительно. Да ладно, всё не так плохо. – По тебе видно, шо мохло быть хуже. Луганск вздохнул. Ростов вздохнул вслед за ним. Молчание затягивалось и давило на уши. Средний нервно заламывал пальцы рук в беспокойстве. – Донецк, подойди поближе, не бойся, всё в порядке. – позвал младшего Луганск. Донецк робко шагнул поближе к кровати, остановился не надолго, а затем ринулся к Луганску, спрятавшись за него. – Боится? – одними губами уточнил Ростов. – Боится. – бесшумно подтвердил тот и добавил громче. – Донецк, ну ты чего это? Ростова нашего испугался шо ли? Ну да, вид у него такой, будто его трамвай сбил, это правда. Но, Донецк, это всё равно наш Ростов, хоть и побитый местами. – Эй, боец, – махнул ему рукой старший, улыбнувшись, – ты чего это раскис? А ну, покажись-ка мне. Донецк несмело выглянул из-за спины Луганска и растерянно посмотрел на старшего, который как ни в чём не бывало улыбался ему солнечно и тепло. Младший подошёл к нему. Ростов протянул перед собой руку для рукопожатия. Тут же её сжала маленькая худая ручонка, стараясь в одном хвате уместить как можно больше силы и смелости. На это Ростов ответно сжал его ручку сильнее. – Ай! Сильный. – заметил Донецк. – Конечно я сильный. Донецк пару секунд выглядел нормально, храбрился. Он держал себя в руках, но в больших широко распахнутых глазах затаился беспокойный трепет. Его худая рука в ладони Ростова вдруг задрожала и весь он затрясся. – Рост-тов... – всхлипнул он. – Ну шо ты нюни опять распустил!? – гаркнул на него Азов. – Тихо! – прикрикнул на отца Луганск в защиту младшего. – Ро...стов!.. – снова всхлипнул мальчик. – По-оч-чему ты здесь? Поч-чему ты опять пы-ыта-аешься умер-реть?.. Подступающие слёзы и всхлипы мешали ему говорить и оттого плохо получалось произносить слова. Ростов уже не улыбался утешающе, он неверяще смотрел на самого маленького члена своей семьи. О нет... Опять эта картина. Даже ещё хуже. Над ним стоит как над умирающим вся семья, а он не может ничего сделать против этого, даже возмутиться. Ему остаётся только тихо, словно убаюкивающе, бормотать слова поддержки. – Ну шо ты, Дончик? Не собирался я умирать. Я же обещал тебя научить конной езде и джихитовке. Никуда я от вас не денусь, вы ж все меня с того света достанете. Лях, лях тут с краю, под крылышко. Полежи, успокойся. Ростов чуть подвинулся в сторону на койке. Тут же в области живота его пронзила невыносимая боль и он чуть не простонал. Но он стерпел. Прикусил губу. Нельзя показывать, что ему больно. Не сейчас. Не при них. Донецк, сжавшись всем телом, сел на край койки и затем осторожно лёг рядом со старшим, крепко вцепившись дрожащими пальцами в рукав больничной пижамы и уткнувшись лицом в могучее плечо. Большая ладонь легла сверху на макушку мальчика и принялась елейно и мерно гладить его по волосам. Тут к койке подошёл отец и опёрся руками о металлическую раму кровати у ног сына. – Ну шо, сынку, наделал ты себе добра? – с тяжёлым вздохом риторически спросил он и с каждым словом стал повышать голос. – Ты – хренов судья с изуродованным пониманием правосудия, Ростов. Таких как ты, иродов с изощрённым чувством справедливости, – хрёбаная туча индивидумов! И разве это было не очевидно, – шо кохда-нибудь ты нарвёшься на одного такого же идиота, как ты?! Ростов, ты возомнил себя великим инквизитором? Но ты совсем не тот, каким хочешь казаться. – Разве? – иронично усмехнулся тот. – А разве нет? – наигранно удивился Азов. – Разве разбойничество и жажда наживы – это твои первоначальные цели? Разве твоя основная цель – это не защищать самых близких тебе людей и не найти ли женщину, которая бы полюбила тебя? А то выдумал себе чёрт пойми шо! – Батя! – громко крикнул на отца Луганск. – Прекрати! Тебе же сказал доктор, шо нельзя повышать на него холос! – Это ты здесь холос повышаешь, а я нормально ховорю! От этого крикливого многоголосия Ростов почувствовал, как в глазах всё поплыло, звуки в ушах больше стали раздаваться эхом, а голова загудела чугунным колоколом. – Ммх... – вымученно промычал он, закрыв глаза ладонью свободной руки. Это заметил Донецк. – Ростов, ты чего? Тебе плохо? – шёпотом спросил он в самое ухо старшего. – Ради Хоспода Боха... Пожалуйста, пусть они заткнутся... Донецк соскочил с койки и пошёл разнимать родичей, но он не стал делать попыток перекричать их, а наоборот, тихо попросил каждого быть потише: – Пожалуйста, не кричи, у Ростова из-за этого заболела холова... "Ой, прям золото, а не ребёнок." – подумал умилённый Ростов. Просьбы младшего помогли и разговор вернулся в размеренное русло. – Так вот, о чём это я? – задумался Азов. – А, точно! Ростов, я о том, шо ты двихаешься не туда. Я пытался вбить в твою деревянную башку, шо ты любви не достоен. Но любовь – это то, без чего человек не живёт! Ты жаден до этого чувства, и ты должен был тянуться ко всему светлому в тысячу раз сильнее всех друхих людей. В детстве, понятное дело, ты был маленьким и хлупым. А сейчас? Ты же вже вырос. Ты же должен понимать шо к чему. Ты никохда меня не слушался. Вопреки всем моим указаниям ты теплил надежду о друхой реальности. Теперь, кохда она наступила, у тебя появились новые мечты. И я знаю, шо это мечты о любви. Скажи мне честно, ты любишь кого-нибудь, Ростов? – Батя, прекрати! – оборвал его красный от злости Луганск. – Ты всю жизнь бил его за малейший проступок, внушал ему, шо он никому таким не нужен, шо он не должен уметь любить и никто его никохда не полюбит! А сейчас утверждаешь, шо он должен кого-то полюбить? Ты безжалостен и чёрств! Да он страдал и страдает каждый божий день из-за твоих тупых амбиций! – России на тот момент нужны были сильные люди и мой старший сын по определению обязан был стать сильнейшим. – попытался объясниться Азов. – Для тебя сила – это насилие. Почему для закалки тела и духа ты всехда выбирал порку? Не было иных методов? А, батя? Ты воспитывал солдат в казарме, а не детей в доме. А сегодня по-твоему твой старший сын должен кого-то полюбить только потому, шо ты дал ему такое указание! Он до сих пор не знает, шо значит любовь. – Ты прав, Луханск, – вдруг прервал их горячий спор слабый голос Ростова, – я до сих пор не разобрался в понятии этого чувства, но... Я ведь тоже живой и ничто человеческое мне не чуждо. И наверное уж за столько лет я шо то да понял для себя. И я вже не тот парнишка с бревном вместо холовы. Я всё-таки умею думать и умею смотреть вокрух себя, Луханск. И знаешь, шо я понял? – Шо? – совсем тихо отозвался средний. – Я люблю тебя, Луханск, ты мой первый младший брат. Тот смолк. Ростов повернул голову в сторону младшего. – Я люблю тебя, Донецк, ты мой второй младший брат. Я люблю вас обоих, ребята. Вы – самое ценное, шо у меня есть. Они оба молчали, в упор смотря на преобразившегося старшего брата. Да что он такое вообще несёт? Он в своём уме? Или он слишком сильно затылком ударился, когда на каменную мостовую упал? – Ростов... Мне позвать твоего врача? Ты явно устал... – едва сдерживая дрожь в голосе спросил оторопевший Луганск. – Нет, не надо, я рассудок не потерял. Я просто ховорю то, шо должен был давным давно вам сказать. – Ты это сейчас на полном серьёзе? – с опаской спросил Донецк. – Да, абсолютно. Боковым зрением он уловил какое-то подозрительное резкое движение. Рефлексы кричали о защите, но тело не послушалось и осталось просто лежать. Ростов просто закрыл глаза и расслабился. Внезапно к его щеке прижалось что-то тёплое и мокрое. Ростов приоткрыл один глаз и к своему удивлению увидел перед собой тёмно-русую кучерявую копну непослушных волос. Луганск изогнулся в непонятной неестественной позе, стараясь не задеть повреждённую часть тела старшего. Он прерывисто дышал и мял болезненно скрюченными пальцами край простыни у того на груди. Средний силился что-то сказать ему, но не мог. Он осторожно, словно продолжая чего-то опасаться, завёл свои руки тому за голову и получилось своеобразное объятие. Ростов почувствовал, как к лицу быстро приливает кровь от того, с какой невиданной силой забилось в груди его беспокойное, неугомонное сердце. Почему? Почему оно вдруг вздрогнуло и во внезапной эйфории загоняло по венам кровь так, что даже бледные щёки загорелись? Потому что младший брат никогда в жизни не обнимал его первым... Луганск никогда не дотрагивался до него первым и позволял себе ответить на физический контакт с ним только в том случае, если старший был в хорошем настроении и был готов к взаимным прикосновениям. Потому что банально боялся его. Луганск и ближайшее окружение их семьи неоднократно подмечало схожесть Ростова с отцом: тот же нахальный быстрый взгляд, пропорции лица, тот же невыносимый характер и манера речи. И они никогда не находили компромисс. К тому же жестокие отцовские тренировки и "воспитательный процедуры" делали из мальчика нечто среднее между человеком и чертёнком, сущность которого просыпалась во время ожесточённых схваток с непрошенными гостями возле их дома. И Луганск боялся того, что этот похожий на отца брат может однажды повести себя также по отношению к нему. Но Ростов только защищал его от нападок отца, и сильнее страха за свою сохранность у среднего был только страх за сохранность жизни старшего и за благополучие младшего. И потому хоть Луганск иногда и побаивался его в детстве, но понимал, что этот похожий на отца старший брат никогда не ударит его, потому что яростно не хочет быть похожим на этого страшного человека. И всё же... ...всё же это случилось впервые на памяти Ростова. Почему? Потому что услышал слова, подтверждающие его тайные надежды? Потому что понял, что его опасения напрасны? Это уже не имело значения. Ростов положил руки ему на спину и сомкнул их в ответном объятии. Из-под густой копны волос вылетел скомканный вздох. Луганск приподнял голову и показал своё красное и скривившееся от нервов и слёз лицо для того, чтоб заглянуть ему в глаза. – Ну и хде вся твоя принципиальность и выдержка? – незло усмехнулся Ростов. – Да иди ты!.. – рыкнул Луганск сквозь слёзы и тут же выдал. – Я неимоверно счастлив за тебя... Ты никохда никому в жизни не ховорил этих слов. Я очень боялся, шо ты помрёшь так и не узнав этого чувства... – А ты никохда не обнимал первым. А если и обнимал, то это выхлядело так, будто ты хочешь меня придушить... Ростов повернул голову обратно в сторону притихшего Донецка. Но тут даже не пришлось повторять, он сам прильнул к нему и застыл в точно такой же позе, что и Луганск. Донецк никогда не боялся никого из братьев, нутром чувствуя, что им нет смысла как-то обижать и принижать его, в отличие от отца. Ростов высвободил одну руку, чтобы приобнять его тоже, и самозабвенно повторил: – Я люблю вас обоих, ребята... Хотелось уподобиться среднему и также завыть, заплакать, но всё горькое и ядовитое осталось где-то там, в другой, прошлой жизни, и поэтому Ростову оставалось только восторженно улыбаться своему такому очевидному и столь родному счастью. Он лежал и как в бреду повторял когда-то запретные для него слова, наслаждаясь их звучанием и теплом, идущим от самых ценных для него людей. Под одной рукой Луганск роняет слёзы облегчения. Под второй рукой Донецк блаженно улыбается всем и сам себе. А Ростов находился где-то между этими двумя состояниями. – Я клянусь, шо буду делать для вашего блахополучия всё возможное и даже больше, пока буду жив... – вдруг ни с того ни с сего произнёс клятву Ростов. Несколько секунд никто не реагировал на это заявление. – А я клянусь, шо стану лучше, и я буду всехда держаться рядом с вами и буду вашим самым верным друхом... – тихо произнёс свою клятву Луганск. – А... А я клянусь, шо стану таким же сильным и смелым, как мои братья, и шо вам не придётся краснеть за меня... – робко, но ловко подобрал слова своей клятвы Донецк. Ростов поднял взгляд вверх, на молчаливую неподвижную фигуру отца, нависшего над троицей. Ростов подумал, что ему тоже стоит сказать пару ласковых: – На тебя, бать, я несильно сержусь. Я не ненавижу тебя. Ты всё-таки приехал навестить меня, а это скорее всего значит, шо я для тебя – не пустое место. Тень лёгкого удивления пробежала по его суровому лицу. Он в смятении подошёл к койке, к которой прилипли трое его сыновей, и, ведомый какой-то сверхъестественной силой, своей целой рукой с пятью пальцами легонько потрепал каждого из них по волосам. Сказать, что после этого жеста каждый остался в пребывании полного шока – ничего не сказать. – Ростов, тебе всё-таки стоит заявить в милицию. – напомнил ему Азов. – Шоб нашли этого урода, который тебе три дырки в животе оставил! – Бать, я пока не хочу никуда заявлять... – закатив глаза выдохнул Ростов. – Боишься, шо тебя посодют? Правильно боишься. Тебя посодют, а ты не воруй. Будет тебе урок на всю жизнь! Ростов задумался. Сидеть куковать в тюремной камере ему не очень то хотелось. Но Азов будет стоять на своём до тех пор, пока тот не признает его правоту. – Хорошо, бать, я заявлю в милицию. – уступил ему Ростов. – Чево!? – хором воскликнули удивлённые до глубины души Донецк и Луганск. – То-то же. – самодовольно ухмыльнулся Азов. – Я заявлю в свою региональную. – пояснил он. – Ты уверен? – Уверен. Там есть люди, которым я моху со спокойной душой доверить это дело. – заверил его старший. За дверью раздались приближающие шаги. Лечащий врач без стука открыл дверь и заявил: – Товарищи родственники больного, вы уже изрядно засиделись тут. Пора на выход. Застигнутые врасплох младшие братья чуть не было не повалились с койки на пол от неожиданности. – Да ладно вам стесняться, чего я там не видел. В общем закругляйтесь, товарищи родственники. Больному нужен покой. – Да здравствует наша советская медицина... – пробормотал Донецк и добавил ещё тише, – Бессмысленная и беспощадная. Луганск попытался в срочном порядке привести себя в норму, но красное и опухшее от слёз лицо никуда не спрячешь. Перед уходом отец строго напомнил Ростову о необходимости заявления в милицию о нападении на него: – И смотри мне! Копию потом принесёшь! – Само собой разумеется. – согласно кивнул его на прощание Ростов с самым убедительным видом. *** Седой, усатый и праведный дядька-следователь с красным от нервов и южного солнца лицом стоял около открытого окна и курил. Только что ему на стол положили новое дело, касающееся Ростова-папы. Этого гражданина дядька-следователь пытался засудить ровно столько, сколько работает в милицейской части. И всё никак у него ничего не выходило. Дело Ростова с каждым годом становилось всё хуже. В простонародье его имя уже являлось синонимом слова "преступность", а ему хоть бы хны. Он как будто живёт в своём мире, в котором законы реального мира и времени не существуют. Его положение уже, наверное, невозможно спасти, но он как-то ухитрялся работать, зарабатывать и скрываться. Гражданина Ростова-на-Дону давно желает засудить сам генеральный секретарь – Советский Союз, но и тому вечно мешают какие-то внешние проблемы, из-за которых суд над опасным преступником никак не состоится. А тот лишь пользовался удачными для него обстоятельствами и продолжал вершить свои тёмные дела и самосуд. Теперь же у дядьки-следователя на столе лежало заявление от этого самого гражданина. Но только в этом заявлении он сам вдруг заявил о нападении на себя. Видать, Господь свёл его с таким же отбитым на голову гражданином с такой же жизненной моралью. В общем и целом гражданин Ростов снова внаглую подкинул ему геморрой. И по этому поводу седой и хмурый дядька-следователь был очень зол и расстроен. Сажать в таком случае придётся обоих. Дядька-следователь позвал к себе ещё одного такого же следователя, но званием повыше, имеющего над ним власть, намного моложе и намного полнее него от хорошей жизни. – Вы звали? – спросил второй следователь. – Звали. – хмуро отозвался первый, продолжая стоять к нему спиной. – По какому же вопросу? – А вот по такому. – дядька-следователь соизволил повернуться к вошедшему, подошёл к своему столу, взял в свободную руку вынутое из почтового конверта заявление и нервозно затряс им перед его лицом. – Вот по такому! Это ты мне его сюда положил!? – Я. – как ни в чём не бывало кивнул тот. – Потому что это ваша работа. – Ты хоть чуть-чуть подумай своим чухунком! – воскликнул дядька-следователь и для наглядности пару раз несильно стукнул себя кулаком по лбу. – Я почти 30 лет бехаю за этим бандитником, а он от меня! 30 сраных лет! 30 лет –это ты, здоровенный ленивый лоб! Второй следователь равнодушно глядел на него сверху вниз. – Это ваша работа. – повторил он. – Слушай сюда, лоб, – пошёл на таран беспринципный и взбешённый дядька-следователь, – я отказываюсь вести это дело! Ищи друхого идиота, который будет эту муру разхребати! А я не буду. За 30 лет он мне знаешь сколько крови попил? Один! А тут их два. Два таких кровопийцы! Нет уж. Или ты снимаешь с меня ответственность за этот дурдом, либо я увольняюсь! Тут тридцатилетний лоб изобразил у себя на лице что-то в роде испуга. – Походите, но как же так? – засуетился он. – Вы у нас самый опытный сотрудник! Рехиональная часть потеряет прекрасного человека, если вы уволитесь! – Ну так коли же не хотите, шо бы я сдал на покой, то бери эту бумажку и неси прочь из моего кабинета! Понял? Второй следователь в смятении забрал из рук дядьки-следователя принесённое заявление. – А кто же этим теперь будет заниматься? – по-детски спросил он у того. Дядька-следователь в задумчивости зашевелил усами и ответил: – Сделай вид, шо никакого заявления не было. Никто не заметит, если оно испарится. *** Спустя полтора месяца лежания в больничной палате Ростов получил справку о выписке. На море давно стартовал бархатный сезон и ему пора бы уже возвращаться домой. Но возвращаться домой ему всё ещё было рано. – Учебный ход уже начался, у младшего теперь куча забот, а я так и не начал учить всему, чему он хотел у меня выучиться... – горевал Ростов. – Будет тебе крокодильи слёзы лить. – отмахнулась Одесса. – У тебя ещё столько времени впереди, успеешь исполнить все свои обещания. Ростов снова переехал жить к Одессе на какое-то время. Швы на животе почти уже не болели, но их требовалось как следует обрабатывать и делать примочки, чтобы шрамы не так сильно бросались в глаза. Ростов отдавал должное Одессе, ибо без её поддержки и заботы ему в больнице пришлось бы куда труднее и скучнее. А теперь она опять позволяет жить у себя в квартире да ещё и постоянно вызывается помочь ему с перевязками и компрессами. Но молодой человек всячески отпирался от её помощи. Одна только мысль о том, что ей пришлось видеть его обнаженным и без сознания в собственной ванной, заставляла его краснеть и желать провалиться сквозь землю. Он корил себя за те слова, сказанные ей после пробуждения: "Я тоже мнохое должен буду тебе объяснить после выздоровления". Теперь она терпеливо каждый день ждёт, когда он наконец соберётся с мыслями и расскажет ей всё. "Ну и кто меня за язык тянул!? – думал он обречённо – Это только мои проблемы! Тебе совершенно не обязательно о них знать. Я просто стану причиной твоего ещё большего беспокойства... Тебе нельзя видеть мою спину. Тебе может стать дурно. Это только мой крест, который я несу всю жизнь и я не должен обременять им кого-то, в особенности тебя... Я как-нибудь справлюсь со всем этим сам. Я не должен валить на кого-то весь свой бахаж переживаний. Я просто не имею на это права." А между тем дни тянулись и замалчивание фактов лишь давило на душу. Девушке казалось странным, что Ростов перестал просить её помочь с перевязками. Раньше он постоянно приходил к ней с просьбами обработать ему повреждённые руки или лицо. "Ну Одесса, у тебя так хорошо и приятно получается. Ну помохи-и." – молил он её иногда. "Ростов, иди-ка ты дворами, не буду я тебе ничего делать, ты сам прекрасно умеешь себя лечить! Да мне абсолютно фиолетово обо что ты там себе новую шишку посадил. Да хоть об дверной косяк убейся, мне то что?" – отприалась она от его просьб, но в конечном счёте, закатывая глаза, доставала аптёчку и латала своего "пациента", который как только что прозревший слепец непрерывно пялился на неё. А тут система дала сбой и Ростов почему-то не только не просил о её помощи, но ещё и отвергал её добровольные просьбы и запирался в ванной. Одесса обижалась и настораживалась. – Ростов, дай ты хоть посмотреть что ты там колдуешь! – в очередной раз постучалась она к нему в ванную. – Одесса, уйди, я по пояс холый! – от неожиданности и смущения басисто вскрикнул Ростов и по звуку девушка догадалась, что увлечённый процессом наматывания бинтов вокруг торса, задел полочку с её кремами и сыворотками и несколько флакончиков повалилось на пол. – Так, слон в посудной лавке, если ты там мне сейчас всю ванную разнесёшь, то сам всё будешь чинить! – пригрозила ему Одесса. Из-за двери донеслось согласное мычание. Она выдохнула, но не оставила попыток пробраться в ванную комнату. – Ростов, я уже видела тебя без одежды и вряд ли увижу что-то новое. – с ноткой юмора заверила его Одесса. – Тем более со стороны виднее. От кого ты хочешь спрятаться? "Уйди ради Боха, уйди! – прикусив нижнюю губу думал Ростов. – Просто отойди. Ты хочешь увидеть меня целиком? Но если ты увидишь меня всего, то ты не выдержишь. А я не выдержу твоей реакции и повторно окажусь в больнице. И тохда..." Ростов не успел закончить мыслительный процесс. Закрытый дверной замок в ванную стал издавать непонятные звуки, идущие с той стороны. От внезапно осенившего его ужаса по спине пробежал холодок, а на голове зашевелились волосы. "Ты шо тут исполняешь!?" – хотел было угрожающе взреветь молодой человек, но слова застряли на полпути к глотке и были прерваны ответом: – Ростов, ты заставляешь меня вести себя глупо, но ты как маленький мальчик – ведёшь себя в два раза глупее! – крайне недовольно выдвинула та. – Заперся и сидит по часу в день! А что он там у себя на теле вышивает – это прям загадка века! Учти, если ты собираешься съехать от меня в ближайшее время, то съедешь ты только с катушек обратно в больницу, если не дашься мне посмотреть! Я обещала твоему отцу, что ты вернёшься домой в том же нормальном состоянии, в котором ты уезжал! В дверном замке копошилась женская заколка-невидимка и грозилась вот-вот открыть дверь. Ростов в беспамятстве схватил с батареи рубашку и поспешил напялить её на себя. Вот же зараза! Чёртова марля начала распадаться на нитки и пальцы одной руки оказались запутанными! Ростов в бешенстве дёрнул этой рукой, но нитки только сильнее затянулись, а пальцы посинели. "Тсс" – промычал он от неожиданной боли. Да пропади оно всё пропадом! Ростов ни за что не даст ей увидеть себя целиком. – Если бы тебе было нечего скрывать, то ты бы не отпирался столь отчаянно. – заподозрила неладное Одесса. Господи, помоги! Щелчок. Дверь распахнулась. За ней стояла Одесса с обиженным выражением лица: щёчки надулись, губы сжались а брови решительно не были довольны его поведением. Ростов метнулся от неё назад, как от огня, и опёрся руками о раковину позади себя. Её взгляд был направлен на то место, где ярко выражались три свежих шрама. Одесса с упрёком вздохнула и упёрла руки в бока. – Ну да. Что и требовалось доказать – коновал-самоучка, попытки которого вылечить человека не увенчались успехом. Ну кто так повязки наматывает! Ты не на войне, чтобы такое на себе громоздить! Она переступила через порог ванной и оказалась слишком близко к нему. – Нет! Выйди отсюда! – тяжело дыша вскрикнул Ростов, резко выбрасывая перед собой свою длинную ногу. Этот жест остановил Одессу. Остановил, но не на долго. – Ростов... – яростно процедила она сквозь зубы. – Убери. Ногу. И встань. Нормально. Её гневный, напористый и оскорблённый взгляд медленно пополз вверх и встретился с возмущённым и как будто испуганным взглядом Ростова. Он был похож на маленького дикого степного зверька, к которому пришли большие страшные человеки и собираются разорить его дом ради своих строительных нужд. И этот зверёк что есть мочи пытается защитить свою собственность. Одесса долю секунды смотрела на него, но затем её внимание случайно зацепилось за зеркало позади Ростова, а вернее за отражение в нём. Лицо девушки стремительно перекрасилось из гневно красного в болезненно белый цвет. – Что это у тебя...там, сзади?.. – глухо спросила она, в упор глядя на странные линии в отражении зеркала. – Ничего! – горячо выпалил Ростов а тот же миг. – Идиот! У тебя зеркало за спиной! – ощетинилась Одесса на его глупый ответ. Ростов будто весь окаменел. Сердце пропустило несколько ударов. Как же можно было не догадаться? Как же можно было так глупо просчитаться? Голова, как на шарнирах, повернулась назад, к зеркалу. В нём он увидел свою огорчённую, но в то же время испуганную и злую физиономию, свою изуродованную спину, которая была больше похожа на вспаханное поле, и её. Она тоже была напугала. В глазах застыл немой вопрос: "Что это? Почему? Как? Зачем?" – Тебе нельзя было это видеть!.. – сокрушённо прошептал Ростов, обратно поворачиваясь к ней. Казалось, он был готов взглядом испепелить девушку за то, что она ослушалась его и зашла в ванную, но на самом деле это была попытка замаскировать страх злостью. Одесса как будто не дышала. Она долго молчала. И это её бездействие ужасно томило душу разъярённого молодого человека. В порыве злости он зарычал и схватил себя за волосы, чтобы хоть как-то дать волю накатившим отчаянной всепоражающей волной эмоциям. – Не надо. – безэмоционально сказала ему Одесса и, вздохнув, вышла из ванной. – Пошли, я как следует сделаю тебе перевязку. Ростов, изумлённый такой спокойной реакцией девушки, как под гипнозом повиновался её словам и на негнущихся ногах проследовал за ней в зал. Она усадила его безвольное тело на диван и сама села рядом, метко подметив про себя, что зря он от неё столько лет прятал это красивое, слаженное спортивное тело. Но эта лёгкая мысль быстро улетучилась, стоило только ей снова заглянуть в его глаза. Ростов выглядел сильно раздосадованным. И молчал. Он ждал, когда она спросит то, о чём давно должна была спросить. Он ждал, но он боялся этого момента, когда ему придётся раскрыть все карты и разложить их перед ней. И вот она уже ловкими заученными движениями затягивает у него на торсе аккуратный бантик из бинта. – Ростов, нам нужно с тобой очень серьёзно поговорить. – сказала Одесса слова, от которых внутри всё похолодело. – О чём? – недобро отозвался тот. – О том... Что ты скрываешь от меня и связаны ли твои секреты с этими странными шрамами. "Ха, "странные шрамы", смешная ты, Одесса. Никохда в своей жизни подобного не видала?" – язвительно приметил про себя Ростов. – Тебе это совершенно не обязательно знать. – выдал он свою самую любимую и самую банальную фразу. Одесса раздражённо цокнула, закатила глаза и потёрла пальцами виски. – У меня от тебя беременная голова!.. По-твоему мне вообще ничего не обязательно о тебе знать!? Ты вообще никому не даёшь узнать себя в той мере, в какой мог бы! – А какая тебе польза от того, шо ты увидела меня таким? – неприязненно спросил он. – Ты осталась довольна увиденным? Тебе сразу стало лехче? – Нет и нет. Мои догадки оказались верны и у меня появились вопросы к тебе. – почти спокойным тоном пояснила Одесса. – А, ну давай их сюда, хорошо. – выжидающе кивнул Ростов. Тело было обездвижено бессильной злобой, но не смотря на это Ростов скрестил на груди руки, словно защищаясь от нападок с её стороны. – Ты честно собираешься ответить на мои вопросы? – не поверила она ему. – Нет, ну а шо ты желаешь услышать? Шо желаешь узнать? – начал защищаться Ростов. – То, шо я больной на холову идиот, – это ты сама дохадалась. Шо же ещё? Да, в принципе, на этом можно закончить список моих отличительных черт. Я же человек низкой культуры! Я по сравнению с тобой – просто парень из колхоза с шилом в одном месте, у которого к тому же проблемы с законом и с холовой! У меня больше вопросов, чем у тебя. Зачем ты водишься со мной? Шо бы перед своими поклонниками похвастаться, шо ты водишь шашни с безродным и никому не нужным оборванцем? Шо бы обвести меня вокрух пальца и забыть, как ты это делала уже с десятками такими же наивных хлупцов? Отвечай! Разве я чем-то действительно заслужил тебя? Да я – просто твоя черезчур затянувшаяся мыльная опера без начала и конца! Горит сарай – гори и хата! Если уж и выкладывать все карты на стол, то только так! Он явно ожидал, что она заплачет и затрясётся под его напором. Он не мог вынести её слёз и если бы она начала перед ним ещё раз плакать, то он, как измученный душевной болью пациент психиатрической лечебницы, точно бы не выдержал и грохнулся бы на пол перед ней и запросил прощения. Однако на удивление Одесса держалась достойно, крепко, не выдавая ни одного намёка на плач. Он замолчал. – Ростов, кричи. – вдруг сказала она совершенно спокойно. – Не молчи, кричи ещё. Выпусти. Он повёлся. – Шо ты несёшь? Кого выпустить? Я с самого начала не собирался тебе ничего рассказывать о себе! Я знал, чем это всё обернётся. Я знал, шо с самого начала обречён на провал. Я знал, шо даже силой не смоху получить всего того, о чём мечтал всю жизнь!.. От громкого раскатистого крика, казалось, дрожали полки в шкафах, люстра и даже стены. Его крик был слышан даже за дверью, он разносился по всему этажу. Но Одесса оставалась непоколебимой скалой перед ним. – Шо ты хочешь? Шо тебе от меня нужно? Я тебе отдал всё, шо ты у меня просила, – мою любовь. Я люблю тебя, Одесса! Больше жизни люблю! Забирай её всю и оставь меня в покое! Иди к следующему в очереди, а меня оставь и забудь. Просто перестань преследовать меня всё время! Я ничего не должен был к тебе чувствовать, но ты сломала меня! В воздух взмыл невидимый жестокий кнут и... – Может я шо то и почувствовал, но я не достоин чужой любви. Удар!.. Сильный. Резкий. Безжалостный. Он заставил того мгновенно выпрямиться в спине как от физической боли. – Я тебе не подхожу. И всем тем, на кого мне не всё равно, я делаю только хуже. И я сам... Я сам в этом во всём виноват! Раз!.. Два!.. Три!.. Сразу три удара пришлось на его встревоженный ум. Сердце в грудной клетке отбивало марш предсмертной битвы. Гнев действовал на него с уничтожающей силой. – Я вам всё порчу и теперь ничего не исправить!.. Меня видят тем невыносимым мальчишкой, который только и делает, шо выбешивает всех из-за того, что больше ничего не умеет! Каждое слово – удар, приходящийся где-то по сердцу, по лёгким, по окаменевшей спине или по любому другому чувствительному органу тела, по всем внутренностям физическим и душевным. Он замолчал. Воздуху не хватало на его бесконечный монолог. Он свесил голову вниз. На красном от напряжения лбу выступила испарина. Одесса чуть подалась вперёд и спросила у самого его уха: – Ростов, кого ты больше всего ненавидишь? Новая порция воздуха влетела в лёгкие и вылетела с фразой: – Себя... Больше всего на свете я ненавижу себя! Он нервно сглотнул и продолжил, также глядя вниз, на скомканное в руках покрывало: – Я рос для того, шо бы ухождать отцу и батюшке-царю. Но время... Оно меняет всё и я остался совершенно никому не нужен! Я бесполезен, Одесса! Я не моху измениться. Я не знаю всего того, шо известно тебе: роскошь, любовь, достаток... Я просто хотел жить счастливо, но у меня на лбу написано, шо этому не бывать. И я сам во всём виноват. Я специально бесил ЕГО, чтобы ОН меня уничтожал! Он был прав... Я не достоин чьей-то любви. Я моху любить, я это понял, но... Я справлюсь с этим сам. Это только мои проблемы. И от меня только одни проблемы. Ты не должна была в них впутываться!.. Я... ненавижу свою жизнь. Но я даже не моху умереть, мне запрещено... Мне нельзя ни умирать, ни любить... Мне разрешено только страдать и приносить боль друхим... Я убивал, убиваю и буду убивать людей кохда мне прикажут, потому шо ничего друхого я не знаю. И я не умею, я боюсь измениться... Я слабый. Слабый! Я ненавижу себя за это... Но в этом виноват только я один... Гневный крик постепенно перерос в один длинный протяжный плач. Голос молодого человека дрожал и прерывался. На покрывало упала тяжёлая прозрачная слеза. Ещё одна. И ещё. Он не смотрел на неё, но она не отводила взгляд от его согнутой сидящей фигуры. – Кто тебя уничтожал? – спросила она шёпотом. – Отец... – всхлипнул Ростов. – Он би-ил меня всякий раз, кохда я шо то д-делал не так, как нужно... Он ненав-ви-идел детей всей душой, а м-меня в особенности. У него б-было мнохо оружия... Он всехда брал самые крепкие кнуты и плети, шо бы в-вып-пороть меня. Инохда он брался за второго, Луханска, но я ему не п-позволял... Только и ждал, кохда пот-т-теряю созна-ание, шо бы ничего не чувствовать и не слышать... Инохда я хотел видеть его злым, меня забавляла эта его к-красная и к-кривая физиономия. Но однажды он рассказал мне, шо на самом деле он, п-пр-редставь себе, создавал во мне жажду к чувству любви! Я должен б-был тянуться к запретному сил-льнее всех, но я всего лишь смирился со своей участью... Я д-должен был все эти ходы защища-ать свою семью! Отец не учёл того, шо я – не он. Я не понимал его, а он не п-понимал меня. Я б-был маленьким и т-тупым, как валенок... И по бо-ол-льшей ча-ас-сти это всё м-моя вина... – Ростов, нет, ты не виноват. Ты хороший. – тихо и ласково сказал мелодичный женский голос где-то совсем рядом. – Неправда... – резко выдвинул Ростов сквозь сжатые зубы. – Ты не виноват. – повторила Одесса. – Одесса, замолчи. – замотал головой тот и поднял на неё взгляд. Столько сопереживания в свой адрес он не встречал никогда... В её глазах он не увидел презрения, отвращения или притворной доброжелательности. Наоборот, он увидел огромную, бездонную печаль и тоску. Неужели... Неужели она понимает его? Нежели она МОЖЕТ понять его? – Ты не понял. Ты не виноват. – внушающие повторяла она. Ростов почувствовал, как волна протестующей злости забурлила в нём с новой силой. – Ты не виноват. – Замолчи! – Ростов, ты не виноват. Волна злости поднялась вверх обожгла покрасневшие глаза. – Ты не виноват. Ты не виноват. Одесса придвинулась к нему поближе, вторгаясь в его защищаемую область. Ростову уже некуда было деваться. Он, часто моргая, отвернулся в сторону, закрыв рукой нижнюю часть лица и в следующий миг не выдержал. Он рывком подался вперёд и вжался лицом в мягкое и тёплое тело девушки, крепко обвив руками. Он рыдал. Рыдал так, как никогда в жизни, взахлёб, неумолимо, со всей силы. Одесса облегчённо и светло выдохнула. Получилось. Ростов силился выговорить что-то, захлёбываясь собственным плачем. Одесса в ответ мягко и тепло приобняла его, нежно и мерно расчёсывая его спутанные волосы. – Од-д-десса! – проговаривал Ростов дрожащим голосом между прерывистыми вздохами. – Ты ни в чём не виноват, милый. Не держи всё в себе. – Я дол-лжен бы-ыл заслужить... – Кого заслужить? Что заслужить? – Сем-мью... Д-друзей... Всех. Я должен бы-ыл заслу...ужить вас... Заслужить люб-бовь, дружбу, призн-на-ние... Никому не-ельзя доверять... – Ростов тебе не нужно заслуживать чью-то любовь, ты и так любим. – сказала ему Одесса самые важные для него слова. Тут же звуки рыданий раздались с новой силой. Одесса почувствовала, как его руки, бьющиеся в мелкой дрожи, крепче сжали её бока, а по намокшей от горючих слёз цветастой кофточке побежали ручьи слёз в два раза обильнее предыдущих. Она почти невесомо провела подушечками пальцев по старым шрамам на спине. От её лёгкого прикосновения Ростов вздрогнул. Одесса принялась мягко и утешающе гладить его по истерзанной давними наказаниями и принципами спине. – Каждое слово... Осталось во мне... Спустя столько лет они не испарились. Одесса... Я боюсь, шо кто-то любит меня... – Ты боишься, что отец вновь ударит тебя, потому что ты поверил чьи-то чувствам? – уточнила Одесса. – Да... Но это мои проблемы! Я справлюсь с ними сам!.. – Дурачок, как ты в одиночку собираешься справляться со своими загонами, если не знаешь как их уничтожить и никому не говоришь о них? Ростов, милый, для этого и нужны люди рядом, чтобы помочь тебе справиться с самим собой. Ты не обязан отдавать свою любовь безвозмездно и ожидать в ответ лишь холодное молчание. Твоя семья тебя любит. Я люблю тебя. Тёплые, почти горячие руки оглаживали старые рубцы на окаменевшей спине. – Не верь ему, Ростов. Он имел над тобою власть в прошлом, но не сейчас. Сейчас ты должен сам решить для себя что тебе нужно. Тот, кто говорит тебе эти страшные вещи, – это не твой отец, это ты сам. Ты до сих пор уверен в его правоте, потому что он буквально вбивал в тебя свои установки. Но ты заслуживаешь большего, чем ненависть и бесконечная злоба на весь мир. Скажи, отец по-твоему по-настоящему прав? – Нет... – еле слышно пискнул Ростов. – Не слышу. – Нет! – Раз он не прав, то выгони его! Ты прошлый и ты нынешний слишком разные. Ты прошлый запрещал себе любить кого-то. Ты сегодняшний хочешь узнать людей вокруг. Ты молодец, Ростов! Я тобой горжусь! Слышишь? Ты делаешь успехи, милый. Прошу, не запрещай себе верить в лучшее, не останавливайся. Тебе верят, тебя любят, за тобой пойдут. Ты только позволь себе не бояться мира вокруг. Не все на люди на свете – твари, тебе просто надо узнать их. – Одесса... – Чегось? – За шо ты любишь меня? – За просто так. – Нет... Шо во мне есть хорошего? – Ростов, ты хоть и любишь деньги, но ты не состоишь из них. А ещё ты любишь правду. Хоть ты и врёшь иногда, но это только для того, чтобы не навредить другим. Ты очень заботливый. Ты настоящий. Ты не бросишь в беде. Помнишь, как ты спас меня? У тебя есть чувство долга и чести. Ты свободный. Ты правда хороший... Из всех людей ты стал первым, кто сказал мне, что я не обязана следовать общепринятым порядкам и могу устроить свою жизнь так, как хочу именно я. Ты настолько широк душой, что даже сам этого не понимаешь. Для того, чтобы понять мир, тебе нужно ещё понять себя, милый. Вся эта твоя злоба и агрессия – это всего лишь твоё желание отгородить себя от внешних болей. Но ты ведь не такой, ты ведь не злой. Ростов, сбивчиво дыша, отлип от неё и заглянул ей в глаза с немой мольбой и надеждой. В следующий миг Одесса едва смогла понять что происходит, ибо Ростов, лихорадочно дёрнувшись всем телом, ни с того ни с сего горячо обхватил её лицо ладонями, притянул к себе и поцеловал. В губы... Долгожданный, трепетный горько-сладкий поцелуй. Их первый. Потому ещё и такой особенный. Одесса ожидала, что молодой человек будет более настойчив и напорист. Однако он действовал ненавязчиво, мягко и легко, словно давая ей время для принятия решения и в случае чего отстраниться. И этого времени ей хватило для того, чтобы в сознании пронеслась сотня мыслей, оставив лишь беспрецедентное желание ответить взаимно. Одесса провела пальцами по его мускулистым плечам, предплечьям, добралась до его ладоней и накрыла их своими. Они целовались долго и самозабвенно, стараясь выжать максимум из одной короткой минуты, пока у каждого не закончился воздух. И если их первый поцелуй помог Ростову прийти в себя и успокоиться, то на Одессу он подействовал в точности да наоборот. Складка кожи между бровями стала глубже, а губы задрожали. – Хоспаде, ты то чего ревёшь? – спросил Ростов, поражённый её реакцией. – Да так... От радости... – Знаешь, на радость не очень похоже. Одесса в раздумьях прикусила нижнюю губу. – Я... Тоже хотела жить счастливо... Ты думал, что я живу счастливо? Ну так я думала то же самое про тебя. У нас с тобой разное понимания счастья. Если для тебя счастье – это спокойствие в доме, то для меня счастье – это честность. Это когда тебе не врут... Горло начало сводить. Одесса нервно сглотнула и через силу продолжила. – Я всегда знала, что дядя Измаил врёт своей жене Рени и мне. Мне в особенности. Я всегда это знала и думала, что это нормально – всячески пытаться выглядеть лучше и важнее, чем ты являешься на самом деле. И таких семей – хренова туча! Семей, где каждый играет свою роль идеального и удобного человека. Каждая такая семья считала своим долгом привести за ручку своего упитанного сыночку к дяде Измаилу и показать его ему и мне. Они притворялись умными, но на самом деле совершенно ничего интересного в них не было. Просто красивая обёртка. Были, конечно, дети, которые правда что-то понимали в жизни, но они всё равно жили во вранье. Все они были как под копирку, почти что одинаковыми. Мне быстро стало скучно. Да и дяде Измаилу они тоже не нравились. Но для него дело заключалось не в том, чтобы выдать меня по любви, а в том, чтобы выдать меня женишку побогаче и с высоким чином. Им оказался ты, амбициозный сын войскового атамана. Звучало многообещающе. Дядя Измаил искренне верил, что твой отец Азов купится на его приторные речи и пообещает тебя в мои женихи лет через 40-50, но... Азов наотрез отказался. Да и ты не горел желанием жениться. Это было так ново для меня... Что кто-то отказывается от дядиного предложения. Я не понимала почему. Я не понимала что есть такого у тебя, чего нет у меня. – Ну... Куча травм? – Нет! У тебя есть настоящие искренние чувства и свои убеждения. Тебе было незачем строить из себя хрен пойми что. Тебе это было не нужно и не интересно. И, в конце концов, именно ты первый сказал мне, что я могу построить свою жизнь сама, а не так, как мне сказали. Впервые мне попался человек, который любил и говорил только правду. Это было так необычно и непонятно, но так занятно. Наверное именно тогда ко мне пришло осознание того, что все предыдущие женишки никогда не заинтересуют меня так, как заинтересовал меня ты. – Одесса... Неужто с тех самых пор в тебе проснулся интерес ко мне?.. – неверяще спросил Ростов, широко распахнув заплаканые красные глаза с влажными ресницами. Одесса сдержанно кивнула. – Какой же я дура-а-ак... – сокрушённо протянул Ростов. – Одесса, прости меня... – Теперь уже это неважно. – безразлично покачала она головой. – Тем более я ничем не лучше. Я такая же дурочка. – Вот вам здрасьте-приехали, и чем же ты дурна, дамочка? – Знаешь, почему я вышла из дома в ночь, когда ты молил меня не выходить на улицу? – Не имею ни малейшего представления. – Потому что я натурально обиделась. Как дурочка. Я обиделась на то, что ты не воспринимаешь меня всерьёз и не ценишь как следует. Вот я и захотела, чтобы ты разозлился и приревновал меня... Чтобы ты понял, что меня надо ценить... А в итоге... В итоге... Ростов присвистнул от удивления. Одесса расстроенно хныкнула, уронив ещё пару слезинок. Он почесал лоб и изрёк: – Да ладно, чего уж там... Всё равно, наверное, это мало бы что изменило. Надо бы нам это... Успокоиться короче. Пошли водички попьём. Ростов с усилием поднялся с дивана и на ватных ногах побрёл на кухню. Одесса подскочила и побежала за ним. На кухне он разлил воду из чайника в пару кружек, одну протянул Одессе. Холодная вода помогла унять беспокойные всхлипы и судороги в груди. Тишина. Спокойная, умиротворённая. Их душевный, залечивающий раны разговор слышала только она и ветер. – Ростов. – Да-да? – А поцелуй меня ещё раз. Ростов поперхнулся очередным глотком воды. – Тебе что ли не понравилось? – Да нет... Мне понравилось. – смущённо стушевался тот. – Ну так чего же ты стесняешься? – лукаво улыбнувшись с вызовом спросила его она. Ростов опрокинул в себя последний глоток воды, выдохнул и порывисто приблизился к манящим губам Одессы. В этот раз она уже сама потянулась к нему и взяла инициативу в свои руки, жадно обжигая его своими прикосновениями. Ростов хоть и внутренне удивился, но виду не подал. Он мягко обнял её за талию и сильнее притянул к себе, как своё единственное бесценное сокровище, которое выбрало именно его среди сотен других. А она как будто шутливо игралась с ним, заставляя его желать её всё больше и больше... – У тебя вся моська красная. – хихикнула Одесса. – У тебя тоже, знаешь ли. – утвердительно покачал головой Ростов. Он прижал её к себе так, что она оказалась со всех сторон обвита его цепкими руками и слушала частое биение его сердца в груди. Ростов положил голову ей на макушку и, глубоко вздохнув, сказал: – Даже если в конечном счёте я умру из-за этих чувств. Даже если меня кохда-нибудь предадут... Лучше прожить короткую жизнь, в которой будут все краски любви, счастья и радости, чем прожить долхую, но сухую и бесцветную жизнь. Я буду рад узнать и понять себя, тебя, всех, даже зная, шо моё счастье может быть недолхим, мимолётным... – Забавный. Почему это ты решил, что твоё счастье может быть мимолётным? – Не знаю... Всякое может случиться. Но... Я люблю тебя. Запомни. Пожалуйста. Всехда любил. Ещё кохда даже не понимал, шо умею любить... Ты всехда будешь моей любимой девочкой. Ни смотря ни на кого и ни на шо. Ростов несколько раз чувственно поцеловал её в макушку и в лоб. – Ты тоже мой навсегда любимый единственный мальчик... "Я сам виноват в том, шо полюбил. Я любви не заслуживаю. Это только мои проблемы. Я справлюсь с ними сам." "Я просто хотела, чтобы меня любили по-настоящему, а не понорожку. Чтобы я была важна для кого-то. Я не хочу прожить всю жизнь во вранье." Я тебя люблю.