У любви твои ресницы...

1 февраля, 2003 год. Москва.       Гостиная раздражала его, как и вся квартира. Глядя на каждый уголок родного дома, перед глазами всплывали те самые счастливые годы супружеской жизни. А теперь они разводятся.       Филипп ходил по гостиной, не находя покоя. Алла опоздала на пол часа, и он уже начал думать, что она вообще не появится. Что, в принципе, на сегодняшнее время, в её стиле.       Филипп не мог полностью понять, что он чувствовал. Он был в восторге от мысли увидеть её после месяца разлуки, но, в то же время, его смущало собственное отношение к ней. Он любил, но был бы так рад избавиться от этого чувства. В мире не было причин, по которым он должен был бы волноваться при мысли о встрече с Аллой. В конце концов, речь шла о бизнесе, и он должен был встретиться со своей женой, которую он знал вдоль и поперёк. Или, по крайней мере, он так думал, что знал. Женщина, которая была раем и адом в его жизни, ангелом и демоном, искусительницей и жрицей, грехом и отпущением грехов. Ходячее противоречие.       Неудивительно, что они не смогли создать ту семью, о которой мечтали в далёком 94-м. Да, что семья, когда, собственно, и отношений нормальных не было. Были только ненависть, скандалы и, конечно, секс. Фактически, они были настолько искусны в своей роли, что иногда делали и то, и другое, и третье одновременно. Но таких моментов становилось всё меньше, и меньше, благодаря плотному графику гастролей и напрочь испортившимся отношениям между друг другом. Всё сменилось тишиной и расстоянием.       Мужчина остановился перед окном и посмотрел на себя в отражении стекла. Он выглядел достаточно спокойным? Да. Его старая подготовка пригодилась. Его просто бесило, что эта встреча заставляла волноваться больше, чем предстоящие гастроли, в срок 3 месяца. Хотя это просто встреча, просто договор, просто она…       И тут дверной замок щёлкнул.       Филипп был рад, что он был повёрнут к ней спиной, наблюдая за ней в отражение окна. Пугачёва остановилась в проходе в гостиную, её голубые глаза блуждали по нему, словно обнаруживая его присутствие. — Филипп… Привет. Извини, я знаю, что опоздала. Пробки.       Он прочистил горло и повернулся, наконец, лицом к ней. — Всё в порядке… Здравствуй, Алла.       Они оба, казалось, не знали, что делать, затем Алла подошла ближе к нему и протянула руку.       Серьёзно?       Киркоров на мгновение сузил глаза, затем пожал ей руку. Её кожа была мягкой и теплой, хватка была немного неуверенной, но всё ещё твёрдой. И он снова понял, как ему не хватало её прикосновений к нему.       Прежде чем он успел что-либо сказать, она отступила и села на диван, что был у маленького столика. У неё не было ни папки, ни бумаг, ничего. Она просто сложила руки на коленях и ждала, пока он сядет. Последовала неловкая минута молчания. — Как ты? — Филипп заснул руки в кармане, и сел на кресло, что было напротив неё. — Нормально, — Алла пустым взглядом прошлась по комнате. — Всё нормально… — Чай, кофе? — Нет, спасибо, я не надолго, — Пугачёва поправила рыжую чёлку, вздохнув.       Пытаясь быть незаметным, он изучал её лицо. Она была великолепна, хотя видневшиеся круги под глазами говорили, что женщина не могла нормально спать. Наверное, вновь мучает бессонница. А может, и её новый молодой человек. — Я рад, что у тебя всё нормально. И рад, что мы можем поговорить об договоре лично, — отступил он, перейдя на более безопасную почву и избегая любых разговоров о более глубоких чувствах. — После твоего звонка, я серьёзно задумался и понял, что ты права. Наш брачный договор касается только нас и никого другого.       Она кивнула, опустив глаза на переплетённые пальцы. Её поза расслабленная, собранная, но, в то же время, довольно скромная. — И так… — Филипп прочистил горло. — Я могу, что-нибудь, сделать для тебя? Насчёт брачного контракта, я имею в виду… Ты хотела что-то конкретное?       На этот раз она ухмыльнулась, но это была очень, очень горькая крошечная улыбка, за которой последовало внезапное опускание её длинных ресниц. Её глаза цвета морской волны на мгновение спрятались от его пристального взгляда, а губы приоткрылись, и она хотела что-то сказать, но просто закрыла рот. В очередной раз Филиппу стало интересно, что творится у неё в голове. Эта женщина, его жена, начала становиться для него чужой. И его это пугало. — Когда я выходила замуж за тебя, я не хотела ничего, кроме тебя. Поэтому, я хочу притвориться, что нашего брачного договора не существовало. Я хочу быстрого развода, а об вещах можно просто договориться, если есть желание, что-то забрать.       Он был в шоке от таких слов. А ещё был готов себя убить за то, что думал, что Алле, действительно, хочется забрать всё, что у него есть. — Я тоже никогда ничего не хотел от тебя, кроме тебя… — его голос смягчился, и он взглянул на горизонт за окном. Он вдруг почувствовал себя опустошенным и истощенным. Он был так взволнован, и теперь от него ничего не осталось. Просто полная пустота. Когда я выходила замуж за тебя, я не хотела ничего, кроме тебя.       Эти слова сработали довольно хорошо. В каком-то смысле, это даже звучало потрясающе, будто он находился в зрительском зале, глядя на роль актрисы. Но фраза стала бесцветной и прозрачной. Голос жены, казалось, больше не рисовал никакого будущего, которое касалось их обеих. — Итак… Никакого брачного контракта? — Да. — Ещё есть вопрос по поводу дома. Ты на него претендуешь? — спросила рыжая. — Мне достаточно будет этой квартиры, если ты, конечно, не против мне её отдать. — Она и так твоя, Филипп, — она вновь прошлась взглядом по знакомым апартаментам. — Ты тут вырос. Я не смею у тебя её забрать.       На несколько мгновений наступило молчание. Пугачёва закрыла глаза, и перед ней предстало счастливое прошлое. «Это не должно болеть», — подумала она, потерев переносицу. — «Я просто хочу покоя. Не надо этих печальных мыслей, Алла!» — Как ты? — повторила его вопрос женщина. — Я в порядке, Алл, — он приподнял уголки губ. — Ещё немного, и я отдам долг. — Если нужна будет помощь с деньгами, ты скажи, я помогу. — Всё будет хорошо. Не волнуйся, — уверил её болгарин, добро улыбнувшись.       Она встала на ноги, застёгивая пуговицы на шубе. — Спасибо за время, Филипп, — Алла обернулась к нему. — Думаю, где-то в мае, может даже и раньше, мы сможем развестись.       Слишком боязливо. Это были не они. Когда они стали такими чужими? Мысли, слова и чувства, смешались в голове Киркорова, и он резко встал, прежде чем успел понять, что происходит. Единственное, что он знал, это то, что она уже уходила, и мысль о том, чтобы снова оказаться одним в этой квартире, так скоро, была невыносима. Но, точно так же, как и встал, он сел. Гордость приняла его в свои объятия, и Филипп даже не пошёл её провожать. — Пока, — тихо попрощался мужчина, глядя на своё обручальное кольцо.       Догадывались ли они, когда клялись друг другу в вечной любви перед Ним, что так всё сложится? Конечно, нет. Были лишь страхи, которые, к сожалению, воплотились на яву. 15 мая, 1994 год. Иерусалим. — Ты точно уверен, Филипп? — робко спросила Алла, глядя на мужа. — Конечно, — ответил тот, держа её за руку.       Пугачёва закрыла глаза, пытаясь остановить слёзы. Это было нереально. — Чего ты, Аллусь? — мужчина обнял её, нежно гладя по спине. — Я так счастлива, Филипп. Но я так боюсь быть такой счастливой… — Алла немного отодвинулась, чтобы увидеть его. — Я боюсь, что это счастье закончится. Я ведь не знаю, смогу ли я иметь детей, а тебе они нужны. — Мне никто не нужен, кроме тебя, — он вытер пальцем скатывающею слезу. — Для меня главное, чтобы тебе было хорошо. — Мне хорошо, — она искренне улыбнулась, прижавшись к его груди, вытирая мокрую дорожку из слёз у себя на лице.       Глядя на сменяющийся вид за окном машины, Алла слушала стук его сердца. Это было раем для ушей, и она прижалась плотнее. Филипп аккуратно, чтобы не испортить её причёску, гладил по волосам, умиротворённо облокотившись на спинку сиденья. — Я люблю тебя, — прошептала рыжая, пряча лицо у него в груди, дополнительно скрывая себя его пиджаком. — И я, мышка моя, люблю тебя.       Глядя на такую сцену, водитель улыбнулся. Чтобы не смущать их, он немного прикрыл занавеску, и ускорил машину.