У любви твои ресницы...

19 апреля, 2003 год. Цюрих.       Она по-прежнему не любила летать, но с годами это стало более управляемым, и женщина больше не суетился, когда ей приходилось прыгать в самолёт. Ей просто нужно немного отвлечься, чтобы расслабиться, дабы добраться до места назначения.       Алла смотрела на облака из иллюминатора, пытаясь взять себя в руки и забыть о первобытном страхе, который всегда сжимал её сердце. Эти пушистые облачка в небе, смешанные с её безграничным воображением, всегда были большим подспорьем. Она видит всё в их формах: людей, животных, деревья, цветы и волшебных существ. И Алла забывалась, а время переставало иметь какое-либо значение. Певица позволила себе перенестись в то место, где ничего не имело значение, где не было личных проблем, которые нужно было решать, и в мире не было ничего плохого. Воображение было утешительным и умиротворяющим, и хотя её печаль — странное чувство скорби, — не покидала её.       Однако через некоторое время, облака начали становиться лицами прямо перед её глазами. Лица, которые она бы не хотела видеть. Они были злыми и обиженными. Они смотрели на неё с неодобрением, заставляя чувствовать себя странной и ущербной.       Она на мгновение закрыла глаза и подождала, пока всё закончится. — Что, подруга, до сих пор боишься? — спросила Алина, листая журнал, заметив, что Алла зажмурила глаза. — Ещё как.       Алла сделала глоток воды, открывая пачку печенья. — М-да, Аллусь, сладкое с годами ты любишь значительно больше, — Рёдель рассмеялась. — И не говори… Я бы закурила, если честно, но тут нельзя… А так, хоть настроение себе подниму, — Пугачёва отправила в рот печенье. — Не подавись, дорогая.       Самолёт мчался к указанному месту назначению, прорываясь сквозь пышные облака. Вновь она видела всё, что только можно в этих пышных массах на небе. — А теперь расскажи, милая, почему именно в Цюрихе? Вроде и в Москве можно развестись по-тихому. — Мне тут спокойней, — Алла поёрзала на сиденье. — И я хотела зайти в клинику, к Марку. — Что у тебя уже случилось? — Я, видно, как обычно, нажралась всякой херни, а теперь у меня тянет низ живота. — Аллусь, ты прям разогналась… То с сердцем проблемы, то колено болит, то уже и живот… — У меня походу климакс, — грустно улыбнулась. — Я не молодею, чтобы быть всегда в форме. — Почему ты решила, что у тебя климакс? — Редель повернулась к ней. — У меня задержка месяц. Я поправилась, и стала мучиться бессонницей. Короче, — Пугачева не хотела перечислять дальше свой «букет» проблем. — Я окончательно начала стареть. — Да ладно, Аллюнь, не кисни. Когда-то должно это было случиться. А может не всё так плохо… Задержка бывает и по несколько месяцев, тем более, в твоём возрасте. Поэтому не бзди, прорвёмся! — Я надеюсь… — А с разводом, что? — Ничего, — Алла поправила рыжую челку. — Всё как обычно. Ну, в смысле, все как я и планировала, — он согласился разорвать брачный контракт, и, скорее всего, дом мы делить не будем. — Почему? Филя ведь там жил и прописан. — Он сказал, что в этом доме моя душа, и он не хочет отнимать у меня его. И Филипп давно там не живёт. И не собирается. По приезду в Москву, когда мы уже будем в разводе, он соберёт свои манатки и нахер с пляжа, — она пожала плечами. — Вот и всё. — Допустим, — Алина потерла переносицу. — А с Максимом, что? Ты мне так и не рассказала, что было после гастролей. — Что с ним? С ним всё нормально. Прости, Алин, я не очень хочу говорить на эту тему, потому что сама не знаю ничего. — Ты его любишь? — Не знаю, — Алла почесала затылок. — Он мне нравится. Но это просто взаимно выгодный роман. Он помогает справиться с одиночеством, а я ему — с популярностью. — Понятно всё с тобою, Пугачёва. — А, что понятно? — То, что ничего не понятно, — Алина погрустнела. — Это прям, какое-то блядство, Аллусь. — Я просто… — Просто ты непостоянная. Ты всегда хочешь нового. Только, если Максим больше не будет нуждаться в тебе, ты останешься одна. Хотя, может Киркоров будет ждать, как тогда. Как раньше. — Если я останусь одной, значит так и будет, — Алла посмотрела в иллюминатор. — Я устала уже от мужиков… Алин, выходи за меня, а?       Рёдель вновь засмеялась. — Я и так твоя, Борисовна! Мы с тобою до конца, так и знай. Несколько часов спустя.       Проезжая мимо больницы, где она 10 лет назад сделала ту роковую операцию, у Аллы пробежали мурашки по спине, — эти воспоминания никогда ей не были приятны. Конечно, если считать, что она едва не умерла из-за погони быть молодой и «подтянутой». Она до сих пор помнила заплаканное лицо дочери, которая спала калачиком на неудобном диване у неё в палате. — Вспоминаешь своё перерождение? — вмешалась Алина, сквозь мысли Аллы. — К сожалению… Я хочу стереть это из своей памяти, как страшный сон, — Пугачёва скривилась. — А ты помнишь? — Такое сложно забыть, милая моя. Помню, как я боялась за тебя, — начала Редель, вспоминая те страшные дни. — Я с Кристинкой сидела, успокаивала её, хотя сама была уже на срыве. Я впервые увидела, как она так сильно истерит, плачет… Я видела её такой после смерти твоей мамы, и меня окончательно накрыли мысли, что это конц. Я смотрела на неё, и мысленно прощалась с тобой, хотя где-то надеялась верила, что ты не можешь вот так вот просто уйти. Не все песни ещё спела тут. — Господи, и где были мои мозги, когда я такое сотворила? — Ты просто хотела быть идеальной для Серёжки Челобанова. Короче, одним словом, была ты дурочкой влюблённой, Аллусь. — И не говори… — Ты сегодня будешь идти к Марку? — спросила Алина, глядя за окно машины. — Нет, завтра. Я уже ему звонила, договаривалась о встрече. — Тогда мы сейчас приедем и спать. Эти перелёты на меня ужасно сказываются. — А я курить хочу, и желательно быстрее, — Алла улыбнулась. — А еще я хочу селёдки с лучком и картошечки. — Молчи, милая, иначе я сейчас тут слюнями захлебнусь. — Ещё я хочу котлеты, которые Люська готовит. Боже, — Алла закатила глаза от представления вкуса. — Значит так, ты раскладываешь наши вещи, а я закажу нам пожрать. — Договорились, — улыбнувшись, согласилась Пугачева, странно реагируя на такие перепады желания в еде. «Странно, то сладкое, то солёное… А потом я удивляюсь, почему я не влажу ни в одну одежду!»…