У любви твои ресницы...

      Когда они, наконец, вышли из клиники, было около шести часов вечера. Во время их обратного пути в гостиницу, Алла спросила Филиппа, могут ли они остановиться по пути, потому что она, внезапно, проголодалась. — Хочу, чего-нибудь «вкусненького» выпить, — вот что она сказала.       Растаяв, Киркоров улыбнулся и пошёл заказывать то, что она хотела. Затем, пока она потягивала молочный коктейль, он подъехал, как можно ближе, к какому-то парку. Красиво и романтично. Что-то защекотало его разум: его мягкие усики медленно обвились вокруг его сердца. Сердце, которому никогда не удавалось быть осторожным, когда Алла была рядом.       В конце концов, он нашёл идеальное место и выключил двигатель. Филипп развернулся к ней и указал на окно, пока она грызла свой сэндвич. — Смотри… Разве это не красиво? — мужчина наклонился к ней поближе и посмотрел в окно, щурясь.       Жевание рыжей бестии замедлилось, а затем — остановилось. Она на мгновение положила бутерброд обратно на колени, повернувшись лицом к озеру. Она моргнула, чувствуя магию, пронизывающую момент. — Красиво… — она повернулась к нему. — Хочешь перекусить?       Уголки его рта слегка приподнялись, и он выглядел так, словно собирался что-то сказать. Потом просто покачал головой. — Нет, спасибо. Я всё ещё немного в шоке, и не очень голоден. Но ты ешь, Алла. Ты должна поддерживать свою энергию, — он ухмыльнулся. — Вкусно?       Она кивнула и сделала ещё один глоток. Её глаза украдкой взглянули на него. Он был прав. Ей нужно было сохранить свою энергию… Но также и снять часть напряжения, которое она чувствовала. Внезапный голод пропал, и осталась только нежность, замечающая его заботливые усилия сделать для неё все идеально. Когда Филипп решил присутствовать, он был полностью готов — никаких ограничений. И трудно было не найти его милым и заботливым. Потому что он таким был по жизни.       А потом… Потом возникла другая проблема. Его непосредственная близость тронула, что-то внутри неё — что-то, чего она не узнала. Или, что она предпочитала не узнавать. Это было всё равно, что выпить глоток свежей воды после того, как так долго мучил жажду. Она вздохнула. — Девочка… — удовлетворённо прошептал он, и её глаза поднялись и встретились с его. Они были темными, почти чёрными, и все еще представляли собой одно из самых захватывающих зрелищ, которые она когда-либо видела. — Девочка! Моя маленькая мышка, — на этот раз он широко улыбнулся. — Я так счастлив. — Итак, когда ты уезжаешь?       Он вышел из транса и поёрзал на стуле. — Через пару дней. На две-три недели. — Ого… — Пугачева откусила свой бутерброд, затем положила его обратно в бумажный пакет. — Вновь надолго… — Да… А потом мне надо будет полететь в Америку, дабы подписать контракт со спонсором. И потом «Новая волна». Это чёртов ад. Я имею в виду, что хорошая часть — это фанаты. Мне нравится видеть их везде, где бы я ни был. Но… Хотел бы я, чтобы мне не пришлось ездить туда-сюда… Я начинаю становиться слишком старым. — Это неправда, Филь. Ты в отличной форме.       На этот раз она повернулась и внимательно посмотрела на него. Он действительно был в отличной форме. Немного прибавился в весе, и это выглядело потрясающе на его теле. Её щёки вдруг стали очень горячими. Её гормоны были повсюду, и, хотя сердце, казалось, не могло доверять этому мужчине, её тело всё ещё реагировало на него, как на диапазон.       В то же время, в его словах появилось беспокойство. Он казался огорченным, и всё могло быть намного хуже. Она знала его, она знала, как он действует, когда на него оказывается слишком много давления. Почему? Почему она всё ещё так заботилась? Потому что она хотела, чтобы у её ребенка был отец, вот почему. Ничего больше. Ему нужно было сбавить обороты. — Да, но мне просто тяжело уже прыгать по сцене. Это утомительно. Смена часовых поясов… Бесконечные перелёты… Иногда я даже не знаю, где нахожусь, и который час, — он смотрел в пространство, хмурясь.       Она не знала, что сказать. Алла могла принять его гнев. Но у неё не было защиты от его уязвимости. Его маска спала, и веселого, временами соблазнительного поведения, которое он сохранял с момента прибытия, теперь не было видно. Он выглядел подавленным, безнадёжным и потерянным. — Я имею в виду, я знаю, почему делаю это. Бизнес есть бизнесом. Деньги всегда нужны, — он покачал головой.       Почти непреднамеренно она протянула руку и коснулась его рук, которые теперь были сцеплены на коленях. Он тут же посмотрел на неё. Его глаза теперь смотрели спокойно на неё. — А, как ты? — А, как я? — она мягко улыбнулась ему и проигнорировала его теплые руки, которые теперь сжимали её.       Филипп глубоко вздохнул, как будто хотел избавиться от раздражающих мыслей, толпящихся в его голове. — Как поживаешь? Я имею в виду, ты в порядке с этой дамой внутри? Ты сказала Кристине? Своим друзьям? Твоим тем друзьям, с которыми ты была в ту ночь?..       О, теперь он подталкивал. Киркоров был любопытным человеком. Это не было неожиданностью. И, несмотря на его настойчивый вопрос, Алла почувствовала облегчение от того, что теперь он как-то посветлел. — Нет, я ещё не сказала Кристине. Но мне придётся. Я больше не смогу скрывать это, — она посмотрела на него. — Ты хочешь знать, встречалась ли я с кем-то той ночью?       Лучше быть предельно ясной. И он, кажется, не возражал. — Да.       Что ж, ей приходилось восхищаться его прямолинейностью. — Ко мне приезжал Максим. Мы просто говорили, а потом пришла Алина и наша с ней знакомая, и он уехал вновь на гастроли. — Ты сказала ему об беременности? — Пока не время... Но он заметил, что-то странное. Блять, я не понимаю, почему перед тобою отчитываюсь. Он не отпустил её руки. — Эй, я не хочу навязываться. Вы вольны делать всё, что хотите. Но так, как ты носишь моего ребенка, я просто хочу быть уверен, что ты всегда в безопасности. Вот и всё.       Она знала этот взгляд в его глазах. И вместо того, чтобы разозлиться, ей захотелось рассмеяться. Он был милым, когда притворялся, что его ничего не беспокоит, в то время, как было ясно, что его раздражала вся ситуация. — Я вижу…       Почти незаметное подёргивание его рук говорило ей, что он совсем не в порядке. Но он сохранял хладнокровие. — Я хотела бы вернуться в отель прямо сейчас. Я начинаю чувствовать усталость. ***       Они, действительно, вернулись в отель. Филипп не стал докучать и проводил её до номера, затем поцеловал в щеку, прежде чем пожелать спокойной ночи. Часть её была разочарована. Но, вероятно, это было просто гормональная часть — ничего, долгий душ, а, может быть, и несколько минут любви к себе могли бы разрядить обстановку. Да, то, что он вернулся в свой номер, было к лучшему.       А потом, примерно через час, он снова был у её двери. Она знала, что это был он. Кто ещё мог быть незадолго до полуночи? Киркоров всегда был её личной ночной совой.       Когда он постучал, она лежала на диване и читала книгу, делая вид, что не обращает внимания на накопившуюся энергию и сексуальную неудовлетворённость, которые она испытывала в усиленном виде, с тех пор, как приехал её муж. То, что она сказала доктору, было правдой. Но пока она была одна, с этим можно было справиться. Она могла позаботиться об этом сама, и не чувствовать необходимость, чтобы кто-то был в её постели. Всё изменилось с тех пор, как она снова увидела Филиппа. Её сердце не было вовлечено — по крайней мере, она чувствовала, что оно тихо и достаточно далеко, чтобы не слишком беспокоиться об этом. Но с физической химией она ничего не могла поделать.       Кроме того, ни один мужчина никогда не мог позаботиться о ней так, как он. Даже Максим.       Он снова постучал, когда она уже шла в прихожую. — Алла?       Она открыла его и увидела, что он, в своих дурацких пижамных штанах, с чёрной футболкой, держит в руках коробку конфет и улыбается. Она рассмеялась. — Уже поздно! Чего ты хочешь? Что это такое?       Его глаза лукаво сузились. — Не хочешь конфет? Уверена? — Ну… — она отошла в сторону и впустила его. Если уж быть до конца честной… — Я знал это! Знаешь, что смысл заключается в том, что когда женщины вынашивают девочку, у них возникает тяга к сладкому? И этот коктейль заставил меня задуматься… Ты пила его, как сумасшедшая.       Осознавал он, что делает, или нет, но болгарин систематически разрушал слой за слоем её решимость сохранить их отношения дружескими и формальными. — Кто тебе это сказал? — Книга о беременности.       Женщина закрыла дверь. — Боже, Киркоров… Что у тебя там? — Это… трюфели из бельгийского шоколада… — Что?! Давай сюда! — она попыталась взять коробку из его рук. — Эй, помедленнее! Вот, позволь мне… — он игриво шлёпнул её по руке. — Надо поработать над манерами. Нашему ребёнку придётся быть немного вежливее, чем её мамаша.       Он открыл коробку, и ей вручил полный поднос идеальных маленьких шоколадных трюфелей. О, это было мило. И тут же её глаза заслезились. Чёртовы перепады настроения! Она заплакала. — Эй… Что случилось? — Киркоров наклонил голову и попытался перехватить её взгляд. Она схватила трюфель и положила в рот. — Я не знаю, должен ли я смеяться или волноваться...       Она просто взмахнула рукой и взяла ещё один трюфель. Затем ей, наконец, удалось выхватить коробку из его рук и подойти к дивану. — Э… хорошо… — пробормотал он, засовывая руки в карманы. Он был слегка удивлён, но также очень, очень осторожен, чтобы не тратить ни секунды, которую он мог разделить с ней. — Так или иначе, я был уверен, что ты ещё не спишь, поэтому я тут. Я рад, что оказался прав.       Она надеялась, что шоколадное чудо остановит её самую инстинктивную часть. В этот момент установить границы стало труднее, чем она могла себе представить. Набив рот восхитительным трюфелем, она нерешительно закрыла коробку и поставила её на стол, а затем налила себе воды. — Как бы я хотела выпить бокал красного вина, с этим шоколадом… Потом закурить… Ты не представляешь… — Алла… — Но вместо этого у меня обычная вода! Видишь? — она показала ему стакан. — Кто ты? Милиция беременных?       Мужчина захихикал. Он подошёл к ней. — Ты должна расслабиться.       Мягкая и податливая, она повиновалась. Что ж, это было неожиданно. Она действительно выглядела усталой, глаза её были стеклянными, но было видно, что она ещё не готова ко сну. Филиппу было интересно, что не давало ей уснуть. Было что-то, но, опять-таки, в последнее время Алла стала для него почти загадкой. Некоторые вещи он всё ещё мог расшифровать, в то время как другим, казалось, суждено было остаться непостижимыми.       Он сел на другом конце дивана и похлопал себя по бедрам. — Дай мне эти прекрасные ноги… Положи их сюда.       Она сделала гримасу, и он рассмеялся. — Быстро!       Закатив глаза, качая головой и драматично вздохнув, она подчинилась и поёрзала на диване, пока её спина не упёрлась в подлокотник, а её босые ноги не оказались на коленях Киркорова. И в тот момент, когда его теплые руки начали касаться её, массировать, ласкать, она изо всех сил пыталась сосредоточиться. Женщина была горяча, обеспокоена, расстроена, сбита с толку, а он ничем не помогал.       Внутри неё тихий, почти неслышимый голос, говорил ей быть осторожной. Напомнил ей, как легко было соскользнуть в одни и те же старые механизмы и насколько они были опасны. Было, что-то, гораздо более важное, чем их сложные, запутанные отношения, и пылающее сексуальное влечение.       Ну, может, это упростило бы задачу, тебе не кажется? Это сняло бы некоторое напряжение. Как думаешь, хорошо ли для ребёнка постоянно бороться с тем, что кажется вам естественным? Тебе не кажется, что сближение между тобой и Филиппом пойдёт на пользу вашей маленькой девочке? Разве вы не говорили, что вам обоим нужно расслабиться? Вы, действительно, думаете, что всего этого качественного времени в душе, или под одеялом, будет достаточно? Чего ты боишься? Вам, по-прежнему, хорошо вместе, когда дело доходит к другим вещам. — Милая… Ты тут?       Она снова сосредоточилась и обнаружила, что его глаза пытаются расшифровать её мысли. — Я тут… — Нет, серьёзно, Алла Борисовна. Я серьёзно. — прикосновение его удивительных рук было таким нежным и успокаивающим. В совершенном контрасте с его низким, теперь невозмутимым голосом. — У нас не так много времени, и мне нужно, чтобы ты была в данный момент тут и душой, и телом. Останься со мной.       И всё же она кивнула. Она догадывалась, что он всё ещё имеет над ней некоторую власть. Бестия была потрясена после напряжённого дня, когда увидела его впервые за месяц.… Она была не совсем в себе.       Руки мужа двигались по её икрам, массируя, касаясь, поглаживая. Она глубоко вдохнула. Часть её расслабилась. А другая часть, ну…       Его голова снова опустилась, и он снова сосредоточился на задаче позаботиться о ней единственным возможным способом. Это было так… Мило. Она прошла первый триместр беременности в полном одиночестве, и это не всегда было легко. Никто не знал, что происходит, кроме врача и Алины. Она была чрезвычайно осторожна, слишком опасаясь, что новости дойдут к газетам, прежде чем она или Филипп успеют что-то предпринять. Она прекрасно понимала, что вся ситуация была полным беспорядком. В основном для него, но и для неё тоже. Пару раз она чуть не рассказала Кристине. Позже она всегда останавливалась. Потому что она хотела сохранить тайну ещё немного, не подвергаясь осуждению, и потому что она искренне боялась реакции, с которой ей придётся столкнуться. Однако то, что она сказала ему, было правдой: беременность всё ещё была едва заметна, но это ненадолго. — Филипп? — Да? — Я рада, что ты был там, на УЗИ.       На ум пришли образы, как он держит её за руку во время осмотра, его огромные тёмные глаза, полные удивления, когда он смотрит на маленькую человеческую фигуру на чёрном экране.       Его руки прекратили свои соблазнительные движения, покоясь на её икрах. Он посмотрел на неё. — Да? — Да. И я счастлива, что ты тут, со мной.       Он просто посмотрел на неё. Его глаза на мгновение сузились. — Ты, когда-нибудь чувствовала себя одинокой? С тех пор, как ты узнала о ребёнке…       Её взгляд опустился. Боже, она была сделана из хрусталя. Он мог видеть всё. — Каждый день... — Я тоже… — его ласки возобновились. — И я тут подумал… Не пойми меня неправильно, я знаю, что ты мне сказала, я знаю, что ты чувствуешь. Я имею в виду — ты была очень ясна. Но… — Но? — ничего, кроме шёпота. — Но мне нужно, чтобы это было больше, чем сейчас. Больше, чем я проверяю тебя по телефону через день. Мне этого недостаточно… Мне нужно… Я хочу больше участвовать в этой беременности. Я не хочу ни о чем сожалеть. Я хочу быть рядом с тобой, что бы тебе ни понадобилось, всегда. — Ты оказал огромную поддержку, Филипп. — Как именно я поддерживаю? Потому что я звоню? Это меньшее, что ты должна ожидать от меня. Это тот минимум, который должен делать любой отец.       Алла моргнула, глядя на него. Он полностью присутствовал. Полностью был открытым. Полностью был честным. И как бы она ни была уверена, что он будет хорошим родителем, в тот же момент стало ясно, что он нацелен на то, чтобы быть лучшим отцом в мире. Ещё до того, как родиться малышка. И что, несмотря на их проблемы, он так старался быть для неё хорошим, надёжным. — Ты делаешь более чем достаточно. — Ты не понимаешь. Ты и я, мы разные, и ты это знаешь. Могу ли я быть более вовлечённым, чем сейчас, Алла? Я имею в виду, если только ты не хочешь, чтобы я это делал… — Участвовать… Как? — Быть ближе к тебе. Иметь дело с границами… Подожди… Ладно, может быть, я не так хорош в этом, но я могу попробовать. Если ты позволишь мне. Ты сказала, что мы можем быть друзьями. Ладно, круто. Думаю, я могу это сделать. Но я также думаю, что мы можем позволить себе быть ближе, и знаешь почему? Потому что, я тоже чувствую себя одиноким. Мы можем рассчитывать только друг на друга, когда дело доходит до этого, разве ты не понимаешь? Это просто о… Нас. О нас втроём.       Она продолжала смотреть на него, пытаясь угадать, есть ли в его словах какой-то подтекст или нюанс. Было ли что-то, чего она не видела. Но нет, он выглядел совершенно искренним. Как будто он, действительно, имел в виду то, что сказал. — Продолжай…       Филипп коротко кивнул. — Хорошо, итак… Мы здесь, только ты и я. В твоём теле произошли серьёзные изменения, и, возможно, ты переживаешь один из самых похотливых моментов в своей жизни. Думаю, я мог бы помочь тебе с этим. Чёрт, я думаю, что должен.       Алла усмехнулась, качая головой. — Это твой новый способ попытаться переспать? Оригинально, однако.       Его брови взлетели вверх, и он ухмыльнулся. — Ну, я думаю, что могу переспать с другой, если захочу. Но, в этом случае, ты и ребёнок на первом месте.       Она расхохоталась и убрала ноги с его колен. — Ты, должно быть, шутишь… — она встала с дивана, её тело покалывало, лицо и голос были маской.       Мысль, что он переспит с… Кем угодно, на самом деле, не совсем привлекательна. Она вдруг почувствовала себя очень глупо и неловко. И хотя ей начало казаться, что её голова навсегда прикована к заднице, из-за чего невозможно было увидеть, что-то хорошее в его словах, она подошла к столу и открыла коробку с шоколадом. Она положила в рот трюфель, а сама бросила одну конфету ему. Он поймал его в воздухе, даже не вздрогнув. — Значит, друзья с выгодой?       Мужчина начал медленно жевать, не сводя с неё глаз. Он был таким нервным. И настойчивым. И соблазнительным... — Алл, если ты меня больше не любишь, почему ты должна беспокоиться о том, что я хочу тебе помочь? Если только, ну знаешь… Если только ты больше не испытываешь ко мне даже физического влечения.       Это было быстро, но она это заметила. Этот намёк на неуверенность в его тоне. Его комплексы, всегда присутствующие, обычно хорошо спрятанные, часто замаскированные сарказмом и наглостью, но, тем не менее, постоянно присутствующие. И её внезапная потребность утешить его, заставить понять, что неважно, что она чувствовала или думала, что чувствовала, он по-прежнему был просто захватывающим духом в её глазах. — Мне нужно в ванную.       Она вылетела из гостиной…