У любви твои ресницы...

      В какой-то момент, когда солнце начало восходить, он в последний раз поцеловал Аллу в голову, высвободился из её объятий и вернулся в свой номер.       Стоя под струей горячей воды, он слабо услышал, как звонит его телефон. Он просто проигнорировал это и расслабился, закрыв глаза. Ему нравилась приятный зуд в мышцах. Покалывание от того, что тебя любили. Чувство удовлетворения и абсолютной безмятежности, которые всегда сопровождали ночи, подобные той, что он пару часов назад разделил с Аллой. Он почти забыл, как ощущались эти моменты полного покоя. В прошлом, до Аллы, у него было немало встреч на одну ночь с несколькими девушками, но удовлетворение, которое он чувствовал, было не чем иным, как физическим. Хороший секс был всегда в порядке, но заниматься любовью с кем-то, кого он любил, достигая таких невообразимых высот удовольствия, было совершенно другим.       После душа мужчина прошёл в гостиную и проверил свой телефон. Три пропущенных звонка — все от Насти.       Филипп вздохнул. Ему так не хотелось топтать чувства этой девочки, и сожалел, что тогда он осмелился на этот поцелуй, который плавно перетёк в страстную ночь. Это был только один раз, но её отношение к нему стали более требовательны, и он лишь мог себя возненавидеть, что дал надежду на какие-то отношения.       Сначала это было мило. Через некоторое время он начал чувствовать себя запутавшимся в паутине, которую раньше никогда не замечал. Он запутался в себе, приплетая сюда в ничем не повинную девушку. «Доброе утро. Я очень занят, нет времени говорить. Приеду в Москву, буду свободен. Хорошего тебе дня!»       Он знает, что трус. Но он не может по другому. ***       Вернувшись в номер жены, он обнаружил, что входная дверь не заперта, и открыл её, даже не постучавшись.       Она больше не была в постели. Алла уже проснулась, сидела на диване с чашкой кофе в руках. Она выглядела только что принявшей душ и такой красивой. Болгарин вошёл в гостиную, и она улыбнулась. — Доброе утро, — она провела пальцами по своим волосам. — Я думала, ты уже не вернёшься. — Мне просто нужен был душ, и я не хотел тебя будить. Кстати, завтрак будет здесь через десять минут.       Кончики пальцев зудели. Ему хотелось подойти ближе, обнять её, поцеловать. Но он не мог. Они вернулись на дружественную территорию. И, хотя, что-то в её глазах определенно изменилось, как будто она немного ослабила бдительность, он всё же знал границы их новых, очень хрупких отношений. Он подошёл к ней и просто поцеловал в лоб. Её рука поднялась и, на мгновение, остановилась на его лице. — Будем за четверых есть. Я звонила на ресепшен минуту назад.       Филипп усмехнулся и отступил назад, усаживаясь в кресло через кофейный столик. — Ну, в таком случае, я могу только надеяться, что у тебя разыгрался аппетит…       Взгляд Аллы опустился, и она ухмыльнулась, её глаза погрузились в размышления. — Есть такое… — Это хорошо, — он прочистил горло. — Я и сам с удовольствием по больше покушаю.       Её улыбка стала шире, и она взглянула на него, синее глаза почти застенчиво смотрели из-под длинных ресниц. — Это хорошо. А то худой, как глиста, — Алла сделала глоток кофе, и Филипп только хихикнул. 7 мая, 2003 год. Цюрих.       Когда на заднем плане играл какой-то сериал по телевизору, Филипп наслаждался ощущением, как Алла гладит его волосы, пока его голова покоится у неё на коленях. Он надеялся, что почувствует шевеление ребёнка. Когда он сказал об этом Алле, она рассмеялась, ответив, что для этого ещё рановато, но она иногда уже может ощущать лёгкое трепетание плода.       Конечно, он всё равно настаивал, и, в конце концов, она уступила, притянув его к себе так, чтобы он лёг ей на живот, нежно лаская его лицо и волосы ритмичными гипнотическими движениями.       После их ночи, Киркоров позволил себе быть немного ближе к ней, хоть и планировал оставить всё, как раньше. Они уже несколько часов лежали в постели, снова не торопясь, хотя оба знали, что у них нет времени, и что через несколько дней им придётся расстаться. Болгарин мог только надеяться, что это будет временно, и что его жена не будет вновь развлекать себя этим молодым парнем, как только он вернётся в Москву.       Да, их проблемы с доверием и неуверенностью определённо остались. С этим ничего нельзя было поделать, по крайней мере, пока. Ему и Алле потребуется гораздо больше, чем несколько украденных дней, чтобы залечить раны, которые они оба нанесли и перенесли. Он не мог всегда быть рядом с ней, следя за тем, чтобы она оставалась в безопасности. И она не могла всегда быть рядом с ним, быть успокаивающим присутствием, в котором он нуждался, и которым она могла бы быть. Но, опять же, кого он обманывал? Они точно продвинулись на несколько шагов вперёд, но он должен помнить, что они друзья... с выгодой. Они друзья с выгодой уже многие годы… А сейчас они стали заботливыми будущими родителями.       Лениво открыв глаза, он посмотрел на неё и обнаружил, что она смотрит на него с тоской в глазах. Не говоря ни слова, его рука поднялась к её шее и потянул голову вниз. Они поцеловались. Долгий, затяжной, тщательный поцелуй.       Глубоко вздохнув, он отпустил её, снова лёг, положив голову ей на живот, и она возобновила свои ласки. Он воспользовался моментом, чтобы понаблюдать за ней. Они оба были наполовину закутанные в скомканные белые простыни, хоть и были полностью одеты. Она прислонилась к изголовью. Одна из подушек оказалась где-то на полу, другая лежала в изножье кровати. Загорелая кожа Аллы словно сияла в голубоватом вечернем свете.       Улыбаясь, она наклонилась и снова поцеловала его. Затем она отступила, закусив нижнюю губу и поглаживая его подбородок тыльной стороной пальцев.       Тишина. Полная, комфортная, безопасная тишина. — Что случилось, Алла? — Он взял её руку и положил себе на грудь. Над его сердцем. — Я имею в виду, в тебе. Когда ты перестала любить меня? Или ты, действительно, любишь другого человека?       Голос у него был очень спокойный, как будто он так старался наблюдать за всем происходящим с внешней, более объективной точки зрения.       Очаровательная маленькая морщинка на лбу рыжей бестии стала очевидной. Она не торопилась, чтобы ответить на его вопрос, неоднократно моргая. Его слова потрясли её. — Помнишь, как мы встретились, чтобы обсудить наш брачный контракт или его отсутствие?       Он кивнул. — Ну… В тот момент, мне уже казалось, что мои чувства к тебе… Такими, какими я всегда их знала и чувствовала… Медленно ускользали, — Алла вдруг перестала на него смотреть, опустив взгляд на постель. — Когда случился разрыв, после которого я уехала в город, я поняла, что потеряла тебя на сцене. Она настолько много места начала занимать в твоей жизни, что я, пухленькая женщина, уже не влезала в твои чувства, твоё сознание, душу, сердце… А потом… Ты просто начал игнорировать меня. Я не могла заполучить тебя, как бы я не старалась… Как бы я ни умоляла на этом чёртовом автоответчике. — Я был так зол на тебя… — Тебе было больно, Филипп. Я это понимаю. Мне очень жаль, что я причинила тебе боль. — Что ж, значит, нас двое. Тебе тоже было больно. — Ты сожалеешь, что рассердился на меня? — она нерешительно подмигнула ему. — Конечно, нет! Ты заслужила надлежащую порку за то ужас, через которое меня заставила пройти, милая. — Может быть, тебе следовало сделать именно это, вместо того, чтобы игнорировать меня, как ненормальную жену. — Что, мне надо было посадить тебя к себе на колени и шлёпать твою попу, пока она не покраснела? — Может быть. Кто знает… — Аллуся, — улыбаясь, он склонил голову набок и поднял брови, глядя на неё.       Ещё одна кривая ухмылка, и он подумал, что вся любовь, которую он чувствовал в своём сердце, заставит его взорваться.       Её теплая рука легла ему на лоб, очень нежно. Такой интимный жест. Возможно, слишком интимно для двух людей, которые просто должны были быть друзьями. — А потом? Что случилось потом? — А потом мы снова поссорились, и ты ушёл. — Ты попросила меня уйти.       Она усмехнулась. Её утешал тот факт, что они могли говорить об этом, не вступая в крики, ссоры, скандалы. — Нет, Филипп. Я тогда поднялась наверх, чтобы остыть, вот и всё. Потому что, ты знаешь, какой взрывной я могу быть, когда ты неправильно меня понимаешь. Я пыталась избежать ещё худшей ссоры. А через минуту тебя уже не было.       Киркоров молчал, прикусив щеку изнутри. Он ушёл — она его не остановила, но и не выгнала. — А потом… — А потом появился Макс, да? — Да, Филя, появился Максим. Которому я плакала в плечо, говоря о больной любви к тебе. Я говорила ночи на пролёт ему о тебе, и он слушал, утешал. А потом, когда мы с тобою вновь помирились, было ощущение, что я снова, и снова, бьюсь головой об одну и ту же стену. Через некоторое время ты перестаёшь чувствовать боль. Ты вообще ничего не чувствуешь, но знаешь, что если будешь продолжать, твоя голова треснет. То, что у нас было… Это было похоже на огонь. Не думаю, что мы бы смогли его сдержать. Он стал настолько противным и жестоким, что поглотил всё… Пока не остался только пепел. Я, действительно, не знаю, как ещё это объяснить. В какой-то момент, я просто устала бороться.       Эхо раздалось в его сознании. Это был голос его жены. Голос был из прошлого. Они смотрели фильм о том, как муж и жена излишне жестоки друг к другу. Он помнил, как она говорила у него на груди, её дыхание согревало его сквозь ткань рубашки: «Пообещай мне, что мы никогда не будем такими, как они…». — А сейчас? — он внимательно изучал её лицо. — А сейчас я беременна, Филипп. И я делаю всё, что возможно в моих силах, чтобы мы стали родителями. А отношения с тобой… Я не знаю, что чувствую, честно. — Я тебе кое-что скажу… Так, по секрету.       Совсем как в старые добрые времена. Говорить о серьёзных вещах в самой лёгкой, самой непринуждённой манере. Его глаза смеялись. — Я заставлю тебя снова влюбиться в меня. С чистого листа. И, может быть, скоро ты будешь готова сделать это… Дать нам… Ещё одну попытку.       На этот раз она закрыла глаза и рассмеялась. И когда она снова открыла их, он улыбался ей в ответ. — Не пойми меня неправильно, меня устраивает то, что у нас есть сейчас, Алла, и я не собираюсь просить большего. На самом деле, я ничего и не прошу. Я просто говорю тебе, что произойдёт. Из вежливости. Потому что я джентльмен, понимаешь… — А ещё, ты такой скромный, я восхищаюсь этим в тебе. — Я знаю. 13 мая, 2003 год. Москва.       Впервые за несколько недель он знал, что ему не нужно спешить, проверять разницу во времени, идти за ней и бояться, что она будет холодной, отстранённой, небрежной. На самом деле, он знал, что ему не нужно постоянно звонить ей. Он был уверен, что она тоже будет звонить. На этот раз, она обратила внимание на его расписание и очень хорошо знала о его обязательствах. Она наблюдала за ним издалека. И она точно знала, что он уже вернулся в отель после репетиции.       С тех пор как они провели свою частную неделю вместе в Москве, отношения между Филиппом и Аллой приняли новое направление. Ничто не было оформлено официально, если не в какой-то чрезвычайно уязвимых их в тихие ночи, которые они проводили, разговаривая и просто наслаждаясь присутствием друг друга. Но, иногда, и слов не требовалось, чтобы понять, что слабый проблеск надежды, действительно, виден в кажущейся совершенной тьме.       Поворотным моментом для них обоих стало ослабление бдительности. Стать уязвимым. Открыто говорить о чём угодно. Сознательно решить быть хрупким. Слабость скрывала столько силы. Столько мужества. Тихо, не говоря об этом вслух, Алла и Филипп решили проявить храбрость.       Но самым трудным было прощаться, и он старался держаться и не показывать, как ему больно улетать без жены и ребёнка.       Смотреть, как она стоит одиноко в аэропорту, было мучительно. Глаза Филиппа следили за её миниатюрной фигурой, и, даже издалека, было видно, что она тоже расстроена. Он поднял руку, когда агония пронзила его душу изнутри. Снаружи он только что улыбнулся ей и помахал рукой. Он уже скучал по ней и просто хотел увидеть её снова. Они и раньше расставались, но теперь всё было по-другому.       Или?...