В балете только геи

— Где мой чёртов бумажник, Микки? Микки даже не поворачивается в его сторону. У него и так достаточно фантазии, чтобы представить в голове злого Йена и, честно говоря, он предпочитает собственную ментальную карикатуру. — Привет. У меня всё хорошо, спасибо, что спросил. — Прекрати эту хуйню. Отдай мне мой бумажник. — Понятия не имею, о чём ты говоришь. Микки, конечно же, лжёт. Ложь и воровство были основами его воспитания, поэтому он профессионал в этих двух аспектах. — Тогда почему он исчез, когда я вчера вышел из душа? — Я не знаю. Может быть, ты потерял его. Твои вещи не моя проблема, — сказал Микки, — ты проверял свой шкафчик? — Проверял ли… Ты считаешь меня идиотом? Микки смотрит на Йена и улыбается. Йен просто качает головой, выбрасывая руки в воздух. Микки наблюдает с интересом и ждёт, что будет дальше. Йен открывает дверцу. — Вот же ж блядство, — бормочет Йен себе под нос. А вот и бумажник. — Извини, — говорит Йен, краснея. Он машет кошельком в воздухе, — должно быть, я забыл его вчера здесь. Конечно же нет. Он не забывал свой бумажник. Его определенно не было в шкафчике вчера, несмотря на то, что сейчас он там появился. Микки знает, потому что сам взял его. Всю дорогу вчера в поезде он обдумывал, что делать с этой проклятой штуковиной. Он мог бы прикарманить все семь долларов, которые были у Йена и оплатить проезд, а мог бы поступить умнее. Итак, когда он вернулся в студию сегодня утром, он в сотый раз взломал замок на дверце Йена и положил бумажник так, как он лежал вчера. Некоторое время он просто стоял, любуясь своей ювелирной работой, потому что такие предметы искусства должны храниться в музее. Но не то чтобы кто-то когда-либо пустил Микки в музей. — И первой твоей мыслью было обвинить меня, — говорит Микки. — Ну, я так подумал, потому что в последнее время ты украл много моих вещей, — отвечает Йен. — Это ничего не значит, — ворчит Микки. — Серьёзно? — Йен бросает на него косой взгляд, тот самый, который Микки ненавидит, — Мэнди так не думает. — Кто, блять, такая Мэнди? — Моя партнёрша. Вы виделись на прошлой неделе. Чёрные волосы? Примерно такого роста? — Йен поднимает руку на уровень своего плеча. Теперь Микки вспомнил. У него в голове очень четкая картинка, как Йен поднимает её воздух, как перышко. Хотя само лицо девушки ему неизвестно. — И почему мне не должно быть похуй на то, что думает Мэнди? — Потому что она думает, что ты ведёшь себя как четвероклассник. Ну знаешь, когда тебя толкают или дергают за волосы. Микки сразу понял, что имеет ввиду Йен. Нет второго способа интерпретировать это. Микки замирает — сначала ноги и лёгкие, а потом и всё тело. Его пальцы крепко сжимают дверцу шкафа. В его голове бегущей строкой грязные ругательства, потому что Йен всё понял. Сука, Микки думал, что он тщательно научился это скрывать. — Не понимаю, о чём ты говоришь. Боже, эти слова никогда не звучат правдиво. Йен просто смотрит на него. Он берёт полотенце, закидывает его на плечо и уходит в душ. Его уже не видно, когда Микки понимает, что хочет избить его до кровавых соплей. Когда, чёрт возьми, Йен успел взять контроль над ситуацией? Микки жаждет отмщения или чего-нибудь, чтобы силы стали хотя бы равны. Это может получится, когда не касается нетерпеливого и неуравновешенного Микки. Но в этом случае у него нет шансов. Микки думает об этом на выходных. Может быть, Йен отступит. Но мудак продолжает на него пялиться во время занятий в понедельник, и если он думает, что ему удаётся это скрыть, то он настоящий идиот. Он смотрит на него и в раздевалке. Это не так странно, как могло бы быть, потому что Микки никогда там не переодевается. Что он ненавидит даже больше, чем очевидное сталкерство, так это то, что ему это даже нравится. Он ждёт Йена на улице в понедельник днём, далековато от входа, но там, где улица хорошо просматривается. Он курит сигарету в ожидании и пытается игнорировать пот, который скапливается у линии роста волос. Сейчас сентябрь, но в городе жарко, как в аду. Микки выкуривает сигарету, а потом зажигает другую. Он уже собирается уходить, когда замечает Йена. Милкович улыбается с сигаретой, зажатой между губ, потому что рыжий идиот направляется в его сторону. Он ждёт, пока Йен не поравняется с переулком, где Микки поджидает его, а потом зовет его по имени. Йен оглядывается, а потом поворачивается в сторону дороги. Микки закатывает глаза. Неудивительно, что он занимается балетом: между ушами нет ничего, кроме симпатичного лица. — Эй, придурок, сюда, — Йен оборачивается и идёт прямо к Микки. Выражение его лица нейтральное и, возможно, немного настороженное, — пошли. Он указывает в направлении переулка между танцевальной студией и дверью магазина за ней. — Нахуя? — прищуривается Йен. — У меня есть отличный товар. Предлагаю хорошую цену. Интересует? — Серьёзно? — говорит Йен так, будто ему смешно от того, что Микки считает, что он курит травку. Но потом он оглядывается и кивает. Он следует за Микки в сторону школы. Честно говоря, Милкович немного удивлен, что Йен не напряжён. Большинство придурков с Северной стороны писаются от страха, когда покупают траву. Хотя, если честно, он продавал траву здесь лишь однажды. Микки опускает рюкзак. Йен стоит напротив, возможно, начиная что-то подозревать. Микки это нравится. Он поворачивается, наносит удар, а потом прижимает рыжего к стене быстрее, чем он успевает среагировать. — Какого хуя? — говорит Йен. Микки держит его за шею, чтобы прижимать к стене. Другая рука сжата в кулак, готовая нанести следующий удар в случае необходимости. Он определенно замечает, что взгляд Йена останавливается на его татуировках. Микки улыбается, и можно ожидать, что его зубы будут в крови. — Ты, блять, забудешь о том, что я гей, — рычит Микки. — Так ты реально гей? — спрашивает Йен и, блять, может, это была не самая блестящая идея. Или он блефует? Микки сильнее давит на шею, вжимая Йена в стену. — Что я только что сказал? Ты закроешь свой блядский рот, или я расскажу всем, кого встречу, что ты принимаешь в зад. Йен улыбается и, он, наверное, первый, кто делает что-то подобное, будучи прижатым к стене. — Обычно я подаю, а я не принимаю, — говорит он. Микки требуется несколько секунд, чтобы понять, о чём он говорит. И это его ещё больше бесит. Он пытается игнорировать то, как отозвалось его тело на то, что сказал Йен, и сжимает руку на горле сильнее, чем до этого. — Ты блядская балерина. Думаешь, люди тебе поверят? Как я уже и сказал, лучше бы тебе об этом помалкивать. Йен кивает, потому что не может говорить из-за сильной хватки на горле. Микки выжидает какое-то время даже после кивка, просто чтобы показать, что он настроен серьёзно. Затем он отступает и делает шаг назад, скрестив руки на груди, ожидая, пока Йен уйдёт. Он не уходит. Он замахивается и — Микки должен отдать ему должное — наносит, на удивление, довольно сильный удар. Микки чувствует тупую боль в челюсти. — Как я уже сказал, я предпочитаю подавать, — произносит Йен. Микки смеётся. Чёрт, у этого парня действительно есть яйца. Микки думает, что он также сможет проигнорировать его предупреждение. Но вообще, силовые методы Милковичей — не шутки. — Я не шучу, — говорит Микки прежде, чем рыжий успевает уйти. — Можешь, блять, не беспокоиться, — небрежно бросает Йен. Затем он выходит из переулка и вливается в толпу, как будто только что не участвовал в потасовке. Микки почти впечатлён. Чувак знает, что делает. Микки не может заснуть. Он не из тех парней, кто греет голову мыслями и загонами перед сном. В детстве происходило много всего ужасного, и он научился справляться с этим, иначе он не смог бы закрыть глаза даже на две секунды. Но сегодня, блять, впервые за долгое время он о чём-то беспокоится. Справедливости ради, с тех пор как он уехал из отцовского дома, у него стало гораздо меньше поводов для беспокойства. Йен кажется тем типом людей, которых не волнует чужое мнение. И это не так, как у Микки, который только делает вид и ведёт себя как мудак, втайне переживая о том, что подумают другие. Нет, Йену всё равно, он просто делает то, что хочет. Это чертовски страшно. Микки не знает, чего от него можно ожидать и сможет ли придурок держать язык за зубами. Немного утешает тот факт, что Йен никак не сможет растрепать это его отцу. Это невозможно — они слишком далеко. Это и есть причина того, что Микки перебрался на Северную сторону. Ему нравится держаться на расстоянии. Это немного облегчает его жизнь. Несмотря на все попытки, он не может уснуть. Микки пробует все трюки: считать до ста, глубоко дышать и даже мастурбировать. Последнее обычно заставляет его сразу вырубиться. Он думает о том, когда его последний раз имели в переулке за баром, пока он случайно не представил на месте этого парня Йена. Йена, со своими чёртовыми мускулами балерины и злостью, направленной на Микки. Этого достаточно, чтобы появилось желания для грубого траха. Теперь ему точно не уснуть. Он засыпает не более, чем на час, когда уже начинает рассветать. Сон, естественно, не глубокий и не восстанавливающий. Микки встаёт на полчаса раньше, чем нужно, и компенсирует это тем, что выпивает лишнюю чашку кофе. Также он наполняет термос. У него внутри всё вибрирует, как будто он блядский камертон, когда он добирается до студии. Микки бросает взгляд в одно из зеркал. Господи Иисусе, он похож на ходячий труп: глаза красные, под ними мешки, бледное лицо, и, блять, Йен что, оставил ему синяк? Это будет дерьмовый день.

***

Йен, как обычно, крутится со своей партнёршей по танцам. Сегодня Микки наблюдает за ним гораздо чаще, но только потому, что хочет убедиться, что придурок держит рот на замке, как он и обещал. Но два кулака с радостью отпечатают FUCK U-UP на его лице, если ему нужно это напомнить. Поэтому он действительно думает, что Йен заткнётся на счет этого. Девушка — Микки не может вспомнить её имя — обвивает руку Йена и улыбается ему, как будто он был причиной, по которой солнце существует. Микки уже терпеть её не может и убеждает себя, что все только потому, что она сраная принцесса-балерина. Ну, еще потому, что каждый раз, когда они начинают смеяться, Микки напрягается, думая, что Йен проболтался ей. Занятия начинаются через пять минут. Нужно, чтобы все танцоры разогрелись, что Йен и его партнерша делают лишь частично. Микки на мгновение отводит от них взгляд, чтобы подготовиться — ноты готовы, пальцы разогреты, стул придвинут на достаточное расстояние. — Итак, — говорит кто-то рядом с ним. Микки смотрит вверх. Партнёрша Йена стоит рядом с фортепиано, склонившись над ним и влезая в его пространство так, как будто имеет на это право. Честное слово, какая же ебанутая фишка у этих принцесс. Одна её нога вытянута, а ступня упирается в тандю, или фандю, или как там, чёрт возьми, это называется. Микки ссутуливается, чтобы упереть локти в колени. — Он тебя сюда ударил? — спрашивает она, указывая на синяк Микки. Микки выпрямляется. Его ноздри расширяются. Тихо, хотя их все равно никто не слушает, он спрашивает: — Что, блять, он тебе сказал? — Ничего, связанного с тобой. Хотя, у него синяк, у тебя синяк. Не сложно сложить два и два, — говорит она, — Я Мэнди, кстати. — А я, блять, и не спрашивал, — ворчит Микки. Микки удивлён, что у Йена синяк. Потому что, как бы ему не хотелось это признавать, но он пялился на Йена несколько минут и ничего не заметил. Он снова поднимает на него глаза и смотрит на лицо. — Я дала ему свой консилер, — объясняет Мэнди. — Как будто он и без этого недостаточно женоподобен, — бубнит Микки. Мэнди злится. Она вскакивает, прижав руки к бёдрам. Микки не уверен, но возможно, она стала в первую позицию. Она подпрыгивает на месте, явно очень раздражённая. — Парни, танцующие балет, ничуть не женственны. Просто люди, вроде тебя, думают, что… — Люди вроде меня? — спрашивает Микки, перебивая её. О, конечно же он в курсе, что собирается сказать Мэнди. Ему очень нравится видеть, как такие люди, как она, волнуются, когда пытаются избежать таких слов, как «бедный» или «из плохого района» или любое другое слово, которое указывает на дерьмо, которое является окружающей средой Микки. О, Мэнди ещё как волнуется. В любом случае, у Микки есть дела поважнее, чем смотреть, как какая-то девчонка с Северной стороны злится в своей затянутой пачке. Ему просто нужно понять, знает ли она то, чего знать не должна. — Так, для ясности, он рассказал тебе о том, что случилось? — спрашивает Микки. — Почему ты спрашиваешь? Боже, она, как и Йен, как будто сразу поняли, что беспокоит Микки. Она даже улыбается, и хуй там, если это не заставит Микки ненавидеть её еще больше. — Потому что это тебя не касается, чтобы он тебе не сказал, — говорит Микки. — Тогда, наверное, мне не стоит об этом трепаться, — говорит она, упирая руки в бока, а одна из её ног стучит по полу. — Ты чертовски права, куколка. — Ты не должен угрожать клиентам. Это плохо для бизнеса, — говорит Мэнди. — Не стоит меня бесить. Плохо для твоего лица, — говорит Микки. — Кто-то сегодня ел хлопья со вкусом ублюдка. — Кто-то сегодня ел хлопья со вкусом шлюхи, — парирует он. — Ауч. Туше. — Ага, иди занимайся там своими сраными арабесками или чем ты там должна заниматься, — говорит Микки. — Хорошо-хорошо. Не стоит угрожать мне только потому, что я кое-что поняла. Йену понравится нагибать тебя. Она уходит с показушно прямой спиной, поднимаясь на носочки, как делают все танцоры. Микки где-то читал, что нужно считать до десяти, когда злишься и это должно помочь. Он только что убедился, что это, блять, не работает. Боже. Он отдал бы всё на свете, чтобы иметь сейчас в руках пистолет. Очевидно, Йен ничего не понял, так что он задаёт вопросы. Мэнди смеётся и отвечает ему с улыбкой. Она так же довольно бесстрашна, чтобы посмотреть на Микки так же, растягивая губы. И Микки, как истинный джентльмен, показывает им обоим средний палец. Однако убирает его как раз вовремя, так как Лиллиан заходит в зал. Сейчас уже нет времени, чтобы смеяться или показывать пальцы. И, самое главное, нет времени думать о чьей-либо ориентации. Микки собирается убить Йена.