***
В студии только один охранник, так как подошло время закрытия. Мужик старый, с усами и бакенбардами, а его глаза похожи на изюм в печенье. Микки кивает ему, когда проходит мимо. Не стоит вызывать подозрений. Когда Микки входит в раздевалку, уборщик направляется в душ, чтобы убрать там, и у него получится остаться незамеченным. Он подходит к шкафчику Йена и вскрывает его. Этот раз — последний, но Микки не знает, когда он это решил. Он не может справиться с постоянными стычками с Галлагером, со странной смесью ярости и возбуждения. И дело вовсе не в том, что он не хочет с этим справляться. Он просто крадёт одну вещь и запихивает её в рюкзак так быстро, что даже не смотрит на неё. Неважно, что это, пока Йен получает сообщения. Микки закрывает шкафчик и уходит. Всю дорогу домой рюкзак казался странно тяжёлым, хотя на самом деле, он прибавил всего несколько граммов.***
Йен, рычащий имя Микки, звучит намного, намного лучше, чем ожидал Микки. Он даже не ожидал увидеть его здесь в это время дня, потому что сейчас утро среды и занятия ещё не начались. Галлагер определенно должен быть сейчас в школе. Микки в одном из залов, несколько минут просто играет, чтобы убить время. В комнату резко врывается Йен, и двери захлопываются за ним, вызывая эхо. Йен слишком громко повторяет: «Микки!». Микки перестает играть. Он смотрит вверх, и чёрт возьми, если Галлагер не выглядит пиздец как красиво, когда бесится. Он не в своем балетном трико, что облегчает жизнь Микки, учитывая его недавнее влечение к парню. Проще иметь дело с кем-то, кто не одет так, как будто он из грёбаного Цирка Дю Солей. — Где они, чёрт возьми? — спрашивает Йен. — Да я ебу что ли? — говорит Микки. Он предпочитает вернуться к гаммам, чем смотреть на привлекательно злого Йена, но не успевает дойти даже до пятой ноты, как к нему присоединяется Йен и буквально бьёт Микки своей рукой. Он нажимает несколько клавиш и это звучит отвратительно. Микки хмурится от такого неуважения к инструменту. — Какого хрена, мужик? — спрашивает Микки. Он пытается встать, чтобы суметь настучать рыжему по голове, но Йен прижимает его к краю фортепиано. Руки рыжего вжимаются в инструмент по обе стороны от Микки, ограждая его мускулистым забором. Милкович пытается оттолкнуть его, но рыжий крепкий сукин сын. Он никуда не денется, если Йен этого не захочет. — Ты украл мои балетки, придурок, — говорит Йен. — Это звучит очень по-гейски, чувак, — говорит Микки. — Ну вот опять, — вздыхает Йен, — ты же в курсе, что ты гей, да? — Да, а вот всему миру об этом знать не нужно, Галлагер. Поклянись, что будешь держать рот закрытым и получишь назад свои сраные тапочки, — говорит Микки. Йен давит ещё сильнее. Блять, блять, блять. Микки определенно имеет неправильный вид реакции на эту близость. Это немного не то, о чём он думал в последнее время, когда мастурбировал, но чертовски близко. Было бы очень легко перейти от этого к жёсткому траху. Микки осторожно пытается отодвинуть свои бедра назад так, чтобы Йен не заметил. И он, слава дьяволу, не замечает. — Серьёзно, ты самый гомофобный гомофоб из всех, кого я когда-либо встречал, — говорит Йен. Его голос становится странным и грубым. — Ты должен поумерить свой пыл, гений, — говорит Микки. — Поумерить? Я могу... — Йен останавливается в середине предложения. Он поднимает бровь и опускает плечи. Он, сука, заметил. Руки Микки сжимают край инструмента ещё крепче. Чёрт возьми, еще немного, и он сломает его. Инстинкт выживания подсказывает ему, как выбраться, и этот способ — насилие. Но Йен делает ещё один непредвиденный шаг. — Это означает, что ты не можешь принять то, что ты гей, — говорит Йен. Эта фраза больше похожа на дыхание, чем на работу голосовых связок. И Йен подчеркивает последнюю часть, упираясь своими бёдрами в бёдра Микки. — Я, блять, справлюсь, — говорит Микки. Его голос срывается, потому что, ёбаный боже, Йен твёрд и прижимается к нему. — Мэнди нихрена не знает, — говорит Йен, — она — мое прикрытие. Микки хмыкает, когда Йен снова толкает его. Чёрт, почему это так хорошо ощущается даже с двумя слоями джинсовой ткани между ними? — Не говори о ней сейчас, — произносит Микки. Он едва может говорить, еле выдавливая из себя пару слов. Йен медленно и неуклонно подталкивает себя. Да, через джинсы, как в старших классах, но если в старших классах происходит именно так, то Микки бы остался намного дольше. — Тогда о чём ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? — спрашивает Йен. Чёрт, он определенно пытается сделать свой голос максимально сексуальным и это работает. Микки хватает Йена за воротник его рубашки и тянет к себе, так, что их лица оказываются рядом. Он чувствует его от бёдер до ключиц. Микки зажат между фортепиано и эрекцией Йена, и он наслаждается этим больше, чем должен. — Расскажи, как трахнешь меня, — говорит Микки прежде, чем он успевает задуматься об этом. Йен смеётся. Он хищник и играет на опережение. Но он слушает его, потому как увлечён происходящим не меньше, чем Микки. — Я бы позволил тебе поработать над этим, — говорит Йен ему на ухо. Его губы на секунду прикасаются к мочке уха Микки, а дыхание обжигает шею, — я бы заставил тебя раздеваться медленно, чтобы убедиться, что мне нравится то, что я вижу. — Без проблем, — говорит Микки. — Тогда я бы наклонил тебя вперёд, — говорит Йен. Блять. Микки хватает его за зад и еще теснее прижимает к себе, чтобы потереться друг об друга, двигаясь как нетерпеливые девственники. — Я бы вводил в тебя по одному пальцу. Я должен убедиться, что ты справишься со мной, — говорит Йен. — Ты такой большой, не так ли? — спрашивает Микки. Его голос должен казаться дразнящим, но, на самом деле, он звучит любопытно и возбужденно. Он даже не думает о том, чтобы притворяться. Йен отвечает не словами, а тем, что отводит бёдра назад и сильно толкается вперёд. Действительно сильно. Голова Микки откидывается назад и он закрывает глаза, наслаждаясь этим чертовски сладкими ощущением. — Может быть, для начала я бы отсосал тебе, — говорит Микки. Йен касается губами его шеи, чуть ниже челюсти. Это не поцелуй, а просто прикосновение. Он бормочет: — Ты бы это сделал? Микки кивает. Он хочет продолжить, но болтать — не его сильная сторона, и прямо сейчас его член забирает слишком много жизненной энергии. Йен берёт эту часть на себя. — Ты позволишь мне дергать тебя за волосы, пока ты будешь сосать мой член? — спрашивает Йен. — Если ты это заслужишь, — говорит Микки. Йен снова смеётся. Дерьмо, уверенность этого парня поражает. Это идет вопреки изначальному плану Микки, но он всё равно думает о том, какой Йен в постели. — Я не буду с тобой мягок, — говорит Йен, — я оставлю на тебе синяки, чтобы ты помнил об этом ещё несколько дней. Я буду вжиматься в тебя так сильно, что ты будешь стонать. И Микки стонет, как сучка, которой он не хочет быть. Однако Йен, похоже, не осуждает его за это. Он снимает одну руку с пианино и обхватывает задницу Микки. И это пиздец как приятно. — Бьюсь об заклад, у тебя потрясающая задница, — говорит Йен, — мне бы она понравилась. — С чего ты решил, что у тебя есть свободный доступ, Галлагер? — говорит Микки. Йен снова прижимается губами к его уху и шепчет: — Но ты сказал мне рассказать тебе, как я буду трахать тебя. Я даже не дошел до самой интересной части. Йен на мгновение замолкает, чтобы несколько раз толкнуться бёдрами в Микки. Милкович не помнит, когда в последний раз приходил в джинсах, но теперь он будет ходить в них каждый день. Он даже не может вспомнить, когда в последний раз произносил такие слова. — Может быть, я свяжу тебя… — начинает Йен. Откуда-то доносится громкий гул. Они отпрыгивают друг от друга, удивлённые внезапным шумом. Микки понимает, что это чей-то мобильник, он громко звонит и вибрирует о деревянное покрытие. Йен хватает его, смотрит на имя и отклоняет вызов. Микки всё ещё опирается на пианино, из всех сил пытаясь отдышаться. Он всё ещё твёрд, но момент упущен. Наверное, хорошо, что они не закончили начатое, иначе он был бы липким до конца дня. Йен смотрит на Микки, а Микки на Йена. Затем Милкович отворачивается, смотрит в пол или куда-либо ещё, потому что вдруг стало совсем неловко. Так что да, это только что произошло. Галлагер и Микки тёрлись друг об друга стояками, как подростки, и Микки стонал, что по его собственным меркам, он никогда не считал мужественным. — У меня… у меня школа, — говорит Йен. — Тогда какого хрена ты сюда припёрся? — спрашивает Микки, — У тебя нет занятий до полудня. Йен качает головой. Это всё вообще сейчас не важно. Йен поворачивается и идёт к двери. Однако, когда он проходит половину пути, Микки окликает его: — Эй, Галлагер, — зовет он. Йен останавливается и оборачивается. В его приподнятых бровях читается вопрос. Микки наклоняется и роется в портфеле. Он достает балетки Йена, чёрные и женственные, и бросает их ему. Парень легко их ловит и кивает в знак благодарности. Он не улыбается ему, потому что это было бы незачем. Микки не совсем уверен, что это было, но он знает, что дело не в чувствах. — Ты должен позаботиться об этом, чувак, — Микки бросает взгляд на пах Йена. Йен смотрит вниз и видит, что всё ещё возбужден. Красный как рак, он уходит. Микки вздыхает и садится за пианино. Но примерно через минуту попыток снова сыграть, он понимает, что у него нихуя не получится, пока он сам не разберётся со своей ситуацией. Он направляется в ближайший туалет, запирается в кабинке и думает, как Галлагер согнул бы его и оттрахал. Всё это пересекает около двадцати границ, о существовании которых Микки даже не подозревал.