В балете только геи

Микки убьёт Йена. С самого первого дня он знал, что это произойдёт, но искренне надеялся, что это будет позже. Это, вероятно, к лучшему. Без суеты, без его участия. Хватит с него эротических фантазий с рыжим придурком. Просто Йен слоняется по раздевалке, и не делает ничего, кроме как подпитывает эти фантазии. И самое главное, просто разозлив Йена, он лишь заставляет его смотреть в сторону Микки, потому как предпочитает вести себя как четвероклассник. Сегодня в раздевалке больше людей, чем обычно. Не много, но достаточно, чтобы в каждом ряду шкафчиков, был хотя бы один парень. Из всех остальных дней в году, эти чёртовы танцоры выбрали именно этот, чтобы вымыть свои задницы, переодеться и завонять дезодорантами всю раздевалку. Микки громко захлопнул дверцу. Он груб даже с собственным рюкзаком. Единственное, что не страдает от грубости и агрессии — музыка. Между Микки и Йеном стоит парень с пухлыми, девичьими губами, а его волосы в геле. Его лицо чертовски раздражает, но оно не даёт Микки развернуться к Йену и запугивать угрозами. В этом месте нет ни капли уединения и это бесит. Микки решил проглотить свою гордость и сделать трюк, который он использовал всего один или два раза в прошлом, но для других целей. Йен не идиот, или, по крайней мере, не полный придурок. Он не настолько глуп, чтобы снова попасться на уловки Микки. Так что Милкович ему подыграет. Чёрт, а Йен очень горяч. Возможно, на нём уже проделывали что-то подобное. Честно говоря, Микки понятия не имеет, что представляют из себя геи с Северной стороны. И он не собирается это узнавать. Микки ждёт, пока парень между ним и Йеном присядет на корточки, чтобы сложить свою одежду. Затем Микки ловит взгляд Йена. На нём обтягивающая футболка, чертовски тесная. Удивительно, что Микки заметил её только сейчас. Он вот-вот разозлится на самого себя за то, что пялится на Йена, но потом понимает, что это не является чем-то плохим, так что позволяет взгляду поблуждать по чужой груди. Это недостаточно очевидно, чтобы кто-то другой заметил, поскольку Микки ведет себя сдержанно. Но этого достаточно, чтобы заметил Йен. Микки снова поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с Йеном. У него одна бровь и уголок рта приподняты — это вопрос. Микки закидывает рюкзак на плечо и направляется к двери. На ходу он хватает Йена и шепчет: «Переулок». Потом он отступает и вскидывает руку в воздух. — Эй, смотри под ноги, чувак, — восклицает он. Йен склоняет голову. Его лицо видно Микки только с одной стороны и, кажется, он лыбится. Чёрт, а Микки хорош в этой игре. Это заставляет его захотеть пошутить над Йеном по-настоящему. Он ждёт Йена снаружи, сбросив рюкзак на пол и закуривая сигарету. Микки просто нужен никотин, вот и всё. Перерывы на сигареты стали слишком редкими на работе, особенно с учётом испытываемого стресса. Йен появляется в поле зрения Микки, когда он уже почти докурил. На этот раз Йен, не колеблясь, подходит к нему. На самом деле, он выглядит дохуя самодовольно, как будто он победил в выдуманную игру. А Микки ни во что не играет. Йен снимает свой рюкзак и кладёт его рядом с рюкзаком Микки. Потом он просто становится, засовывая руки в карманы, как будто не знает, чем закончится сегодняшний разговор. — Ты уже закончил? — спрашивает Йен. Он ждал, пока Микки потушит сигарету. Микки качает головой и делает ещё одну затяжку, выдыхая и смотря на Йена через серую дымку. — Какого хрена ты треплешься своей подружке? Йен выглядит сбитым с толку. — Что я сказал? Микки делает последнюю затяжку и бросает окурок на пол. Он топчет его носком ботинка, убеждаясь, что он потух. При этом, он не сводит взгляд с Йена. — Твоя партнёрша по танцам. Она буквально сказала, что ты нагнёшь меня. Что, чёрт возьми, это ещё может значить? — злится Микки. Он приближается к Йену, и если рыжий думал, что отделается так просто, то он не угадал. Он вытаскивает руки из карманов и вместо этого вскидывает их в воздух, спокойный и невинный. — Я не знаю, мужик, правда, — говорит Йен. — Хуйня! Ты сказал ей даже после того, как я сказал тебе закрыть свой рот! — Я ничего ей не говорил! — Не пизди! — Наверное, она имела ввиду драку или что-то в этом роде. Она жестока, ей нравится угрожать, — пытается оправдаться Йен. — Мне тоже. Микки хрустит костяшками пальцев. Йен вздрагивает. — Я ничего ей не говорил, Микки. Ты думаешь, что я не знаю каково это — хранить такой секрет? Я знаю, как это тяжело, — говорит Йен. — Да что ты вообще знаешь? Ты сраный позёр с Северной стороны… — Думаешь, я с Северной стороны? — перебивает его Йен. Микки останавливается. Он терпеть не может, когда его перебивают, но разговор принимает странный поворот событий. Микки отступает на шаг назад и опускает кулаки на секунду. — Ты — сраная балерина в танцевальной студии сраного Норд-Сайда, — говорит Микки так, как будто это не очевидно. — Да, потому что я работаю здесь, чтобы платить за обучение, — говорит Йен, — я с Южной стороны, там родился и вырос. — Ты не пиздишь? — спрашивает Микки. — Какого чёрта я должен пиздеть о таком? Микки пожимает плечами. Йен зарабатывает один балл. — Ты же Милкович, да? — спрашивает Йен. Микки кратко кивает. Конечно, Рыжий знает, кто его семья. Микки не может сбежать достаточно далеко от этого грёбаного дома или от этой грёбаной фамилии. Вероятно, это будет преследовать его вечно. — Знаешь Фрэнка Галлагера? — спрашивает Йен. — Этот пьяница, да. Все его знают. Однажды я видел, как он пытался обменять собственную почку на выпивку. — Это мой отец. Микки смеётся. Не натянуто и не в стиле «тебе пизда», а искренне. Потому что это самое смешное, что он слышал за день. Сраная балерина-гей Йен, блять, Галлагер. — Твой отец знает, что ты занимаешься балетом? — спрашивает Микки, переводя дыхание. — Я сомневаюсь, что он вообще помнит, сколько у него детей, — насмешливо говорит Йен. Микки снова смеётся. Ему пиздец знакомо это чувство. Его инстинктивно тянуло к Йену из-за их дерьмовых отцов и того, что они выросли в одном из самых дерьмовых районов Америки. И держать в секрете свою ориентацию совсем ему не поможет. Он вспоминает, что надо бы надрать мальчишке задницу, и не в гейском смысле. Его лицо снова злое, что не удивительно, потому что это и является его настоящим лицом. — Тогда всё на мази, — говорит Микки, — но это не меняет того, что тебе нужно держать язык за зубами. — Господи Иисусе, ты серьёзно? — раздражается Йен. — Да, серьёзно. Теперь ты в деле, Галлагер. Твоя подружка думает, что я гей. Это не грёбаная игра. — У меня нет на это времени, — говорит Йен. Он действительно берет свой рюкзак и уходит. — Вернись сюда, чертов Галлагер, — говорит Микки. Йен даже не оборачивается, а просто вскидывает средний палец вверх. Микки может и немного уважает этого парня, но сейчас он просто взбешён. Злой Микки Милкович в худшем случае — опасная штука, в лучшем — просто неприятность. Но сегодня Йен представляет собой больше хлопоты, чем реальную опасность. А еще, Микки может в любой момент надрать ему задницу и превратить лицо в кашу. И его расстраивает то, что он не сделал это, потому что это было бы гораздо проще. Он не может не чувствовать, как под его кожей дерёт из-за этого. Господи, это действительно какой-то пиздец. Галлагер вырос в нескольких кварталах от дома Милковичей, а Микки до сих пор живёт относительно недалеко оттуда. Это означает, что кто-то, кто знает секрет Микки, слишком близко, чтобы спать спокойно. А ещё Йен слишком красив и мускулист, но Микки пока пытается это отрицать. У Микки нет часов, так что он проверяет время на телефоне. Сейчас чуть больше пяти. Скорее всего, в раздевалке всё ещё есть танцоры, учитывая их количество там чуть ранее. Поэтому Микки выкуривает ещё одну сигарету, прежде чем вернуться.

***

В студии только один охранник, так как подошло время закрытия. Мужик старый, с усами и бакенбардами, а его глаза похожи на изюм в печенье. Микки кивает ему, когда проходит мимо. Не стоит вызывать подозрений. Когда Микки входит в раздевалку, уборщик направляется в душ, чтобы убрать там, и у него получится остаться незамеченным. Он подходит к шкафчику Йена и вскрывает его. Этот раз — последний, но Микки не знает, когда он это решил. Он не может справиться с постоянными стычками с Галлагером, со странной смесью ярости и возбуждения. И дело вовсе не в том, что он не хочет с этим справляться. Он просто крадёт одну вещь и запихивает её в рюкзак так быстро, что даже не смотрит на неё. Неважно, что это, пока Йен получает сообщения. Микки закрывает шкафчик и уходит. Всю дорогу домой рюкзак казался странно тяжёлым, хотя на самом деле, он прибавил всего несколько граммов.

***

Йен, рычащий имя Микки, звучит намного, намного лучше, чем ожидал Микки. Он даже не ожидал увидеть его здесь в это время дня, потому что сейчас утро среды и занятия ещё не начались. Галлагер определенно должен быть сейчас в школе. Микки в одном из залов, несколько минут просто играет, чтобы убить время. В комнату резко врывается Йен, и двери захлопываются за ним, вызывая эхо. Йен слишком громко повторяет: «Микки!». Микки перестает играть. Он смотрит вверх, и чёрт возьми, если Галлагер не выглядит пиздец как красиво, когда бесится. Он не в своем балетном трико, что облегчает жизнь Микки, учитывая его недавнее влечение к парню. Проще иметь дело с кем-то, кто не одет так, как будто он из грёбаного Цирка Дю Солей. — Где они, чёрт возьми? — спрашивает Йен. — Да я ебу что ли? — говорит Микки. Он предпочитает вернуться к гаммам, чем смотреть на привлекательно злого Йена, но не успевает дойти даже до пятой ноты, как к нему присоединяется Йен и буквально бьёт Микки своей рукой. Он нажимает несколько клавиш и это звучит отвратительно. Микки хмурится от такого неуважения к инструменту. — Какого хрена, мужик? — спрашивает Микки. Он пытается встать, чтобы суметь настучать рыжему по голове, но Йен прижимает его к краю фортепиано. Руки рыжего вжимаются в инструмент по обе стороны от Микки, ограждая его мускулистым забором. Милкович пытается оттолкнуть его, но рыжий крепкий сукин сын. Он никуда не денется, если Йен этого не захочет. — Ты украл мои балетки, придурок, — говорит Йен. — Это звучит очень по-гейски, чувак, — говорит Микки. — Ну вот опять, — вздыхает Йен, — ты же в курсе, что ты гей, да? — Да, а вот всему миру об этом знать не нужно, Галлагер. Поклянись, что будешь держать рот закрытым и получишь назад свои сраные тапочки, — говорит Микки. Йен давит ещё сильнее. Блять, блять, блять. Микки определенно имеет неправильный вид реакции на эту близость. Это немного не то, о чём он думал в последнее время, когда мастурбировал, но чертовски близко. Было бы очень легко перейти от этого к жёсткому траху. Микки осторожно пытается отодвинуть свои бедра назад так, чтобы Йен не заметил. И он, слава дьяволу, не замечает. — Серьёзно, ты самый гомофобный гомофоб из всех, кого я когда-либо встречал, — говорит Йен. Его голос становится странным и грубым. — Ты должен поумерить свой пыл, гений, — говорит Микки. — Поумерить? Я могу... — Йен останавливается в середине предложения. Он поднимает бровь и опускает плечи. Он, сука, заметил. Руки Микки сжимают край инструмента ещё крепче. Чёрт возьми, еще немного, и он сломает его. Инстинкт выживания подсказывает ему, как выбраться, и этот способ — насилие. Но Йен делает ещё один непредвиденный шаг. — Это означает, что ты не можешь принять то, что ты гей, — говорит Йен. Эта фраза больше похожа на дыхание, чем на работу голосовых связок. И Йен подчеркивает последнюю часть, упираясь своими бёдрами в бёдра Микки. — Я, блять, справлюсь, — говорит Микки. Его голос срывается, потому что, ёбаный боже, Йен твёрд и прижимается к нему. — Мэнди нихрена не знает, — говорит Йен, — она — мое прикрытие. Микки хмыкает, когда Йен снова толкает его. Чёрт, почему это так хорошо ощущается даже с двумя слоями джинсовой ткани между ними? — Не говори о ней сейчас, — произносит Микки. Он едва может говорить, еле выдавливая из себя пару слов. Йен медленно и неуклонно подталкивает себя. Да, через джинсы, как в старших классах, но если в старших классах происходит именно так, то Микки бы остался намного дольше. — Тогда о чём ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? — спрашивает Йен. Чёрт, он определенно пытается сделать свой голос максимально сексуальным и это работает. Микки хватает Йена за воротник его рубашки и тянет к себе, так, что их лица оказываются рядом. Он чувствует его от бёдер до ключиц. Микки зажат между фортепиано и эрекцией Йена, и он наслаждается этим больше, чем должен. — Расскажи, как трахнешь меня, — говорит Микки прежде, чем он успевает задуматься об этом. Йен смеётся. Он хищник и играет на опережение. Но он слушает его, потому как увлечён происходящим не меньше, чем Микки. — Я бы позволил тебе поработать над этим, — говорит Йен ему на ухо. Его губы на секунду прикасаются к мочке уха Микки, а дыхание обжигает шею, — я бы заставил тебя раздеваться медленно, чтобы убедиться, что мне нравится то, что я вижу. — Без проблем, — говорит Микки. — Тогда я бы наклонил тебя вперёд, — говорит Йен. Блять. Микки хватает его за зад и еще теснее прижимает к себе, чтобы потереться друг об друга, двигаясь как нетерпеливые девственники. — Я бы вводил в тебя по одному пальцу. Я должен убедиться, что ты справишься со мной, — говорит Йен. — Ты такой большой, не так ли? — спрашивает Микки. Его голос должен казаться дразнящим, но, на самом деле, он звучит любопытно и возбужденно. Он даже не думает о том, чтобы притворяться. Йен отвечает не словами, а тем, что отводит бёдра назад и сильно толкается вперёд. Действительно сильно. Голова Микки откидывается назад и он закрывает глаза, наслаждаясь этим чертовски сладкими ощущением. — Может быть, для начала я бы отсосал тебе, — говорит Микки. Йен касается губами его шеи, чуть ниже челюсти. Это не поцелуй, а просто прикосновение. Он бормочет: — Ты бы это сделал? Микки кивает. Он хочет продолжить, но болтать — не его сильная сторона, и прямо сейчас его член забирает слишком много жизненной энергии. Йен берёт эту часть на себя. — Ты позволишь мне дергать тебя за волосы, пока ты будешь сосать мой член? — спрашивает Йен. — Если ты это заслужишь, — говорит Микки. Йен снова смеётся. Дерьмо, уверенность этого парня поражает. Это идет вопреки изначальному плану Микки, но он всё равно думает о том, какой Йен в постели. — Я не буду с тобой мягок, — говорит Йен, — я оставлю на тебе синяки, чтобы ты помнил об этом ещё несколько дней. Я буду вжиматься в тебя так сильно, что ты будешь стонать. И Микки стонет, как сучка, которой он не хочет быть. Однако Йен, похоже, не осуждает его за это. Он снимает одну руку с пианино и обхватывает задницу Микки. И это пиздец как приятно. — Бьюсь об заклад, у тебя потрясающая задница, — говорит Йен, — мне бы она понравилась. — С чего ты решил, что у тебя есть свободный доступ, Галлагер? — говорит Микки. Йен снова прижимается губами к его уху и шепчет: — Но ты сказал мне рассказать тебе, как я буду трахать тебя. Я даже не дошел до самой интересной части. Йен на мгновение замолкает, чтобы несколько раз толкнуться бёдрами в Микки. Милкович не помнит, когда в последний раз приходил в джинсах, но теперь он будет ходить в них каждый день. Он даже не может вспомнить, когда в последний раз произносил такие слова. — Может быть, я свяжу тебя… — начинает Йен. Откуда-то доносится громкий гул. Они отпрыгивают друг от друга, удивлённые внезапным шумом. Микки понимает, что это чей-то мобильник, он громко звонит и вибрирует о деревянное покрытие. Йен хватает его, смотрит на имя и отклоняет вызов. Микки всё ещё опирается на пианино, из всех сил пытаясь отдышаться. Он всё ещё твёрд, но момент упущен. Наверное, хорошо, что они не закончили начатое, иначе он был бы липким до конца дня. Йен смотрит на Микки, а Микки на Йена. Затем Милкович отворачивается, смотрит в пол или куда-либо ещё, потому что вдруг стало совсем неловко. Так что да, это только что произошло. Галлагер и Микки тёрлись друг об друга стояками, как подростки, и Микки стонал, что по его собственным меркам, он никогда не считал мужественным. — У меня… у меня школа, — говорит Йен. — Тогда какого хрена ты сюда припёрся? — спрашивает Микки, — У тебя нет занятий до полудня. Йен качает головой. Это всё вообще сейчас не важно. Йен поворачивается и идёт к двери. Однако, когда он проходит половину пути, Микки окликает его: — Эй, Галлагер, — зовет он. Йен останавливается и оборачивается. В его приподнятых бровях читается вопрос. Микки наклоняется и роется в портфеле. Он достает балетки Йена, чёрные и женственные, и бросает их ему. Парень легко их ловит и кивает в знак благодарности. Он не улыбается ему, потому что это было бы незачем. Микки не совсем уверен, что это было, но он знает, что дело не в чувствах. — Ты должен позаботиться об этом, чувак, — Микки бросает взгляд на пах Йена. Йен смотрит вниз и видит, что всё ещё возбужден. Красный как рак, он уходит. Микки вздыхает и садится за пианино. Но примерно через минуту попыток снова сыграть, он понимает, что у него нихуя не получится, пока он сам не разберётся со своей ситуацией. Он направляется в ближайший туалет, запирается в кабинке и думает, как Галлагер согнул бы его и оттрахал. Всё это пересекает около двадцати границ, о существовании которых Микки даже не подозревал.