***
Сегодня вторник, и уже второй раз за сегодня Микки дрочит на работе. Конечно, это звучит дерьмово, но вчера и на прошлой неделе он делал это чаще. Так что, его дела вроде как улучшаются. Всего один урок, и он сможет пойти домой, где нет ничего, что относится к рыжим волосам и крепкой груди. Он выходит из туалета, когда замечает Галлагера. Он сгорбился над столом Светланы, ведя с секретарем довольно острую дискуссию. Светлана обычно машет руками, когда злится, и сейчас она определенно очень зла. Йен просто крепко держится за стол со своей стороны. Микки видит, как напряжена его челюсть. Чёрт, последнее, что нужно его члену, так это взглянуть на взбешённого Йена Галлагера. Микки подходит к столу. Он оставляет немного места между ними, как будто ему нужно поговорить с секретарём и он ждет окончания спора. — У меня двойные часы! Какого чёрта я получаю меньше?! — спрашивает Йен. — Я не занимаюсь бухгалтерией. Есть вопросы — поговори с Лиллиан. Она всегда рада иметь дело со злыми сопляками, — говорит Светлана, практически выплёвывая последнее слово. Она добавляет несколько русских слов в конце, и Микки готов поспорить, что это матюки. — Злыми сопляками? Я злой сотрудник! Какого чёрта мне теперь платят меньше? — говорит Йен. — Я уже сказала — разбирайся с Лиллиан. Ты собираешься тратить моё время или у тебя есть какие-то дела поважнее, малыш? — Не называй меня так, — зло говорит Йен, хлопая рукой по столу. Он смотрит на часы, висящие высоко на стене, и Микки видит, что воинственный настрой покидает его. Йен снова смотрит на Светлану, — у меня урок, но мы ещё не закончили. — Возможно, ты этого ещё не понял, но мы закончили, — говорит она. Йен поджимает губы, явно желая сказать больше. Но это не так. Он оборачивается, и Микки понимает, что он точно в его поле зрения. У них около полсекунды зрительного контакта, когда Микки решает, что нет ничего сексуальнее, чем Галлагер, когда он чертовски зол. Затем Йен сгорбился и фыркнул, направляясь обратно в класс на урок. Микки осторожно подходит к столу Светланы. Ему приходится тщательно подбирать слова, потому что в этой женщине явно всё ещё теплится гнев. Чёрт, он хочет освободить его сам. — Что это было? — он спрашивает. — Рыжий бесится, — говорит она. — Да, я понял. — Тогда почему ты спрашиваешь? — Я имел ввиду, почему он взбесился? — Не твоё дело. — Знаешь, забудь, что я спросил. — Уже. Боже, Микки может взбеситься и задушить эту женщину, если его за это не уволят. Всё в порядке, в любом случае. Он получил достаточно информации, просто подслушивая. Так вот как Галлагер оплачивает свои занятия. Микки удивлён, что не подумал об этом раньше. Бог свидетель, пока он рос, у него никогда не было денег ни на что лишнее, например на уроки танцев. Блять, его отец первым бы выстрелил ему в лицо, если бы узнал про такое. Как бы приятно не было видеть расстроенного Галлагера, во вторниках на самом деле нет ничего особенного.***
К среде Микки думает, что нашёл Бога. Иногда тайминги работают просто ахуенно. Потому что, когда Микки входит в раздевалку, Йен Галлагер переодеваться в свою обычную одежду и так уж получилось, что одет он только наполовину. Он застёгивает штаны как раз в тот момент, когда Микки достигает своего шкафчика. Рыжий без рубашки, что чертовски радует глаз. Он хочет посмотреть. Блять, он так сильно хочет, чтобы Йен был полностью без одежды. Но он не будет смотреть на него, поскольку всю неделю пытался держаться подальше. Микки не сдерживается, когда Йен поворачивается к нему спиной и пользуется возможностью не быть замеченным. В его теле есть что-то действительно притязающее. Его плечи широченные, а внизу спины есть впадинки, по которым Микки хочет провести языком и заставить его умолять. Микки успевает отвернуться, когда Йен поворачивается, и, спасибо, ёбаный боже, что его не поймали с поличным. Но затем, через периферийное зрение, он получает фронтальную перспективу. И будь он проклят, если не пялится снова. У Йена крепкие мышцы, и Микки не может оторвать от них взгляд. Ткань белой футболки опускается на восхитительный пресс, и Микки снова не может нормально вздохнуть. Он даже не уверен, что дышал до этого. Но если его легкие не напрягаются, то член вполне себе. Ёбаный в рот. Туалет есть в раздевалке, рядом с душевыми. Микки может войти и выйти через две минуты, если постарается быть быстрым. Но он ни за что в жизни не будет дрочить, находясь в одной комнате с Галлагером, ни за что. Эту черту он никогда не пересечет. Затем он хватает свой рюкзак и собирается выбежать из раздевалки так быстро, как только сможет. Но, блять, он натыкается на Йена, определенно того не желая. Его руки так приятно касаются тела Микки, пусть даже на секунду. Серьезно, смотреть на Йена всё равно, что смотреть на греческого Бога. И Микки не может выкинуть его из головы в течение следующих двадцати четырёх часов.***
В четверг Микки знает, что умрёт. Он видел достаточное количество ахуенных вещей, чтобы закончить свою жизнь спокойно. Горизонт Чикаго с самой высокой точки в городе, общественный парк в прекрасный весенний день, а так же некоторые из Великих озёр, когда они с братьями устроили нарко-марафон. Микки так же видел приличное количество горячих парней. Обычно издалека, потому что он не ведёт влюблённых бесед. Слишком рискованно, слишком романтично и слишком много дерьма, с которым Микки не может справиться. Но Микки убеждён, что по сей день ходит полуслепым по кругу. Он стоит перед шкафчиком, перебирая ноты, как делает это каждый день. У него особая организация и он любит поддерживать порядок, но в течение дня он слишком часто меняет всё местами, потому что для каждого занятия нужна разная музыка. Но он уже почти закончил. Микки уже несколько минут сидит на скамейке напротив своего шкафчика и уже готов свалить отсюда. Он зверски хочет есть, потому что на обед у него был только маленький пакетик чипсов из торгового автомата. Как раз в тот момент, когда он закончил, из душа вышел Йен, блядский, Галлагер, всё ещё важный и прикрытый только полотенцем вокруг бёдер. Капли воды стекают по его челюсти и шее, затем спускаются на грудь и к прессу, исчезая в полотенце. Микки отдал бы руку на отсечение, чтобы иметь возможность снять это полотенце. Галлагер в душе это, должно быть, чертовски занимательное зрелище. Но Микки сам справится с изображением нижней части Йена в своей голове. Красивая подтянутая задница, твёрдый член и руки, блуждающие по телу. У него кружится голова от того, как прекрасно это выглядит в мыслях. Блять, как долго он стоит и пялится? Йен уже вернулся к своему шкафчику, собираясь переодеться. Микки проводит рукой по губам и пытается думать о чём, блять, угодно, кроме самого сексуального зрелища, которое он когда-либо видел в своей жизни, в трёх футах от него. Насколько хорошей идеей было бы сейчас наброситься на Галлагера? Нет, блять, ни за что. Он думает о немолодых сиськах Лиллиан в бикини. Думает о моменте, когда застал Игги, трахающего какую-то девицу. Думает о чём угодно, кроме Йена. Ему просто нужно убраться отсюда как можно скорее, иначе он взорвётся. Он уходит, но не без тщательного изучения Галлагера сзади, когда он проходит мимо. Желание протянуть руку и коснуться его ещё влажной спины настолько сильно, что он почти сдается. Мда, Микки не переживёт и недели.***
Всё это «Слава Богу, сегодня пятница» до недавнего времени всегда казалось Микки чушью. Но теперь он стоит на коленях в знак благодарности за то, что может считать часы до того, как он закончит с Галлагером на этой неделе. Неделя почти постоянной сексуальной неудовлетворённости и ужасно твёрдых стояков почти закончилась. Серьёзно, ему повезло, что он становится практически невидимым за пианино. Никто не удосуживается посмотреть на усадку его штанов. За исключением того, что Микки иногда замечает, что Галлагер наблюдает за ним, всегда со странным взглядом в глазах, который он считает похотью, но может быть и чем-то другим. Он плохо разбирается в людях, если быть до конца честным. В конце урока Микки хочет закричать от радости. Он дотерпел. Он не взорвался. Его не поймали с членом в руке или пальцами в заднице. Он не может в это поверить, чёрт возьми. Он не может поверить в это ещё меньше, когда Галлагер догоняет его, прежде чем он успевает уйти. Зал пустеет, за исключением кого-то, стоящего поодаль. Микки тяжело сглатывает — он не может снова оставаться наедине с Галлагером в комнате. Не в этой комнате, не с пианино.***
Микки звонят в субботу. Он не может сказать, что удивлён, так как пианист, играющий на выходных — какой-то подросток, и вероятнее всего, ненадёжный маленький засранец. Тем не менее, Микки должен быть благодарен за то, что есть старшеклассники, желающие подзаработать, поэтому ему не приходится вставать рано по выходным. А Лиллиан даже готова платить ему двойную ставку. Микки запрыгивает в поезд и добирается до студии быстрее, чем он ожидал. Светлана, как обычно, сидит за стойкой регистрации. — Лиллиан меня вызвала, — говорит он. — У пианиста выходного дня гастрит, — говорит Светлана, — ты здесь всего на три часа в зале А. Урок начался пять минут назад. — Отлично, блять, — говорит Микки больше себе, чем ей. — Иди, ты и так опоздал, — добавляет она, как будто он и без неё этого не знает. Микки заходит в раздевалку, чтобы взять ноты из шкафчика и быстро возвращается в зал А. Он знает, что по выходным в основном занимаются дети, но эти действительно крошечные. Как, блять, они вообще понимают, что им говорят? Потом Микки замечает преподавателя. И хотя он знал, что здесь занимаются в основном дети, но так и не запомнил правило, запрещающее ругаться при них. — Пиздец, — бормочет он. Но, по крайней мере, он не настолько громкий, чтобы кто-то из детей его услышал. Но слышит Йен и сразу начинает смеяться. И Микки подходит, чтобы бросить свои вещи, а потом хватает Йена за руку. Он вытаскивает его за руку из зала, и Галлагер в последнюю секунду успевает сказать детям, чтобы они вели себя прилично. — Ты, блять, специально это делаешь? — спрашивает Микки, выходя из зала. — Специально? По-твоему другой пианист специально уехал в больницу с гастритом? — спрашивает Галлагер со смехом. — Знаешь, я бы отказался, если бы знал, что мудак, который ведёт урок — это ты. Галлагер снова смеётся. Скрещивая руки, он говорит: — Да, конечно. Мне насрать, как сильно ты меня ненавидишь. Ты с Южной стороны, так что не думаю, что ты бы отказался от дополнительных денег. Ладно, очко в пользу Галлагера. Но Микки всё ещё зол, он даже думает о том, чтобы уйти. Поскольку ни за что не хочет провести следующие три часа пялясь на задницу Галлагера в зале, полном детей. Это просто абсурд. — Я ничего не буду делать, — говорит Йен. — Тебе же лучше, блять, — отвечает ему Микки. — Послушай, просто играй на своем пианино, а я буду учить детей. Как только урок закончится, каждый пойдёт своей дорогой. Никто не пойдёт нахуй и никто не получит по морде. Ты не против? Честно говоря, Микки открыт для переговоров о том, чтобы сходить на хуй. Но сейчас не время и не место. И ради всего святого, сколько раз ему нужно напоминать себе, что он не собирается лезть в штаны Галлагера? Он бы убил, чтобы иметь его в своей постели, но он бы никогда не сделал этого. Это тонкая грань, и эта грань сохраняет последние остатки здравомыслия Микки. Но оно идёт нахуй, когда Йен ведёт детей на растяжку. Он просит всех попробовать коснуться пальцев ног. Большинству детей это удаётся, поскольку гибкость — это более или менее естественное состояние в детстве. Но глаза Микки прикованы к одной вещи, прекрасной вещи — заднице Галлагера. Рыжий определённо специально повернулся спиной к Микки, но, скорее всего, дело было в том, что так они не смотрели друг другу в глаза. Но теперь, когда Галлагер наклонился вот так, его задница стала главным объектом внимания Микки. Господи, парень практически выставил себя напоказ, как грёбаный бабуин. Микки вспоминает, что он находится в комнате, полной детей. Он помнит, что Светлана в холле и, вероятно, с большим удовольствием отрезала бы ему яйца, если бы он попросил. Чёрт, возможно, в какой-то момент она ему понадобится. Это лучше, чем проводить каждую ёбаную секунду каждого ёбаного дня, пытаясь не допустить, чтобы мысли о Йене вызвали у него эрекцию. Три часа тянутся бесконечно долго. Микки не может дождаться, когда они закончатся, но, с другой стороны, он наслаждается безостановочным созерцанием прекрасного тела Йена Галлагера. Суббота — это упражнение в самоконтроле, которого у него просто нет.***
Воскресенье застает Микки на диване, его зрение затуманено, так как он курит. Ему это необходимо. Ненависть к себе всегда приводит его к тяге к никотину. И Боже, как же он ненавидит себя в данный момент. Потому что последние двенадцать часов или около того он провел в размышлениях и пришёл к решению. Он собирается трахнуть Йена Галлагера.