***
Игги всегда был предрасположен к захудалому, грязному и коррумпированному. Он находит самые худшие сделки, которые только можно себе представить, и ставит на кон всё, возможно, поэтому именно он находит для себя и своих братьев самый рискованный бизнес. Однако сейчас это не просто бизнес. Микки ценит свое свободное время, поэтому не собирается ввязываться в любое дерьмо. Это бар без лицензии на продажу спиртного в здании без соответствующих документов. Дверь находится в подсобке, но, к счастью, Микки уже бывал здесь раз или два. Игги любит это место, потому что клиенты любят его. Это кучка грубиянов, но они уважают Милковича. Все, у кого есть хоть половина мозгов, уважают, иначе они теряют вторую половину. Игги сидит за столиком с выпивкой в ожидании Микки, что на удивление приятно. — Два пятьдесят за пиво, — говорит он, когда Микки садится. Теперь менее приятно. Также менее удивительно. Микки достает деньги из бумажника, ворча при этом. Но все же это дешевле, чем в других местах, поэтому он не слишком жалуется. Особенно учитывая, зачем он здесь. — Двадцать седьмого, — говорит Игги без прелюдии, — мы едем в Канаду, забираем товар, возвращаемся, разгружаем его к вечеру. Покупатели уже выстроились в очередь. — Пересекать границу с таким количеством товара? Лучше бы у тебя был хороший план, — говорит Микки. — Да ладно, я же не полный идиот-, — говорит Игги. Микки бросает на брата взгляд, потому что да, он такой. Игги — гребаный мудак, как и все мужчины семейства Милковичей. Даже Микки, несмотря на то, что обычно он слишком упрям, чтобы признать это. — Разве немного доверия к своему брату — слишком большая просьба? — Да, — говорит Микки. Игги показывает ему средний палец. — Да пошел ты, — говорит Микки, — Так, Колин тоже в деле? — Да. Это он организовал покупателей. В любом случае, у тебя есть фальшивый паспорт? — Я могу его сделать. — Не, не беспокойся. Нам с Колином он тоже нужен, и дешевле будет сделать его всем вместе. Я дам тебе знать, сколько это будет стоить. — Звучит неплохо. Микки раздумывает, сколько будет стоить дополнительный фальшивый паспорт. Он думал взять с собой Йена, но, возможно, это не такая хорошая идея. Они еще никогда по-настоящему не ссорились, хотя Микки морщится при мысли о том, чтобы назвать это «ссорой». Слишком похоже на пару. Тем не менее, поскольку они всегда были в ладах друг с другом, он не уверен, как быстро они оправятся после сегодняшнего утра. Вопрос скорее в том, как быстро это произойдет с Йеном. Кажется, он слишком серьезно относится к этому дерьму. Поэтому Микки не говорит об этом. В худшем случае он может сказать Игги за несколько дней до этого, что им нужны дополнительные средства, и да, Микки даже может заплатить за срочность. Пока же он пьет с братом и пытается делиться деталями своей жизни, умалчивая о присутствии в ней Йена. Игги, как обычно, смеется над его работой и спрашивает, трахал ли Микки еще танцовщиц. Микки технически не лжет, когда говорит, что нет, потому что он уверен, что термин «танцовщица» относится только к девушкам. Когда Микки возвращается к себе домой, еще не очень поздно. Игги умолял его остаться, чтобы выпить еще, но Микки никогда не был поклонником пьянства с братьями. К тому же, похоже, сегодня просто не один из тех вечеров, когда ему хочется напиться. Он рад, что не остался в баре, потому что он был в своей квартире уже около двадцати минут, когда зазвонил домофон. Возможно, он что-то забыл, и Игги принес это ему. Микки ощупывает карманы, пытаясь понять, не оставил ли он что-нибудь в баре, но ничего не получается. Тогда он вздыхает, хватает бейсбольную биту и нажимает на кнопку, чтобы впустить человека. И ждет. В дверь стучат, и кажется, что это обычный стук Йена. Однако никогда нельзя быть слишком уверенным. И, возможно, увидев Микки с тяжелой битой на плече, парень несколько испугается, сразу выкинув романтическую хуйню из своей чертовски красивой головы. Микки открывает дверь, размахивая битой, как в тот раз, когда Йен нагрянул неожиданно. — Господи Иисусе, — говорит Йен, скорее с возмущением, чем с ужасом, — тебе нужно успокоиться с этой битой, чувак. — Необходимая мера предосторожности, — говорит Микки. Он не опускает биту, — ты что-то забыл сегодня утром? — Нет, просто… могу я войти? — спрашивает Йен. — Нет, черт возьми, — Микки ворчит. — Нам нужно поговорить о сегодняшнем утре. — Нет, не нужно. — Да, блядь, нужно, Микки. Я не знаю, где ты проводишь черту, которую нельзя переступать во всем этом, или что ты хочешь, чтобы я сделал. Ты можешь понять, что это сводит меня с ума? Микки может навскидку назвать несколько вещей о том, чего он хочет от Йена, причем даже не затрагивая его задницу в сексуальном смысле. Но дело не в этом. Поэтому он опускает биту и впускает Йена. — Ты должен выкинуть из своей чертовой башки мысль о том, что это отношения или какое-то подобное дерьмо, — говорит Микки. — Да, я разрешу тебе как-нибудь остаться у меня, ты же знаешь, что это ерунда. Но я не хочу знакомиться с твоей чертовой семьей, не хочу ходить с тобой на гребаные пикники и не хочу быть твоим чертовым парнем. Все ясно? Йен кивает. Микки решает не обращать внимания на разочарование в его глазах. — Никаких отношений. Понятно. — Хорошо, — говорит Микки, — сколько у тебя времени? Оказывается, всю ночь. А когда у Йена есть вся ночь, они будут трахаться всю ночь. Потому что если и есть что-то, в чем они были согласны, то это секс. Когда они слишком устают, чтобы снова трахаться, Микки приходится закрыть ставни на окне. Он не уверен, сколько сейчас времени, но утро уже наступило. Микки не сдерживается от смеха, когда понимает это, и Йен тоже смеется. Грудь Йена все еще вздрагивает, когда Микки кладет на нее свою голову. — Успокойся, герой — говорит Микки. Он выразительно постукивает Йена по боку. — Извини, — говорит Йен. Он снова хихикает и снова извиняется. Но затем он делает глубокий вдох, заставляя Микки поднять голову. Затем он затихает и молчит. — Просто... — начинает Йен и останавливает себя, чтобы не сказать больше. Микки подумывает попросить его продолжить, но он знает, о чем Йен хочет его спросить. Это не то, о чем Микки хочет говорить, совсем не то. Сон накрывает их обоих, как одеяло. Когда они просыпаются, то медленно снимают его, молча оценивая присутствие друг друга. Вместо ответа на вопрос, который Йен не задаст, ни за что не задаст снова, Микки разогревает ужин. Это просто заранее приготовленные продукты, потому что он отказывается быть таким ужасно домашним. Но они едят, сидя на диване Микки, смотря по телевизору дрянной фильм и попивая пиво, которое слишком долго простояло в холодильнике. После того, как еда и пиво закончились, фильм становится менее интересным. Йен все ближе и ближе подсаживается к Микки, пока один из них, никто не уверен, кто именно, не начинает поцелуй. Пальцы Йена дергают Микки за волосы и воротник рубашки, давая понять, что у него на уме. Затем Микки выключает телевизор и тащит Галлагера обратно в постель. Через несколько секунд оба оказываются без одежды, которую едва успели надеть. Они целуются на кровати Микки, и поцелуи переходят в трах, лицом к лицу и медленнее, чем Микки ожидал. Но прошлой ночью Йен хотел сильно спать, а теперь, похоже, понял, что у него есть время. Поэтому он не торопится, и Микки начинает получать от этого удовольствие. Помогает то, что когда Йен медленно трахает его, он тянется вниз, чтобы поцеловать его достаточно глубоко, чтобы Микки застонал. Йен снова засыпает, и Микки обнаруживает, что начинает привыкать к его присутствию в постели. Ему даже не нужно думать о том, как он сворачивается калачиком рядом с Йеном, позволяя тому защитно обхватить себя руками. Он не позволяет себе думать о слове «отношения», потому что дело не в этом. Это просто что-то, секрет, который он хранит, чтобы не разрушить его. Он знает, что это что-то слишком сокровенное, чтобы позволить другим людям находиться рядом. Йен вынужден возвращаться домой днем, потому что Фиона наконец-то пишет ему, чтобы убедиться, что его не убили. Но он возвращается каждую ночь. Он постоянно возвращается, как гребаный бумеранг. Йен не шутил, что перерыв вернул ему больше энергии. За два дня до Рождества, когда Йен вернулся домой, чтобы помочь украсить елку или еще какую-нибудь семейную хрень, Микки звонит брату. — У тебя есть место еще для одного в машине? — спрашивает он. — Зачем? — спрашивает Игги. — Потому что я хочу взять с собой свою надувную куклу, — говорит Микки, подбирая слова, — есть парень, которого я хочу включить в сделку, придурок. Игги глубоко вздохнул. — Я не знаю, Микки. — Слушай, я вроде как должен этому парню. Не поможешь ли ты мне выкрутиться? — Микки, который должен денег? Ну, это хреново. Я же говорил тебе, что платить за твою квартиру будет невыгодно. — Неважно, чувак. У тебя есть место или как? — Да, конечно. У него есть паспорт, или нам придется делать и это? Микки и не думал спрашивать Йена. Но он готов был поспорить на кругленькую сумму, что Йен никогда не выезжал за пределы штата, не говоря уже о стране. — У него нет паспорта. Я принесу все необходимое завтра. Ты знаешь, сколько это стоит? Игги говорит ему цифру и напоминает Микки, что ему нужно принести парню, который делает фальшивые паспорта. Затем Микки слышит стук в дверь, сигнализирующий о возвращении Йена, и быстро избавляется от телефона. — Что, там девушка? — спрашивает Игги, услышав копошение брата. — Отъебись, — отвечает Микки. И, что ж, это способ Милковича попрощаться. Микки кладет трубку и впускает Йена. Он достает из бумажника удостоверение личности Йена, когда парень идет к холодильнику взять пиво, потому что не хочет выглядеть жутко, прося сфотографироваться. Йен не заметит, если оно исчезнет на несколько дней. Микки вернет его ему, как только фальшивое будет готово. Пока же Микки устраивается на диване, чувствуя себя комфортнее, чем за последнюю неделю. Может быть, за месяц, а может быть, и за всю жизнь.***
Микки не наплевать на Рождество, вообще-то нет. Если уж на то пошло, это худшая часть недели, потому что это первый день недели, когда он не проснулся рядом с Йеном. Какая-то чушь о том, что он хочет провести сочельник со своей семьей. Честно говоря, Микки не понимает всей этой праздничной болтовни о важности семьи. Для него это звучит как бессмысленная чушь. Если Микки начинает пить в десять утра в Рождество, это никого не касается. Если он наливает пиво в свой гоголь-моголь, то это потому, что он мудак, у которого нет приличий. Возможно, в какой-то степени и потому, что Йен провел последние двадцать четыре часа дома. И если Йен уговаривает его выпить с ним и Мэнди в тот вечер, то только потому, что Микки уже явно навеселе и не может в таком состоянии так сильно ненавидеть Мэнди. Но он предлагает им двоим приехать к нему домой, потому что он знает себя и понимает, что в данный момент ему, вероятно, не стоит пользоваться общественным транспортом. Они входят в дом Миккии и это отвратительно. На Мэнди надета болтающаяся шапка Санты, и она продолжает попытку надеть такую же на голову Йена. Он достает из рюкзака бутылку виски, а Микки берет то, что осталось от его гоголь-моголя, чтобы смешать это вместе. — Счастливого Рождества, — говорит Мэнди, поднимая свой бокал. — С Рождеством, — повторяют Йен и Микки. Они пьют, и это действительно вкусно. Микки провел большую часть дня, думая, не испортился ли его гоголь-моголь, но, видимо, во всем виновато пиво. — Ты решила приехать в трущобы на праздники? — спросил Микки у Мэнди. — Я ушла из дома до ежегодной рождественской драки, наверное, — отвечает она. Что ж, это знакомо Микки. Но Йен вмешивается прежде, чем кто-то из них успевает слишком расстроиться. — Это Рождество, давайте забудем о депрессивных семейных делах, — говорит он, чем ты сегодня занимался, Микки? Он думает, не соврать ли. — Я пил. Мэнди смеется и говорит: — Ну, это только начало. Они убирают остатки гоголь-моголя и начинают пить виски прямо из бутылки, пока не убирают и ее. Микки достает из морозильника бутылку водки, и они некоторое время передают ее по кругу. К полуночи они все откидываются на диване и становятся тихими и задумчивыми. Микки не привык к шумным людям, когда они пьяны. — Я тебя больше не вижу, — говорит Мэнди Йену, — ты теперь вечно занят. — У меня есть дела, — бормочет он. — У нас блядские каникулы, — говорит она. — У меня есть дела, — повторяет он. Мэнди фыркнула и глотнула еще водки. — Я скучаю по тебе, засранец. Йен закидывает руку на плечи Мэнди и притягивает ее к себе. Микки видит улыбку на ее лице, то, как ей нравится, когда ее так обнимают. Ему интересно, происходит ли это со всеми людьми. — Я люблю тебя, Мэнди, ты же знаешь, — говорит Йен, сильно запинаясь. Его глаза практически закрыты. — Я тоже тебя люблю, — говорит она. Они не разрывают объятий, и рука Мэнди вскидывается так, что водка выпадает из ее хватки. Она не разбивается, потому что на полу у Микки лежит старый ковер. Но она падает на него и несколько капель разбрызгиваются, прежде чем Микки успевает ее поймать. Он садится рядом с водочным пятном, прислонившись спиной к дивану, а позади него обнимается пара идиотов. Он делает несколько глотков, прежде чем опустить бутылку. Может быть, это алкоголь, но он чувствует огромную волну сочувствия к Мэнди. Микки задается вопросом, легко ли быть прикрытием. Он ненадолго задумывается о том, что она заслуживает правды. Но затем он чувствует, как еще большая правда поднимается из задней части его горла, и внезапно его рвет в кухонную раковину, потому что до ванной было слишком далеко. Многие вещи он задвигает в ящик «я разберусь с этим завтра», и примерно так он ведет себя, когда пьян. Выпив немного воды, чтобы вымыть изо рта привкус рвоты, Микки забирается в постель. Ему смутно хочется, чтобы все пьяные ласки Йена были направлены куда-то еще, кроме Мэнди. Утром, однако, он благодарен, что никто не прикасается к нему. Или не дышит в непосредственной близости от него. Черт, он был бы гораздо счастливее, если бы Мэнди и Йен просто заткнулись, потому что даже если они просто бродят вокруг, это все равно что гребаный парад в честь Дня Святого Патрика. Он слышит, как входная дверь наконец-то закрывается, и поворачивается, чтобы попытаться снова заснуть. Вот только он слышит еще одни блядские шаги, потом скрипит кровать, и вдруг его обхватывает рука, притягивая к груди. Он прижимается к телу Йена, как будто таким образом он может заставить все остальное исчезнуть, если будет укрываться им достаточно долго. Они спят до середины дня, когда Микки, наконец, приходится встать отлить. Он брызгает холодной водой на лицо, пьет прямо из крана и чистит зубы. Он достает из аптечки несколько обезболивающих таблеток и принимает две на всякий случай. Он берет две для Йена, который глотает их без воды и без вопросов. — Больше никогда, — говорит Йен, улыбаясь так, словно только что избежал смерти. — Мэнди все еще здесь? — спрашивает Микки. Он качает головой. — Она ушла домой сегодня утром. Ее мать интересовалась, где она. Микки кивает. — Хорошо. Эй, не знаю, как ты, но я умираю с голоду. Тебе нужно домой или ты хочешь поесть? — Да, еда, замечательно, — говорит Йен. Его желудок урчит, как будто он тоже хочет ответить. Микки достает меню доставки еды на дом, сложенное и порванное местами от чрезмерного использования. Йен звонит, так как с ним приятнее общаться по телефону. Они полчаса болтают в ожидании и смотрят телевизор. Потом Йен спускается вниз за едой, и, честно говоря, вид такого горячего парня, входящего в дверь Микки с пакетом китайской еды, может довести сильного мужчину до слез. Они едят на диване, пока на заднем плане идут местные новости. Микки ненадолго задумывается о том, чтобы предложить Йену пива, просто по привычке, но не думает, что у него в доме есть еще алкоголь после вчерашнего вечера. Затем он вспоминает о водке на ковре и о рвоте, которая, вероятно, все еще находится в раковине. Ему кажется, что он чувствует слабый запах рвоты. Но с Йеном на диване рядом с ним, эти проблемы кажутся незначительными, с которыми можно будет разобраться завтра. Поэтому он ведет Йена в свою комнату, толкает его на кровать и энергично целует. Он позволяет себе ласкать челюсть Йена, обнимая его лицо, словно маленькую щекастую девочку. Но Йен притягивает его ближе и целует крепче, так что, кажется, он это оценил. Затем Микки вспоминает кое-что из того, что Йен сказал перед рождественскими каникулами. — Так что ты там говорил о тяжелой артиллерии? — спрашивает Микки, на секунду вздрогнув. Боже, Йен чертовски великолепен, когда улыбается. Еще более великолепен в тот момент, когда он притягивает Микки к себе для поцелуя. Он медленно целует Микки и нежно проводит рукой по его шее. Внезапно Йен хватает Микки и переворачивает их местами. Йен отрывается от поцелуя и садится. — Ты это запомнил, да? — говорит он. — Лучше бы это были не просто слова, — говорит Микки. — Это были не просто слова, — говорит Йен. В нем есть та сексуальная уверенность в себе, которая каждый раз поражает Микки. И улыбка в уголках его рта, словно он знает, что мог бы почти без усилий разобрать Микки на части, разорвать его в клочья, если бы очень постарался. — Помнишь, я говорил тебе, что у меня такие мускулы, которые ты даже не можешь нащупать? — спрашивает Йен. Он проводит рукой по ключице Микки. Микки кивает, затаив дыхание. Он чувствует, как начинает твердеть. Его член прижимается к заднице Йена. — Я собираюсь оседлать тебя, — говорит Йен, — жестко. Как будто кто-то только что сильно ударил Микки в грудь. Минуту или две он даже не может разобрать, что сказал Йен. Затем Галлагер немного сдвигается и начинает тереться бедрами о пах Микки. Он уже чертовски тверд, потому что как он может не быть твердым после того, как Йен пообещал, что будет скакать на нем? — Ты хочешь трахнуть меня, Микки? — спрашивает Йен. Он стонет в ответ, хотя и непроизвольно. Продолжая вращать бедрами, Йен снимает с себя футболку. Он начинает снимать и футболку Милковича, и Микки на мгновение замирает в неловкой позе, чтобы избавиться от нее. Куча одежды на полу начинает расти, пока они оба не оказываются голыми. Йен ложится горизонтально на Микки и трет их стояки друг о друга. Он проводит языком по нижней губе Микки, а затем проталкивает его в рот, медленно двигая им туда и обратно, как будто трахает его. — Держу пари, ты просто ахуенный, — говорит Йен, — и так классно с твоим членом внутри меня. Йен тянется к прикроватной тумбочке и достает смазку и презерватив. Это знакомая часть их рутины, которая заставляет Микки опомниться. — Подожди, — говорит он, — ты, я имею в виду, когда-нибудь раньше был снизу? Йен качает головой. Он выглядит на удивление спокойным. — Тогда, может быть, это не такая уж хорошая идея, — говорит Микки, — мы можем попробовать потрахаться по-настоящему в другую ночь, но сначала ты должен привыкнуть к этому. Черт, это немного постепенно, понимаешь? Йен смеется. Парень определенно сходит с ума, без сомнения. Микки тянется вверх, чтобы взять смазку из рук Йена, но он держит ее вне досягаемости. Вместо этого он наклоняется, его лицо заманчиво близко к лицу Микки. Микки приходится постараться, чтобы сохранить зрительный контакт. — Я планировал это целую неделю, — шепчет Йен, — я дрочил и растягивал себя пальцами, думая о тебе, когда делал это. Микки очень хочется сказать что-нибудь остроумное, но ему удается только сглотнуть и кивнуть. Он представляет себе Йена в душе с одной рукой между ягодицами, а другой на члене. Он никогда так сильно не нуждался в сексе, как сейчас. — Я хотел убедиться, что смогу принять тебя, — говорит Йен, — Боже, у тебя такой невероятный член. Он тянется вниз и гладит член Микки, посасывая при этом его шею. Микки откидывает голову назад и стонет. Он крепко сжимает голову Йена, в то же время желая, чтобы он перешел к остальному. Йен действительно хорош в прикосновениях, но Микки хочет продержаться больше двух секунд, когда окажется внутри него. — Пожалуйста, блядь, Боже, — бормочет Микки, — оседлай меня. Йен не перестает целовать шею Микки, но убирает руку с его члена. Глядя вниз на тело Йена, Микки видит, что Йен смазывает пальцы и перемещает их к своей заднице. Микки, как громом пораженный, смотрит, как Йен перекатывается на колени и встает над Микки, продолжая делать ему засосы, проникая пальцами в себя. Он начинает стонать и пыхтеть на шее Микки, а затем Микки приподнимается, чтобы поцеловать его. Йен целует его в ответ изо всех сил, периодически задыхаясь. Он слегка подергивается вперед-назад, вставляя пальцы в себя быстрее и резче. Йен немного замедляется, и Микки перестает его целовать, чтобы спросить: — Ты в порядке? Йен кивает. Микки видит в его глазах легкую тревогу. — Мы можем притормозить, если хочешь, — предлагает Микки. Йен садится, бросая на него взгляд. — Я сказал, что собираюсь жестко тебя объездить, — говорит он, — я могу это сделать. Микки кивает. Не в его власти отговаривать Йена от того, чтобы насаживаться на его член. Йен разворачивает презерватив на Микки, сжимая пальцы и прикасаясь к нему, возможно, больше, чем нужно. Однако Микки позволяет себе наслаждаться этим. Обычно его члену не уделяется столько внимания. Йен раздвигает ноги по обе стороны от тела Микки. Чертовы танцоры, ругается про себя Микки. Парень умудряется раздвинуть их шире, чем все, кого Микки когда-либо знал. Он переносит свой вес на колени и прижимает руки к животу Микки для равновесия. Внутренние стороны его бедер трутся о стояк Микки, и на секунду он задумывается, не намеренно ли это. Провокация определенно в репертуаре Йена. Затем Йен кладет руку на член Микки, чтобы направлять его, и опускает себя медленно, так чертовски медленно. Микки уже много раз был активом. В тюрьме ему приходилось делать это. Но он никогда не был так близок к кому-то. Сейчас он понимает, как это охуенно, когда маленькая тугая дырочка Йена сжимается вокруг каждого дюйма его собственного члена. — Боже, Йен, ты потрясающий, — задыхается Микки. Йен смеется. Нет, он улыбается Микки сквозь тридцать гребаных зубов. На краткий миг он замирает, и Микки может оценить это гребаное видение, осознать, что Йен — настоящий. Красные губы разошлись, он тяжело дышит, мышцы напряжены на каждой части его блядского тела. Боже, если бы Микки умер сейчас, он был бы не против, чтобы это было его последним видением. Он чувствует, что может кончить, просто наблюдая за тем, как Йен тяжело дышит на нем. Затем Йен подтягивается, почти не используя рук, пока его дырочка не обхватывает только головку. Микки чувствует, как он сжимает мышцы вокруг себя, надавливая на самое чувствительное место. Затем Йен опускается вниз, на этот раз быстрее. Он даже не останавливается, когда полностью спускается. Он использует мышцы своих ног, чтобы поднимать и опускать себя на члене Микки. Его руки, которые раньше держались за живот Микки для равновесия, теперь продвигаются вверх по торсу, чтобы ущипнуть его за соски. — Ебать, — задыхается Микки. Микки хватает Йена за бедра. Он теряет себя так чертовски быстро. Его ногти впиваются в кожу Йена, и он думает о том, что оставит царапины, когда Йен дергается вперед. Но тут же губы Йена оказываются на губах Микки, на его челюсти, на ключице. Йен целует и кусает его со всех сторон, и Микки удается только цепляться за его плечи, словно умирая. — Ты потрясающий, Йен, — шепчет Микки, — ебаный боже, блять. Ты просто ахуенный. Йен скачет на нем сильнее. Он начинает задыхаться на шее Микки. Микки знает эти задыхания, он испытывает их часто. Он тоже чувствует, что близок, так близок, что это чертовски больно. Микки убирает руку с плеча Йена и скользит ей между их телами, чтобы схватить член Йена. Он знает, что в первый раз сложно кончить только от проникновения, и знает, что может помочь Йену. Но тут Йен садится, его глаза горят, и он хватает Микки за запястья. Он фиксирует их на матрасе над головой Микки. Его тело выгибается дугой над телом Микки, упругое, потное и чертовски совершенное. Микки покачивает бедрами и выгибает спину, пытаясь получить больше, больше Йена. Он стонет и задыхается так громко, что у него начинает кружиться голова. — Тебе нравится? — спрашивает Йен. Его голос хрипит от усилий. — Боже, да, — задыхается Микки, — да, блядь, невероятно. Так невероятно, Йен. Я не могу, черт. Его голос трещит, когда он кончает. Все его тело словно рушится, увлекая за собой Йена. Микки клянется, что несколько секунд после этого он ничего не видит. После нескольких глубоких вдохов он видит, что Йен потянулся вниз, чтобы подрочить, продолжая скакать на Микки. Теперь, когда эрекция Микки почти прошла, это трудно, но Йен энергично продолжает. Он закрывает глаза и запрокидывает голову назад, его рот открыт в экстазе. Микки сначала не знает, на что смотреть — все это так прекрасно. Но потом он не может оторвать глаз от того, как Йен прикасается к себе. Он так же груб с собой, как и с Микки. Когда он кончает, он стонет так, как будто сдерживался годами. Йен отстраняется от Микки, стягивает с него презерватив и выбрасывает, но на самом деле он не отстраняется полностью. Он лежит наполовину на Микки и наполовину на простынях, его лицо повернуто под таким углом, чтобы не дышать в подушку. Он улыбается Микки, развратно и гордо. Микки протягивает руку, чтобы сжать его задницу. Затем он скользит рукой по его спине к шее и притягивает его к себе в ленивом поцелуе. Йен перемещается так, что снова оказывается сверху, и остается там, когда поцелуй заканчивается. — Это было просто ахуенно, — говорит Микки. Йен кивает и снова целует Микки. Затем он хватает одеяло у изножья кровати и накрывает их обоих. По комнате снова ползет холодок, и Микки подозревает, что на следующее утро ему придется возиться с радиатором. Пока же Йен прячет лицо на шее Микки. — Счастливого, блядь, Рождества, — говорит Микки. Йен смеется и целует Микки в шею. Затем еще один на его челюсти, и еще один ближе к уху. — Счастливого Рождества, Микки, — бормочет Йен. Микки обхватывает спину Йена и устраивается поудобнее. Он уже наполовину заснул, когда вспомнил о чем-то важном. — Ты свободен завтра? — спрашивает он. Йен кивает. Его волосы щекочут подбородок Микки. — У меня есть одна сделка и я уже договорился за тебя. Возможно, срубим много бабок и ты сможешь оставить эту дерьмовую работу уборщика, — говорит Микки. Он настороженно ждет реакции Йена. Он чувствует внезапный, непреодолимый страх, что Йен скажет ему, что ему больше нравится работа в студии, что он предпочел бы не приходить каждый вечер, что он предпочел бы любой способ, чтобы не видеть Микки. Но потом Йен прижимается к Микки еще крепче и ворчит: — Ты не должен был этого делать. — Я хотел, — говорит Микки. — Ты слишком добр ко мне, — ворчит Йен. — Мне нужен ответ, Галлагер. Мы идем до конца. Ты в деле или нет? — спрашивает Микки. Господи, если подождать еще минуту, пока Йен подумает, у Микки может случиться что-то вроде сердечного приступа. — Я готов, — говорит Йен, — но если что-то случится, я буду винить тебя. — Как скажешь, — говорит Микки. Он еще больше зарывается под одеяло, — похуй.