***
Оказалось, что рвота — это боль в заднице, когда ее приходится убирать из раковины. Тем более, что она варится там уже полтора дня. И «варится» — вообще-то правильное слово, потому что сейчас она похожа на несвежий свекольный суп. Микки приходится натягивать рубашку, чтобы прикрыть рот и нос, пока он с этим разбирается. В противном случае он бы увеличил это месиво, если вы понимаете, о чем идет речь. Он испытывает почти облегчение, когда раздается звук домофона, призывающий его отойти из раковины. Он почти убрал все до конца, но, блять, ему хочется разобраться со всем этим сразу, без перерыва. Игги внезапно появляется в доме, как торнадо. От него всегда веяло энергией и каким-то сраным духом авантюризма. Он всегда хочет знать, куда ему нужно идти дальше и как быстро он туда доберется. Он быстро осматривает квартиру Микки, поворачиваясь и вытягивая шею, чтобы заглянуть в каждый уголок. Он не был здесь с тех пор, как Микки переехал. — Приличное место, — замечает Игги. От него это чертовски приятный комплимент. Микки вытирает капли пота со лба и идет за братом в гостиную. Он замечает, что Игги принюхивается раз, два, а потом у него на лице появляется такое выражение, будто кто-то на него насрал. — Что это, блять, так воняет? — спрашивает Игги. — Наверное, твоя уродливая задница, — отвечает Микки. — Господи, это ужасно, что бы это ни было, — говорит Игги. — У тебя есть сигареты, чтобы перебить вонь в носу? — На моей тумбочке, — говорит Микки. Обычно он плохо относится к тому, чтобы делиться своими сигаретами. Но вонь рвоты прилипла к внутренней стороне его носа. Было бы хорошо, если бы в квартире был хоть какой-то воздухообмен. Игги исчезает в спальне и возвращается через минуту с пачкой сигарет и мудацкой ухмылкой на лице. В том развратном тоне, который парни-натуралы всегда используют, когда говорят о сексе, он спрашивает: — Ты трахался прошлой ночью? — Что? Нет, — говорит Микки. — Правда? — говорит Игги. — Потому что у тебя в мусорке лежит презерватив, а на шее засосы. Микки сопротивляется желанию хлопнуть себя рукой по лицу и отрицать все до смерти. Ему приходится смириться с тем, что это будет ложью, пока Игги зажигает сигарету и пускает дым по воздуху. — Просто цыпочка. — Ты ей заплатил? — спрашивает Игги. Микки морщит нос. Мысль о серьезном найме шлюхи оставляет довольно кислый привкус, не говоря уже о том, что эта шлюха — Йен. — Пошел ты, — говорит Микки, — ты пришел сюда, чтобы обсудить шлюх или чтобы мы уже наконец начали это сраное представление? Микки выхватывает сигарету у брата и раздавливает ее в пепельнице. Он хватает свой шарф и несколько раз обматывает его вокруг шеи, проверяя в зеркале в ванной, действительно ли он прикрыл засосы. Господи, он должен сказать Йену, чтобы он прекратил. Или это, или он должен будет носить шарф каждый день. Пока еще зима, поэтому в этом нет никаких проблем. Он подумает об этом еще раз, когда температура поднимется.***
Машина Игги — практически консервная банка, работающая только на божественном вмешательстве и отчаянной потребности скрыться от полиции. Она ржавеет повсюду, и Микки чувствует, что рискует жизнью, когда садится на пассажирское сиденье. Игги садится за руль, словно он выиграл эту жизнь. — Сначала мы заберем твоего парня, а потом Колина, — говорит Игги. Микки достает свой мобильный телефон, чтобы проверить адрес Йена. Он хорошо знает эту улицу. Она совсем рядом, и он, наверное, десятки раз проходил мимо этого дома, не зная, кто там живет. Он сообщает Игги адрес, после чего отправляет Йену сообщение, что они уже едут. Игги заводит машину и трогается. Он едет страшно довольный, не учитывая смертельный визг, который издает машина, когда заводится. — Так где же Колин? — спрашивает Микки. — Он сейчас разговаривает с одним из покупателей, — отвечает Игги, — следит за тем, чтобы все было в порядке. — Ты же не дал ему пушку? — спрашивает Микки. — Когда я говорю «убедиться, что все в порядке», я имею в виду скорее то, что он должен внушать достаточно страха, чтобы мы могли сохранить нашу ставку на прежнем уровне, — говорит Игги. — Эти ублюдки снова пытаются снизить цену? — Да. Вероятно, нам придется поставить кого-нибудь на колени, когда они попытаются сделать это в следующий раз. Через пару минут они подъезжают к дому Йена. Он стоит снаружи и ждет их. Потом забирается на заднее сиденье и здоровается с Игги. Игги окидывает его взглядом с ног до головы, вероятно, пытаясь просканировать мальчика. — За что ты прижал Микки к стене? — спрашивает Игги. И Микки, и Йен на мгновение замешкались, отведя глаза и умолкнув. К счастью, Йен быстрее понял, что имел в виду Игги. Микки все еще захвачен мысленным образом Йена, трахающего его у стены. — Я рассказал об этом копам некоторое время назад, — говорит Йен. Игги кивает, не спрашивает больше, прежде чем отправиться в путь. Проходит около пяти минут, прежде чем они добираются до полуразрушенного здания, где их ждет Колин. Он — гора с бородой дровосека. Когда он садится в машину, он протягивает своими огромными руками пачку поддельных паспортов. — Здесь и твое тоже, — говорит Колин, передавая его Йену. Он выглядит смущенным, когда берет паспорт и удостоверение личности. Он переворачивает их оба, чтобы изучить. Не найдя ответа на свой вопрос, он смотрит на Микки. — Ты взял мое удостоверение? — спрашивает Йен. — Ты не заметил, — отвечает Микки, пожимая плечами. На передних сиденьях Колин и Игги препираются по поводу покупателя, с которым разговаривал Колин. Одна особенность Колина: он хорош в запугивании, но не так хорош в цифрах. — Я же говорил тебе поднять эту чертову цену! — восклицает Игги. — Ты действительно придурок! Когда Игги в ярости, его вождение становится еще хуже. Он так сильно нажимает на педаль газа, что голова Микки ударяется затылком о подголовник. — Они хотели, чтобы я снизил, и ни хрена не поддавались, — говорит Колин, — что, черт возьми, я должен был делать? — Угрожать им, пока они не согласятся! Ебаный в рот! — говорит Игги. — Это не так уж, блять, и сложно! Микки смотрит на Йена и рассеянно машет рукой в сторону своих братьев. Он не уверен, что имеет в виду, но что-то вроде того, что они — кучка засранцев. Микки всегда был настоящим мозгом в операциях семьи Милкович. Отчасти поэтому было так трудно убедить их отпустить его. Микки отвечает за карту, чтобы проехать весь путь до Канады, потому что Колин почти чертовски тупой, а за рулем сидит Игги. — Около двадцати миль по этой дороге, — говорит Микки своему брату. — Понял тебя, — говорит Игги. Микки кивает и складывает карту пополам. Он кладет ее на сиденье рядом с собой. Машина прогревается. Она дерьмовая, но печка работает неплохо, и Игги любит включать ее посильнее. Микки затягивает шарф. Его шея вспотела, а шарф сделан из ужасно колючей ткани. Наконец он разматывает эту чертову штуку, когда больше не может терпеть. Он проводит рукой по шее, чтобы вытереть пот и немного размять мышцы. Позже он понимает, что Йен смотрит на его шею. По выражению его лица, Микки не может понять, хорошо это или нет. — Что? — спрашивает Микки. В тот момент, когда он спрашивает, он понимает, на что смотрит Йен. Он шлепает рукой по шее и думает, как быстро он сможет надеть шарф обратно, прежде чем Колин заметит его. Но Колин оборачивается, когда Микки уже открыл рот, и теперь смеется над очевидным замешательством Микки. — У тебя есть подружка, Микки? — спрашивает Колин. — Заткнись, блять, — говорит Микки. Он берет шарф и снова обматывает его вокруг шеи, оставляя свободным. Не так свободно, чтобы были видны засосы, но достаточно свободно, чтобы он не вспотел через пять минут. — Где ты ее нашел? — спрашивает Колин. — Дома у твоей подружки, блять, — отвечает Микки. — Да ладно тебе, Микки. Не надо придуриваться. Ну и как она? Микки начинает чувствовать себя плохо, и дело не в машине. Не помогает и то, что Йен смотрит на него самым слащавым взглядом. Микки просто хочется стереть его с лица пощечиной. Или поцелуем. Не помогает, ни хрена не помогает представить, как он целует Йена. — Она не моя подружка, — бормочет Микки, — просто цыпочка, которую я трахаю. — Если она не твоя девушка, тебе лучше быть осторожнее, — вмешивается Игги, — не приводи сумасшедшую девчонку к себе домой слишком рано. Подожди, пока ты не будешь полностью контролировать ситуацию. — О, Боже! — восклицает Микки. Он поворачивается к Йену. — Ты тоже хочешь дать пару советов, или эти два придурка могут заткнуться? Йен открывает рот. Микки на секунду паникует, гадая, действительно ли Йен собирается что-либо говорить. Но тут Игги дает по тормозам и кричит на водителя перед ним. — Ублюдок! — кричит он. — Этот гребаный мудак подрезал меня! Научись водить, долбоящер! Остальные внезапно хватаются за что-то твердое и близкое. Все они задерживают дыхание и вжимаются в сиденья, молясь, чтобы Игги не прибил их. В машине воздух на несколько минут становится напряженным. Игги все еще пылает от злости на парня, который его подрезал, а Микки, Йен и Колин умоляют, чтобы машина не стала их гробом. К счастью, тема сексуальной жизни Микки теперь не актуальна.***
Канада на самом деле очень красивая страна. Микки уже бывал там один или два раза, по делам, подобным этим. Он почти рад, что здесь есть пробки, потому что у него есть больше времени, чтобы оценить приятный вид за окном. — Как ты думаешь, мы увидим одного из тех парней с рогами? — спрашивает Колин. — Ты имеешь в виду лося? — говорит Игги. — Нет, канадского копов. Парни с рогами, — говорит Колин, — в шляпах и прочем дерьме. — Они называются гребаными горцами, — говорит Микки. — Откуда мне, черт возьми, знать? — говорит Колин. — Я не знаю. Как, черт возьми, ты можешь функционировать с половиной сраных мозгов? Заткнись нахуй, у нас нет на это гребаного времени, — говорит Микки. Йен явно пытается не рассмеяться. Микки улыбается, отчасти потому, что он явно рассердил Колина. Это всегда было одним из его развлечений — раздражать свою семью. Трудно не развлекаться подобным образом, когда это было единственным развлечением в детстве. — Наконец-то, блять, — бормочет Игги, когда поток начинает ускоряться. Они едут, возможно, немного быстрее, чем нужно, и река начинает течь за ними, а деревья — бегут назад. Микки не перестает считать часы, которые, как он надеется, потребуются для завершения работы. Он затаил дыхание, пока они не пересекли границу, и будет делать это до конца вечера, пока не вернется домой. Кокаин они получили от поставщика довольно легко, хотя Микки пришлось поторговаться за цену. К тому времени как они вернулись в машину, у него разболелась голова, и ему безумно захотелось поспать по дороге обратно в Чикаго. Все лучше, чем еще несколько часов разбираться с дерьмом своих братьев. Микки закончил пересчитывать деньги и положил их в карман. Сегодня вечером им нужно встретиться с другим покупателем. Но, видимо, Йен считает, что покупатель может подождать, потому что он хватает Микки за руку и тянет его в соседний переулок. Темно, и переулок заканчивается закрытой улицей в нескольких метрах от них. Йен прижимает Микки к стене, и мусорный контейнер скрывает их от посторонних глаз. Затем он набрасывается на него, чтобы поцеловать. Микки отталкивает его. — Какого хрена ты делаешь? — Ну, я пытался кое-что сделать здесь, — говорит Йен. Его тон явно подразумевает «но» в конце предложения. Микки проверяет, сколько денег и кокаина в его карманах, сколько у него времени и каковы шансы, что их кто-нибудь поймает. Йен нетерпеливо наблюдает за тем, как Микки производит свои мысленные расчеты. Наконец, Микки кивает. Йен сильнее прижимает его к стене и крепко целует. Затем он просовывает руку в штаны Микки. Пальцы Микки подгибаются от прикосновения Йена, и он стонет так громко, что Йену приходится целовать его сильнее, чтобы он замолчал. Микки знает, что должен замолчать, но с Йеном так чертовски хорошо. Микки издает стон из глубины горла, когда он близок к оргазму. Он кладет руку Йену на голову, чтобы притянуть его ближе, целует сильнее, умоляя о большем. Микки кончает, и Йен отстраняется от поцелуя с улыбкой на лице, освещенном сбоку уличными фонарями. — Твоя очередь, — говорит Микки. Он толкает Йена к стене, и опускается перед ним на колени. Несмотря на джинсы, коленям все равно больно. Но он обожает ощущение и вкус Йена у себя во рту. Это то, чем он никогда не может насытиться. Возможно, именно поэтому она делает такой глупый шаг, как отсасывание, когда они должны закончить сделку. Микки кладет деньги под полик, за переднее сиденье. Они пересчитали солидные кучи бабла и добились того, что можно было бы благоразумно считать сегодняшним успехом. По крайней мере, по их меркам, так оно и есть. Колин заглядывает через плечо Микки, чтобы посмотреть на деньги, и присвистывает. — Черт, — говорит он, — это куча зелененых. — Сколько кокса осталось выгрузить? — спрашивает Микки. Игги пересчитывает, сортируя все по кучкам. Микки и Йен склоняются над машиной, наблюдая, как старшие братья Микки нагибаются к открытым дверям, чтобы все пересчитать. Йен прикуривает сигарету, пока они ждут. Где-то вдалеке слышен вой сирен. — Четырнадцать, пятнадцать, — бормочет Игги. — Нет, у тебя тринадцать, идиот, — говорит Колин. — Я умею считать! — говорит Игги. — Нет! Ты посчитал дважды! — настаивает Колин. Игги хватает брата за куртку, дергая его вперед. — Хочешь посчитать, придурок? — сердито говорит он. — Тогда считай их, блять! — Спокойно, ребята, — говорит Микки. Он никогда не вмешивается, когда его братья дерутся. Игги слишком импульсивный засранец, а у Колина большое преимущество в габаритах. Поэтому Микки просто пережидает бурю — это всегда срабатывало. Микки смотрит на Йена и закатывает глаза от глупости своих братьев. Однако мгновение спустя он не может не заметить, что ситуация становится все более и более накаленной. — Ты прикарманил немного?! — спрашивает Игги. — Ни хрена я не делал, придурок! — кричит Колин. — Выворачивай карманы! Микки поворачивается и видит, как Колин злобно смотрит на Игги и угрожающе щелкает костяшками пальцев. — Я сказал, выверни эти чертовы карманы! — кричит Игги. — У нас нехватка бабла, а ты единственный придурок, который настолько глуп, чтобы воровать! Сирены все ближе, понимает Микки. Слишком близко. Он смотрит на Йена, внезапно неуверенный в себе. — Я просто смотрю, — говорит Йен, он звучит непринужденно и одновременно наивно неуверенно. Микки кивает. Его мозг начинает бешено работать, а сирены еще ближе. Он должен взять себя в руки, как делал это всегда. Он должен собрать все воедино, вытащить их всех оттуда. У них слишком много денег и кокаина на заднем сиденье, чтобы все закончилось хорошо. Полицейские толкают Микки к задней части машины. Игги и Колин стоят слева от него, а Йен — справа; все они согнулись над багажником. Один из копов отводит руки Микки назад, и он чувствует металл на запястьях и щелчок наручников. — У меня есть мои права! — кричит Колин. — Вы ни хрена не можете доказать! Микки хочет, чтобы его брат просто заткнулся. У каждого из них была своя доля стычек с копами, и да, иногда их забирают. Не стыдно, потому что они Милковичи. Но после первой пары раз становится понятно, что все гораздо проще, если просто заткнуться. Но Колину не дано было это понять. Микки поворачивает голову и смотрит на Йена. Он выглядит расстроенным, но странно смирившимся. Он смотрит на Микки, как бы говоря: «Что теперь?». Микки хочет знать. По крайней мере, он рад, что ему хватило предусмотрительности убрать кокаин и деньги под сиденье, в потайное место, которое Игги использует для своей травки. Однако Микки не удалось все это уместить, и теперь у копов два пакета с кокаином и несколько пачек наличных в пакетах для улик. С ними двое офицеров. Один — старый, лысеющий, с пузом, говорит, что его жена слишком часто готовит его любимые блюда. Другой — молодой, рыжеволосый, с бородой, как у ирландского полицейского из мультфильма. — Я только что вызвал подкрепление, — говорит рыжий. Он указывает на Микки и его братьев, — вы трое идете со мной. А ты, — он указывает на Йена, — подожди с Уильямом, пока не прибудет другой патруль. Никаких шуток, слышите? Полицейский решает схватить Колина первым, и, конечно, этот урод решает выкинуть еще что-нибудь из своего рта. — Пошел ты! — кричит Колин. — Не трогай меня, блять! Рыжий коп оборачивается Колина и спрашивает: — Что ты сказал? — Да пошел ты, — повторяет Колин. Затем он изо всех сил плюет в офицера. Он промахивается, но это не главное. Полицейский подтаскивает Колина к машине и резко запихивает его на заднее сиденье. Пожилой мужчина, явно раздраженный всей этой ситуацией, хватает Микки и Игги за куртки и начинает подталкивать их к машине. — Постарайтесь не быть такими же глупыми, как ваш друг, — говорит он. В его голосе нет тепла, нет жизнерадостности, несмотря на то, что его живот и круглые щеки могли бы на это указывать. — Без проблем, — бормочет Микки. Он оказывается посередине, зажатый между все еще ругающимся Колином и молчаливым, хмурым Игги. Через решетку, отделяющую Микки от переднего сиденья, он видит Йена, все еще склонившегося над багажником ужасной машины Игги. Микки жалеет, что Йена оставили одного разбираться с полицией. Он не знает, попадал ли Йен в подобные неприятности раньше. Возможно, ему приходилось сталкиваться с законом раз или два — спасибо району. Но ничего подобного, уверен Микки. Обычно, когда Микки направляют в полицейский участок, он думает, что каждый сам за себя. Но теперь у него есть чужие заботы, объединенные с его собственными. В камере немноголюдно, по крайней мере, для вечера выходного дня. Вокруг бродят трое пьяных; Микки удивлен, что один из них не отец Йена. В углу сидит женщина, которая явно проститутка, хотя она может приторговывать травкой, судя по запаху, который Микки почувствовал, когда проходил мимо нее раньше. Это все догадки, выяснение того, для чего эти люди там находятся. О таких вещах не спрашивают, пока не окажешься в тюрьме, или не захочешь получить по яйцам. Микки сидит на скамейке у стены, его глаза блуждают по полицейскому участку. Он пытается придумать что-нибудь, чтобы вытащить их отсюда, но пока у него ничего нет. Не помогает и то, что Колина в данный момент допрашивают, а может, его задержали за нарушение общественного порядка, за угрозы или за прочее дерьмо. Сегодня вечером он вел себя как сраный псих. Глупость — его прерогатива, но это, пожалуй, даже тревожно. Вот только Микки плевать на своих братьев. Микки, если честно, беспокоится о Йене. Он сидит в углу, как можно дальше от других людей. Его руки засунуты в карманы толстовки, а голова прислонена к стене. Он выглядит тусклым, безжизненным. Как будто его нет ни здесь, ни где-либо еще. Йен сидит так с тех пор, как его посадили в камеру минут через двадцать после Микки. Наблюдение за ним заставляет мозг Микки работать с еще большей скоростью, пытаясь придумать какую-нибудь план, каким бы дерьмовым он ни был. Единственное, что он может придумать, — это признание, что чертовски глупо. Может ему и хочется вытащить отсюда Йена, но он не идиот. Поэтому он отбрасывает эту идею, но она появляется снова, когда он уже не может ни о чем думать. Игги подходит и садится рядом с Микки. Он постукивает пальцами по колену и говорит: — Полагаю, они в чем-то обвиняют Колина? Микки пожимает плечами. — Нам просто повезло, что я разобрался со всем этим до того, как нас взяли. — Да, могло быть и хуже, — говорит Игги. Он оглядывается вокруг, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, и понижает голос, чтобы сказать, — я думаю, Колин, он, знаешь, зашел слишком далеко, если ты понимаешь, о чем я. — Конечно, он имбецил, — говорит Микки, — значит, мы просто доверимся ему и на этом закончим? Игги морщит нос. — Да, блядь, походу придется. У нас нет шансов поговорить с ним и убедить его признаться, а попытка убедить копов без признания только выставит нас виновными. Мы идем до конца, брат. Это будет долгая, хуевая ночь. Микки проводит рукой по лицу и прижимается спиной к стене. У него складывается впечатление, что Игги прав, что заставляет его чувствовать себя в данный момент в полном дерьме. Через час или около того в камеру приходит офицер и открывает решетку. Пьяницы в углу подходят незаметно, как будто они могут убежать в случае необходимости. Проститутка разглаживает пиджак и оборонительно скрещивает руки перед собой. Полицейский — молодой и светловолосый, он является человеческим эквивалентом обычного среднего класса. Микки уверен, что видел его здесь пару раз. Если честно, Микки пару раз видел большинство полицейских в этом городе. Полицейский смотрит на Микки и машет ему рукой. Микки подходит к нему и видит его значок. Тони Маркович, вот теперь он точно его вспомнил. Микки уверен, что именно он является другом Галлагеров. Первая мысль Микки — может быть, он захочет помочь, если в этом замешан Йен, но потом он вспоминает одну из вещей, которым его учили с рождения: нельзя доверять копам. Тони надевает на него наручники и ведет его обратно к своему столу. Микки волочит ноги. На самом деле он определенно устал, но это еще и потому, что он просто засранец и не хочет казаться послушным. Тони садится и делает длинный глоток кофе. У него мешки под глазами. Микки задается вопросом, сколько ночей он был на смене. — Ты задержан за хранение и возможное распространение наркотиков, — говорит Тони, — есть что сказать, Милкович? — Ты, наверное, не поверишь мне, если я скажу, что все это связано с моими братьями-засранцами, так что нет, ничего, — говорит Микки. — Это правда? — спрашивает Тони. — Да. У меня есть настоящая работа. Какого черта мне нужно продавать наркотики? — говорит Микки. — Милкович с настоящей работой? Никогда не думал, что когда-нибудь увижу такое. Где ты работаешь? — спрашивает Тони. Микки прикусывает губу. Он не хочет говорить, что это гребаная танцевальная студия, и ему не хочется говорить, что он гребаный пианист. Потому что нахуй этих копов с их сраными суждениями. Они, должно быть, ни хрена не знают о Микки. Но, Боже, это может быть его единственной полуприличной защитой. Микки бормочет, так тихо, что даже он сам себя едва слышит: — Школа танцев Баркова. Тони наклоняется вперед. — Извини, я не расслышал. — Школа танцев Баркова, — повторяет Микки, чуть громче. Выражение лица Тони недоверчивое и забавное. Кажется, ему требуется две секунды, чтобы залиться смехом, что заставляет Микки бросить на него взгляд. Тони кашляет, берет себя в руки и прячет улыбку за ободком своей кофейной кружки. — Да, это и есть причина, почему я это не афиширую, — говорит Микки. — Я ничего не обещаю, но если твой работодатель может поручиться за тебя, он, вероятно, очень вам поможет, — говорит Тони, — вполне очевидно, что виноваты только твои братья, исходя из того, что у нас есть на них. — А как насчет Йена? — инстинктивно спрашивает Микки. И снова Тони выглядит удивленным. Но теперь к нему примешивается волнение, а не веселье. Затем его выражение становится немного серьезным. — Я не знаю, как вы, ребята, втянули Йена Галлагера в свои разборки, но я не хочу видеть его за решеткой. Он хороший парень. — Так ты собираешься его отпустить? — спрашивает Микки. — Опять же, я не могу давать никаких обещаний. Но… — Но один из моих братьев псих, а другой — придурок, у которого никогда не было настоящей работы. По сравнению с ним Галлагер выглядит чертовым мальчишкой, а у меня не было мотива, — говорит Микки. Тони просто говорит: — Я бы хотел проверить твою занятость, если можно. Есть номер твоего работодателя? Микки не может вспомнить номер Лилиан. Черт, он знает наизусть только свой. Но Тони достает телефонную книгу, одну из тех огромных старых книг с желтыми страницами, о существовании которых Микки даже не подозревал. Через пять минут телефон уже у его уха. Он звонит, звонит и звонит, а Микки сидит и понимает, что ему нужно отлить. Он также хотел бы выпить немного кофе, но, хрена с два, он попросит его. — Могу я поговорить с Лилиан Барков, пожалуйста? — говорит Тони по телефону. Микки может только представить себе настроение Лилиан в такой поздний час. Он улыбается, совсем чуть-чуть. — Это офицер Тони Маркович из полицейского управления Чикаго, — говорит Тони, — у меня здесь Микки Милкович, который говорит, что вы его работодатель. Микки слышит грубый голос Лилиан по телефону, но не понимает, что она говорит. В какой-то момент Тони вздрагивает, когда голос в телефоне становится особенно громким. — Да, мэм, — говорит Тони, — ничего серьезного. Нет, вам не нужно сюда приходить. Я благодарю вас за уделенное время. Я прошу прощения за беспокойство. Тони кладет трубку и пишет несколько слов в документе перед собой. Микки пытается прочитать его вверх ногами, но у парня почерк пятилетнего ребенка. Через минуту или две Тони откладывает ручку и поднимает глаза. — Похоже, это приличная работа, — говорит Тони, — твоя работодательница похожа на человека, который держит людей в узде. Микки знает, что в этих словах есть скрытый смысл, но он чертовски устал, чтобы пытаться его прочесть. Тони отводит его обратно в камеру, и Микки рад, что наручники снова сняли. Он наблюдает, как Тони надевает их на Йена с недовольным выражением лица. Микки чувствует внутри себя прилив защитных чувств, но он уверен, что Тони ничего ему не сделает. Черт, да весь мир в один миг стал бы на сторону Йена, если бы увидел его проклятое щенячье-собачье выражение лица. С помощью Тони Йена почти сразу же выпускают. Йен сообщает об этом Микки, когда он выходит из участка в четыре часа утра. И Галлагер все это время ждал его. За это Микки бьет его по руке. — Придурок, — говорит он. Йен пожимает плечами. Первый инстинкт Микки — пойти домой и просто лечь спать. Сам город словно шепчет, что все может подождать, пока он немного поспит и, возможно, примет душ. Но Микки знает, что в нескольких кварталах отсюда его ждет машина с кучей денег внутри, денег, которые Игги и Колин, возможно, не увидят еще какое-то время. Черта с два Микки собирается оставить эти деньги на улице. Они набивают карманы наличными, оставляя машину и кокаин позади. Нет смысла так рисковать, не тогда, когда добытое почти прожигает их карманы. Микки открывает дверь в свою квартиру, едва не спотыкаясь при этом. В данный момент он чертовски устал. В квартире темно, и он не удосужился включить свет. Он хорошо знает дом наизусть. Он снимает ботинки и бросает их в угол. — Тебе обязательно идти сегодня домой? — спрашивает он. — Я просто скажу Фионе, что провел здесь ночь, — отвечает Йен, это легче, чем сказать, что произошло на самом деле. — Разве она не трахается с тем копом? Он наверняка ей расскажет. — Они трахались один раз, больше года назад, — уточняет Йен, — и да, возможно. Но хрен с ним, я разберусь с этим завтра. Микки смеется, а затем направляется в спальню, рухнув лицом на кровать. Его нос ударяется о подушку, и он не может заставить себя пошевелиться. Он чувствует, как кровать скрипит, когда Йен ложится. Затем рука Йена обхватывает его за спину, и Йен придвигается ближе, так что их тела оказываются достаточно близко, чтобы соприкасаться. — Я слишком устал, чтобы трахаться, — бормочет Микки. — Я и не собирался, — говорит Йен. Его голос прерывается зевотой. Оба по-прежнему полностью одеты, не считая босых ног. Они грязные и потные и, вероятно, пахнут как два пьяницы, но это все проблемы завтрашнего дня. Сейчас же Микки просто чертовски рад, что они покончили с этой гребаной ситуацией. А еще, было бы отстойно лежать в постели одному, без Йена рядом. Они спят до позднего вечера. Йен проверяет телефон, пока надевает ботинки, и со страхом в голосе сообщает, что Фиона звонила ему вчера не менее пяти раз. — Черт, — бормочет он, — мне пора домой. Увидимся? Микки сонно кивает. Он все еще в утреннем режиме, даже если весь остальной мир не в курсе. Он слышит, как закрывается входная дверь, но не чувствует никакого желания вставать с постели. Только когда спустя час или два раздается стук в дверь, он отрывается от тепла собственной постели и от того, что запах Йена все еще здесь. Микки встает. Когда он открывает дверь, входит Игги, все еще в одежде прошлой ночи. Игги направляется к холодильнику, берет пиво и садится на диван, задрав ноги, как будто он дома. — Выпустили под залог, — говорит Игги без прелюдии и даже не удосужившись убедиться, что Микки находится с ним в комнате, — Колин остался там, кстати. Ни хрена не могу сделать для парня, которого поймали с таким количеством кокса в организме. Он будет сидеть какое-то время. — Дерьмовая ночка, — это все, что Микки удается сказать. Игги смеется. — Как ты выкрутился? Еще и раньше меня вышел. — Один из копов позвонил моему боссу, — говорит Микки. — И что, блядь, ему это дало? — Он узнал, что русские женщины пиздец какие убедительные. — Колин позвонил мне час или около того назад. Он все еще там, его обработали, обыскали и все такое. Задержан за хранение с целью распространения наркотиков или что-то вроде этого. — Сколько они ему дали? Игги пожимает плечами. — Никогда не знаешь. Он встретился с отцом. Отец провозгласил себя королем ебаной тюрьмы. Микки напрягается, когда Игги упоминает их отца. В течение последнего года он намеренно стремился создать как можно больше пространства между собой и этим человеком. Работа на полную ставку была чертовой находкой. — Папа считает забавным, что у тебя появилась подружка, — говорит Игги. И теперь Микки готов блевать. — Колин все ему растрепал? — Да, он рассказал отцу обо всем, что произошло. Очевидно, ему было наплевать, что ждет Колина, но он смеялся до слез при мысли о том, что ты обзавелся отношениями. Игги потягивает остатки пива, а Микки в ахуе от того, что отец в курсе этой лжи. У него есть предчувствие, что это обязательно аукнется и навредит ему позже, независимо от того, насколько безобидно Игги это преподносит сейчас. С его отцом ничего не бывает безобидным. Наконец, Игги допивает пиво и плющит банку о журнальный столик, превращая ее в маленький металлический огрызок. — Моя доля? — спрашивает Игги. — Что? — говорит Микки. — Моя доля. Прибыль. Только не говори мне, что ты оставил все в этой чертовой машине, — говорит Игги. — О, — говорит Микки, — нет, деньги у меня. Думаю, тогда мы поделим часть Колина? Игги пожимает плечами. — Да, нет смысла оставлять ее. Он получил немного кокса; это его гребаная доля. Микки идет туда, где он спрятал деньги прошлой ночью, под матрас. Они с Игги пересчитывают их и делят на три равные кучки. Игги сначала хочет сделать только две, но Микки напоминает ему о Йене. — Он действительно заслуживает целую треть? — говорит Игги. Микки пожимает плечами. — Я сказал, что должен ему денег. Из-за меня его арестовали, черт возьми. Думаю, я уже достаточно говна ему сделал. — Ладно, — говорит Игги, вздыхая. Они пересчитывают деньги, делят их, и Игги забирает свою долю. Он уходит, не потрудившись попрощаться, и Микки рад его уходу. Вся эта заварушка была больше связана с его семьей, с той, которую ему не нужно видеть еще долгие годы. Он задается вопросом, является ли это тем, что нормальные люди считают семейным кругом во время праздников. Микки шмыгает носом и понимает, что в раковине еще осталась рвота, которую нужно убрать. Блядство.***
Кто бы мог подумать, что пианино стоит так, сука, дорого? Типа, да, Микки догадывался, что не найдет ни одного с двумя нулями. Но видеть это своими глазами все равно обескураживает. Он практически чувствует, как знаки доллара кружатся вокруг его глазных яблок. Микки закрывает ноутбук и отодвигает его на другую сторону дивана. Скоро должен прийти Йен, что облегчит его разочарование. Микки просто хочет иметь возможность играть по выходным. Правда, это не такая уж большая просьба. Из-за перерыва он не играл уже больше недели, и это сводит его с ума. Когда Йен здесь, Микки начинает постукивать пальцами по подлокотнику дивана, когда они пьют пиво. Он понимает, что в последние пять минут он бессознательно играет одну из самых простых сонат Бетховена. Он хватает пиво обеими руками, чтобы занять себя, но тут его пальцы начинают подергиваться. — Ты в порядке? — спрашивает наконец Йен. — В порядке, — инстинктивно отвечает Микки. — Ты выглядишь немного нервным, — говорит Йен. — Наверное, это из-за прошлой ночи. Наверное, я все еще немного на взводе, — говорит Микки. Он не лжет, не совсем. Он все еще взволнован, но больше от того, что услышал о своем отце. Арест для него — вполне обычное событие. — Эй, теперь, когда я вспомнил, — говорит Микки, — твоя доля у меня в комнате. — Моя доля? — спрашивает Йен. — Твои бабки, болван, — говорит Микки, — ты хочешь их или нет? Йен нетерпеливо кивает и позволяет Микки провести его в комнату за деньгами. Микки вытаскивает конверт из-под матраса. Конверт, принадлежащий ему, больше запрятан в середине. Может быть, это не самое удобное место для хранения ценных вещей, но если кто-то настолько глуп, что попытается ограбить Микки, он точно не подберется к деньгам. Йен берет конверт, и его глаза стекленеют. — Это куча денег. Микки пожимает плечами. — Всего около тысячи. Йен присвистывает. — Черт. Это охренительно много денег. — И мой брат сидит за решеткой за это, так что потрать их с пользой. — Да, мне жаль. — Это его вина, он тупой мудак. Ты ничего не сделал. Йен кладет деньги в рюкзак. Микки с восхищением смотрит, как Йен нагибается, и не удерживается от благодарного бормотания. Однако не так тихо, как он надеялся. Йен поворачивается и улыбается ему. — Ты чего-то хочешь, Мик? — Нет, просто наслаждаюсь видом, — невозмутимо отвечает Микки. — Как скажешь, — говорит Йен. Он заканчивает закрывать свой рюкзак. Когда он встает, то быстрым движением прижимает Микки к стене. Микки хватает Йена за задницу и сжимает ее. — Да, я так и думал, — говорит Йен, смеясь. Он целует Микки, проводя зубами по его нижней губе, пока Микки не начинает стонать. Через минуту он делает тоже самое с членом Микки. Микки чувствует, что внутри него все кипит. Не помогает и то, что когда он смотрит вниз, то видит великолепный, чертовски красивый рот Йена, обхвативший его собственный член, пока Йен мастурбирует себе свободной рукой. — Ебаный боже, — задыхается Микки. Йен двигает ртом быстрее, сосет сильнее, пока Микки не кончает. После этого они оседают на пол и прислоняются к дивану Микки, наслаждаясь последствиями своего оргазма. Это то, к чему Микки действительно привык и чего никак не ожидал. Это удивительно приятно. — Итак, Фиона узнала, что меня арестовали, — говорит Йен. — Она злится? — спрашивает Микки. Смеясь, Йен говорит: — Да, он мне практически все мозги выебала. Она сказала мне, что я дал слишком много обещаний, чтобы разрушить их, что я должен быть примером для своих братьев. Обычная речь. Я не думаю, что конверт с деньгами полностью удовлетворит ее, но это поможет. — Деньги и бухло, чувак, — говорит Микки, — лучший социальный клей. — Кстати, о выпивке, — говорит Йен. Его голос повышается, подразумевая вопрос в конце. Микки берет два пива, и они болтают весь вечер, пьют и трахаются. Когда становится поздно, они идут в комнату Микки, снова трахаются, а потом засыпают. В целом, это довольно приятный день, даже несмотря на плохую погоду. На следующий вечер Йен свернулся калачиком около спины Микки после двух раундов. Микки слегка придвигается к Йену. Он ничего не может поделать с тем, что парень такой огромный, теплый и очень ласковый. — Есть планы на Новый год? — спрашивает Йен. — Выпить, наверное, — отвечает Микки, — разве не этим занимаются во время праздников? — Да, наверное, — говорит Йен. Йен всегда расслабляется перед сном, сразу после секса. Микки не всегда разделяет эти моменты с Йеном, когда он просто отпускает себя, но это приятно, когда он это делает. Ему нравится, что не нужно быть постоянно начеку и готовым к обороне. — А ты? — спрашивает Микки. — Мы всегда всей семьей смотрим трансляцию, где новогодний шар спускается с высоты, — говорит Йен, — соседи приходят. Это весело. Микки слышит в голосе Йена скрытое приглашение. Но они оба помнят, что случилось в прошлый раз, когда он пригласил Микки, поэтому ни один из них не говорит об этом ни слова. Йен просто обхватывает Микки руками и прижимается губами к его шее.***
Микки уверен, что в новогоднюю ночь принято пить шампанское, но он не готов выложить за него такую сумму. На данный момент у него достаточно денег, но он откладывает их на потом. Вместо этого в одной руке у него бутылка дешевой водки, а в другой — пачка Принглс. Он планировал провести новогоднюю ночь в своей квартире, выпивая и ожидая прихода Йена ранним утром. Он думал о сохранении еще одной черты, которую они с Йеном, вероятно, в конце концов переступят. Но на самом деле, он вполне мог бы психануть и сделать это сейчас. Кроме того, он мог бы появиться и загладить вину перед Галлагерами за то, что его брата арестовали. Он стучит в дверь и ждет. Чем дольше он ждет, тем больше думает о побеге, потому что это для него инстинктивно. Такие люди, как он, убегают; они не знакомятся с семьями. Но это не стереотипное «знакомство с семьей во время каникул». Речь идет о том, чтобы было куда пойти, а не пить в одиночестве в канун Нового года. И это не одиночество. Галлагеры шумные, счастливые и энергичные, и вокруг всегда больше людей, чем можно сосчитать. Микки оказывается окружен всем этим, точно так же, как он всегда окружен Йеном. Это разные вещи, к которым он, возможно, мог бы привыкнуть. Новогодний шар спустился, часы переведены, и большая часть дома лежит в постели. Йен и Микки сидят на ступеньках на заднем дворе, выкуривая сигарету. На земле слякоть, а на небе звезды. На короткое время луна заслоняется сигаретным дымом. — Ты не должен был приходить, — говорит Йен. Микки не отвечает. Он берет сигарету у Йена и подносит ее к губам. Он выдыхает дым, наблюдая, как он уплывает в небо. На холоде кажется, что он ничем не отличается от обычного дыхания. — Зачем ты пришел? — спрашивает Йен. Наверное, Микки лучше ответить так: — Нед — уебок. — Что? — лепечет Йен. Осознание наваливается на него, тяжелое и холодное, — Он тебе рассказал? Микки качает головой. — Ему не нужно было. Я сам догадался. Старый мудила. — А какое отношение это имеет к тому, что ты пришел сюда? — спрашивает Йен. — Потому что Нед — уебок, — повторяет он, — и вы трахались. Йен смотрит на него, как будто ожидая большего, но Микки больше нечего сказать. Слова — не его сильная сторона. Поэтому он с улыбкой протягивает Йену сигарету, надеясь, что парень знает, что он всегда имеет в виду больше, чем говорит. И судя по выражению лица Йена, Микки уверен, что он знает.