***
Возвращение на работу после двухнедельного перерыва — это, блять, ужасно. Если раньше в любой другой день Микки думал, что это тяжело, то это ничто по сравнению с тем, как тяжело заставить себя встать с постели после двух недель беспробудного сна. По дороге он останавливается, чтобы выпить самый большой чертов кофе, который только могут приготовить эти хипстерские бариста, но даже это ни хрена не помогает ему настроиться на общение с людьми в течение дня. И вот, когда жизнь с удовольствием издевается над ним, первым человеком, которого он видит на работе, становится Светлана. Он видит ее на небольшой парковке возле школы, стоящей рядом с красивой машиной. Удивительно красивой, учитывая, что она секретарь. Возможно, родство с Лиллиан приносит свои плоды. — Серьезная покупка, — говорит Микки. Светлана резко поворачивает голову, так же резко, как и взлетают ее вьющиеся волосы. Она смотрит на Микки маленькими, подозрительными глазами. Для нее это банальная эмоция, установленная практически по умолчанию. — Ты застал меня врасплох, — говорит она. — Я, блять, просто шел, — говорит Микки, — не надо говорить, что я подкрался. Я просто сказал, что у тебя хорошая машина. — Если это все, тогда иди внутрь, — говорит Светлана. Она прячет руку за спину, чтобы Микки не видел, что она сжимает. Это незаметно, но он знает такие вещи. И он достаточно хорошо знает их зарплаты, чтобы быть уверенным, что она не может позволить себе этот четырехколесный автомобиль, даже если бы Лилиан была самой приятной тетей на свете. — Это не твоя машина, — говорит Микки. — Конечно, это не моя машина, — говорит Светлана, — я просто положила сумку на багажник, пока поправляла пальто. — А отмычка в твоей руке, это тоже для твоего пальто? — спрашивает Микки. Светлана поворачивает голову и, кажется, смиряется с тем, что ее поймали с поличным. Она делает шаг вперед, хватает Микки за куртку и толкает его к двери машины, стоящей рядом с ними. Микки видел дейсвительно ужасающих людей, но ничто не могло сравниться с уровнем Светланы. Она — жгучая, разрушительная женщина. — Держи рот на замке, — говорит она шепотом, который кажется голосом мрачного жнеца, — ты ничего не видел. Ты ничего не знаешь. — Да, да, я ничего не знаю, — говорит Микки, — теперь ты меня отпустишь или как? Она задерживает его еще на секунду. Может быть, она думает о том, чтобы отрезать ему язык, просто чтобы быть уверенной. Но она отпускает его. Подходя к двери студии, Микки оглядывается и видит, как Светлана пытается вскрыть машину отмычкой. У него возникает подозрение, кому принадлежит машина. — Мой любимый пианист, — говорит Нед. Что ж, по крайней мере, Микки дожил до середины дня без чувства тошноты. — Как прошли твои каникулы, Микки? — спрашивает Нед. Пожимая плечами, Микки отвечает: — Как обычно. Часть его самого очень хотела бы рассказать о том, что большую часть каникул он провел с членом Йена в своей заднице. Или в его рту. Но Микки не проживет долго, если останется импульсивным засранцем, нарывающимся на неприятности. — Забавно. А что для тебя «как обычно», Микки? — говорит Нед. — Мое «как обычно», мне уже надоело. — Правда? Потому что я должен сказать, что пить в одиночку — это то, что никогда не надоедает. Тебе стоит попробовать это время от времени. Может, ты немного раскрепостишься, — говорит Микки. — Я и так довольно раскрепощен, — говорит Нед. А вот и остатки его завтрака. Микки направляется к фортепиано, даже не взглянув в сторону Неда, и двигает ногами так быстро, как только может. К счастью, в этот момент комната заполняется мальчиками-подростками, и Микки впервые в жизни испытывает благодарность. Его не трогают до конца занятия, когда в комнату входит Светлана и зовет его выйти. Его первый инстинкт — подумать, что речь идет о том утре, потому что Светлана никогда раньше не входила в класс, по крайней мере, насколько Микки видел. — Лилиан хочет поговорить с тобой, — говорит Светлана. — О чем? — спрашивает Микки. — Почему ты всегда спрашиваешь об этом? Если бы это было сообщение, я бы тебе сказала. А теперь иди и поговори с боссом, — говорит Светлана. — Да, иду, — говорит Микки. С утра у него осталось немного кофе. Он проглатывает его в несколько глотков — он холодный — и бросает стакан в урну по дороге в кабинет Лилиан. Лилиан сидит за своим столом, как королева за стенами своего замка. Ее ногти постукивают по столу в идеальном ритме, пока она ждет, когда Микки займет место. Выражение ее лица невозмутимо, но Микки сразу же понимает, что все не так, как обычно. — Я наняла тебя, — говорит Лилиан, — потому что ты не требовал так много, как другие пианисты. Ты были самым гибким в своих условиях, и это то, что я очень ценю. Под этим она подразумевает то, что не требовал ничего, кроме скромной зарплаты. Пианисты из Норт-Сайда, как он слышал, были претенциозными и считали себя новыми Моцартами. С финансовой точки зрения Микки был удачной находкой. — И я думала, что у тебя хватит ума держаться подальше от неприятностей, — продолжал она, — но тут мне звонят в три часа ночи и сообщают, что моего пианиста арестовали. — Но я выбрался, — говорит Микки. Он не уверен, насколько это хорошо, но упоминание об этом не повредит. — Думаешь, мне не все равно? — говорит Лилиан. Ее голос повышается; должно быть крещендо оркестра, сопровождающего ее, — У меня и моей студии репутация дисциплины и порядка. Если ты не сможешь следовать закону, у меня не будет другого выбора, кроме как уволить тебя. Это твое единственное предупреждение. У нас и раньше были с тобой проблемы. Да, воровство. Поэтому он просто кивает и принимает вердикт, пришедший сверху. — Ты можешь идти.***
— Мэнди задавала вопросы, — говорит Йен, его тон нерешителен. Микки откидывает голову назад на подушки дивана, закрывая глаза в разочаровании. Да, они с Мэнди больше не враждуют друг с другом. Но это не значит, что она должна ему нравиться. — Вопросы о чем? — говорит он сквозь стиснутые зубы, хотя уже знает ответ. — О нас, — говорит Йен. Ну, это обрушивается на Микки, как ведро ледяной воды. Не тот факт, что Мэнди задает вопросы; она задавала их с первого дня. Но то, что Йен только что использовал это слово. В таком контексте. — Скажи ей, чтобы отвалила, — говорит Микки. Он бы сделал это сам, если бы мог. — Я пытался, но она настойчивая, — говорит Йен. — Скажи ей отвалить дважды. Йен хватает Микки за руку, чтобы поднять его из лежачего положения. Микки пыхтит и протестует, но в конце концов позволяет подтянуть себя в сидячее положение, чтобы Йен мог посмотреть ему в глаза. — Я просто хочу сказать, что, возможно, рассказать ей — не такая уж плохая идея, — говорит Йен. — Рассказать ей что? — говорит Микки. — Не будь дураком. Я хочу сказать ей, что мы… — и Йен затихает, беспомощно жестикулируя между собой и Микки. Этот жест заставляет Микки колебаться. Он признает, что, возможно, Мэнди должна знать, что ее фальшивый парень трахается с пианистом и не только. Но как они могут объяснить ей, что происходит, если не могут сделать это друг с другом? Йен, без слов Микки, знает, что для него это нечто большее, чем секс, но «это не просто секс» — широкое определение, которое не легко объяснить. — У нас есть еще время, Галлагер, — говорит Микки, — не прямо сейчас, хорошо? — Я хочу сказать ей поскорее, Мик, — говорит Йен, — она мой лучший друг. — И мы расскажем ей скоро. Только не сейчас, — говорит Микки. Йен выглядит разочарованным. Микки знает, что он не захочет позволить разговору умереть так быстро. Возможно, они будут возвращаться к нему снова и снова, но сейчас Микки просто хочет заткнуть его и поцеловать без причины. Так он и делает. Йен поначалу относится к этому с неохотой, но быстро разогревается до такой степени, что первым раздевается. Они толкают друг друга, пока не добираются до кровати Микки, прежде чем начать трахаться. После этого Йен ложится на живот, наполовину уткнувшись лицом в подушку. Микки кладет голову ему на спину. Он прислушивается к дыханию Йена и слабому биению его сердца. Наполовину находясь в сознании, Микки проводит рукой по спине Йена, ощущая гладкую кожу и мышцы под ней. Микки никогда не уделял много времени знакомству с телом Йена вне сексуального контекста. Странное ощущение — просто касаться пальцами кожи Йена без всякого умысла, только с успокаивающим присутствием чужого тела рядом с его собственным. Это ощущение интимности, это больше чем секс. Это доверие, это привязанность, и это чертовски страшно. Микки знает, что его больше нет. Он абсолютно, полностью пропал в Йене Галлагере. И это пугает его до смерти, потому что иногда он задается вопросом, находится ли Йен в милях впереди или в милях позади него. Трудно быть уверенным — это цена этих едва держащихся вместе цепей, за которые Микки так отчаянно цепляется. Когда стемнеет и Йен уснет, Микки вытащит себя настоящего на поверхность, которого всегда прячет, пока никто его не видит.***
Нед не танцует. Видимо, у него была какая-то травма, из-за которой он навсегда выбыл из строя. Но он выкрикивает указания и ходит по классу, поправляя учеников, как чертов сержант. Микки играет быстрее, потому что класс делает движение, как бы оно ни называлось, где ноги поднимаются очень высоко. Он видел, как Йен делал это пару раз, и его поджилки болели, просто наблюдая за ним. Раскрывается, как рогатка. — Эрик, раздвинь ноги пошире, — объяснил Нед. Не обращая внимания на то, кто такой Эрик и что он может делать не так, Микки переворачивает страницу. Но она проскальзывает под его пальцами и падает на скамейку у него сбоку. Вот дерьмо. Он вспоминает несколько отрывков из песни, прежде чем решает, что к черту, он присоединит ее к чему-нибудь еще, что знает. Если он будет успевать, никто не заметит. Так что в итоге он играет тему из «Индианы Джонса». Он уверен, что никто его не замечает, за исключением, может быть, одного или двух парней в конце класса, которые слегка приподняли головы. Они смотрят на Микки с любопытством в глазах, а он просто смотрит на стену перед собой, как будто в этом нет ничего необычного. Он смотрел «Индиану Джонса» со своими братьями в детстве, когда они еще более-менее ладили друг с другом. Поэтому первое, что он научился играть, было главной темой. Он исполнил ее полностью по памяти и был чертовски горд собой за это. Однако его семья не придала этому значения. Но по мере того, как у него получалось лучше с каждым разом, он продолжал играть эту пьесу, чтобы приукрасить ее. — Эрик, я сказал, ноги шире, — повторил Нед. Микки интересно, как у этого парня все так плохо получается. Он смотрит и видит, как Нед хватает ногу мальчика в воздухе и выкручивает ее так, чтобы получилось правильно. Микки чувствует, как его собственный желудок слегка скручивается, когда он видит руки Неда на икре мальчика. Он думает о Йене в таком же положении, на пару лет моложе и, возможно, влюбленном в учителя. Он задается вопросом, не нашел ли бы Нед какую-нибудь ерунду, чтобы поправить Йена, только чтобы иметь повод прикоснуться к нему. Боже, как же он ненавидит играть для этого класса. Когда он заканчивает, Микки готовится бежать к выходу так быстро, как только может. В этот момент он ожидает, что появится Нед и попытается с ним поболтать. Так происходит почти каждый день. Микки не уверен, действительно ли он настолько интересен, или Нед просто готов трахать все, что движется. Скорее всего, это второй вариант, особенно когда речь идет о несовершеннолетних. — Эта музыка показалась мне знакомой, — говорит Нед, — та, которую ты играл в конце. Микки пожимает плечами. Он делает такое лицо, будто ничего не понимает. — Это было из фильма? — спрашивает Нед. Проходит еще секунда, и затем он щелкает пальцами. Его лицо озаряется, как будто он ухватился за проницательное наблюдение, — Индиана Джонс, верно? — Да, — говорит Микки, — Я потерял нить, пришлось импровизировать. — У тебя, должно быть, быстрые рефлексы, — говорит Нед, — мне это нравится. Ну, Микки это не нравится. Ему также не нравится, что Нед сует свои руки куда не следует. Пять минут спустя он наклоняется над столом Светланы, чтобы никто не слышал, что он говорит. Она выглядит скучающей, пока он не начинает говорить, а потом смотрит на него, как на сумасшедшего, конечно. Она все еще играет в правдоподобное отрицание, но он видит ее насквозь. — Ты собиралась обокрасть Неда, даже не пытайся этого отрицать, — говорит Микки, — это ведь его машину ты взламывала, да? — Я не взламываю машины, — говорит Светлана, — у меня есть работа и сын. Я не могу сесть в тюрьму. — У тебя плохо оплачиваемая работа и сын, которому нужна еда и прочая ерунда. Кража — неплохой способ свести концы с концами. Она смотрит на него с совершенно ледяным, стальным лицом. Он говорит: — Ты собираешься доложить обо мне Лилиан? Будешь пытаться добиться моего увольнения? — Я хочу участвовать, — говорит Микки. Светлана смеется, тем холодным смехом, который она всегда использует, чтобы насмехаться над людьми. — Я вполне способна сама все сделать. Мне не нужна помощь украинской киски. — Я могу отвлечь Неда, — предлагает Микки, — я возьму меньше половины — ты ведь не против? И ты можешь заработать больше, у тебя будет больше времени. Светлана сдвигает челюсть, как бы пробуя идею на вкус. Она поджимает губы. — Я подумаю над предложением. Возможно, это лучшее, что он может получить от нее на данный момент, но это звучит чертовски близко к «да». По крайней мере, Микки настроен оптимистично. Он действительно хочет простого удовлетворения от того, что насолил этому старому ублюдку, у которого явно больше денег и либидо, чем нужно для такого, как он.***
Он говорит об этом Йену в выходные, когда тот снова остается у него. Они лежат в постели, потные и переплетенные в простынях Микки, оба стараются избежать мокрого места между ними. Каждый лежит на своей стороне, но Йена водит пальцами по плечу Микки. — Помнишь, как я пообещал завязать с преступлениями? — говорит Микки. — Нет, — отвечает Йен. — Ну, я это сделал. Более или менее. Но я думаю начать все сначала. Жаль растрачивать хорошие навыки, понимаешь? Микки наклоняет голову и видит, что Йен смотрит на него со смесью недовольства и скептицизма. — Ты же не собираешься снова начать воровать из моего шкафчика? Микки улыбается. Он хватает руку Йена и едва приподнимает ее, играя пальцами. Опасно близко к тому, чтобы взяться за руки. — Нет, но ты близок, — говорит Микки. — Пожалуйста, не кради у людей. Ты знаешь, что это неправильно и у тебя будут неприятности, и все такое. Но я не собираюсь читать тебе нотации. — Ты уже устал? — усмехается Микки, — Неужели я должн дать тебе таблетку, чтобы помочь с твоей проблемой, дедушка? — Да пошел ты, — говорит Йен, — мой член отлично работает. У Микки на лице выражение, означающее просто беду. — Докажи. Йен выжидает секунду, размышляя об этом, затем проталкивается мимо мокрого места и наваливается на Микки. Он опускается, чтобы поцеловать его, медленно и дразняще. Он перебирает зубами нижнюю губу Микки, посасывая и покусывая, но не позволяя Микки проникнуть к нему в рот. Став нетерпеливым, Микки хватает Йена за голову и проталкивает свой язык ему в рот. Йен все еще пахнет дешевым пивом, которое они пили раньше, и Микки ненадолго задумывается о том, что ему больше нравится этот вкус, когда он во рту у Йена. Он меняет положение так, что Йен оказывается на спине. Затем Микки перемещается вниз по кровати и обхватывает ртом член Йена. Йен стонет и крепко хватает Микки за волосы, едва дотягиваясь, когда Микки опускается ртом ниже. Микки нежно лижет основание, а также яички, пытаясь дразнить его так же, как это делал Йен. Он облизывает кончик и нежно проводит зубами по бокам. Йен шипит. Он долго не выдерживает, прежде чем кончить, со стоном произнося имя Микки. Йен дрочит Микки в ответ, не утруждая себя дразнить его теперь, когда он затих. У Йена большие руки. Они чертовски здорово обхватывают член Микки. Они также большие, когда находятся в руках Микки, когда они переплетают пальцы. Когда он кончает, Микки нежно целует Йена. Глаза Йена остаются закрытыми, даже когда губы Микки отстраняются; кажется, что он пытается запомнить что-то, что ускользает от него. Микки сжимает руку Йена и опускает голову на подушку. Честно говоря, он не может вспомнить, как это было, когда все сводилось просто к сексу.***
В понедельник Светлана подзывает Микки к своему столу, когда приходит утром. Она загибает и разгибает палец, показывая ему, чтобы он наклонился ближе. — Во время обеденного перерыва, — спокойно говорит она, — ты пристаешь к старику, а я пойду в раздевалку, да? — Погоди, блять, — говорит Микки, — кто, блять, сказал, что я к нему пристаю? Я не какая-то чертова шлюха, которую можно использовать для отвода глаз. — Он пристает к тебе ежедневно. Ты будешь идиотом, если бы не воспользуешься этим, — говорит Светлана. Она не ошибается. Но Микки приходит в ярость и минуту дуется, прежде чем пойти на это, хотя бы ради шоу, которое из этого получится. За обедом Микки находит Неда в комнате для персонала. Светлана говорит ему, чтобы он заработал хотя бы пять минут. Микки не уверен, что сможет продержаться так долго, но он может хотя бы попытаться. — Привет, как дела? — спрашивает Микки, присаживаясь. У Неда есть несколько вещей на столе и остатки обеда. Он только что потянулся за своей курткой, когда вошел Микки, но он положил ее и сел рядом с Микки. — Хорошо, хорошо, — говорит Нед, — а ты? — Не жалуюсь, — говорит Микки. Он достает свой сэндвич и отрывает кусок, чтобы бросить в рот. Он с арахисовым маслом и желе, потому что Микки — ненормальный взрослый, не способный приготовить себе нормальную еду, даже если приставить пистолет к его голове. Но кого это волнует, ведь то, как он ест свой сэндвич, кажется, привлекает внимание Неда. Чертовы глаза старика слишком много времени уделяют рту Микки. — Как прошли выходные? — спрашивает Микки. — Ничего особенного, — отвечает Нед, — а твои? Много секса, много Йена, много жалоб на подержанное пианино по завышенной цене. — Посредственно. — Почему? Микки пожимает плечами, слегка улыбаясь, несмотря ни на что. Он смотрит вниз и говорит: — Ну, знаешь, как обычно. Ну и хрен с ним, потому что даже Нед улыбается в своей соблазнительной манере и отвечает: — Думаю, я знаю. Ну, вообще-то, если бы он знал, он бы, наверное, разозлился на своего бывшего мальчика-игрушку. Микки не сдерживает себя от чувства легкой победы. Йен — это не какая-то игра, которую ему удалось выиграть, но, возможно, победа заключается в том, что Микки не уничтожил его. Микки искренне удивляется каждый раз, когда прикасается к парню и не распадается на части. Это больше, чем Нед может себе представить. Микки продолжает неловкую беседу еще около трех минут, поедая свой сэндвич, пока Нед отвечает ему своим слишком непристойным тоном. В какой-то момент Микки решает, что еще одно двусмысленное высказывание, вероятно, приведет к умышленному убийству, в крайнем случае, к небольшому поджогу. Он выходит из комнаты и видит Светлану, сидящую, как обычно, за своим столом. Она очень слабо улыбается Микки, а когда он подходит, протягивает ему две двадцатидолларовые купюры, пахнущие дешевым одеколоном.***
— Это из-за тебя арестовали Йена?! — спрашивает Мэнди. — Блять, а можно еще немного громче? — говорит Микки. Он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто из других студентов не слышит. Но никому из них нет до этого дела. Они — кучка испорченных сопляков, слишком сосредоточенных на том, чтобы быть лучше других, чтобы заботиться о своем музыкальном сопровождающем с другого конца города. — Что он тебе сказал? — спрашивает Микки. — Он случайно сказал это, — говорит она сквозь стиснутые зубы. — И под этим ты подразумеваешь, что заставила его сказать это, — отвечает он. — Может быть, мой парень говорит мне всякое, ты об этом не думал? — Да заткнись ты. Ты — прикрытие, и мы оба это знаем. Мэнди отталкивает его, и теперь ее очередь судорожно оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Затем она сильно бьет Микки по затылку. Он потирает голову и смотрит на нее. — Осторожно, сучка, — говорит он, — в отличие от тебя, у меня здесь есть мозги. — Я не знаю, как ты узнал, но тебе лучше, блять, держать это при себе, — говорит она. — Не беспокойся об этом, — говорит он. — Я серьезно. — Да, я знаю. Я бы тоже был серьезным, если бы моему парню нравился член, — говорит он, не в силах удержаться от легкой улыбки над собственным выводом. Может быть, у него не очень высокая самооценка, или как там говорят терапевты, но иногда он думает, что он чертовски смешной. Мэнди, очевидно, так не считает. — Ты ни черта не знаешь, — говорит она. — Нет, на самом деле я знаю больше, чем ты думаешь. Он может добавить, что знает, как Йену нравится, где у Йена чувствительные места, и что он любит обниматься после секса. Он может составить список из ста и одной вещи, которую Мэнди никогда не узнает о парне, но потом она может сделать то же самое. У каждого свой взгляд на вещи. — Я сохраню это в секрете, так что не волнуйся, — говорит он, — ты можешь расслабиться. Она прикусывает губу, на минуту кажется, что она может сказать что-то еще. Но она уходит, с этими маленькими прыжками в своей походке. Йен может разозлиться, когда узнает об этом. Потому что Мэнди обязательно расскажет ему об этом дерьме. Ебаный ад.***
Оказывается, Йен находит это чертовски забавным. Ему приходится упираться рукой в стену, чтобы не упасть. Микки отстает, не зная, находится ли он уже вне опасности и нормально ли, что он тоже смеется. В конце концов, Йен переводит дыхание и смотрит на Микки с огромной ухмылкой на лице. — И ты даже не сказал ей, что мы трахаемся, — говорит Йен, почти снова начиная смеяться. — Я не хотел ее заебывать, — говорит Микки. — Я тебе сейчас дам по ебалу, — говорит Йен, вздергивая брови. Микки грохочет от смеха. — Срань господня, не говори, что ты серьезно. Я сделаю вид, что ты этого не говорил, потому что это может быть самой большой причиной для того, чтобы твой член стал мягче. Йен пихает его локтем в ребра и направляется к дивану. Микки садится рядом с ним и кладет ноги на журнальный столик. — Кстати, она немного злится, — говорит Йен. — Да, я в курсе, — говорит Микки. — Я хочу, чтобы вы, ребята, поладили, понимаешь. Или, по крайней мере, чтобы вы не ненавидели друг друга. Вы двое много для меня значите, — говорит Йен. — Собрал свои вещи, Галлагер? — спрашивает Микки. — О, нахуй, — говорит Йен, — может быть, ты мог бы быть немного добрее, но, по крайней мере, мы на правильном пути, чтобы она знала о нас. Микки слегка смущается при этом слове. Йен продолжает его использовать и, кажется, не замечает, что Микки еще не готов к использованию собирательного местоимения. По крайней мере, Йен, кажется, замечает внезапное нежелание Микки. Он быстро меняет тему разговора. — Ты не возражаешь, если я воспользуюсь душем? Наш сломан, — говорит он. — Да, чувствуй себя как дома, блять. У меня нет чистого полотенца, но кого это ебет? — отвечает Микки. — Спасибо. Йен хватает Микки за бедро, чтобы выразить благодарность, затем встает и идет в ванную. На полпути туда он оборачивается, как будто что-то забыл. — Ты идешь или нет? — спрашивает Йен. Черт, да. Однажды Микки уже видел Йена после душа, и этого было достаточно, чтобы он захотел встать на колени. Больше для молитвы, но также и для минета. Душевая у Микки довольно маленькая, но это не проблема, когда они так охотно прижимаются друг к другу. В итоге Микки обдает спину струей душа, а Йен оказывается спереди, обхватывая руками талию Микки и упираясь ладонями в его задницу. Йен опускается, чтобы поцеловать Микки, сначала медленно, но потом все настойчивее. Он любит использовать зубы при поцелуе, и в этом есть грубость, которая нравится Микки. Помогает и то, что Йен в это время сжимает его задницу. Член Микки твердеет и прижимается к Йену. Он тянется вниз, чтобы мастурбировать их обоих одной рукой. Их стояки слегка скользкие от душа, и тереть Йена о свой собственный — чертовски приятно. Иногда приятно не трахаться полностью. Это просто и удобно, а еще это чертовски сексуально. Чем быстрее Микки двигает рукой, тем сильнее Йен целует и кусает его шею. Утром Микки обязательно обнаружит несколько засосов. Парень постоянно оставляет на нем следы. Микки даже подумывал украсть консилер, но понятия не имеет, где и у кого он может его достать. И он ни за что не пойдет в магазин и не признается, что ему нужен макияж, потому что он трахается с доминирующей рыжей бестией, которая не может держать при себе свои губы. Но все будет в порядке, потому что он не собирается отталкивать Йена от того, в чем он чертовски хорош. — Как же хорошо, — бормочет Микки, — блять, да. Руки Йена ползут по заднице Микки, уже не просто ощупывая, а открывая ее достаточно широко, чтобы он мог просунуть туда два пальца. Это застает его врасплох, и Микки на секунду убирает руку от их членов. Йен пользуется возможностью, чтобы взять Микки член и начать гладить его, пока он проникает в него пальцами. Йен наблюдает за ним, весь напряженный и похотливый, и Микки клянется, что проходит около трех секунд, прежде чем он сильно кончает. Он хватает Йена за шею и целует его, поглаживая одновременно, пока тот тоже не кончает. Глаза Йена на секунду сужаются. Он бормочет что-то, чего Микки не слышит. — Что ты сказал? — спрашивает он. — Я сказал, что ты чертовски потрясающий, — задыхаясь, отвечает Йен. Микки отмахивается от откровенного комплимента. Йен вряд ли будет разбрасываться словами типа «потрясающий», потому что, парень, ты сам себя видел? Микки снова целует его за это. Затем он выходит из душа, позволяя Йену вымыться по-настоящему. Они едва вспомнили, зачем Йен вообще полез в душ. Теперь, когда в ушах Микки больше нет ни вздохов, ни брызг душа, он слышит, как в другой комнате звонит домофон. Он накидывает полотенце на талию, подходит к домофону и нажимает на кнопку, чтобы заговорить. — Кто? — спрашивает он. — А сам, блять, как думаешь? — отвечает кто-то. — Я ебу? — Господи, это Игги. Микки напрягается. На нем только полотенце, в душе стоит голый рыжий мужик, а его брат стоит внизу и ждет, когда он откроет. — Дай мне минутку, — говорит Микки. Он небыстро возвращается в душ, потому что его ноги все еще мокрые и он не хочет поскользнуться. По пути он берет одежду Йена и швыряет ее в душ с точностью только что получившего повышение в высшей лиге бездельника. — Тебе нужно убираться отсюда, — говорит Микки, находясь теперь в режиме полной паники. Он идет в свою комнату, чтобы снять полотенце так быстро, как только может, и ищет свои брюки в процессе. Йен затягивает с одеванием. — Поторопись, мать твою! — восклицает Микки. — Что, черт возьми, происходит? — спрашивает Йен. Слава Богу, он поспешно одевается. Микки находит на полу пару старых, грязных джинсов — они вполне подходят. Он натягивает их, пока говорит. — Игги здесь, внизу. Он не может узнать, — говорит Микки, — тебе нужно убираться отсюда. — Значит, он может увидеть меня на месте преступления? — говорит Йен. — Пожарная лестница, — говорит Микки. В дверь постучали. Глаза Микки расширились. Он мечтает, чтобы в этот момент его квартира выбросила Йена, как чужеродный орган. Игги не может поймать его здесь. Не тогда, когда шея Микки покрыта засосами, когда они с Йеном полураздеты и оба еще мокрые после душа. У Микки начинается гипервентиляция. Он прикладывает руку к голове, в отчаянии откидывая волосы назад. — Вон. Сейчас же, — говорит Микки. Он толкает Йена, все еще держащего в руках часть одежды, к пожарной лестнице. Микки открывает окно и сопровождает парня, подталкивая его ногами, когда тот оказывается недостаточно быстрым. На секунду он чувствует себя виноватым, когда холод снаружи обдает его кожу. — Открой, мать твою! — кричит Игги. Микки заталкивает рюкзак Йена под кровать. Он закрывает окно, хватает рубашку и идет впускать брата. Сначала он останавливается, чтобы посмотреть на себя в зеркало и убедиться, что выглядит не слишком послесексово. Засосы — мертвая улика, но он может хотя бы соврать, как они у него появились. Когда Микки наконец впускает Игги, тот идет вперед с кислым выражением лица и раздраженно фыркает. — Ты слишком долго, мать твою, — говорит Игги. — Душ, — говорит Микки. Ему все еще трудно контролировать дыхание, потому что он еще не полностью вышел из режима «психа». Возможно, он не выйдет, пока Игги не уйдет. — Я тебе не открывал. Каким хреном ты сюда забрался? — спрашивает Микки. — Один из твоих соседей заходил в здание, — говорит Игги, засунув руки в карманы. Везучий, как всегда, ублюдок, — итак, мне позвонил Колин. — И? — Он уже надрал задницы паре парней. Отец ему помог. Слух о том, как его отец и брат применяют насилие в тюрьме, не успокаивает нервы Микки. Он нервно обгрызает край ногтя. — Им нужно, чтобы ты положил деньги на их счета, — говорит Игги. Микки хмурится. — Какого хрена я должен это делать? — Потому что именно у тебя есть настоящая работа. — Разве у тебя нет денег от сделки? — Потрачены. — Уже? Игги пожимает плечами. — У человека есть свои долги. Долги, несомненно. Микки был единственным в семье, кто когда-либо умел считать, что привело к тому, что за все эти годы они заработали больше долгов, чем рассчитывали. Только благодаря грубой силе им удалось не попасться и не лишиться дома. Микки может только представить, каково это сейчас, когда он не живет дома. Он оглядывает стены своей мрачной квартиры и напоминает себе, что это еще хоть что-то. Это плата. Он делает вдох и пытается успокоиться. — Я не собираюсь в тюрьму, — говорит Микки, — если им нужен посетитель, ты, блять, можешь сделать это сам. — Им не нудна компания, придурок, — говорит Игги, — только деньги. Им есть о чем позаботиться. Микки уже готов спросить, но решает иначе. Чем меньше он будет слышать о подвигах своего отца, тем лучше. — Я не уйду без денег, Микки, — говорит Игги, — но я не против, если тебе нужно время. Микки вздыхает. Есть четкий способ избавиться от его брата, даже если это посягает на деньги, которые он хранит для своих дел. — Сколько? — спрашивает он. — И лучше, чтобы это не стало регулярным. Я не буду прикрывать вас, засранцев, каждый раз, когда вы попадаете в неприятности. — Это в твоей новой семье тебя этому научили? — спрашивает Игги. — Им нужно по сотне каждому. Микки заставляет Игги подождать, пока он идет в свою комнату, заглядывает под матрас и отсчитывает двести долларов. С таким же успехом он может помочиться на них и спустить в унитаз. Когда он отдает их, Игги начинает пересчитывать купюры. — Серьезно? Тебе действительно нужно их пересчитывать? — говорит Микки. — Предосторожность, братишка. Предосторожность, — говорит Игги. Микки морщит нос. Этого слова никогда не было в словаре семьи Милкович. Но Игги делает это только для того, чтобы подколоть его. Когда он наконец заканчивает пересчитывать деньги, он улыбается и шлепает купюры о собственную ладонь. Он засовывает их в карман пиджака и нахально прощается с Микки. — Это было так трудно? — говорит он. — Я буду рядом. — Не надо, — говорит Микки. Ему не нужно, чтобы его брат появлялся без предупреждения, когда ему вздумается. Микки практически выталкивает его за дверь, а затем испускает вздох облегчения. Он прислоняется к стене, успокаиваясь на минуту или две. Он ненавидит, что брат делает его таким, и еще больше ненавидит, что даже простое упоминание об отце выводит его из себя. Черт, а он-то думал, что покончил с постоянным страхом. Звонит телефон. Микки ворчит. Возможно, это Игги, который хочет попросить больше денег. А может, это вообще Колин, звонящий из тюрьмы. — Да? — отвечает он. — Эм, я вроде как все еще на пожарной лестнице, — говорит Йен. Поначалу Микки недоумевает. Мальчик вылез из окна почти пятнадцать минут назад. Как он может все еще быть там? Микки начинает смеяться. — Я не могу пойти домой, — говорит Иэн, — у тебя мой бумажник. — Погоди секунду, дурачок, — возражает Микки, — я тебя впущу. Он кладет трубку и идет в комнату. Там стоит Йен, барабаня по окну, как проклятая птица. Микки открывает окно и протягивает руку, чтобы Йен мог удержать равновесие, когда забирается внутрь. Он уже полностью одет, но у него еще не было возможности как следует обсохнуть. Он слегка дрожит. Микки смотрит на него внимательнее и может поклясться, что видит иней на его мокрых волосах. — Господи, ты что, совершил путешествие в Арктику, пока ждал? — спрашивает Микки. — Сейчас январь, Мик, — отвечает Йен, — ты не мог придумать идею получше? Я мог бы спрятаться под кроватью. — Черта-с два ты мог, — говорит Микки, — ты и твоя огромная задница выглядывали бы из-под нее. Давай, залезай под одеяло, чтобы немного согреться. Йен поднимает брови. — Поможешь мне согреться? Микки гримасничает, потому что Йену действительно не следовало спрашивать об этом. Они забираются под грубые простыни Микки и старые, потрепанные одеяла. Ледяные ноги Йена натыкаются на Микки. Микки стонет от этого, пока Йен не целует его, чтобы он замолчал, и через несколько минут ни один из них уже не беспокоится о температуре тела Йена. Когда они заканчивают трахаться, Йен притягивает Микки к себе. Он настаивает: — Мне нужно тепло твоего тела, Мик. — Рыжая липучка, — ворчит Микки, но не отстраняется. Рука Йена гладит Микки по спине вверх и вниз. Это приятно, и глаза Микки закрываются. — Ты боишься своего брата? — спрашивает Йен. Микки вздыхает. — Нам действительно нужно об этом говорить? — Я бы хотел, — говорит Йен. Микки отталкивает Йена и переворачивается на спину. Говорить легче, когда не нужно видеть щенячье лицо Йена, смотрящее на него. — Мои братья сдали бы нас моему отцу, если бы узнали, — говорит Йен, — так что да, мы держим все это при себе. Я говорил тебе об этом с самого начала. — Я не знал, что твои братья были частью этого, — говорит Йен. — Да, ну, мы не все выросли в гребаной семейке Брэди, — говорит Микки, — спи, Галлагер. У меня есть дела утром. Ему и завтра нечего делать, но легче соврать, чем продолжать разговор. Йен вжимается лицом в плечо Микки и двигается, пока не устраивается поудобнее. Микки долго не спит, услышав, как Йен начал сопеть, и думает о том, как его братья могли бы застать его с Йеном. Он предполагает, что это каким-то образом совпадет с освобождением Терри из тюрьмы за какую-то техническую ерунду. Засыпая, Микки думает о миллионе способов, которыми человек может умереть. Это происходит уже не в первый раз.