***
В среду днем Йен отправляется прямо к Микки домой. Он объясняет это тем, что ему нужно присмотреть за братьями позже вечером, но он не хотел пропускать их встречу. Микки слегка похлопывает его по плечу и говорит, чтобы он не был такой девчонкой, потому что они не блядская созависимая парочка, которая должна проводить вместе каждую минуту. Он не упоминает, что ему, возможно, немного приятно, что Йен выкроил для него время. — Я тут подумал, — говорит Йен. О, черт. — Не делай этого, блять. — Что плохого в размышлениях? — спрашивает Йен, забавляясь. — Потому что ты думаешь слишком много, — говорит Микки, — а когда ты думаешь, ты хочешь разговаривать. — А что плохого в разговорах? — спрашивает Йен. Микки даже не отвечает. Он просто смотрит на Йена своим лучшим взглядом «ты, должно быть, шутишь», что заставляет парня слегка смутиться. — В общем, я тут подумал, — говорит Йен, — Мэнди уже знает, что ты знаешь, что я гей, так почему бы нам просто не рассказать ей все остальное? Очевидно, опять эта история. Чертовски очевидно. — Потому что мы стараемся не афишировать наши дела, вот почему, — говорит Микки. — Мы не афишируем. Это просто Мэнди. И я думаю, она неплохо показала, что умеет хранить секреты, — говорит Йен. Очко в его пользу. Но, черт возьми, Микки не признает этого. — Она мне не нравится, — ворчит Микки. — Нравится, — возражает Йен, — и мне неловко врать ей о том, где я провожу все свое свободное время. — О, так она злится, потому что не проводит время с тобой? — спрашивает Микки. Йен задыхается. Он говорит: — В последнее время я вел себя не лучшим образом. Мне нужно быть лучше с ней. Так что, может, ты, я и она могли бы снова пойти выпить? Я угощаю. — Может быть, — говорит Микки тоном, который явно означает «нет». Он скрещивает руки и опускается на диван. Ему нужно побыть одному, чтобы привыкнуть к мысли, что кто-то знает, чем они с Йеном занимаются за закрытыми дверями.***
Когда Йен уходит, Микки закрывает дверь и идет за очередным пивом. Ему нужно серьезно подумать, а это то, что он не может сделать как следует, когда рядом Йен. Отчасти он благодарен ему за то, что сегодня ему пришлось уйти пораньше. Он сидит на диване и пытается избежать всего этого, переключаясь между каналами, но в конце концов момент наступает, и он берет голову в руки, пока Алекс Требек говорит на заднем плане. Ему по-прежнему не нравится Мэнди, но в этом вопросе он проявляет гибкость. Он больше не ненавидит ее полностью. Так что, возможно, она может ему смутно понравиться. Или, по крайней мере, они могут достичь какого-то взаимопонимания. Дело не в том, что он думает, что Мэнди не сможет держать язык за зубами. Очевидно, что она может, если так долго была прикрытием Йена. И дело не в том, что Мэнди узнает, кем они с Йеном являются… ну, кем бы они ни были. Тот факт, что Микки не знает, кто они такие, заставляет его хотеть держать ее в неведении. Он не хочет быть чертовым парнем Йена или что-то в этом роде, и он определенно не хочет, чтобы их отношения определялись как отношения. Но несколько раз он прижимал Йена к себе и понимал, что настаивать на определении «приятели по ебле» — это чертовски бредово. Он не хочет, чтобы кто-то, даже Йен, знал, что, возможно, он испытывает сильные эмоции, когда в дело вступает Йен. Боже, как же рыжий заебал. Но он берет телефон и пишет Йену, что все в порядке для пятницы, при одном условии. Если Йен чувствует, что должен сделать это, тогда нахуй все. Микки в деле.***
Йен появляется в доме Микки около половины восьмого вечера в пятницу, без Мэнди. Она все равно знает его адрес и скоро должна появиться, поэтому Йен и Микки берут по пиву из холодильника и ждут. — Тяжелый день? — спрашивает Йен. — Ты серьезно только что спросил меня, как прошел мой гребаный день? — отвечает Микки. Йен пожимает плечами. У него снова щенячьи глаза и ухмылка, которая манипулирует Микки чертовски ловко. Парень знает, что делает, когда напускает на лицо такое выражение, в этом нет никаких сомнений. Микки вздыхает. — Пианино чертовски дорогое, чувак. Я нигде не могу найти дешевое. — Ты хочешь купить пианино? — спрашивает Йен. — Я хочу иметь возможность играть, когда захочу, а не ждать, пока я пойду на работу, — говорит Микки. — Знаешь, у нас дома есть одно. Я даже не знаю, зачем, правда. Никто из нас не играет. Я могу узнать, не хочет ли Фиона продать его тебе по дешевке. — Правда? — Да, почему бы и нет? Микки поднимает свое пиво в сторону Йена. — Будем. — Будем, — вторит ему Йен. Они чокаются и пьют. Мэнди приходит примерно через пять минут. Микки впускает ее, и Йен передает ей пиво, как только она появляется в дверях. Несколько минут уходят на любезности, Мэнди жалуется на поезд, прежде чем Йен переходит к главному. — Итак, Мэнди, — начинает Йен. До сих пор он был вполне спокоен и сдержан, но вдруг он заговорил как ребенок, который разбил любимую лампу своей матери, — есть кое-что, что тебе нужно знать. — Господи, ты собираешься умереть или что? — спрашивает Мэнди. Она потягивает свое пиво и улыбается Йену, как будто она невероятно остроумна. Через несколько секунд она уже не будет такой бесстрастной. Микки понимает, что крепко сжимает пиво обеими руками. Он ставит его на барную стойку и сжимает руки по бокам. — Там есть что-то вроде, — говорит Йен, начиная заикаться, — я имею в виду, это просто… ты можешь… — Выплюнь на хрен то, что находится у тебя во рту, — ворчит Микки. Подбадривание Микки, кажется, помогает. Йен делает глубокий вдох и смотрит своей лучшей подруге в глаза. — Мы с Микки трахаемся, — спокойно говорит он. Честно говоря, Микки ожидал взрыва. Или, может быть, кто-то внезапно появится в дверях, чтобы утащить их всех с криками, пинками и борьбой. Но вместо этого все кажется странно нормальным, и от этого у Микки мурашки по коже. Кроме Мэнди. Мэнди не выглядит нормально. Ее рот открыт, и у нее такое выражение лица, которое представляет собой смесь обиды, шока и растерянности, какого Микки никогда раньше не видел. Это почти заставляет его чувствовать вину. — Ты меня обманываешь, да? — спрашивает она, надежда и отчаяние в одном предложении. Йен качает головой. Он смотрит на Мэнди с беспокойством в глазах и протягивает руку, чтобы положить ей на плечо. — Ты в порядке? — спрашивает он. Она быстро приходит в себя. Она расправляет плечи, откидывает назад волосы и улыбается, как будто все идеально и хорошо. Улыбка, прозванная «белой изгородью», скрывает все плохое, чтобы никто не видел. — У меня есть небольшие сомнения по поводу твоего вкуса в мужчинах, но я в порядке, — говорит Мэнди, — у вас есть какие-нибудь закуски? Она пытается продолжать, как будто все в порядке, и, честно говоря, так и должно казаться. Но Микки знает по тому, как Йен смотрит на нее и по его недоуменному выражению лица, что Мэнди обычно не такая. Она слишком веселая, слишком расслабленная. Микки ест свои крекеры, пока Йен и Мэнди разговаривают, и Микки понимает, что что бы он ни сказал, это, скорее всего, разозлит Мэнди. Они говорят обо всем, кроме того, что Йен трахает Микки. Они говорят о танцах, школе, семье, старательно обходя слона в комнате. В конце концов, однако, вопросы Мэнди как будто дошли до кипения и она больше не может их сдерживать. — Как давно? — спрашивает она, сжимая свое пиво. — Как давно Лиам простудился? — спрашивает Йен, все еще продолжая последнюю часть разговора, — Несколько дней, я полагаю. Не о чем беспокоиться. Мэнди качает головой. — Нет, не это. Тогда он понимает. — О. — Да, — говорит Мэнди, — как давно? Йен выглядит чертовски неловко, особенно учитывая, что Мэнди играет роль раненого животного. Поэтому Микки решает вмешаться. — Пару месяцев, — лаконично говорит он. — Сколько месяцев? — спрашивает она. — Я не знаю, — говорит Микки, — кто, блять, считает? Наверное, Йен, если Микки его хорошо знает. Черт, даже Микки помнит, когда они начали трахаться. Но вслух он этого не скажет. — Вы, ребята, типа, встречаетесь? — спрашивает Мэнди. — Потому что вы ходите пить и все такое, и вы выглядите… Микки прерывает ее, подняв руку вверх. — Никто ничего не говорил об отношениях, мы сказали, что мы трахаемся, и мы трахаемся. Если у тебя есть еще вопросы, задай их Дорогой Эбби. Мэнди замолкает. Йен осторожно обхватывает ее за плечи. — Ты в порядке? — тихо спрашивает он. — Я не знаю, — отвечает она, — это… честно говоря, это просто странно. Я не могу… видеть тебя. — Ты уверена? — спрашивает Йен. — Да. Мне просто нужно… — ее голос затихает, она делает неопределенный жест в сторону двери. Мэнди ставит пиво, надевает пальто и выходит из квартиры Микки. Йен стоит там. Микки разгрызает крекер и думает, волнует ли Йена то, что он мудак. Йен возвращается на кухню и прислоняется к холодильнику. Он проводит рукой по своим коротким волосам, пытаясь откинуть их назад, но безуспешно. — Мне стоит пойти за ней? — спрашивает он. Микки пожимает плечами. — Разве я похож на человека, у которого есть ответы? Он видит противоречивое, возможно, даже отчаянное выражение на лице Йена и решает исправить свои слова. — Оставь ее в покое. Ей, наверное, нужно подумать или что-то в этом роде. Ты вроде как сбросил на нее бомбу. Йен кивает. Слова Микки успокаивают его, хотя Микки сказал их скорее для того, чтобы оставить Йена на вечер. Он такой эгоист, но, возможно, он отчасти верит в то, что сказал. Он не чертов психиатр. Если Йен хочет получить хороший совет, ему следует спросить кого-нибудь другого. Микки никогда не умел улавливать эмоции других людей. — Расслабься, Галлагер, — говорит он, пытаясь вывести Йена из внезапной меланхолии, — с ней все будет в порядке, ей просто нужно время. Давай выпьем еще по одной и насладимся тем, что сегодня пятница, хорошо? Микки поднимает свою бутылку, ожидая, пока Йен стукнется об нее своей. Через секунду он делает это, и на его лице появляются зачатки улыбки. В течение следующего часа она достигает своей обычной яркости. Микки чувствует легкую гордость за то, что смог вытянуть это из него. Они оба знают, что обычно следует за совместным распитием пива в квартире Микки, и сегодняшний вечер, как ни странно, не стал исключением. Около полуночи Йен прижимает Микки к стене и крепко целует его. Затем Микки тащит Йена в спальню, держа его за рубашку, и останавливается, когда его ноги упираются в кровать. Она толкает Йена на матрас и садится на него сверху. — Знаешь, ты выглядишь очень сексуально отсюда, Галлагер, — говорит Микки. Он тянется вниз, чтобы прикусить нижнюю губу Йена, оттягивает ее и проводит языком по следам от зубов. Он начинает сосать верхнюю губу, как раз когда Йен проводит руками по спине Микки. Йен лапает его задницу; честно говоря, он действительно зациклен на ней. Однако Микки не может сказать, что он против. Микки двигается, чтобы поцеловать его вдоль линии челюсти, этого идеального, блядского профиля, который практически умоляет Микки прильнуть к нему губами каждую минуту. Черт, ему кажется, что у него никогда не хватает времени, чтобы просто оценить, насколько охуенно горяч Йен. Микки отстраняется, чтобы хорошенько рассмотреть его — раскрасневшиеся щеки, огромные, расширенные глаза, губы красные от укусов и поцелуев, идеальные для поцелуев. Боже, Микки действительно выиграл в лотерею с этим парнем. Он слегка пьян — они оба пьяны. Хотя «навеселе», наверное, более подходящее слово. Микки все еще удается координировать свои действия, и его не тошнит. Но он выпил достаточно, чтобы немного ослабить свои запреты, чтобы он был готов сказать и попробовать то, что обычно не делает. — Я хочу связать тебя, — говорит Микки. — Ты хочешь… — Связать тебя, — говорит Микки, — можно? Йен кивает. Микки встает на минуту, чтобы порыться в ящиках комода в поисках чего-нибудь подходящего. Он уверен, что у него где-то есть пара наручников, но находит старый галстук, который, по его мнению, будет более подходящим. Он возвращается на кровать и садится на Йена. — Дай мне знать, если хочешь, чтобы я развязал тебя, — говорит он. Йен кивает. Он снимает футболку и отбрасывает ее в сторону. — Руки, — говорит Микки. Йен повинуется, поднимая руки над головой и сжимая запястья. Микки делает полный круг галстуком вокруг них и прикрепляет его к изголовью. Он проводит руками по рукам Йена, не спеша ощупывая его бицепсы. Он думает, что никогда не устанет от потрясающего тела Йена. Глаза Йена смотрят на него, уязвимые и завораживающие одновременно. Микки не может понять, как в одном человеке может существовать столько всего. Он никогда раньше не видел такой многогранности в своей жизни, у него никогда не было мысли, что люди могут быть такими замечательными. Не задумываясь, он кладет руку на щеку Йена. Затем он наклоняется, чтобы поцеловать его. Он берет лицо Йена обеими руками, не позволяя рыжему овладеть собой, как он обычно делает. Но Йен, кажется, понимает — теперь он на пассажирском сиденье. Чтобы в случае необходимости схватить ручной тормоз, но без права дать газу или свернуть. Сначала Микки целует его нежно. Они никогда не медлят, когда трахаются, никогда не нежничают. Они горят, нуждаются друг в друге, и иногда это так чертовски невероятно, что Микки хочется умереть. Но сейчас, сейчас он чувствует желание просто оценить тело перед ним, сказать прикосновениями то, что Микки чувствует, но это слишком незрело, чтобы сказать вслух. Поэтому он легонько целует Йена, прижимаясь к его губам лишь на секунду. Затем он посасывает его нижнюю губу, проводя большим пальцем под челюстью. Он перемещается дальше по кровати к шее Йена. Теперь оно целует меньше, а кусает больше, используя не только рот, но и щеки. Йен издает удовлетворенный звук и наклоняет голову, чтобы дать больше пространства. На шее Йена есть вена, которая время от времени выделяется, когда он сильно напрягается, во время занятий танцами или во время хорошего траха. Сейчас она не так выражена, но Микки все равно удается найти ее, чтобы пососать и вонзить зубы в кожу. Тем временем он крепко хватает Йена за плечи. Он становится более грубым, более нуждающимся. Он целует шею Йена, пока Йен не начинает дергаться и стонать, и Микки проверяет, что след, который он ему оставил, не хуже того, что оставляет ему Йен. Он проводит пальцами по ключицам Йена и целует его вдоль плеч. Одна из его рук опускается ниже, ненадолго касаясь его сосков, затем ощупывает его грудные мышцы, пресс. Она задерживается на его талии, сильно вдавливая пальцы в кожу, чтобы крепко прижать его к себе. Он лижет один из его сосков, одновременно щипая другой. Йен хрипит и задыхается от такого внимания. Микки переходит к другому и наслаждается звуками, доносящимися изо рта Йена. Микки останавливается и приподнимается, держась одной рукой за грудь Йена, чтобы поддержать собственный вес. Он смотрит Йену в глаза, слегка улыбаясь. Сейчас он провоцирует его. — Пожалуйста, — говорит Йен, — мне это чертовски нужно. Микки проводит рукой по его груди. Он слегка погружает ногти и наблюдает, как через секунду следы в форме полумесяца исчезают. — Все, что хочешь, Мик, — говорит Йен, — трахай меня, катайся на мне, соси — бля, я приму все. Микки улыбается и тянется вниз, чтобы схватить его член. Она делает длинные, медленные, твердые движения. Йен на секунду закрывает глаза, откидывает голову назад, когда его рот открывается. Он, вероятно, не продержится и двух секунд, когда они начнут всерьез. — Я хочу, чтобы ты был во мне, Галлагер, — говорит Микки, — тебе это нравится? Йен кивает, не в силах говорить, пока Микки мучительно медленно дрочит ему. Микки останавливается, чтобы достать смазку и презерватив. Он замирает над Йеном, поддерживая свой вес на коленях, когда начинает проникать в себя пальцами. При этом он целует Йена. На этот раз он позволяет Йену целовать его, как он обычно это делает. Йен погружает язык в рот Микки, слегка покусывая его верхнюю губу, целуя с достаточной силой, чтобы причинить ему боль. Когда Микки готов, он отрывается от поцелуя, разворачивает презерватив на члене Йена и смазывает его. До сих пор Микки не понимал, как сильно он мучился, провоцируя Йена. Теперь член Йена внутри него, движется с постоянным ритмом внутрь, а Микки одновременно опускается на него. Он никогда не узнает, как ему удается пережить такие моменты, когда они с Йеном так чертовски близки и ничто другое в мире не имеет ни малейшего значения. Микки впивается пальцами в грудь Йена, скача на нем. Скорость не увеличивается постепенно; Микки переходит от нуля к сотне за миллисекунду. Если Йен не поспевает за ним, это его дело. Микки уже чувствует, как у него начинают болеть ноги в самом хорошем смысле этого слова. Йен практически воет под ним, отчаянно вжимаясь в него и изо всех сил сжимая галстук, сковывающий его запястья. — Ебать как красиво, — задыхается Микки, — боже, ты сейчас такой горячий. Йен красный, почти такой же красный, как его волосы, он потный, сконцентрированный и отчаянный, и он определенно не может сформулировать два слова, чтобы связать их вместе. У него теперь словарный запас, состоящий исключительно из имени Микки — хрипящего, бормочущего и кричащего, искаженного во всех мыслимых вариациях, от которых Микки никогда не устанет. Микки не прочь затянуть процесс, чтобы посмотреть, как долго он сможет держать Йена в таком состоянии. Но он чувствует, как приближается его собственный оргазм, приближается чертовски болезненно, и он почти готов сорваться. Он сильно ударяет его; это такой удар, во время которого зрение темнеет по краям, и он на секунду забывает, где находится. Но он не прекращает двигаться вверх и вниз на члене, пока Йен тоже не кончает. Только тогда Микки отстраняется и падает рядом с Йеном, чтобы погрузиться в матрас и больше никогда не выныривать. Тут он замечает, что руки Йена все еще привязаны к изголовью. Йен не замечает этого, потому что у него все еще кружится голова от оргазма. Он сейчас такой чертовски горячий, даже со спермой Микки на груди. Микки приподнимается, чтобы освободить его запястья. Руки Йена падают на подушки. — Ты ужасен, — задыхается Йен, — невероятно, блять. Микки кладет руку на живот и делает несколько глубоких вдохов. Этот раз был очень интенсивным, и он все еще в оцепенении. После траха, однако, приходит это чувство. В последнее время Микки часто чувствует его после секса, как бы он ни старался подавить его. Он может игнорировать его сколько угодно, но что-то внутри него требует посмотреть на лежащего рядом Йена, положить руку на его руку, чтобы убедиться, что он действительно здесь. И даже тогда Микки все равно чувствует, что тонет в чем-то, что никто никогда не учил его переплывать.***
Мэнди все еще, мягко говоря, взвинчена. Очевидно, что она избегает смотреть на Микки во время урока, и если она терпит руки Йена на себе, когда они танцуют, то только для того, чтобы Лилиан не выгнала ее. Однако это не умаляет того факта, что Лилиан ругает ее за раздраженное выражение лица. Позже, в раздевалке, Йен сидит на скамейке и с беспокойством дергает за потрепанные края своего рюкзака. — Мне кажется, он меня ненавидит, — говорит он. — Нет, не ненавидит, — отвечает Микки. — Откуда ты знаешь? — Она ненавидит меня, а не тебя. Я украл ее фальшивого парня и встал между вами. Но она тебя не ненавидит. С тобой это просто побочный эффект. — Ах, от этого я чувствую себя лучше. Микки закрывает шкафчик. — Если хочешь излить душу, сходи к психотерапевту. Йен смотрит вниз на свои руки. Он трет их, как будто вытирает пятно, которое видно только ему. Микки видит, как выпячивается его подбородок; он всегда так делает, когда взволнован. Микки вздыхает. — Все еще переживаешь? — спрашивает он. Йен смотрит на него, его глаза наполнены тревогой. — Ты сказал, что встал между мной и Мэнди. — Да, и что? — Я действительно мудак. Боже, я был настолько вовлечен в разное дерьмо, что практически игнорировал своего лучшего друга. Просто… Микки протягивает руку, чтобы остановить его, но Йен уже исчез. Микки просто стоит там, смущенный, но не настолько вовлеченный, чтобы беспокоиться. Может быть, он бессердечен, но он идет на большие неприятности из-за того, что хочет задеть чувства Мэнди. Возможно, он также эгоистичен. Последнее предложение следует исключить, он определенно эгоист. Потому что внезапно для него становится проблемой, когда Йен не появляется ни в тот вечер, ни в следующий, ни через следующий. На третью ночь Микки звонит Йену и спрашивает, кто, блять, умер. — Я был с Мэнди, — говорит он. — Три долбаных дня? Сколько ей нужно времени, чтобы переварить то, что ты засунул мне в задницу? — спрашивает Микки. — Дело не в этом, Микки, — говорит Йен. Пауза. — Ну, — поправляет себя Йен, — это меньшая часть. Я ее игнорировал. Я поговорю с тобой позже, хорошо? Мне пора. Йен вешает трубку прежде, чем Микки успевает ответить. Микки бросает телефон на подушку рядом с собой и включает телевизор. Она выкидывает из головы Йена и его стервозную лучшую подругу и ложится спать, пока обогреватель не отключился и не стало слишком холодно, чтобы заснуть. Вот только пока она смотрит серию какого-то полицейского сериала, Микки начинает чувствовать зуд. Не тот, когда он может засунуть руку в джинсы, немного погрузить ногти и почувствовать легкое облегчение. Нет, этот зуд тяготит его горькой странностью. Микки мысленно отталкивает его, сопоставляя с тем, что он знает и что пережил. Он пытается понять, что его раздражает, и понимает, что его мысли все время возвращаются к Йену и Мэнди. Он эгоистичный ублюдок. Он действительно такой. Но он помнит, как впервые поцеловал Йена, когда сказал себе, что должен стараться быть больше, если они с Йеном стали такими, какие они есть сейчас. И с тех пор «кем бы они ни были» стало только интенсивнее. Микки ворчит. Он задается вопросом, действительно ли ему сейчас нужно прилагать усилия, чтобы не быть бессердечным ублюдком. Он чувствует, как эти усилия нависают над ним, утяжеляя его еще до того, как они окажутся в нем. И он решает, что Йен, пока что, был в порядке с тем, кем они оба являются. Если у Йена или Мэнди есть проблемы с тем, каким является Микки, они могут, черт возьми, позаботиться о себе сами. Микки никогда не был одним из тех, кто исправляет ситуацию. Слишком много усилий, слишком мало пользы. Но проходят дни, и три дня превращаются в неделю, а неделя — в две недели. Время от времени Микки получает сообщения, от Йена, что Мэнди становится лучше, что она меняет свое мнение. Но Микки уже целую вечность не проводил время с Йеном, не целовал его и не видел этой чертовой щенячьей улыбки. Нормальный человек, как он понимает, извинился бы. Но он ни хрена не извиняется, и он не из тех, кто выражает гребаные чувства. В любом случае, он начинает пить.***
— Откуда, блять, у тебя мой номер? — спрашивает Мэнди, стоя перед Микки. — С компьютера Светланы, пока она была в туалете, — холодно отвечает Микки. Он подталкивает к ней корзину с луковыми кольцами, а также большую кружку пива. Она смотрит на них с подозрением, как будто он подсыпал в них яд перед ее приходом. — Это пиво, а не игра в русскую рулетку, — говорит он, — не нужно делать такое лицо. — Какое лицо? — спрашивает она, делая такое лицо. — Это лицо. То, которое ты делаешь, когда я тебе не нравлюсь, — говорит он. — Ты имеешь в виду мое обычное лицо? — Да, вроде того. Она показывает ему средний палец и бросает в рот целое кольцо лука. Говоря с набитым ртом, она произносит что-то нечленораздельное. — Че? Она быстро жует, глотает и говорит: — Я спрашиваю, какого хрена мы здесь? — Потому что ты лучшая подруга Галлагера или что-то в этом роде, — говорит она, — думаю, мы должны попытаться поладить. Он снова делает такое лицо. — Ты перестанешь делать это чертово лицо? И если ты будешь есть с такой скоростью, то у меня закончатся чертовы луковые кольца, — говорит Микки. Он протягивает руку, чтобы взять их, и Мэнди зажимает его запястье. Она защитно притягивает луковые кольца к себе. — Мое, — говорит она. — Сука, — бормочет он, возвращая запястье и потирая его. Ее ногти оставили небольшие следы на чувствительной коже. Мэнди запихивает в рот еще луковые кольца, а Микки потягивает свое пиво. В течение нескольких неловких минут они словно играют в игру, в которой нет победителя. Наконец, Микки произносит. — Итак, Галлагер сказал мне, что у вас двоих все хорошо. — Он все еще не прощен, — быстро говорит Мэнди, — а ты все еще в моем списке засранцев. — Ну, ты в моем списке убийств, так что, думаю, мы в расчете, — говорит Микки. — Иди в пизду. — Я бы с радостью, но это не совсем в моем вкусе. Она видит, как напрягаются мышцы его челюсти в попытке не выпустить улыбку. Микки знает, что он набирает обороты. — Он был у тебя на этой неделе? — спрашивает он. — Нет, а зачем ему это? — спрашивает она. Он представлял себе, что Йен был там, а не у Микки. Но, может быть, Йену нужно было побыть дома или что-то в этом роде. Он уже не так часто спал в своей кровати, и его семья, возможно, немного беспокоилась. Во время короткой встречи с Фионой Микки заметил, что она определенно беспокоится. — Как часто он бывает у тебя дома? — спрашивает Мэнди. Микки не отвечает, но, видимо, это уже само по себе ответ. — Ты, наверное, издеваешься надо мной. Микки по-прежнему ничего не говорит. Он берет луковые кольца обратно, засовывает парочку в рот и кладет руку на остальные, чтобы обозначить свою территорию. А в данный момент они практически перетягивают канат из-за Йена, мать его, Галлагера. Как, черт возьми, Микки связался с такими людьми? — Это ведь не просто секс, да? — спрашивает Мэнди. — О чем ты, блять, говоришь? — отвечает Микки. — Ты знаешь, о чем я говорю. Это не похоже на него — говорить со мной о своей сексуальной жизни. Даже когда это больше, чем просто трах. Это никогда так, типа «эй, пойдем выпьем, я познакомлю тебя с парнем, с которым я трахаюсь». — Да, скажи это погромче, а? — говорит Микки. — К черту, никто не слушает, — говорит Мэнди, — всем насрать на двух засранцев в грязном баре Саут-Сайда. И не меняй тему, идиот. Ты для него не просто хуй. Да, это так. Он сказал бы то же самое о Йене, если бы слова не застряли где-то между сердцем и ртом. — Я бы сказала больше, — говорит Мэнди, — но он, наверное, разозлится на меня. К тому же, как его лучший друг, я должна сказать тебе, что если ты причинишь ему боль, я убью тебя на хрен. Последнее предложение сказано не с юмором. И Микки не сомневается, что она совершенно серьезна. Каким-то образом угроза смерти заставляет его почувствовать первый приступ уважения к Мэнди. — Не беспокойся, — говорит он. Он поднимает свою кружку в насмешливом жесте тоста и выпивает то, что осталось от пива, — кстати, я не его гребаный бойфренд. — Конечно же, нет, — говорит Мэнди, снова улыбаясь. Да пошла она. Микки Милкович — ничей парень. Но, возможно, если он и должен быть чьим-то, то определенно Йена Галлагера.