Темное пламя

      Ворона шуршит, пакуя снегоступы все в тот же заплечный мешок, но шуршит аккуратно, стараясь не мешать тебе, мой волк. Видимо, его сумка бездонна: Бранн впихивает туда все, что хочет уложить. Хотя нужны ли вам будут снегоступы, не подскажут теперь даже сами старые боги.       Мой волк встает, отряхивает руки от тающего снега:       — Ты, пожалуйста, Бранн, не пугайся, но иногда волки воют. Именно этим я собираюсь заняться вскорости.       Кто бы мог подумать, что ты способен произнести подобные слова безо всякой насмешки, мой Дей!       Ворона сосредоточенно кивает, встает рядом, готовый продолжать путь:       — Один раз я уже слышал и не оглох. Думаю, мне пора привыкать. А скорее, и учиться.       Мой Дей снова хлопает Бранна по плечу, подбадривая без слов.       По пути к Черному замку сугробы все меньше, зато плотнее, но совсем не исчезают. Ветер становится куда злее, в его завываниях слышно сердитое гудение пчел или ос.       Шагах в трехстах от того места, где мои ши сняли снегоступы, Дей задирает голову вверх и заливисто воет, оповещая свои земли — идет король, следует подготовиться к встрече. Шайя высовывается из-за воротника и смотрит на тебя в немом благоговейном восхищении.       Без обращения к ветру Бранну и мне слышно возникшую суету на подходах к замку.       Да, мой волк, тебя очень надеялись тут увидеть. Надеялись, но словно не ожидали твоего возвращения.       Еще через пятьдесят шагов снежинки с еловых веток облетают без ветра. Слышна легкая поступь патруля, хрупание снега — волки, собравшиеся в дозор, меняют путь, чтобы первыми поприветствовать возвращающегося короля. Некоторое время бегут параллельно с вами, потом выходят на тропу. Возглавляет их долговязый и тощий пегий ши. Даже лицо у него тощее. Но кристально чистые, серые глаза в окружении заиндевевших ресниц оглядывают тебя, твоего спутника, возвращаются к твоему лицу — и сияют от радости.       Бранн здесь, рядом, мой Дей. Он замирает за твоим плечом, в полушаге, слева.       — Мой король! С возвращением.       Ты не только чуешь его, ты просто знаешь, кто это!       Поклон пегого дозорного, странно зовущегося, как я читаю в памяти Дея, ничуть не менее глубок, чем если бы мой волк видел. И так же почтителен.       Да, мой Дей, я уже люблю этого волка, что повстречался нам первым.       Добрый знак.       Дозорный поднимает голову, ловя твой кивок, и продолжает лукаво:       — Вы удивительно вовремя. Советник уже отдал приказ подпортить жизнь осадным машинам. И поставить на огонь чаны со смолой!       — Здравствуй, Мэй. Надеюсь, дорога твоя была легка, а зубы остры. И жизнь осадных машин, вздумавших угрожать нашему Дому, стала ощутимо труднее!       Удовлетворенная улыбка украшает лицо моего Дея, даже перечеркнутое серебристой повязкой. И стократ отражается на лице дозорного — улыбкой волчьей, клыкастой и острой даже в виде ши.       — Разумеется, мой король. Могу ли я спросить? — на разрешающий кивок продолжает: — Кто удостоился чести сопровождать вас, король Дей?       Рука Дея опускается на плечо Бранна, которого не обязательно даже видеть, чтобы понять: застыл, ощетинился, не ждет ничего хорошего. Все благие волки, а их более десятка, смотрят сейчас на неблагого без особого расположения; все они выше и куда крепче нашей Вороны — я бы тоже чувствовал себя на его месте не слишком уверенно.       Рука Дея на плече Бранна сжимается. Неблагой немного расслабляется, вздыхает, а из-под его воротника высовывает любопытный нос пригасившая свечение, а потому незаметная для волчьих глаз Шайя.       — Это мой друг. Новый королевский волк, третий принц Неблагого двора, Дома Четвертой стихии. Зовите его Бранн.       Ворона медленно кивает, осматривая хмурых черноволосых волков, и не думающих накидывать капюшоны одинаковых накидок, отороченные серебристым мехом. Конечно, снег и ветер — не повод прикрывать голову. Как я мог забыть — особенно в присутствии короля.       Благой волк расшаркивается: с одной стороны официально, а с другой — немного шутя.       — Очень приятно, Бранн. Мы все тут королевские волки, — оглядывается на патруль. — Правда, пегий только я один. Теперь нас будет двое. Хотя неблагих среди нас еще не было! Меня зовут: кто Волк, кто Мэй, но вы, королевский волк, принц Неблагого двора, Дома Четвертой стихии, можете называть меня просто Гволкхмэй! — кланяется, прикладывая руку к левой стороне груди.       — Мэй, вот ты и расскажешь королевскому гостю, что и как у нас принято, — обрывает Дей заигравшегося волка.       Только теперь его слова равны приказу, и Мэй, хоть и выглядит не слишком довольным свалившимся на его пегую голову пегим же и, вдобавок, неблагим приключением, вытягивается в струнку.       А Бранн явно озадачивается, шевелит губами, повторяя про себя сложное имя благого, запинаясь на многочисленных согласных. Он явно воспринял шутку волка всерьез!       Дей перестает улыбаться:       — Финтан, я полагаю, по-прежнему в замке. Нас радуют лорды Фордгалл и Джалрад — как своим присутствием, так и присутствием своих доблестных воинов?       — Главы любезных Домов Леса и Неба, разумеется, пришли вежливо предложить свои кандидатуры, чтобы занять королевское кресло и не дать ему простаивать без дела! — серые глаза Мэя насмешливо сверкают. — Но теперь спорят не столько с Советником, сколько друг с другом: Джалрад настаивает, что старый пень слишком раздался вширь, чтобы усидеть на троне для стройных королей, а Фордгалл уверяет, будто благим тучкам место исключительно в горах или на небе, а никак не на троне. Да еще распался очередной запланированный союз их Домов! Договориться лесные и небесные никак не могут, возможно, потому, что это невыгодно уважаемому Джареду. А что невыгодно Джареду, то невыгодно Дому!       Мой Дей хмыкает, признавая такую причину весьма правдоподобной.       Уф, мой волк. Ну хоть с Советником все осталось по-прежнему.       Дозорный сверкает глазами еще более радостно и докладывает дальше:       — Молодой лорд Финтан гостит в замке, как и до вашего, мой король, ухода, ожидая окончания этого затянувшегося недоразумения. Заинтересовался готовкой, вот только специи у него оригинальные. Он то и дело путает приправы и рассыпает яды на кухне, — зубы пегого волка щелкают, будто бы примериваясь. — К счастью, обоняния у волков довольно, а сам молодой лорд странным образом запоминает блюда, присыпанные по неосторожности. Так что никто не отравился!       Вопросы об отце, о сестре, о друидах и о нашей госпоже слишком личные, они рвутся из сердца, мой волк с трудом удерживает их на языке.       — Спасибо за добрые вести, Мэй. Завершай патруль, возвращайся в замок, как задумано. Я пойду с парадной дороги, — мой Дей подымает голову, и ему кланяются все благие волки, прикладывая руку к сердцу.       Мэй разгибается и снова устраивает ладонь на груди, говорит серьезно:       — Мы все искренне рады вашему возвращению, мой король! Но будьте осторожны: Дома взбудоражены и будут взбудоражены ещё больше, увидев вас воочию.       — Я запомню, — наклон головы одновременно подтверждает услышанное и отпускает патруль дальше, завершать обход.       — Пилик-пилик! Тут происходит что-то, пилик, совсем-совсем благое! — Шайя подает голос, все так же не показываясь из-за воротника Вороны.       — Это, Шайя, совершенно бесспорно, — мой Дей задумчиво похлопывает Бранна по плечу, поджимает губы и ответствует отрешенным тоном: — Что ещё может происходить при Благом дворе? Исключительно что-то благое…       Дорога ведет нас дальше. Переживший встречу с волками Бранн помалкивает, а мой Дей задумывается. Моего молодого короля тревожат самые разные мысли по самым разным поводам, ему неспокойно, хотя встреча с Мэем доказала — не всем подданным так уж важно наличие у Дея глаз.       И так можно сказать не только о подданных, мой Дей! Но и, например, о твоей супруге, моей, нашей госпоже Алиенне!.. Ну что за упрямое создание! Да послушай!       Не хочет.       Однако время отвлеченных бесед прошло, между деревьев показываются первые ши. Подданные Дома Леса, рыжие в разной степени, и не только! Самые молодые искусны в раскраске лиц, как будто им не хватает зелени всяких оттенков на одежде. Старшие не одобряют эту моду, но сделать ничего не могут — и юноши с девушками щеголяют самыми дикими узорами на щеках, лбу и бровях.       Мелькают черные с серебром плащи Дома Волка, голубые всех оттенков — Дома Неба; редки, но есть — коричневые и огненные. Вдалеке, во множестве, серые хламиды друидов.       При приближении Дея смолкают разговоры, ши сами по себе подтягиваются ближе, выстраиваются по обе стороны тропинки, превратившейся в королевский тракт оттого, что по ней шествует король.       Все взгляды прикованы к серебристой повязке, но мой волк идет твердо, не опираясь ни на кого и ни на что, его движения уверенны, осанка безупречна, а в петлице сияет алыми волнами цвет жизни.       Даже лоскутный неблагой, идущий за левым плечом, теряется на его фоне.       Удивление, недоумение, радость, восхищение, злость, гнев — все чувства сплетаются в клубок вокруг моего Дея ничуть не хуже друидской паутины…       Тропинка давно превратилась в наезженный тракт. Все холоднее и холоднее. В Доме Волка — зима! Ведь Сердце мира еще спит. Но дело не только в этом. Нехорошо, неуютно. Шайя ёжится, Бранн спокоен более обычного, Дей… Дей держится. Дей идет. Не время выказывать слабость и страхи — даже самому себе, хотя всполохи тьмы душат надежду, сеют сомнения.       Тучи клубятся над Черным замком, что находится в левой части столицы. Одним крылом, как лапой, оперся он на отвесные скалы, а восемь линий обороны города видны даже отсюда. Есть и девятая, вернее, её остатки, уже за широким рвом. Разрушенная одну или две тысячи лет назад…       Снежинки падают и падают с черного неба.       Дей, чуть правее. Совсем чуть-чуть. Да, так. Бранн по левую руку от тебя. Лес? Да, мой Дей, лес твоего Дома, встречает тебя. Хмурый, темный, всегда казавшийся мне злым. Но не сейчас. Не сейчас.       Ели протягивают искрящееся серебро в мохнатых лапах; касаясь пушистым ветками, ласкают моего волка.       Ши сначала стихают, видя нас, а за нами — раздается аханье, но очень приглушенное. Эти звуки сопровождают наш путь до замка, как и шепот: «Дей вернулся». Волки все же воины, они привыкли держать себя в руках, хоть потрясение и велико. Как, впрочем, велика и радость.       Редкий случай среди ши! — до Дея дотрагиваются сыны его Дома. Сыны Леса и сыны Неба так же стоят по обеим сторонам дороги. Главу Дома Неба не видать, а лорд Фордгалл недоволен — все склоняют головы перед идущим Деем, ему кланяются все, куда глубже обычного. Теперь он не принц, он — король. И неважно, что на время.       Мой Дей, тут твоя сестра!       Она все так же вызывающе красива. Только лицо застывшее, неживое. Глаза спорят чернотой с волосами, кожа белее снега, падающего с небес. Не знал бы выдержку Гвенн, решил бы — сейчас заплачет. Вертит кольцо, большое, зеленое с коричневым отливом, словно оно давит ей палец. Ох, все-таки это… да, подарок сына Леса. Она выполнила твой приказ, мой Дей, но ни счастливой, ни даже довольной не выглядит. Совсем.       Финтан по-хозяйски берет волчицу за руку, тянет за собой, к Детям Леса, но Гвенн вырывает кисть и бросается к Дею. Останавливается с видимым трудом в шаге от него, преклоняет колено.       — С возвращением, мой король! Мы… — задыхается, традиционная фраза «в добром здравии» застревает в горле, — рады видеть вас!..       — Благодарю тебя, Гвенн. Пусть твой путь освещает луна и берегут звезды! — отвечает Дей.       Голос моего волка все такой же звучный, и Гвенн трепещет.       Затем Дей шепчет еле слышно, только для нее, не видя, но ощущая смятение чувств:       — Все будет хорошо, сестренка.       Дотрагивается до ее плеча и идет дальше.       Бранну явно любопытно, однако он огибает Гвенн незаметно и ловко, не останавливаясь, чтобы запомнить. Что волчица лицом схожа с Деем, видно и так.       Мы доходим до рва, скрипят цепи, с грохотом падает подвесной мост. Волк ступает бесшумно и плавно. От ворот ему навстречу быстрым шагом идет Советник.       Вот на его лице прочитать что-либо невозможно. Только глаза светятся ясным серебром. Он рад, он очень рад твоему возвращению!       Мой Дей, Джаред перед тобой, а вы — ровно посередине моста, напротив друг друга. Главы кланов ждут поодаль, лишь Советник встречает тебя от лица всего твоего народа. А ши, во множестве, всех Домов, смотрят на вас обоих.       Злой ветер швыряет снежинки в лицо, треплет волосы — твои черные, золотые — Джареда, ерошит подбой плащей, срывает пар с губ, лишает дыхания. Небеса слишком черны даже для вечера — да, мой Дей, весь день было темно, и не от облачности. Кажется, солнце в стране волков так и не всходило.       Ты видишь, ой, ты ощущаешь, и это прекрасно.       Минуту Джаред молча смотрит на тебя. На повязку, скрывающую слепоту, на цветок в петлице, на неблагого за спиной, отставшего на пару шагов… Затем опускается на колено, протягивая ключ от города.       — Мой король! Мы счастливы приветствовать вас. С возвращением!       Дей берет его, словно видит, и Джаред, от удивленного вздоха за спиной, слышимого вам обоим, приподнимает края губ. Встает и подходит ближе.       — Друиды?.. — одними губами спрашивает Дей.       — Ждут цветка. Высшие — в замке, низшие — везде, — осторожный Советник говорит на пределе слышимости даже чутких волков, почти не размыкая губ. Однако, думаю, Вороне тоже слышно. — Словно эти твари того и ждали, чтобы выбраться изо своих нор.       — Отец?..       Мой Дей, не сжимай кулак вокруг символического ключа! А то он вполне символически переломится!       — В коконе защиты. Возможно, он спас Майлгуира от чего-то страшнее смерти. Не хочу обнадеживать вас понапрасну, мой король. Нам неизвестно, жив ли, случаи пробуждения не менее редки, чем от сон-жизни… С вашей супругой все хорошо. Вернее, хуже не стало, — добавляет Джаред то, что моего волка волнует, но о чем он не может заставить себя спросить.       Дей выразительно кивает, отстраняясь, как будто Советник рассказывал о ключе от города, а не живописал обстановку дома.       Широкий жест назад, туда, где стоит спокойная Ворона, рассчитан на внимание всех.       — Джаред, мой Советник. Бранн, королевский волк, третий принц Дома Четвертой стихии, — произносит Дей уже громко, представляя их друг другу. И добавляет тише, для Советника: — Мой друг.       Джаред не удивляется ни некрасивому на взгляд благих Вороне, ни решению Дея. Его король может сделать королевским волком или назвать другом кого угодно, хоть синего фомора, хоть самого дедушку Лорканна.       Бранн еще более холоден и невозмутим. Удивленные взгляды благих его не беспокоят. Его тревожат Дей и Алиенна, которую он видел лишь на медальоне. Шайя вовсе не показывается.       Моему волку трудно даются слова, а ещё труднее то, что за ними стоит, то, чего он жаждет, но и с бескрайним ужасом ожидает.       — Проведи его к… — пауза все-таки возникает, Дея впервые радует, что часть его лица скрыта за серебристой повязкой, — принцессе Солнца.       Глаза Джареда из серебристых становятся темно-серыми, ему вовсе не нравится охватившее моего волка уныние, ему вовсе не нравится, что Алиенна стала «принцессой Солнца», ему вовсе не нравится, как повлияло на жизнерадостного Дея путешествие в неблагие земли.       Тёмно-серый неласковый взгляд обращается к Вороне, как воплощению и возможному источнику бед.       — Как прикажете, мой король, — Джаред изящно кланяется, договаривает тише. — Вас сопровождает маг. Может быть, в его силах немного развлечь Благой двор видением не самого большого вашего подвига? Небольшого? — серые глаза сверлят Бранна одновременно с надеждой и недоверием. Советник в глубине души не верит, что Ворона сможет наколдовать что-то впечатляющее.       Джаред прав в этом дополнении прибытия настоящего короля.       Внимание всей столицы и всех подтянувшихся сюда Домов приковано к моему волку, они рады, но не смеют поверить, ждут подвоха, ждут, что оружие ещё пригодится им до вечера — слепого не смогут назвать королем все главы кланов. Не смогут без доказательств. Хотя бы одного. Потому что первый шок прошел, и руки дети Неба и Леса уже не убирают с эфесов мечей. А волки, тоже при оружии, зубцов городских стен и не покидали. Как и своих постов.       Но Советник не прав своим неверием.       Наша неблагая Ворона артистично встряхивает кистями, не удостаивая Джареда ответом и не давая Дею времени повторить: на фоне черного неба, оглашая город и лес вокруг переливчатым рыком, отделяется из темноты знакомый силуэт Семиглавого змея. Опасные фейерверки оранжевых огоньков распускаются в небе россыпью злых цветов, черное пламя было бы невидимым, но его контур очерчивается тоже оранжевым, видимо, по желанию Бранна, сжигая для пущей важности пару деревьев. Нет, ели наш неблагой бережет. Не повезло лишь паре-тройке дубов, которые вмиг охватывает огонь.       Ши рассеиваются, кто-то ахает, кто-то приникает к стенам, самые боевые тянутся к оружию, а махина с растопыренной чешуёй в полной боевой готовности снижается широкими кругами к площади перед замком и подвесному мосту. От гула закладывает уши, словно рухнул сам Черный замок! Семь пастей вытягиваются строго вверх, демонстрируя свою длину, и неистово воют на благие небеса. Змей приближается к Дею, размахивая шипастым хвостом, расправляя кожистые крылья и рассыпая оранжевые искры.       — Король Дей, будь добр, обернись и вытяни левую руку на уровне плеч, — убийственно спокойный, довольный голос Вороны раздается близко, наверняка, наш неблагой рад потрепать нервы благим. — Надо погладить Семиглавого.       — А я-то думаю, что за мерзкий вой? Вроде бы мы его уже убили! — мрачновато улыбается мой волк.       Змей приближается, оскаливая сабельные клыки, тянется к моему Дею, но попадает самой длинной головой под его руку и распластывается по площади. Конвульсивно бьется, как тогда, в Неблагой столице, падает, воет напоследок так, что кровь стынет в жилах, а волосы приподнимаются и у некоторых волков. Семиглавый поёт в последний раз и разлетается огромным облаком оранжевых искр, каждая из которых превращается в маленький пламенный цветок.       На площади царит тишина. Взгляды ши с новым восторгом обращаются к моему волку. Когда все могут перевести дух и оглянуться, Дей снова поворачивается к Джареду. Советник приглаживает волосы и невозмутимо ждет, однако взгляд, который прошивает Бранна, не обещает неблагому ничего хорошего. Видимо, наша Ворона немного не угадала с размерами…       Дей, слава старым богам, не замечает ничего. Осторожно вынимает из петлицы искрящийся сверх обычного цветок и протягивает его Бранну. Первый раз оступается, но откидывает руку помощи.       Советник находит в себе силы не выказывать чувств, оборачивается на секунду, подзывая ближайшего помощника, отправляет провожать неблагого, строго наказывая, впрочем, дождаться его и без него никого никуда не пускать: ни друидов к принцессе, ни неблагого к друидам.       Невозмутимый Бранн, наверняка, слышит и это тоже, но беспокоит его лишь напряженный Дей. Цвет жизни пламенеет алым в ладонях неблагого, но его уводят, мягко и настойчиво указывая путь.       — Где отец? — мой волк знает, где его отец и что с ним, но до последнего не желает верить, будто давний сон — правда.       Джаред сам вызывается проводить Дея.       Мы минуем главную улицу, проходим привычной дорогой, встречая взгляды, поклоны и приветствия.       Дей проводит пальцами по стенам замка, на ощупь вспоминая волчий Дом. Не понимаю, не понимаю, что с ним! Почему ему настолько плохо! Это же наш Дом, мы дошли! Тут все родное!       Дом встречает своего сына странно — стены помнят Дея, хранят тепло рук и жар переживаний, горечь поражений и сладость побед, но самому Дею от этого становится исключительно тошно.       Как будто это все было и прошло, закончилось безвозвратно. Как будто ему, на самом деле, никогда не удастся полностью вернуться к себе. Домой.       Да, мой Дей, вот на этой двери ты вырезал имя Лили, этими коридорами бегал столько раз, что привычно поворачиваешь сам, даже не спрашивая меня! Тут… что?       Это родное вдруг стало чужим и незнакомым?       Вот веточку омелы под твоей рукой я тоже не узнаю, раньше её тут точно не было! А в остальном, мой волк! В остальном это твой настоящий Дом! Пусть и печальный сейчас, окутанный темнотой и скрытый непроглядным мраком. Не позволяй ему просочиться в твою душу! Это наносное!       В опочивальне ещё темнее. Дею больно, куда больнее обычного. Дело вовсе не в глазах. Мой волк отодвигает остановившегося Джареда, проходит дальше, туда, где ему смутно видится силуэт, схваченный черным плющом излишне плотно. Так плотно, что дыхания нет вовсе. Рука на груди отца позволяет в этом убедиться.       Из-под серебристой повязки скатываются слезы. Красные.       Дей молчит долго.       — Покиньте меня, — шепчет он. — Все разговоры завтра.       — Хорошо, король Дей, — Джареду сложно находиться рядом с поверженным Майлгуиром, он рад уйти, пусть и опасается это делать. — Лишь позвольте напомнить, ваше величество, завтра состоится церемония коронации, вам следует быть к ней готовым.       — Я буду готов. Спасибо, Джаред, — обернувшийся в профиль мой волк смотрится королем и без короны, и без королевства, этого у него не отнять.       Советник почтительно склоняется. Слышно, как выходит, отдает приказания охранять и принести обед, никого лишнего не пускать. А потом торопливые шаги, Джаред стремится разобраться с недугом Алиенны, а возможно — и выставить из замка подтянувшихся отовсюду друидов.       «Ты тоже уходи, Луг»? Так отчетливо ты со мной еще не говорил. И так холодно, да.       Нет, нет, мой Дей, ни за что! Я останусь с тобой, на своем месте.       Отрежешь себе кожу на плече? Безумный, безумный волк. Хорошо, я уйду к Лили. На время. Я прослежу за Бранном, а Бранн проследит за друидами.       Ты можешь доверять мне, мой Дей!       Ты побудешь с отцом?       Я переберусь к Вороне, хорошо?..       Буду считать твое молчание согласием, хоть это и очень невежливо с твоей стороны — вот так игнорировать меня после того, через что мы вместе прошли! А, ты доверяешь мне присмотреть за ними?..       Фух, спасибо тебе, мой Дей. Я понял, я тороплюсь!       Никаким друидам не обмануть благих! Особенно если на их стороне я!       Бежать по коридорам Дома Волка просто, за столько лет я нашел такие ходы, о которых и не подозревают сами хозяева. Ворону и цвет папоротника найти легко ещё и потому, что они совершенно точно возле моей госпожи! Уж туда-то я найду дорогу в любом состоянии.       Мне удается обогнать Советника и оказаться в башне, где уже стоят три дымные фигуры Не-сущих-свет, сопровождающий и Бранн, который крепко держит цветок правой рукой — без перчатки. Левая предусмотрительно прикрыта от любопытных взглядов, и так прожигающих в неблагом дырку. Надо полагать, высшие друиды не могут разобраться, что перед ними за существо — невыясненной благости, неопределенного Дома, со странными магическими завихрениями.       Наш неблагой, разумеется, не стремится их просвещать. Стоит, взъерошенный больше обычного, будто слов не найдет от стеснения.       Вспрыгнуть на него кажется мне лучшим решением. Не привлекать ведь внимание Бранна на глазах у этих опасных друидов? Чего доброго навредят моей госпоже. Или Вороне. Или мне. Да, мне тоже дорога моя шкурка.       Однако цвет папоротника манит их гораздо больше.       Взбираться по куртке неблагого непросто, она то замедляет, то ускоряет шаги: кто бы сомневался, что магическая.       Шайя, извини! Потеснись, мне тоже нужно посидеть именно тут.       Шкурку обдает ветром, сидеть на Бранне вовсе не так уютно, как на Дее или моей госпоже! Случайно захлестнувший шею хвост заставляет Ворону вздрогнуть и передернуться. Впрочем, более странным, чем он уже смотрится, выглядеть ему не удастся. А по лицу не скажешь, что это было неожиданностью и для него тоже.       Бранн, ты чего это решил пообщаться? Что я должен сделать? Ты уверен? А Лили не повредит? Да, подождать твоего сигнала.       Хорошо! Я смогу, я такой, я всех спасаю!       Шайя зато обнимает меня за шею — бедная фея обмирает, она в ужасе от близости этих друидов, она не пиликает даже про себя. Приходится немножко похлопать ее по спине.       Надеюсь, как мы копошимся за воротником Бранна, со стороны не видно. Упс, он закашлялся, явно это маскируя. Похоже, видно. Ну, ничего. У Вороны и так образ сложился небезупречный.       Друиды, стоящие возле другого окна, начинают разглядывать Ворону напряженнее, хотя, казалось бы, куда уж. В выдержке нашему неблагому не откажешь, как смотрел перед собой задумчиво, так и смотрит, а голова занята вообще чем-то другим, больше всего похожим на список. Иногда мелькают картинки боя с Семиглавым — тогда, а потом сразу его воплощение на площади. Бранн, мягко говоря, доволен эффектом. По лицу и не скажешь.       Фуф, неблагие.       Наконец Джаред догоняет меня — показывается в дверях с Гволкхмэем, забавно поспевающим на своих ходулях за Советником.       — Господа, — короткий поклон, даже намек на поклон, Советник несет себя с большим достоинством, честь Дома для него, помнится, дорога до чрезвычайности. — Прошу проследовать за мной, госпожа Алиенна ожидает нас выше.       На приглашающий жест рукой Бранн, хоть и медленная Ворона, откликается сразу, а между ним и друидами ненавязчиво встраивается Гволкхмэй. Долговязый волк разглядывает цвет жизни через плечо неблагого, но это нисколько Бранна не беспокоит, он поправляет воротник, отчетливо опасаясь, как бы слишком внимательные глаза не заметили меня или фею. Рука опускается — левая, в перчатке, а к ней! Ой-ой-ой! Тянется почти прозрачное — но я-то вижу! — щупальце друида.       Бранн, поберегись!       Ворона абсолютно естественным жестом поднимает руку обратно, на пол-ладони разминувшись со щупальцем, а потом непринужденно и оглушительно чихает.       Вздрагивают, кажется, не только ши и люди, но и стены. Шайя рядом со мной хихикает в кулачок, двигая бровками в намеке на что-то. Ох!       А я и не заметил! Ворвавшийся порыв ветра разметывает по башне все лишнее. Эта магия слишком проста, порыв ветра — не больше и не меньше, Бранн обращается к сути своего Дома.       Джаред, однако, оборачивается весьма недовольно, сверлит нашего неблагого на ходу.       — Простите, — полный раскаяния взгляд, без лукавства и фей, но Шайя смеется, щекотит мне шею. — У вас тут довольно зябко.       Дверь во временные покои моей госпожи сторожит Грей, он узнает Джареда, наверное, Советник приходил сюда часто; строго смотрит на Гволкхмэя, но в целом одобряет королевского волка; Бранн будит в собаке все инстинкты — обнюхать, порычать, покусать, познакомиться, однако у Советника нет времени на полную процедуру, он затаскивает оторопевшего Бранна в комнатку.       Не-сущие-свет заставляют отважного пса срочно зайти внутрь и встать на защиту поднявшейся с кресла Меви.       Няня солнечной принцессы осунулась, она выглядит уставшей, карие теплые глаза с надеждой смотрят на Джареда. Советник кивает и отводит няню в сторону.       — Это… Это?.. — голос у Меви слабый, но решительный.       Ворона отвлекается от лицезрения моей спящей госпожи и все-таки оглядывается. На вопрос недоуменно дергает ушком. Гволкхмэй позади вздыхает невпопад и чуть не врезается в Бранна, такого он не ожидал даже от неблагого.       — Да, госпожа Меви, это цвет папоротника, — Джаред властно поводит рукой, предлагая Бранну расстаться с цветком. Да, я тоже готов. Бранн и расстается.       Ну, по-своему.       Я почти не удивляюсь, когда наш неблагой проходит прямо к постели Алиенны, хмурится, вглядываясь в её застывшее лицо, укладывает алый цветок на грудь, поправляет подушку в изголовье, а я соскальзываю на золотистую шейку моей госпожи под прикрытием его рукава.       Меви отчаянно, снизу вверх, смотрит на Советника, тот успокивающе кладет руку ей на плечо, однако сам — готов поспорить на свое имя! — этой уверенности не испытывает. Бранн продолжает раздражать Джареда своей неблагой непредсказуемостью.       Ворона отходит, освобождая место друидам, становится у входа, возле косяка, прикрывает дверь, внимательно наблюдает за дымными фигурами. Гволкхмэй подпирает косяк по другую сторону двери. Видимо, присматривать за Бранном он начал сразу.       Няня моей госпожи потихоньку уточняет у Джареда:       — А что молодой господин? Он вернулся?       Встревоженная Меви косится на Бранна, явно подозревая ощутимо неблагого во всех возможных ужасных грехах.       — Вернулся, вернулся, не волнуйтесь, госпожа Меви, сейчас нужно волноваться о другом.       Да, тут с Советником точно не поспоришь: друиды снова начинают свой дымный танец, я уже видел такой, но теперь я внутри, что дарит совсем другие ощущения. Реальный мир смотрится видением сна, смазывается — размываются фигуры благих и неблагого, теряется ощущение верха и низа, ощутимо и неоспоримо горит лишь цвет папоротника, распространяя вокруг алые волны. Волны расходятся все шире, приподнимается сам цветок, слегка подлетает над ложем моя госпожа, в разрывах дыма мелькают ярко-зеленые клочья.       Тяжелые слова стелят полог над моей госпожой, не позволяя внешнему миру проникать хотя бы отзвуком — и цвет папоротника перестает мигать ритмично. Это беспокоит меня! Он крутится на месте, вокруг своей оси, разворачивая лепестки, с которых уходит столь необходимая моей госпоже магия…       Тогда за пологом слышится громкий звук, а золотистый свет бьёт из-под моей госпожи вверх, к потолку, к свету, к солнцу. К цветку, снова входящему в ритм исцеления. Замешательство дымных фигур было бы незаметно, если бы не короткое шипение.       Я не удивлюсь, если это еще разок чихнул наш неблагой.       Танец повторяется, цветок приподнимается опять, стремясь совсем оторваться от моей госпожи, но теперь золотой свет приходит быстрее и злее, без всяких посторонних звуков, просто приходит и все, вырывается золотыми лучами, пересиливает цвет жизни туда, где он именно жизненно важен.       Моя госпожа вздыхает полной грудью.       Друиды сплетаются в непроницаемо-дымный круг, больше не разнясь на фигуры, одной дымной серой массой жмут, давят, сужают кольцо, щупальца сразу со всех сторон тянутся к алым лепесткам. Вот только после всех увиденных мной чудес благого и неблагого мира их пассы кажутся мне больше похожими на ловкие движения фокусника в мире людей, работы на карман, преисполненной больше обмана, чем истинного волшебства.       Цвет папоротника вращается алым кругом, но в другую сторону, от его черенка тянется золотая нить, соединенная с мизинчиком моей госпожи. Особо черное щупальце приближается к столь ненадежной связи, только золото живет своей жизнью, раскаляясь, опаляя, обжигая злым светом во все стороны, разрезая маленький дымный кокон в разных местах — куда получилось преломиться!       Несколько черных отростков теперь накрывают цвет жизни маленьким черным колпаком, стараются закупорить, лишить воздуха и отрезать от мира.       Алиенна вздрагивает, бледнеет, золотая ниточка истончается…       Ворона оглушительно чихает в третий раз.       Ниточка превращается в канат, закручиваясь золотистой клеткой вокруг черноты, разрезает её погружением в темную плоть колдовства.       Не-сущие-свет впервые на моей жизни вздрагивают. Стоит втянуться обрубкам щупалец, золотой свет перестает быть зловещим.       Право слово, это не я, но я очень благодарен!       Ало-золотая волна соединившихся нити и цветка бьет по безнадежно, но неостановимо пытающимся щупальцам. Моя госпожа дышит все чаще, ресницы трепещут!       Круг друидов распадается на три замедляющиеся фигуры. Одна из них тянется голой рукой к оседающему на мою госпожу цвету жизни.       Э, нет! Бранн о таком предупреждал!       Я выползаю и длинным хвостиком подтягиваю цветок за веревочку, пока друиды не успевают опомниться, прижимаю его всеми лапками к плечу моей госпожи.       Пусть цветок занял мое место, я доволен — и он доволен тоже, сияет алыми волнами, пробуждая наше солнце.       Алиенна вздыхает, приоткрывает свои ясные глаза.       О, как я по тебе соскучился, моя госпожа, ты просто не поверишь, что тут было!.. И твоя шея невероятно родная! Я так соскучился! Так соскучился!       Ах! Ты гладишь меня! Я уж и отвык! Какие у тебя нежные пальчики!       Золотистый свет моей госпожи освещает комнату, лица всех присутствующих, заставляет друидов отступить и спешно выйти за дверь, но свет находит их и там, он затапливает все, начиная с самого верха самой высокой башни Черного замка! И все ши, которые собрались внизу, видят необычайное зрелище.       Нескончаемая ночь закончилась — на горизонте сияет закат.       Да, все верно, моя госпожа, теперь тебе надо поспать просто, без изысков.       Спи, моя золотая, моя солнечная, моя волшебная госпожа! Спи!