Темное пламя

      По коридору спешит куда-то начальник замковой стражи, он неспокоен, от него, даже скрытого проклятьем, шибает в стороны тревогой! Тревогой, связанной с Советником, которого я не видел тоже уже целых полдня!       Мне становится тревожно вслед за Аланом — чтобы Джаред куда-то запропал! Это нездорово!       И пусть начальник замковой стражи скрыт серой пеленой проклятья, я могу ухватиться, допустим, за отворот его сапога. Если проклятье не царапать, то оно меня не отбросит. Фуф! Я вовремя! Еще через пару шагов Алан открывает воронку портала и бестрепетно погружается в черный камень!       Ощущения сродни полету на урагане! Все крутится, мельтешит, а потом мы с Аланом выходим за замковой стеной, за самой дальней замковой восьмой стеной! Начальник замковой стражи тут же немного сгибается, хватаясь за грудь и стараясь вздохнуть, проклятие уплотняется, сходясь в районе ошейника, но запас времени у упрямого волка есть, и он идет, придерживаясь за стену, вдоль неё!       Алан, пусть ты меня не слышишь, но твое геройство Джареду не поможет! Скорее раздражит! И мы, наверное, зря беспокоимся…       Ох!       За изгибом стены видны ворота из которых медленно, будто во сне, вышагивает Советник Благого Двора! Джаред идет ровно, стража не останавливает его, на лице застыло выражение сосредоточенности и внимания. Как будто Советник направляется по своим делам. Только волосы, если приглядеться, не светлые, а отливающие белизной. От инея, который расползается по ледяному Джареду.       — Джаред! — Алан окликает его, не обращая внимания на свое самочувствие и скребущее горло. — Джаред, стой! Джаред!       Трижды произнесенное поблизости знакомым голосом имя явно имеет магическую силу: Советник замирает недалеко от ворот, но не оборачивается. Стража подбирается в недоумении, оглядывается на Алана в ожидании приказаний. Тот отрицательно мотает головой и указывает на ладони Советника, в которых угадывается сияние собранной для удара по любому возникшему препятствию магии.       Советник стоит с неестественно выпрямленной даже для себя спиной, смотрит ясно и внимательно в даль, но внутри Советника нет. Кто-то очень постарался, отравил Джареда или наложил чары, заставил приоткрыть сердце, а может быть, ударил в открытое!       Ах! Не может быть! Портрет моей старшей госпожи, моей Лианны! Кто-то, кто видел его в покоях Советника, точно знал, что Джаред смотрит на картину с чувством! Кто-то с поистине лисьей хитростью выяснил, как ужалить ледяного Джареда в сердце!       Алан, поторопись, ты ему очень нужен! Полуседой волк, впрочем, и так торопится, бредет, как старик, медленно-медленно, подходя к Джареду, едва ступившему за ворота, сбоку, приговаривает:       — Стой, Джаред, стой, мне нужно кое-что спросить у тебя, Советник, потом пойдёшь дальше, это ненадолго, а пока стой, стой, Джаред, стой, — Алан едва переводит дух, но не умолкает. — Подожди меня, ты всегда меня ждал, а тут нет, хоть постой, теперь постой, Джаред, я прошу тебя, стой, Джаред!       Стража подтянулась по знаку начальника, встала по бокам от ворот, ожидая другого, возможного знака. Алан просто подстраховывается, потому что на шаг ему придется оторваться от стены. Алан и так далеко от замка, проклятье душит, как натянутый поводок, как мощная цепь, но Джареда Алан никому отдавать не собирается.       — Джаред, подожди меня, стой, — и шагает, вытянув руку, чтобы взять за плечо.       Зачарованный Советник оборачивается, плавным движением упирая ладонь Алану в центр груди. Сквозь черный дублет пытается пробиться ослепительно-белое сияние, явно смертельное. Другое дело, что на Алане уже есть проклятье, теперь они спорят, кому убивать Алана в первую голову. А сам Алан пока прихватывает Джареда за плечи, пропуская через него алую, часто пульсирующую волну.       В глазах Советника мелькает такая же ослепительно-белая поволока, светлые волосы встают дыбом, открывая взгляду острые ушки, стражники выдыхают позади пораженно, не зная, за кого из волков беспокоиться больше. Упертая в грудь Алана шипит и прыгает ослепительная магия смерти, вокруг Джареда заворачивается ледяной вихрь.       — Джаред! Джаред! — руки Алана поднимаются по плечам и шее, держат за лицо, приближают, чтобы глаза оказались на одном уровне. — Джаред!       За белой пеленой мелькает светло-серое изумление, это маленькая победа, усыпленный Джаред очнулся, да только не вернул пока контроль над телом — и свободная его рука охватывает Алана за горло. Этого хватает, чтобы усугубить давление ошейника самую малость, и вот теперь Алан хрипит.       — Дж-хар-хед! — от всего силуэта Алана поднимается алый огонь, не пульсирующий, мерцающий, причем столь часто, что мерцание почти неразличимо.       Мягкий алый схлестывается с кромсающим белым, фигуры волков пропадают в вырастающей сфере магии, и если бы я не держался по-прежнему за сапог Алана, то я тоже стоял бы за границей с ошарашенным видом, как те стражники.       Стоящие дыбом волосы Советника похожи на громоотводы, они торчат строго вверх, вытянувшись в небо, в глазах то и дело мелькает родной серый цвет, но ударили его сильно, и если бы не алая помощь, Джаред не смог бы проснуться. Наконец, глаза заволакивает серебром — это родной цвет магической ауры Советника, и теперь белизна уходит, смывается с волос, покидает лицо, в последнюю очередь она покидает ладони Джареда, а стоит ей исчезнуть оттуда, как серебристо-кровавая волна разрывает белизну в клочья.       И вот тогда перед ошарашенными до последней крайности стражниками оказываются застывшие напротив начальник и Советник. Рука Джареда все ещё сжимает горло седого волка.       — Джаред, — Алан произносит одними губами и порывается закатить глаза.       — Алан! — руки тут же перехватывают падающего волка, а потом Джаред дотаскивает почти падающего друга до ворот.       Алану становится легче дышать, хотя он по-прежнему бледен. Не разобрать — в этом виновато проклятье или волнение. Когда ближайшая стража услана по делам: привести сюда лошадей и принести воды, начальник замковой стражи сообщает Советнику как нечто само собой разумеющееся:       — Я чуть было тебя не потерял, Джаред.       — Я шел за Лианной, мне показалось… — советник обрывает себя очень зло. — Я самый глупый изо всех волков Черного замка. Хорошо, что ушел недалеко.       — Это хорошо, что тебя всегда легко найти, — потирает грудь Алан. — Главное, идти по следу самых самодовольных магических завихрений.       — Тебя надо срочно отвести обратно в замок, — еле шевеля губами, бормочет Джаред. — А портрет Лианны, как это ни печально, снять.       — Может, поможет твой замечательный неблагой? — спрашивает Алан уже по дороге в замок.       — Он не мой, Алан, — холодно отвечает Джаред. — Но с картиной пусть разберется именно он. И пожалуйста, никому ни слова! Может советник просто захотеть погулять под лунным светом?       — Почему нет? — улыбается Алан. Черный замок совсем рядом. — Чудес в нашем мире много, может случиться и такое!..       — Лу-у-уг, — тихо шепчет Джаред.       Как он меня видит? Хорошо, приведу Бранна к портрету мамы Лили. Никому не скажу!       Еще очень рано, а Бранн опять щебечет с Джослинн. А между прочим, у нас тут чуть советника не увели!       Бранн смущен, он торопливо извиняется перед звездочетом, а та опускает глаза, словно понимая, что не может быть предметом долгого интереса.       Бранн, однако, понимает это по-своему и… вот не надо было меня показывать! Ах, ну чтобы не разбить чужое сердце, стучащее по тебе, неблагой — при этих словах Бранн подергивается — я готов показаться перед звездочетом.       Джослинн поохала, погладила мой гребешок, похвалила за службу — и Бранн помчался в покои советника уже в облике ворона. Да, Дей ощущает, что ночь была нехорошей, Алиенна проснулась, а так весь замок тих, как вы с советником и хотели.       Нет, не беспокойся за него! Алан уже привел его в его же кабинет и устроил у камина. Как бы сам не свалился после хождения из замка! Ошейник явно давит более обычного.       Хм, Бранн. Ты заходишь в спальню Джареда по его слову? Знаешь, я… молчу, молчу! разрешил — значит, разрешил!       Неблагой долго рассматривает картину, с которой на нас смотрит Лианна, солнечная королева, в сиянии любви и красоты. Да, мне больно видеть ее, больно осознавать потерю. Как больно смотреть на потерянную любимую Джареду, я не могу сказать.       Что? Не увидел именно поэтому?       Бранн подходит ближе, встряхивает кистями рук, и родившиеся в его руках искры летят к портрету.       Эй, Бранн! Не сожги! Джаред не простит тебе, ай…       Портрет падает на пол, а за прямоугольником горят — горят алым огнем! — заросли омелы. М-да, стена явно будет нуждаться в ремонте.       А Бранн все не отходит и не отходит. От черного прямоугольника на стене во все стороны расходятся огненные линии, вспыхивают — и медленно гаснут. Вы же вроде выжигали всю эту заразу? Расплодилась с новой волной? Выжег до поры до времени?       Знаешь, Бранн, это меня не очень успокаивает!       Поспать? Конечно-конечно, прости. Не все же тебе общаться с Джослинн и выжигать всякую заразу.       А я пойду проведаю Алана. Нет, вовсе я о нем не переживаю! Просто уж больно плохо он выглядел, когда затаскивал советника. Ты переживаешь? Тем лучше для меня!       Тем более, к вышедшему из покоев Джареда Бранну подбегает Мэй. Теперь я за него спокоен.       Ну и что перед покоями Дженнифер и Мэя делает Фаррел в это раннее утро?       Да, конечно же, его увидел именно я! Мне все чаще приходится оставлять Дея и Алиенну, хотя бы потому что я стесняюсь. А еще потому что мне не интересно спать, а бегать по замку очень даже интересно. И даже — тс-с-с! — докладывать советнику обо всем, что я вижу. Я, можно сказать, правая рука самого страшного зверя этого Дома! Ну хорошо, после Мидира и Дея, конечно.       Мой волк не привык страдать от опасности, которую нельзя рассмотреть, а вот Алан с Джаредом тревожатся все сильнее. И дело ли во внутренней опасности или во внешней, я не знаю.       От Фаррела особо опасностью не веет. Скорее, нескрываемыми переживаниями.       Голубые глаза под черными бровями на прекрасном лице пылают, как топазы, гладкие серебряные волосы волной лежат на плечах, весь облик явственно отображает страдание.       Мне даже жаль его немного. Но извини, место тут уже занято.       Фаррел глубоко вздыхает, и первый луч солнца падает на длинный черный коридор. Поднимает руку постучать… и опускает ее. Вздыхает еще раз и уходит.       Ну и почему Алан все еще не вышел? Я-то могу зайти в любое место Черного замка!       Ну, хоть тут все прилично. Алан и Дженнифер собираются, а Мэй сегодня решил провести ночь около Бранна.       Алан одевается. Я знаю, он делает это ужасно медленно, иногда разыскивая сапоги по четверти часа. Однако сегодня все не так: рубашка затянута неплотно, дублет застегнут криво и перестегивается трижды, а когда Алан не попадает в сапог с первого раза, Дженнифер решительно проводит его к постели и укладывает опять.       — Дженни, что ты делаешь, — вздох напряженный, громкий. — У меня есть обя… — ещё один вздох, — …занности. Надо…       — Вот когда ты хотя бы сможешь произнести это слово целиком, вот тогда я подумаю! Отпускать тебя или нет! Обязанности у тебя есть и передо мной с сыновьями!       Алан приподнимает брови, тяжело переводя дух, но обозначая вопрос.       — Перед одним сыном, который на службе, и перед другим, который тут, — рука ложится на живот. — Например, долг не умереть от неизвестно чего!       Сопротивляться он не может, впервые за долгое время, впрочем, еще и не хочет, а потому Дженнифер раздевает его до исподнего без всяких происшествий. Укладывает поудобнее и поправляет одеяло. Приносит чай и сидит со своей работой рядом, уложив бессильную правую руку Алана себе на колени.       Я чувствую, ей больно смотреть на его бессилие, и Алан это чувствует не хуже меня. Только выводы делает другие, прячет руку под одеяло, откатывается на правый бок, отворачиваясь от Дженнифер.       — Алан! Ну что ты как маленький, — голос у Дженнифер просто воркующий. — Сколько раз ты у меня ночевал? Сколько раз я тебя таким видела?       Но волк непреклонно отвернулся и поворачиваться не собирается.       — Какой ты иногда вредина, Алан, — волчица откладывает шитье, понимая, что поработать возле хворого супруга ей не удастся. Что характерно, выбирает из двух вариантов она именно Алана. — Какой же ты у меня вредина! Это именно в тебя Мэй такой язвительный!       И приваливается к нему со спины. Обнимает и выдыхает ему в шею. Алан только зажмуривается крепче.       — Вредный, совершенно вредный, очаровательно и невыносимо вредный! Обожаемо вредный!       — Дженни, что за ерунда? — Алан бормочет, все одно не оборачиваясь.       — И ничего не ерунда, а мой любимый хворый муж! — Дженнифер потирается щекой о плечо, эта ласка совершенно домашняя и ни к чему не обязывающая. Спина Алана расслабляется. — Главное слово — любимый!       — А я думал — муж, — Алан усмехается, пытается повернуть голову, но глухо стонет и опять отворачивается: ошейник ограничивает его подвижность. — Дженнифер…       — Что, дорогой?       — Сказать бы Джареду, что через пару дней оно случится…       — Алан, что бы ни случилось, ты скажешь об этом сам. Завтра. Я лучше тебя знаю, сколько ты проведешь в постели.       Хм, заминка в речи начальника замковой стражи была такая, словно он обращался ко мне. Я доложу. Просто, на всякий случай!..       Черный замок бурлит, как Айсэ Горм на крутом повороте.       И что пара ши, ушедших посмотреть на вудвузов, опять пропали. И про ожидаемый, официальный визит Домов, который весьма тревожит Джареда — и он почти не спит, беседует с кем только можно, много пишет — и к утру сжигает все свои записи, словно не доверяет бумаге. Общается с Гвенн, которая ведёт себя как королева в изгнании. Осторожно обучает её магии, так как у Бранна выходит слишком путано для привередливой принцессы. Неблагой учит восторженно искрящего Флинна, ровно пылающую Алиенну… а вот с Деем пока не выходит совсем. У моего волка какая-то особая магия, он видит все больше, хоть его видение мира и не похоже на обычное зрение.       Все учат всех, это больше похоже на набор в ополчение, вот только кто враг? Уж не сама ли магия?       Когда Джаред не общается с Гвенн, он тоже общается с Деем, на которого взвалились тысячелетние проблемы всех Домов Благого Двора сразу, плюс текущие — с друидами и фоморами. Кабинеты — его, Мидира и Джареда — завалены сводками, разнообразными, порой противоречивыми просьбами. И Дэю, который частенько хватает себя за голову, очень хочется взвыть по-волчьи или сбежать подальше. В такие дни Джаред отпускает Дея с Алиенной то на Семь озер, то в Благословенный лес, то покататься на эйтеллах.       Орта выслушан и отправлен обратно на границу в звании начальника гарнизона, успев перед отъездом насмерть разругаться с Флинном — если бы они могли, то порвали бы Мэя пополам!       Друиды притихли, магия стоит на месте — и это все больше волнует как Джареда, так и Алана. Они ощущают грядущий прорыв сильнее прочих, и разумно опасаются его последствий.       Мидир все еще неподвижен и почти мертв. Или почти жив, как поправляет меня Джаред. И, кроме Дея, каждый вечер к нему приходит Фианна, прося богов о милости к старому королю. Иногда, уступая просьбам Джареда, присутствует на учениях от неблагого, ибо Дом Леса шарахается от всяческих проявлений волшебства. А Фианна сияет, как высший маг. Вернее, вспыхивает факелом! Стихийные маги — ужас Благого мира, и пока она не найдет свою пару, так и будет полыхать неожиданными проявлениями магической сущности в гневе или в радости. Но кто может составить пару этакой безумной? Я спрашивал советника, но он отмалчивается с хитрым видом. «Пара у нее уже есть, и только от нее зависит, будет ли она». Советник на то и есть советник — все его советы двояки и туманны.       Перламутровая феечка перестала донимать Фианну просьбами, чтобы та ее узнала, после того, как синяя слетела с плеча Джареда и не прошуршала что-то вроде: «Еще рано!» И теперь первая благая феечка, по настоятельной просьбе советника, основалась в прическе лесной принцессы. Надо признать, красиво.       Мэй обреченно внимает азам магии и следует тенью за вороной. Даже когда Ворона сидит в трапезной и с потусторонним интересом крутит блюдо, которое подали исключительно как элемент украшения. И не ест. Ни мясо, ни рыбу. Пожевал принесенных Воганом лепешек из злаков, и только.       О, я понял! Это блюдо приговорили для торжественного приема, а дяди Алиенны, Джалрада, все еще задерживают дела. Говорят, чего только небесные не едят! Бранн, который ест в час по чайной ложке, все свое внимание уделяет тарелке, поданной для красоты. Мэй устало сердится:       — Бранн, да пойми ты, у нас так не принято!       Воспитывать Бранна? Ахаха. Кто угодно устал бы — наш неблагой воспитанию не поддается!       — Я отчетливо слышу тебя, Мэй. Можно было сказать все то же самое, но потише, — продолжает ковыряться Бранн. — Условности Благого Двора чрезвычайно разнообразны, большей частью не записаны и существуют в несметном количестве…       — Это ты так говоришь «Мне можно, я неблагой»? — Флинн фыркает и краснеет от собственной дерзости. А еще оттого, что на него скрещивают взгляды Бранн и Мэй, изрядно удивленные вмешательством в беседу. Еще бы! Кто-то взялся прояснять слова неблагого!       — Действительно, Флинн, примерно это я имел в виду, — Бранн кивает и продолжает крутить блюдо, на котором ради изящества и привлечения внимания алеют незнакомые ягоды. — К тому же, насколько я понял, в рацион волков входит по большей части мясо, а я хотя и волк, наполовину… Нет, может, на четверть, — и задумывается, не окончив мысль.       — Но-о-о? — тянет Мэй с интересом и раздражением одновременно. Наш офицер не любит так долго вникать в один разнесчастный вопрос!       — Хм? — Флинну тоже интересно, но торопить Бранна он не рискует.       — Но что?.. — наш неблагой слишком далеко ушел от незаконченной мысли и почти потерялся в дебрях своего разума. — Ах, да, но пусть я и волк примерно на треть, однако мне требуется разнообразие. Я не прошу деликатесов, а попробовать ягоды мне интересно.       — А вдруг они волчьи, в смысле, ядовитые? — Флинн враждебно прищуривается на красные капельки, разложенные по краю блюда.       — Ваш повар, Воган, очень приятный ши, — Бранн слегка дергает ухом и улыбается. — И что это значит для тебя? — лохматит волосы Мэй, перебирая в уме варианты. — Уверен, он учел возможность случайного проглатывания украшения сотрапезниками, а значит, вряд ли бы он оставил на блюде что-то ядовитое.       — Что, если эти ягоды не во вред только благим, а? Об этом ты подумал? — Мэй облокачивается о плечо Флинна и глаз не сводит с Вороны.       Надо же! Выдержка у офицера отменная — за руки Бранна не хватает, спорное блюдо не оттаскивает, стражу не зовет. Понимает: с неблагим это немного бесполезно. О! Мэй раздражен и язвит не иначе потому, что вдали маячит Фаррел, а вблизи ерепенится Бранн.       — Разумеется, я оценил вероятность, — кивает серьезно, а потом смотрит на ближайшую ягодку-капельку голодным и жадным, очень волчьим взглядом. — Она стремится к нулю, потому что Воган знает о моем присутствии при Благом Дворе. А раз в центре налит мед…       — Как будто Вогану больше думать не о чем, кроме как о совместимости ягод, сладкого и неблагого ши! Убери ты эту штуку с глаз долой!       — Хорошо, раз ты так просишь… — Ворона невозмутимо берет ягодку с блюда, отщипывает зеленый хвостик и отправляет в рот! — Шладкая.       Он опустошает блюдо, оставляя на краю ровное ожерелье из отщипанных зеленых хвостиков.       — Бранн, скажи мне, зачем? Зачем ты это делаешь? Почему ты не можешь вести себя просто… просто… просто порядком?       — Мэ-э-эй, — подает голос Флинн. — С чего это ты вдруг расстроился?       — Да ни с чего!       Еще один неприязненный взгляд отправлен в сторону Фаррела.       Не ожидал от офицера, честно признаюсь, что он будет отыгрываться на Вороне за свое плохое настроение!       — Бранн? — вновь обращается к нему Мэй.       — Бранн, Бранн, кто же еще? Не понимаю вопроса, — впрочем, на Вороне не больно отыграешься.       — Офицер Мэй, — Фарелл не выдерживает и подходит к столу. — Я могу перемолвиться с вами парой слов?       Офицер Мэй очень хочет сказать, что нет, но ловит взгляд Алана — укоряющий взгляд — и коротко кивает небесному.       О, ну конечно, просьба прибыть с визитом в Дом Неба, которую Мэй со всей вежливостью отвергает. Фаррел провожает взглядом Дженнифер, которую сопровождает Алан, и спрашивает у Мэя:       — Здоровью Дженнифер что-то угрожает? Я знаю, что она посещала лекаря.       — Нет, принц Фарелл, здоровье моей дорогой матушки в полном порядке, — коротко и четко отвечает Мэй. — А теперь позвольте мне откланяться, я должен сопровождать неблагого Бранна.       Фаррел провожает уходящего Мэя с еще большим подозрением.       Впрочем, Бранн подозрителен всем, даже советнику… В чем я убедился этой же ночью.       — Бранн, уважаемый королевский волк Бранн, не могли бы вы объяснить, что делаете возле моего кабинета в четвертом часу утра? — голос советника исключительно вежлив, но небольшая судорога в районе скул подсказывает, что Джаред хочет зевнуть.       — Мог бы, но это неинтересно, гораздо интереснее, в том числе и для вас, советник, что обнаруженные мной у звездочета Джослинн бумаги отчасти подтверждают теорию неблагого подсчета, выведенную Лорканном, — Бранн, напротив, слишком возбужден для трех часов ночи. — Я сравнил расчеты и выкладки, это должно быть вам интересно, советник, то есть Джаред, то есть, зверь-советник, простите… — и нерешительно затихает. Джаред, не позволяй ему разжалобить себя! Джаред, эй! Да послушай мудрого Луга, ты, глупый волк!       — Отчего же, извиняться вам не за что, я еще не сплю.       Несмотря на мои советы, советник сам провоцирует нашего неблагого! Глупый, глупый, глупый волк!..       — Я не займу много вашего времени, уважаемый зверь-советник, — и не замечает стоического вздоха Джареда, — я почти разобрался, значит, вы точно поймете.       — Хорошо, королевский волк Бранн, что вы имеете мне сообщить, прошу, — и запускает в приоткрытую дверь кабинета перед собой. — Постарайтесь, пожалуйста, покороче, хотя волки ночные создания, спать надо всем.       Не вздумай прятаться, Джаред! Я-то видел, как ты сцеживаешь зевок в кулак! И что тебе помешало выставить Бранна подальше от себя, не понимаю? Что значит «он бы пошел к кому-нибудь другому»? Ну и что? А-а, тебя беспокоит именно неопределенность кандидатуры собеседника нашего неблагого…       — Разумеется, зверь-советник, — Бранн проскальзывает по кабинету сразу к столу, сдвигает аккуратно пару стопок в сторону, — вот, оцените, пожалуйста.       Первый развернутый им пергамент смотрится очень древним: пожелтевший, крошащийся по краям, с потускневшими чернилами… Какая рухлядь, правда, Джаред? Ой, ты чего это, советник? Весь сон как рукой сняло!       — Откуда у тебя этот документ, Бранн? — и пальцы советника даже в виде ши слишком напоминают когти.       Обычный древний пергамент, Джаред, чего ты как дикий? Никогда древностей не видел? В зеркало-то давно смотрел?       — Оттуда, — и неопределенно кивает в сторону. — Эта карта составлена не Джослинн, кем-то старше, гораздо раньше и еще до падения вашего Проклятья.       Джаред мрачнеет, опять зевает и сварливо произносит:       — Проклятье не мое, но я тебя понял, — разминает кисти, пальцы постепенно теряют сходство с когтями. — Время составления можно определить и по пергаменту. Не представляю, как он уцелел, столько лет…       Советник склоняется, приглядываясь к документу опять, теперь гораздо ближе, почти носом утыкается в желтую бумагу. И что там такого интересного, а?       — Хороший пергамент, — неблагой бесстрашно похлопывает по древней поверхности, а потом укладывает прямо на нее крохотную книжечку. — Тоже представляется важным.       Слегка вздрогнувший от хлопков и оттого еще больше собой недовольный Джаред резко выпрямляется, прищуривается на книжечку.       — Что это за неблагая литература? — пергамент под ней советнику дороже и занятнее, хотя бы из-за благого происхождения. — Причем тут это?       Кстати, не та ли это книга, которую наш неблагой вручал Дею еще в библиотеке Золотого города? И где ты ее взял, Бранн? И почему именно сейчас? Да не отмахивайся от меня, не отстану!       — Книгу я передавал королю Дею на хранение и изучение, но ему не пригодилось, а взять, чтобы почитать самому, смог только сейчас. Я вспомнил, — Ворона укладывает руку на обложку, том ширится, пухнет, растет и раскрывается, занимая все свободное место. — Я вспомнил, где уже такое видел.       Хм-хм, да, Джаред, на развороте в книге неблагого тоже какая-то карта. Не небесная, как можно было бы предположить, не звездная, но и не обыкновенная, земная. Какие-то закорючки тут непонятные… А если по ним пробежаться? Вот эта вот, Джаред, похожа на мой хвост, а вот та — на твою прикроватную завитушку! Ой, эй, ай! Вы чего? Заколдовывать бумагу прямо подо мной?! А, ну да, так рассматривать удобнее: от благого пергамента и от неблагой книги взлетают над столом два светящихся чертежа.       — Видите, зверь-советник? — один чертеж начинается раньше и заканчивается тоже, второй продолжается с середины дальше, но по центру они почти совпадают. — Работа вашего неизвестного благого и моего известного неблагого исследователей. До Проклятья, значит — до Искажения и маленького эха Искажения.       Ну и к чему ты это, Бранн?! Я сейчас не на стол и не на стену, я сейчас на тебя залезу и укушу!       Ох, Джаред, не вздыхай так тяжко, напугал!       — Да, вижу, вижу, Бранн, — советник опирается на стол обеими руками, нависая над светящимся макетом, отчего свет пугающе оттеняет глаза. — Похоже, у нас есть примерная карта по местам силы, которые существовали на территории Светлых земель до падения Проклятья. Она сдвинулась, но если наложить…       — Я возьму это с собой, — Бранн улыбается словно бы виновато. — У Джослинн замечательная и очень подробная карта Светлых земель, будет проще обозначить все точки, такие, кстати, как и ваши покои.       Советник морщится, ему совершенно неприятно вспоминать, что его чуть было не выманил враг, скрытый враг, и оттого еще более опасный. Он хлопает Бранна по плечу, и тот, подхватив под мышку документы, уходит в башню Звездочета, к своей дорогой Джослинн.       Джаред засыпает в кресле, но сон его тревожен. Еще больше мне не нравится то, что должно радовать.       Сначала раздается потрескивание. Я его уже слышал два раза, но оно было слабее, гораздо слабее!       Небо окончательно меркнет. Звезды в окнах гаснут…       На Черный замок, искря и шипя магией, обрушивается громадная волна. Она награждает каждого ши очередной порцией магии — но и вымывает старательно поставленную защиту.       Советник, просыпайся же! Да что с тобой? Король с королевой под таким силовым куполом, что его не разрушит даже Луг!       И чего ты так думаешь об Алане? Что его тоже видели друиды? И что если…       Ох! Это же настоящая ледяная руна! Прямо над твоей головой!       Срочно надо проникнуть в сон! Я думаю, помощь пригодится всякая, Джаред не обидится. Раз в дело пошли руны…       Ну вот! Что я говорил! Помощь точно будет нелишней! Хотя основной персонаж джаредова сна, как ни странно, не он. Наш Советник скрывается во тьме коридора, ведущего к перекрестку, Джаред пытается пробить удивительно четкую границу тьмы и света. И причиной этому — то, что творится в месте схождения нескольких галерей.       Там стоят три дымные фигуры.       И не просто так стоят, конечно! Перед ними, приподнятый над полом за шею, схватившийся за что-то под воротом, висит в воздухе Алан.       — Цепной волк, очень удобно, кто бы это ни придумал, мы молодцы, — насмешливый голос дробится по коридорам, выводя из себя Джареда.       — Цепной волк и при этом управляющий замком, очень, очень удобно, — сипит второй голос. На сей раз кажется, что эхо подкрадывается сзади, прямо к хвосту!       Алана встряхивают за шею, носки его сапог слегка скребут по полу, но волк в сознании и сопротивляется — алое сияние отталкивает друидов от начальника замковой стражи, до тех пор, пока они не трясут его за шею еще раз, так, что полуседая голова мотается, словно у игрушки.       Джаред бьет в прозрачную преграду обеими руками: руны ему не помогли, эти друиды хорошо защищены оставшейся омелой и какими-то своими отнорками правил, нюансами Слова.       — Цепной волк, ведающий порталами, хм, да, пожегший столько прекрасной омелы, что как раз хватит ему на могилу, — третий звучит яснее всех, злорадство заметно неприкрыто. — Пожалуй, приговор готов.       — Да, думаю, готов, — это насмешки снова проходит по коридорам, со стен которых скалятся волчьи головы. — Он так хотел пожечь нас…       — Пожжем его! — сип слышится особенно жутким.       — Пусть посетит все свои порталы напоследок, а умрет дома, — довольный и ясный голос обращает внимания, что Алан его не слышит, руки волка упали, голова свесилась вперед. — Нет уж, милый, ты должен страдать как следует!       Что они творят с Аланом, нам с Джаредом не видно, зато видно, как видоизменяется заметная сейчас серая препона его проклятья, видимо, тоже друидского, раз они имеют над начальником стражи такую власть.       — Жаль, очень жаль, что в эту игру можно сыграть только раз! — насмешливый голос снова берет слово, все факелы вспыхивают на момент, их огонь облепляет Алана сквозь преграду проклятья. — Потом ты уже сгоришь!       Все три фигуры поднимают руку отвращающим жестом, и Алана вбрасывает в каменную стену, весь огонь вокруг гаснет, слышно лишь дыхание Джареда. И я чувствую, пусть моя шкурка нагрелась, что друидов больше нет рядом, ни в ткани сна, ни в замке. А вот Алан где-то есть, но он мелькает…       — Они сказали — дома! Дома!       Фуф! Еле успел запрыгнуть на Джареда! Он куда-то бежит! Очень быстро! Запутанные переходы дома Волка приводят его к неприметной двери, которую Джаред как ни старается, не может открыть!       Потом нас отшвыривает! Невежливо отшвыривает! В сторону! И огненный сейчас силуэт Алана проходит сквозь дверь, стремительно укрепляющуюся по краю камнями. Волки по сторонам воют, как обезумевшие, а Джаред осознает вместе со мной — такую не выбьешь.       Из комнаты начальника замковой стражи слышится удар, а потом рев пламени, и Советник все равно бросается к двери, расшибает кулаки в кровь, кричит в деревянную щель:       — Алан! Убирайся оттуда!       — Джх-харед, — за дверью слышна возня, похоже, Алан подполз спиной к двери. — Стены меня не пх-хускают, — кашляет от дыма. — Двери тоже. Пожалуй, прощай, друг, огня тут невероятно много…       Джаред лупит в дверь просто несусветно сильно:       — Нет! Не смей! Должен быть выход! — замирает на секунду, распахивая широко глаза и различая рыжие отблески пламени сквозь тонкие щели между досками. — Окно! Алан! Попробуй окно! Это не портал ни в каком смысле! Окно! На крышу!..       Судя по звукам, начальник замковой стражи поднимается, опираясь на дверь, стучит дважды костяшками, чтобы не тратить силы на слова, а потом слышны только удаляющиеся шаги и безумно голодный рев пламени.       Сердце Джареда замирает — так сосредоточенно он прислушивается, ловя любой звук, мучительно долгое мгновение все длится, а потом прекрасным проявлением жизни из глубины помещения слышен звон стекла.       Сразу за ним что-то выдергивает нас из сна, Джаред вскакивает со своих иголок, позабыв одеться, обуться, поправить волосы, он летит через половину замка туда, где, возможно, еще жив начальник замковой стражи.       Дверь в покои Алана заперта и в реальности, уменьшающийся отзвук магического пламени слышен оттуда, но Джареда это не волнует, он выискивает окно, ведущее на ту же крышу, куда, предположительно, угодил полуседой волк.       Я помню одно подходящее совсем недалеко отсюда, переброшу ему картинку, а то Джаред сейчас излишне взвинчен!       — Спасибо! — надо же, заметил-таки.       Открыть окно — полсекунды, перескочить на крышу — и того меньше, Джаред осторожно спешит по черепице, огибает архитектурный изыск флигеля… И видит! Видит почерневшего и закопченного, местами розового от ожогов и в крови от порезов стеклом, едва живого — но живого! — Алана!       — Алан! — бросаться возле него на колени по черепице неудобно, но Джареду как-то удается. — Алан!       Начальник замковой стражи без сознания, хриплое дыхание слышно хорошо, и Советник, едва ли не трясущимися руками осторожно прихватывает обожженную голову — Алана надо лечить.       Замок еще спит, ночь выдалась непредсказуемо горячей не для всех, советник, не чуя рук и ног, осматривает Алана, стараясь не задевать раны. Ожогов особенно много на локтях, одежда прогорела какими-то неровными проплешинами, будто шерсть, и продолжает тлеть. Полуседые волосы растрепались и укоротились, не закрывая окровавленно-черное лицо. Джаред с содроганием проводит по скуле и выдыхает. Копоть. Всего лишь копоть.       Забывшийся советник пытается дотянуться до повреждений и магией… Ой-ой-ой! Его отбрасывает, точно как меня! Спиной прямо на острую черепицу! До чего неприятно! Не дергайся, Джаред, я тебя полеч-ах! Нет, ну вы поглядите, рванулся так, словно и не падал! И все туда же! К слегка дымящемуся Алану!       — Алан! Алан! Потерпи, я тебя сейчас донесу! Тебя полечат!       Куда ты его собрался нести, а, советник? Вот где тебя сейчас ждут? Впрочем, неважно, лекари помогут и сонными, но повреждения не только телесные, Алана надо подлатать магией, иначе он, употребивший свои внутренние силы, чтобы не превратиться в пепел под пеленой заклятья, не дотянет и до утра. Огонь друидов зол, а начальник стражи им чем-то очень мешал!       — Алан, ох, Алан, — советник бережно поднимает друга с крыши, шлепает босиком опять до окна, бесцеремонно пинает створки, а я пока его лечу.       Еще надорвется, и вообще, спину советника стоит пожалеть: спит на иголках, ест мало, преимущественно траву! А осанку вынужден держать постоянно! Ни к чему там еще и раны.       — О, Луг, так ты еще и разумный, — вздыхает на ходу, оборачивая себя в морок одетой версии причесанного советника, а свою ношу — в обычную стопку бумаг.       Да, попадись нам по пути кто-то лишний, не найдут ничего удивительного. Проблема разве что: каменные головы по стенам прижимают виновато уши, скалятся в извинении и как будто скулят. Алан в себя не приходит, и унять их некому.       Нет, советник, я чую твои мысли, но мой вид и размер не сближает меня с этими каменными зверюгами! Разговаривать по-каменно-волчьему я тоже не умею! Из нас двоих волк тут ты! Сам бы и попробовал!       Ворчит только, это не смешно! Ворчу тут я! И вообще, Джаред, куда ты идешь? Целители не помогут!       — Не сразу! Это правда! Но помогут!       Уф, да советник просто на себя не похож, рычит!       Джаред-Джаред, ты в курсе: припарки не для этого случая, помочь начальнику стражи может разве что сам начальник стражи или наш неблагой, но Алан без сознания, а Бранн обессилен, если бы ты решился к нему пойти…       — Поэтому! Я к нему! Не пойду! И хватит на этом!       Ладно-ладно, хорошо, только не дергай так плечом, не то я слечу и врачевать твою спину станет тоже некому.       Фуф, перестал рычать, волчий советник! И куда он все-таки идет? Самому ему Алана не перетянуть, ждать утра — бесполезно, а кто тут поможет и главное, чем? И почему это ты, Джаред, идешь куда-то подозрительно в сторону… Эй! Эй! Не смей! Сейчас ночь! Ворвешься к ним в самый неподходящий момент!       — Вот и предупреди! Чтобы не ворвался!       Вот и предупрежу! Моя госпожа-а! Моя госпожа! К вам идут гости! Ах, нет, просто спали…       Алан покачивается на руках советника, дышит все менее хрипло, но это не радует, и Джаред торопится, я чувствую, как он торопится — до нервной дрожи в пальцах, до перехваченного ужасом дыхания. Назло всему именно сейчас попадаются стайкой лесовики с небесными: зеленый молодняк, кажется, поспорил, какой дом более храбр, а скулящие и скалящиеся головы не добавляют мужества никому. Советник, увиденный очертаниями в конце коридора, заставляет молодых ши порскнуть в стороны с криками, боевыми кличами и спонтанными заклинаниями. Замок проглатывает случайную магию, кое-где окутываясь огнем, молниями или ядовитыми лианами, волки по стенам рычат и сходят с ума — замок призывает Алана разобраться с непорядком, но зов действует обратным образом. Вместо того, чтобы дать ориентир на выживание, он тянет силы все больше.       Джаред рычит вполне различимо, а в отсветах молний по стене туманно проступает силуэт Алана, смотрящегося вполне неживым. Дети разных домов улепетывают, совершенно убежденные, будто волки все поголовно — кровожадные убийцы, даже выдержанный советник. Зато магию некому подпитывать, неумелые чародеи бросают слепки заклинаний, и замок замирает, унимая свой призыв. На губах начальника стражи кровавая пена, однако, советник, погоди убиваться, до встречи с Лили наш полуседой волк точно доживет! Особенно если ты поторопишься!       Вот не надо! Не надо так рычать! Я тебе не враг! Я знаю, что ты и так торопишься, давай, осталось всего ничего.       По счастью, то есть, благодаря мне, наша золотая королева не спит, поднялась и светит сонными лучиками, выискивая тревогу. Джаред кивает страже у королевских покоев, заходит аккуратно, прикрывает за собой дверь, устраивает Алана на диванчике в гостиной, оборачивается. Да, все так, как я тебе и сказал! Наша королева в нижней рубашке и легком халате переминается с ноги на ногу — волчица она лишь отчасти, босым ступням зябко на каменном полу. И да, за Лили, разумеется, видна не просто тень, это мой Дей, его разбудила тревога жены.       — Мой король, моя королева, — отрывистые кивки слабо напоминают выдержанного советника. — Мне требуется помощь!       — Ты устроил свои бумаги с таким почтением, Джаред, будто не тебе, а им… — мой волк видит суть, даже если слеп.       — Совершенно верно! — взмах кисти, и весь морок сдергивает с обоих.       Фуф! Я сам едва в шкурке остался! Право слово, так страстно сдернул, будто душу хотел вынуть или вывернуть наизнанку!       — Ах! Это же…       Наша госпожа не договаривает, уже на коленях возле постели Алана. Да, Лили, не так давно ситуация была иной, именно он считал твой пульс, удерживая запястье, спасал тебя, твоего мужа и весь Черный замок от разграбления друидами! Разграбления на предмет живых ши! Ему нужно помочь, Лили, надеюсь, в тебе есть силы.       — Это Алан, не помню, я вас представлял официально или нет, — Джаред больше огрызается и вместо обычной вежливости становится грубоватым.       Ну-ка, сбавь обороты, советник, тебе больно ждать и еще больнее надеяться, но отчаиваться — не выход вовсе!       Моя чудесная, солнечная госпожа с удивительной бережностью перехватывает запястье пострадавшего, хмурится, ощущая преграду, но вся окутывается золотым светом — и этот свет минует преграду, словно ее и нет.       Джаред едва выдыхает, тихо и незаметно, как будто побаивается спугнуть удачу. Порезы на руках Алана, там, куда дотянулся золотой свет, затягиваются, оставляя напоминанием яркие красные рубцы. Лили ахает удрученно и заламывает брови, похоже, подбираться к главным ранам ей горько. Наш Дей тут же оказывается рядом, встает за спиной Алиенны, похлопывает осторожно по плечу — не отвлечь, но поддержать.       То тут, то там по силуэту начальника стражи загораются золотые пятна, где до него дотянулся огонь. Лили тоже огонь, но ее свет и пламя добры. Алан вздыхает глубоко, расслабляется, одна нога соскальзывает вниз с пугающим глухим стуком — соприкосновение каблука и каменного пола отзывается эхом. Джаред рвется проверить дыхание подозрительно притихшего друга, но Дей быстрее и перехватывает его.       — Он жив, жив, я вижу, Джаред, — серебряная повязка на глазах бликует отсветом лечения. — Он жив, это замок. Кстати, не подскажешь, почему замок так остро реагирует?       Ну вот, Джаред, а что я тебе говорил? Конечно, с ним все будет в порядке! Раз за дело взялась наша Лили! Советник все равно нервно дергает плечом, не пытаясь сбросить руку Дея, но Дей вспоминает о дистанции сам — медленно, напоминая, зачем схватил, отстраняется.       — Потому что перед вами вожак всех каменных волков, мой король, — Джаред забывает поправить прическу, и его остренькие ушки видно! — Алан связан с замком теснее, чем с родственником, порой кажется, они одно целое. А порой, — вздыхает горько, — и очень жаль, что они все-таки не одно целое.       Ну вот, все и прибежали. И Бранн, и Мэй, и Флинн. И все столпились в спальне моего волка!       Алиенна оглядывает всех, шепчет: «Спасибо, что пришли!» — и берет, берет магию с каждого, возвращая Алана к жизни. Седой волк улыбается, просит прощения у короля и королевы за беспокойство, а Джаред о чем-то быстро говорит с Бранном. И мне кажется, они разрабатывают новую защиту замка. Может, эта волна магии уже последняя? Нет?..       Магия Бранна искрит особенно сильно!       Уф, я тоже, тоже очень и очень рад! Ой, что это, Бранн? С тебя… с тебя слетает Шайя, и она черная! Да, мне тоже неуютно, особенно после нападения на Джареда и Алана, но не настолько же! Или магия Лили тебе не по вкусу?       От нее расходятся волны черного и синего, сама фея темнеет, вокруг рук и крыльев собираются крошечные шарики злых молний, она зависает на уровне груди среднего волка.       Бранн подходит к фее очень осторожно, протягивает руки, сложенные лодочкой, одновременно шагая тихо, легко.       — Шайя, не бойся, — голос неблагого спокоен, но мой Дей слышит в нем отзвук беспокойства. Беспокойства и сочувствия.       — Никто не обидит тебя, — подтверждает советник. — Бранн, может, я поговорю?       Если мне не изменяют глаза, то Джаред выстраивает щиты, готовые закрыть всех в этой комнате       — Нет, я сам, я сам, — отмахивается Бранн. Ну, может, ему и правда проще успокоить взволнованную неблагую       — Пи-или-ик! — насмешливо пиликает Шайя. — И кто пытается убедить меня в этом?!       Фея оборачивается — на темно-синем, все темнеющем лице ослепительно горят голубым только глаза. Крылья черны уже до самых кончиков, шаровые молнии возрастают в количестве, словно каждая делится еще на две.       Сейчас она действительно пугает.       — Шайя, не бойся, — голос Бранна не меняется нисколько. Неблагой подходит еще на шаг, не сводя обеспокоенных глаз с феи, в изумрудных полях среди изумрудных фей пляшут острые блики молний. — Тебя никто не обидит, я не дам.       Фея оскаливается, почерневшее лицо с ослепительно голубыми глазами искажается яростью, в Бранна летит крошечная молния, прямо в руки. Наш неблагой поворачивает локоть, и молния бессильно шипит в рукаве, лоскутки связывают её, не имея возможности, похоже, растворить — по спине Вороны пробегают отдельные дуги разрядов.       — Шайя, это было невежливо, — слабо улыбается, — а ты все-таки очень вежливая фея. Даже если забыла об этом. Не бойся.       Наш офицер Мэй не выдерживает:       — Бранн, ты уверен, что она боится? Больше похоже на попытку тебя убить!       Ворона раздраженно дергает ушком, а потом вскидывает ладонь, успевая прикрыть Мэя от вылетевшей в его сторону молнии. Живую плоть концентрированное волшебство жжет очень хорошо, Бранн морщится, но приближается к Шайе все так же бестрепетно.       — Ты слышишь, Шайя, офицер Мэй сомневается, что такая отважная фея как ты вообще может бояться, — еще на тон ниже. — Вот и не бойся.       — Пи-и-илик! Я и не боюсь! — Бранн подошел уже вплотную, черно-синее сияние расцвечивает лоскутки на его груди каким-то весьма странным образом. — Но я не верю! Не верю! Не сможешь защитить! А я не дам себя съесть!       На маленьких пальчиках вырастают настоящие волчьи когти, пусть и маленькие, похоже, она действительно испугана. В ход идут все средства обороны.       — Когда такое было, Шайя, чтобы я не смог тебя защитить? — Бранн склоняется к ней, подставляя лицо черному свету, синие отблески делают из улыбающегося неблагого какую-то дикую маску, статую, тотем, древний и непонятный. — Ты мой друг, а друзей я защищаю всегда.       Фея висит в воздухе напротив его лица, возле её рук витает достаточно шаровых молний, чтобы прожечь не только ладонь, но Бранн не боится — это можно сказать точно. Руки лодочкой поднимаются, стремясь подхватить Шайю, а неблагой продолжает говорить.       — Оглянись, Шайя, оглянись и скажи, кто из нас позволит тебя обидеть? Офицер Г-вол-к-х-мэй, полный офицер Дома Волка, отбивший столько атак фоморов, сколько невозможно сосчитать? Он не даст тебя в обиду.       Фея пытливо присматривается к Мэю, тот улыбается обеспокоенно и кивает, склоняя голову, будто представляясь или отрекомендовываясь.       — Флинн, маг огня, который сразу же тебе приглянулся? Незлой и разумный, с радостью внимающий твоим неслышным песням? Способный победить Упыриного листа? Он тебе друг.       Наш лесовик подается на полшага вперед, как будто опасается, что Шайя его не узнает или забудет. Чернота ее ореола начинает уступать место глубокой синеве. Молнии, впрочем, так и крутятся вокруг головы Вороны, пролетая в опасной близости от его острых ушек.       — Король Дей, принявший тебя в королевские волки, оказавший неблагой фее большое доверие, принявший тебя в своих владениях как свою подданую и товарища? Наш король Дей, с которым мы добыли цвет папоротника? Тот самый, который не отдал меня Парящим королям? — при этих словах фея внезапно всхлипывает, а Бранн поднимает ладони, давая ей опору. Молнии по одной растворяются в воздухе. — Наш король Дей, который никогда не отказывал тебе во внимании? И даже учил выть?       — Бранн! — мой Дей шипит это под пристальными взглядами Мэя и Флинна. Зато Шайя фыркает и опять всхлипывает.       — Наш король Дей не даст тебя съесть, если не веришь мне, спроси его.       Стоит голубым глазам обратиться к моему волку, звучит рычащее:       — Не дам! Скорее сам съем! А я не съем!       — Уважаемый Джаред, поделившийся самым ценным — именными платками зверя-советника? — добавляет шепотом: — Личная вещь означает, что ты можешь претендовать на его как минимум дружбу.       Шайя усаживается на ладонь неблагого, скрещивая ножки, темная синева становится все светлее. Фея смахивает с ресничек слезы, когтей на руках больше нет.       — И ещё я, — Бранн склоняет голову набок, улыбаясь озорным образом. — Мой добрый друг Шайя, никто тебя не съест.       Шайя прикрывает личико ладошками, её плечи вздрагивают, она плачет. Силуэт становится обыкновенно голубым, потусторонний свет уходит из глаз, она жмется к ладони Бранна, чуть раньше прожженной её же молнией.       Ворона кивает, прикрывает крошечное испуганное создание второй рукой, и лишь потом оборачивается к остальным волкам.       — Спасибо вам, не сердитесь на неё, пожалуйста, Шайя не со зла, — из-под рук доносится особенно надрывное рыдание и заполошное пиликанье.       — Я же что?! Я Ч-что?! Третий-принц-Бранн! Простите меня! Я не хотела прожечь вашу руку!       — Вот помни об этом, Шайя, когда в следующий раз вздумаешь перепугаться, — мой волк успевает ответить раньше Бранна. — А то в следующий раз твоя молния может найти его ухо.       Полный ужаса и раскаяния «пилик!» доносится чуть глухо, но все волки выдыхают свободнее.       Дей, стоя за спиной жены и держа ладони на ее плечах, улыбается. Он видит Алиенну куда четче, чем раньше…       Остаток ужасной ночи Алан и Джаред проводят на сторожевой башне, болтая о пустяках.       — Знаешь, Алан, что ответил мне Бранн на вопрос, сколько будет половина от тринадцати? — произносит советник.       — А что тут знать? Шесть с половиной, — отвечает наивный Алан. Именно что наивный! Советник смотрит сквозь темные силуэты благословенного леса, над которыми разливается розовый утренний свет.       Алан заинтересованно молчит и выглядит очень бодро. Вот что значит провести весь день с Дженнифер!       — Он спросил меня, что я хочу услышать, — тихо говорит Джаред. — А потом ответил: два или пять, Алан!       Алан вертит в уме цифры, но у не явно они никак не складывались в обозначенные советником.       — И у него были еще варианты, — со вздохом добавляет советник.       Алан заинтересованно склоняет голову.       — Три плюс один поделить на два получается два, — неохотно поясняет Джаред неблагую логику.       — А пять? — продолжает удивляться Алан.       — А он нарисовал цифры.       — И что?!       И первая цифра для нашего неблагого оказалась палочкой деления.       — Джаред, это все очень интересно, но не критично. Так что тебя беспокоит?       — Его гениальность.       — Джаред, — кладет руку на плечо друга Алан. — Смотри, что беспокоит меня.       Далекая пыль клубится над горизонтом.       — Дядя Алиенны возвращается, — взволнованно произносит советник.       И совершенно неосознанно гладит сидящего на парапете меня. Ну знаете ли! Если я делюсь иногда своими бесценными знаниями о мире, это не значит, что меня можно вот так гладить по гребешку!       И да, Джаред, мне тоже тревожно.