Темное пламя

      Вечереет, но звезд еще нет.       — Ты… говорил про поручителя, — вспоминает Дей важное и срочное. — Где его взять?       Мой волк слишком быстр, созерцание и задумчивость — не его состояние. Бранн недовольно вытягивает губы дудочкой.       — Нигде. Поручитель отвечает перед Неблагим Двором слишком многим, — уклончиво отвечает он, и мне не нравится его голос. — Он должен выбрать тебя сам. Но волноваться тебе не стоит.       — Думаешь, я не дойду, — смеется волк, — и посему поручитель мне не понадобится?       — Думаю, поручитель уже выбрал тебя, просто Дей. Когда принял на себя ответственность за твое спасение.       — Ты ведь… Ты говорил про королевскую кровь?       — У меня тоже есть длинный титул. Принц-который-всех-не-устраивал.       — Смешно, — фыркает Дей, но видя, что неблагому совсем невесело, серьезнеет: — Что, взаправду?       Некрасивый ши закатывает глаза и поджимает губы. Потом устало отвечает:       — Бранн, третий принц Неблагого Двора правящей династии дома Четвертой стихии.       В глазах молодого волка интерес — он по-другому оглядывает неблагого, принюхивается заново, словно кусает по-дружески. Для Дея титул значит многое. Для Бранна — надоедливая приставка к имени. Забавные эти ши.       Неблагой косится недовольно, изумрудные феи в глазах тоже смотрят с укоризной, словно поражаясь глупости благого.       — Я не поменялся, заметь. Ты уже меня знаешь, как знаешь и то, что титул, даже столь длинный, из трясины вытащить не может.       Дей не отвечает. Он доволен, одна проблема решилась сама собой. Он чует, как и я: неблагой что-то недоговаривает вместе со всеми своими феями, — но для моего волка это уже в порядке вещей. Он иногда не понимает и то, что Бранн договаривает. Пока они прекрасно ладят лишь в бою.       Волк передохнул: отряхнулся, собрался и готов дальше бежать через трясину. Он осторожно касается плеча Бранна. Как только за шиворот не потряс?       — Ночью? Не поле-е-езем, — переворачиваясь на спину и зевая, отвечает неблагой на немой вопрос Дея.       Мой Дей, он прав. Иногда он бывает прав, этот неторопливый ши, неблагой и некрасивый. Но… мне нравятся его ушки!       Бранн всхрапывает сонно:       — Проще сразу на меч кинуться, хотя… твоя свобо-у-ода в твоих руках.       Дей вздыхает, сжимает и разжимает кулаки, осознавая: без Бранна ему не выбраться, другого поручителя не найти.       Ну вот, ты его разбудил. Неблагой улегся на спину и таращится вверх.       — Ты опять смотришь на небо, Бранн. Словно ищешь там ответы.       — Если живешь по уши в болоте, это не значит, что нельзя любоваться звездами, — очень тихо говорит Бранн. — Что тебе еще интересно узнать, просто Дей, лакомство Трясины?       — Если у вас все можно… Почему голыми не ходите?       Бранн продолжает меланхолично смотреть на пасмурное серое небо.       — Ты не думаешь, просто Дей. Или думаешь слишком быстро, мысли вспархивают птицами и улетают. Лови их за хвост, ты же хищник!       Дей рычит, но мирно. Ему интересен ответ, и он его дождется.       — Это может оскорбить кого-то, благой, — выдыхает Бранн. Главное ограничение свободы — не навреди другим.       Бранн, повернувшись наконец к Дею и стриганув ушками, лукаво улыбается:       — Вдобавок здесь слишком холодно, чтобы шастать нагишом! Еще вопросы?       — И что та невеста в тебе нашла? — не отстает от него Дей.       Ну ровно щенок, вцепившийся в ногу взрослого. Дей всегда серьезен, а с Бранном… ему интересно. Неблагой думает по-иному. Волк может говорить обо всем, спрашивать обо всем. На краткий миг затишья принц Дей может быть просто Деем, обычным, совсем еще молодым любознательным ши, без вбитого старшими знания о мире, без титула и без серьезности, ему соответствующей, без ответственности, заставляющей выверять каждое действие и каждое слово, ответственности за всех, которая не исчезла, но словно бы приподнялась с его плеч.       — Да. Может, она смотрела не на внешность? — после долго внимательного обзора докладывает неблагой. Концы узких губ ползут вверх и шевелится кончик носа: — Не все тут озабочены наружной стороной вещей!       — Я не…       — Ты хорош, благой, — перебивает Бранн, но Дей не злится. — Иначе бы я за тебя не поручился. И хорош не только внешне. Насмотрелся я, знаешь ли, на высших неблагих. Красивая оболочка, а ткни — и гниль посыпется.       Мне нравится этот ши все больше и больше. Мой Дей хорош на заглядение, во что его ни одеть, а вот, надень на Бранна церемониальное платье волчьего дома — красивое, да — неблагой будет смотреться нелепо. А в своем странном наряде — пуговицы наискосок, ворот рубашки то ли поверх ворота куртки, то ли заменяет капюшон, одна пола длиннее другой — он смотрится неподдельно. Словно эта неправильная, вольная одежда отражает его суть. Неблагой, одно слово.       Совсем стемнело. Костер горит — Бранн подтаскивает дрова непонятно откуда, ведь кучка полешек все не уменьшается. И еда у него неплохая.       — Завтра тяжелый день, — говорит он Дею. — Нам понадобятся все силы. Ложись уже. Хватит вопросов.       Волк спит вторую ночь подряд! Пытается спать. Он думает о близких. Может, и мне подумать о том, что там творится? Сны ши — забавны. Они видят то, что есть, было или может случиться…       А в Черном замке еще темнее и мрачнее. Майлгуир меряет шагами королевские покои, Меви и Грей стерегут Алиенну, Джаред успевает везде. Он командует стражей, встречает свиту принца Леса, успокаивает волков.       «Дей вернется», — твердит он как заклинание, и его слова повторяет весь Черный замок.       «Дей вернется», — шепчет Меви моей госпоже.       «Дей вернется», — переговариваются стражники.       Эту же фразу твердит Майлгуир, отчаянно пытаясь поверить.       Я уверен в этом. Слово способно на многое, особенно — столь горячо и многократно повторенное.       Волчий принц упрям и неистов не меньше отца, а может, и больше. Он еще не сталкивался с горечью поражения. Такие, как Дей, легко могут сложить голову, а могут пройти там, где отступят сто ши до него.       Смолкает шум оружия и звуки голосов воинов, снаряженных и уехавших двумя отрядами охранять границы. Дома Неба и Степи тоже прислали войска — у моря все тревожнее.       Перестает всхлипывать Гвенн. Разглядывает кольцо, подаренное Финтаном. С большим, красивым камнем, который прижался к ее пальцу, словно паук к мухе. Затем срывает его с пальца. Волчица долго смотрит в тьму за открытым окном, дважды замахивается… но так и не выбрасывает кольцо.       Наверное, мой Дей, так все и есть в Черном замке.       Недовольный Финтан, покинув покои волчицы, пробирается к себе. Не особо таясь.       Что-то движется за ним следом, скользя по черному дереву стен. Финтан оглядывается, но не видит ничего подозрительного и продолжает свой путь.       Это плющ, всего лишь плющ. Без цветов, с тонкими резными листьями. Но он не отстает. Он приближается.       Отделившись от стены, одна ветка стучит, словно пальцем, по плечу принца Леса. Тот оборачивается испуганно, но плющ мгновенно прячется.       Никого.       Лесовик делает еще два шага и отмахивается ножом от очередной ветки. Плющ, вспомнив обиду и не церемонясь более, яростно устремляется к нему со всех сторон, хватает за руки за ноги… Лесной принц пытается что-то сказать на древнем, но магия леса не поможет там, где правит более сильное колдовство.       Финтан, в одних сапогах, закрываясь стыдливо тем же дерзким вьюнком, бежит голышом при свете луны до своих покоев, провожаемый хохотом стражей. На его крик: «Угомоните уже свои проклятые ветки!» следом доносится: «Принц Леса, это ваши ветки, вы с них и спрашивайте!»       А вот черный, так и не убранный венок в покоях Дея распадается, но не на почерневшие ветки плюща… он распадается на множество тонких черных змей с треугольными головками. Разбуженные кем-то, они ползут по длинным коридорам. Лили не сама уснула! Кто-то обернул ее магию против нее самой, а сейчас эта магия готова навредить кому-то еще.       Ты прав, Дей. Они опасны, очень. Не вздрагивай так, мы далеко, очень далеко, мы помочь не сможем. Мы можем лишь смотреть.       Может помочь другое. Зеленые ветки плюща не дремлют. Они торопятся, спешат обогнать, опередить черных хищных змеек.       Король спит, он не видит опасности. Черные змейки приготовились, им достаточно лишь раз ужалить…       Ветки плюща бросаются вперед, они закрывают, затягивают Мидира, оборачивают его крепко.       Так крепко, что он не дышит.       Испуганным стражникам, вбежавшим в зал, предстает король, увитый множеством плотных рядов темно-зеленого плюща, недоступного для хищных черных змей, попрятавшихся в трещины камня.       Прибежавший на звук тревоги Джаред с болью смотрит на живой шевелящийся ковер. Хранитель магии запрещает трогать его.       Советник выставляет стражников по сторонам от постели короля. Почти — склепа. Дыхания Майлгуира не слышно.       Волк вскакивает с криком.       Да, мой Дей. Прости за скорбную весть. Ты теперь Король Волчьего Дома.       — Бранн, проснись! Да проснись же! — трясет неблагого Дей.       — Просто Дей, всем надо спать, — сонно тянет Бранн, — неблагим, благим, даже непоседам волкам…       Взбивает, не размыкая глаз, мешок в изголовье.       — Особенно — уставшим непоседливым волкам, за которыми следить в десять раз утомительнее. Ши нужно спать иногда… хоть время от хр-хр време-уэн…       Укусить его, мой Дей?       — Ай! — подскакивает Бранн.       — Мне нужно спешить! Мне очень нужно спешить!       — Благой, подумай, — еще медленнее, чем обычно, отвечает неблагой на торопливость Дея, не сердясь ни на него, ни на меня. — Если ты сложишь голову в болоте, как это поможет тем, кто тебе дорог?       — Бранн!       Тот отворачивается и бормочет:       — Спи, волк. Ночью мы в безопасности. Набирайся сил.       Дей вздыхает, укладываясь рядом, и спит до рассвета безо всяких снов.       Сборы коротки, и мы уже идем по болоту.       Бранн и Дей — оба хотят выбраться, но каждый таит в себе отличную причину. Мой Дей жаждет добраться до цвета папоротника и вернуться с ним как можно быстрее, это желание гонит вперед на пределе сил. А вот неблагой на то и неблагой, чтобы видеться неясным — но я ощущаю отчетливо, что свое болото он хочет миновать сколь возможно быстро.       Впрочем, головы не теряет. И когда мы третий раз проходим мимо одной и той же коряги, останавливается первым. Мой Дей сердито оборачивается — он уверен, что победить болото можно одним лишь напором. Неблагой Бранн думает иначе. Он хмурится, обходит приметную кривулину, принюхивается, но не трогает. Садится на корточки, спрашивает:       — Нам теперь только туда?       О, мой Дей! Коряга качается сверху вниз, кивая узловатой веткой! Неблагое, отвратительное болото!       Бранн поднимается на ноги, хмурится ещё пуще:       — Трясина не готова отпустить нас, не зазвав к себе на огонек. Там будет опасно. Может, и смертельно опасно. Но если не пойдем, она закружит нас в бесконечном кольце. Выбор обыкновенный — сражаться или ждать.       Мой Дей глухо рычит от досады. Он не может, не хочет задерживаться, но проклятая волшебная тварь не оставляет выбора. Ждать возможностью не считается.       — Я в тебе не сомневался.       Неблагой выбирает новую тропинку, которая на вид, при всем Бранновом волшебстве Хранителя, не располагает к путешествию. Искривленные стволы деревьев пропадают, под ногами хлюпает еще пуще, рядом то и дело вспухают сернистые пузыри.       Я чувствую голод, который живет внизу! Если бы наш провожатый не был Хранителем, тропка с удовольствием засосала бы всех!       Уж на что душа Трясины мерзка на вид, но место, к которому мы приближаемся по своей воле, выглядит более отвратительно. Мой Дей, похоже, мечтает научиться летать — с такой брезгливостью ставит ноги на землю. Хотя, какая тут земля? Вокруг, сколько хватает глаз, блестят черные мокрые бугорки. Вода просачивается меж их боками, стоит лишь поставить ногу.       При очередном шаге Бранна один из бугорков переворачивается, и на нас таращатся большие темные глаза, осмысленные, похожие на человеческие, и оттого жуткие. Тварь открывает рот и начинает монотонно голосить, как ржавая пила. Её соседки приходят в движение, волна из черных голов приподнимается и пробегает вперед. Мой Дей, усмирив брезгливость, каблуком переворачивает тварь носом в воду. Резкий голос стихает.       Бранн отнимает руки от ушей и признательно кивает.       — Это ее спина, — он мечом указывает вниз. — Уже выросшие Детки Трясины, помогают ей думать и тянуться повсюду. Большие опасные твари.       Дей кивает. Ши идут дальше, хлюпая черной водой, мне не по себе здесь, мой Дей, я вижу, что даже Бранну не по себе, хотя он Хранитель этих болот, мне все это не нравится! Нет, я не могу перестать нагреваться, прости!       В центре равнины я вижу дом, который не дом. Он выглядит покосившимся пнём, густо оплетенным толстыми корнями и тугими лианами. О, старые боги, я надеюсь, никого дома нет!       Бранн останавливается, отпивает Чистой воды, протягивает флягу моему Дею — да уж, вам следует подготовиться! Я бы не пустил вас! Не пустил! Да, мой Дей, не стоит фыркать столь насмешливо! Но вы оба слишком упорные в своих стремлениях!       Бранн зажигает палку голой рукой и медленно идет навстречу покосившемуся строению. Дей обнажает меч и разминает плечи, следуя за Хранителем. Отходить от него я бы не рискнул, мой Дей, и тебе не советую — здесь нет иной опоры, кроме неблагого плеча.       Ши подходят осторожно и тихо, но этот визит просто не может остаться незамеченным: из глубины домика слышится тягучий, с присвистом и призвуком голос.       — Пош-ш-шаловали ко мне на огонёк? Ты настояш-ш-ший друг, — особо издевательски она тянет это слово, — мой Хранитель, мне как раз хватит ваш-ш-шей крови, чтобы починить моё телльце!       Дом рушится, мой Дей, будь осторожнее! Ох! Это не дом!       Постройка шевелится и оползает, но это не разрушение. Отходят в сторону коряги — огромные, человекоподобные, мощные, оплетенные гибкими лианами-отростками. Гнилые зеленоватые огоньки загораются на вершинах их деревянных голов. Это выглядит дико-дико-дико! Словно короны! Неблагие выкормили самое отвратительное на свете болото!       О, старые боги. О, боги. О, мой Дей!       В центре того, что было домиком, мягкой и рыхлой, влажно блестящей грудой виднеется самый верх огромного тела. Если это Дитя Трясины, то самое первое и старое, к нему сходится ковер маленьких и средних тел, это его щупальца издалека казались колоннами.       Тело нашей недоброй знакомой черно-серое, непрестанно омываемое щупальцами. Её лицо обожжено там, куда попали капли зелья, но жива и по-прежнему хочет нас сожрать.       Бранн шепчет: «Огромная опасная тварь» — и это почти забавно. Тут сгодилось бы другое. Впрочем, Дей не скупится на слова: «Разраставшаяся от начала времен тварюка», «Старуха-проруха, ровесница старых богов», «Ненасытная утроба, готовая сожрать весь мир»!       — Вы пош-ш-шти опоздали!       Трясина опять хохочет. Из воды лезут тонкие щупальца, извиваясь живым частоколом. На суше они быстро сохнут, но успевают схватить за ноги моих бестолковых ши и дернуть на себя.       — Держись, мой Дей, падать вниз нельзя!       — Как это невеш-ш-шиво, ш-ш-ши! Опять молчат! Ну ниш-ш-шего, я поучу вас манерам! Не хотите говорить — будете криш-ш-шать!       По её жесту на нас начинают наступать древесные порождения болота. Мой волк переглядывается с Бранном — и они… О, старые боги! Они разделяются! Что ты делаешь, мой волк!       Он повисает на руке ожившего дерева, с увлечением уворачивается от гибких лиан, рубит ствол там, где у ши пояс. Но дерево остается деревом, в ответ летят темные щепки, и оно наступает.       Посмотри! Посмотри! Кора не монолитна! Там, откуда тянутся щупальца, есть зазоры! Там мягкая сердцевина!       Порождение воет, стонет и даже трещит, как раскалываемое зимними морозами, Дей хватается за корону, ладонь обжигает болотный огонек. Держись! Держись! Тебе нельзя разжимать пальцы и падать! Дерево по-прежнему стонет и пытается дотянуться до моего Дея!       И где же Бранн, когда ему следует быть тут?..       А, вот он, спешит, оставляя за своей спиной вторую, чадящую в небо деревяшку. Он оказывается рядом быстро, и живой, естественный огонь с конца его факела проникает туда, где блестит нанесённая Деем рана. Болотник содрогается, болотные огоньки короны гаснут, Дей спрыгивает рядом с неблагим, а деревяшка неожиданно уходит под воду — это опускается в глубину живой ковер тел.       Мой волк раньше понимает, в чем дело, хватает Бранна под локоть, тащит туда, где еще можно удержаться на поверхности. Да, в непосредственной близости Трясины.       О, старые боги, Дей! Я уйду от вас! Я поседею, состарюсь и умру! Ну и что, что ящерицы не седеют! Связались мы с этим неблагим болотом!       За нами быстро уходят в топь черные блестящие спины, вода призывно и голодно плещется, удивляя тем, что это именно вода, пусть и мутная, но не жижа и не грязь. Бежать дальше некуда, ещё чуть — и мы влетим прямо в объятия скалящейся трясины! Бранн резко останавливается, поджимает свои длинные губы, готовясь что-то изменить, и втыкает свой факел прямо в спину одного из порождений Трясины.       Болотница недоуменно вскрикивает, ковер под ногами перестает опускаться.       — Ты хочеш-ш-шь похитить моё сердце?       Будто подслушала меня, гадина!       — Оно твоё навсегда! Оставайся, будь как дома! Видиш-ш-шь?       Теперь по опустившемуся ковру наверх выходят пять странно одетых ши. Они явно были неблагими при жизни. Самый древний из них наверняка может припомнить встречу со старыми богами. Бранн выглядит настолько равнодушным, что мы с моим Деем подбираемся — лучше бы он хмурился!       — Видиш-ш-шь? Все твои друзья тут!       Новая порция безумного смеха, и неблагие утопленники обнажают мечи, волнистые и кривые, как у Бранна. Я думаю, мой Дей, мы повстречали бывших хранителей! Хорошо хоть, ковёр под ногами не стремится уйти вниз! Факел Бранна держит Деток Трясины крепко.       Благой и неблагой сходятся безмолвно, спина к спине, и поднимают мечи. Справа щерится Трясина, слева подходят хранители. Этот бой не может быть равным, осторожно! Сверху валится щупальце самой большой твари!       Мои ши отскакивают друг от друга, а щупальце поднимается, чтобы снова опуститься на волка!       Ненавижу болота!       Дей отскакивает, но его следущим ударом отрезает от Бранна. Теперь он отмахивает в одиночку от трех Хранителей! Пусть они и выглядят пустыми бездушными оболочками, но владение мечом осталось в их телах. Все еще хуже! Они не думают, не ждут, не переводят дыхание и не боятся боли. Зато отшатываются от солнечного меча моего благого Дея — такая сталь им не по вкусу! Звенят, сталкиваясь, лезвия. Двуручник успевает сделать оборот, когда движение воздуха предупреждает о новой падающей колонне. Дей уходит, но не туда, где проваливаются черные тела и поджидает топь, а обратно, к факелу, к Бранну, которому с лихвой хватает двух противников.       Я успеваю забеспокоиться вместе с моим волком! Бранн не спешит отскакивать из-под щупальца. Ждёт до последнего, затем падает и перекатывается почти под ним. Присоски задевают пегие волосы на затылке, зато и одного бывшего хранителя, кинувшегося за Бранном, размазывает по поверхности тонким слоем. Трясина азартно вздыхает, и все её слуги прибавляют прыти. Дей с Бранном успевают переглянуться, когда их разъединяет очередное щупальце.       Хранители подбираются в попытке загнать благого, подступая полукругом! Но мой Дей — опытный волк! Двуручник сейчас пострашнее клыков и когтей, он сносит тяжелой и острой массой одного бывшего Хранителя, разбивает крепкий — все ещё! после стольких лет! — доспех, подрубает одно колено, выбивает кривой меч… Щупальце падает ещё быстрее, мой Дей едва успевает отшатнуться, прорычав что-то непотребное.       Два самых шустрых утопленника вмиг оказываются перед моим волком, их встречает прямое лезвие меча, светящееся от ярости хозяина. Кривые клинки быстры, но коротки, Дей не уступает неблагим в скорости, но пропускает удар противника, отступает и оступается. Сапог уходит в воду по колено, где его пытаются схватить и затянуть щупальца мелких тварей. Сверху летит щупальце большое.       Мой Дей! Ши благородных кровей так не выражаются! Причем тут праматерь всех волков и ее отдельные части?       Мой Дей, зачем ты плюёшь на собственный меч? О! Оцарапанное в замахе огромное щупальце отдергивается, вся туша колышется, конвульсия проходит по ковру всех маленьких порождений Трясины — разжимаются и присоски под водой! Чистая Вода, которую ты пил, мой Дей!       Волк тянет ногу из болота, но тут ему в спину врезается Бранн. Выглядит он неважно: левая рука кровит, к синяку на скуле присоединяется содранная с виска кожа, но зеленые глаза равнодушны.       — Обмен?       — Нет!       — Трясина?       — Да!       И вот что они хотели этим сказать? Впрочем, понятно. Бранн возвращается к древнему Хранителю, а Дей добивает первого утопленника и сразу же рассекает напополам удачно подставившегося второго. Третий подбирает себе второй меч и атакует моего волка.       Почва под ногами содрогается, а сверху начинают падать вразнобой новые и новые щупальца, от которых ши еле успевают уворачиваться. Мой Дей тяжело дышит, но цел, противник его — тоже, их то разделяет, то соединяет падение щупалец-колонн. Трясина азартно кричит что-то за спиной, блаженствуя в этом хаосе, Дею трудно ловить одним мечом оба вражеских, он вздрагивает от пропущенного скользящего удара по ребрам. Поэтому мой волк прекращает быть честным и пинает оставшегося Хранителя в колено. Вязкий хруст — и нога резко подламывается! Пока короткие волнистые мечи не достали волка, он сносит неблагому мертвецу голову.       Сверху снова летит щупальце, но вколачивает в мягкую поверхность окончательно мертвого ши.       Бранн все ещё сражается, ему приходится туго, но он способен выдерживать дикий ритм своего древнего предшественника. Ши времен старых богов дерется слишком хорошо для нашего уставшего Хранителя, мой Дей, нам следует поспешить!       Кривой меч высекает искры из такого же кривого меча, они сталкиваются и разлетаются, мертвый ши не устает, каждый удар — удар со всей силы, которой при жизни у него было много. Бранн не отвлекается даже чтобы стереть со щеки кровь, не оглядывается по сторонам. Его противник тоже, потому что вырвавшийся из груди мертвого ши меч Нуаду становится сюрпризом для обоих.       Утопленник реагирует быстрее и, на мой взгляд, ужаснее. Подтягивается по лезвию назад, пытаясь дотянуться до моего Дея, но Бранн успевает раньше, и голова первого-последнего мертвого Хранителя летит вниз.       Со стороны Трясины долетают мерные хлопки — она хлопает в ладоши!       — Опасная тварь…       Ох, мой Дей. Похоже, размер классификации не поддается.       Бранн обеспокоенно кивает на пропитавшуюся кровью куртку по правому боку моего Дея, но мой волк отрицательно качает головой. Содранный висок нашего неблагого, как и рана на руке, тоже схватился первой коркой, а бурые потеки делают лицо Бранна странно притягательным. Словно боевая раскраска — у древнего воина.       Берегись!       Взметываются и падают все щупальца разом! Не убежать, не укатиться!       Бранн хватает Дея за руку и бьет каблуком по той твари, на которой они стоят. Мир переворачивается — мы проваливаемся в воду. Тут не холодно, она теплая, эта болотная вода. Ясно видно лес колышущихся маленьких щупалец, вращающихся темных глаз; а дальше, там, в центре — уходящую во все стороны тушу.       Щупальца сверху приподымаются, бьют ещё раз, в надежде достать ши, но они в воде, плохо только, что темные глаза начинают присматриваться к нам. Тонкое щупальце завивается вокруг щиколотки Дея, другое такое же — вокруг его шеи, Бранна оплетают за волосы, присосками сдирая свежую корку… Хранитель мотает головой, Дей орудует кинжалом — и оба ши всплывают, расталкивая уже сомкнувшиеся, сцепившиеся черные тела.       — Вон они!       Дикий визг Трясины командует всеми, в том числе и самым большим узлом разума болота, но ши не собираются дожидаться нового удара — оба резво бегут, каждый своим зигзагом, к полупрозрачной девушке. Дважды моего Дея чуть не задевает щупальце, Бранн мелькает на границе видимости, но к Трясине оба подбегают быстро. Она хохочет им в лица. Впрочем, перестает, когда между зубов у неё оказывается такой же кривой, как меч, кинжал Хранителя.       Трясина взмахивает рукой, но…       О, мой Дей! Отпусти её! Фу! По этой руке ползут и Дети Трясины, что ты за неё хватаешься!       Мертвая ши обездвижена, щупальца гиганта зависли над самыми нашими головами, я не могу не вжиматься в тебя, мой Дей, прости! Бранн с усилием разводит челюсти Трясины, она больше не хохочет, а шипит и булькает.       Из этих звуков, идущих уже не из её горла, а из самой топи, складывается:       — Вы поплатитесь, поплатитесь!       Левой рукой Бранн, торопясь, снова снимает флягу с пояса, но сегодня заливает зелье прямо в глотку твари, которая теперь осознает, что попалась, начинает дергаться, старается сбросить руки моего волка, однако Дей держит крепко. Хранитель не обращает внимания на укусы и угрозы — Трясина обещает ему самую мучительную среди всех Хранителей гибель, но в глазах Бранна опять лишь равнодушие и сосредоточенность. Он выливает зелье в глотку до последней капли.       Трясину бьет судорогой так, что волка едва не отбрасывает. Дей рассекает грудь прозрачной ши — оттуда сразу пытается вылезти что-то темное! — и заливает Чистую воду из второй фляги, пока Бранн удерживает бледную ши за клыкастую пасть.       Над болотом устанавливается тишина.       Тишина иногда режет уши не хуже визга!       С мягким шлепком падает одно из громадных щупалец. Головы под ним погружаются в воду, словно потерявшие опору. Поднявшаяся черная воронка проглатывает тело Трясины и утаскивает его вглубь.       Да что ж вы застыли!       Бранн хватает Дея за руку и тащит туда, где все ещё горит его факел. Дею легче идти: волк свободен по своей натуре, он не Бранн, связанный с болотом множеством долгих лет.       Бранн падает на колени возле факела, тяжело вздыхает и обхватывает пламя руками. Вокруг явственно видно небольшой пламенный кокон, окруживший неблагого и моего волка.       Очень вовремя! Топь исчезает в черной воронке, вокруг завывает ветер, подобный ветру Самхейна, что-то очень древнее умирает сейчас в краю неблагих ши. И очень злое! Щупальца одно за одним врезаются в оранжевую стену, за ней проносятся тела маленьких и больших Детей Трясины, разбойников, утопленников — уничтожение души вычищает болото.       Стихия ветра и взбунтовавшейся воды беснуется вокруг, словно стараясь дотянуться до крохотных ши, посмевших нарушить давний ход вещей. Позади слышно громкий «пу-ф-ф!», а потом нас накрывает волной — видимо, провалилась внутрь себя та огромная тварь. Дей присаживается рядом с Бранном на корточки, дергает за рукав, и кокон плавно уменьшается в размерах.       Вокруг теперь серая топкая равнина с редкими кочками, не оставившая даже воспоминания о черной массе отвратительных тел и голов. Позади курится дымная ямина, в которую опасается затекать даже вода.       Бранн убирает кокон, выпрямляется, опираясь на моего Дея, забирает едва тлеющий факел и идет проверять, что осталось внизу. Неблагой все еще хранитель этого болота — он ставит ногу не глядя, но даже вода становится для его шага опорой.       Внизу, там, на дикой глубине ямы с водяными стенками лежит, в окружении ошметков своих слуг, прозрачная ши.       — Меня… так… просто…       Мой волк нетерпелив, он не дослушивает и вытряхивает из все ещё зажатой в руке фляги остатки зелья. Трясина шипит, но продолжает трепыхаться.       — Не убить!       Бранн кидает вниз факел.       Пламя поднимается до небес, разрывается, становясь на миг черным, но быстро возвращается к естественному рыжему. Вода сходится над ямой без опаски, Дей с облегчением выдыхает, ему вторит Бранн.       — Опасная тварь. Мертвая опасная тварь!       Мы наконец доходим до границы болота.