Дом на утесе

      Утренний свет пробивался сквозь тонкую, колышущуюся от потока ветра занавеску. Из открытых окон снаружи доносился приглушённый шум морского прибоя и крики птиц, живущих на скалистом утёсе. Этот день встретил Чонгука солнечной погодой, на улице не было ни намёка на туман, редкие облака неспешно плыли по небосводу. Еле слышимый шум волн не приносил с собой отчаяние, Чонгук чувствовал лишь приятную утреннюю негу. Но некоторое время спустя воспоминания о вчерашнем кошмарном сне прокрались в его сознание. От одной лишь непрошеной мысли он напрягся, но, почувствовав руки на животе под футболкой, тут же расслабился, позволив утреннему теплу разлиться желанием по всему телу. Тэхён рядом — остальное не важно.       — Доброе утро, малыш, — низкий тембр голоса растекался патокой по коже, а дыхание обжигало ушную раковину. Горячее колено настойчиво протиснулось между его бёдер, пока Тэхён нежно целовал шею. Чонгук неотрывно смотрел, как длинные красивые пальцы блуждали по телу, задевая складки одежды.       — Доброе, медвежонок… — Чонгук не переставал улыбаться, ещё даже не до конца раскрыв сонные глаза.       Развернувшись к Тэхёну, он резко подался вперед, накрыл собственной тяжестью желанное тело. Посмотрел в карие глаза, убрал непослушные темные пряди с лица, а затем впился пошло и мокро губами в чужие, втянув в развратный поцелуй. Одеяло сползало всё ниже и ниже, до самых бёдер, в такт покачивающимся монотонным движениям. Каждое утро, всегда, Чонгук так сильно его хотел, что сил сопротивляться собственному желанию просто не оставалось.       От Тэхёна пахло лавандой и зубной пастой, он задушенно тихо стонал и охотно тёрся о пах Чонгука своим, прогибаясь под напором его касаний. Сильными руками Чонгук сминал и гладил желанное тело через одежду, готовый от нетерпения разорвать её в любой момент. Грудь, талия, бёдра. Он жадно скользил рукой от живота к пояснице, поддевая резинку боксеров. Не разрывая поцелуй, под тихие пищащие стоны Тэхёна сжимал упругие ягодицы, пальцами пробираясь между. Чонгук ласкал нежную кожу сжимающегося отверстия, прижимался к Тэхёну пахом в яром нетерпении. Собственное возбуждение уже отдавало болью внизу живота. Тэхён от этих ласк сорванно вздыхал, более не сдерживая эмоций, а когда средний палец Чонгука, надавив на вход, скользнул внутрь, безбожно прогнулся дугой. Своими длинными пальцами он хаотично сжимал то волосы, то кожу на плечах, и Чонгук недовольно рычал, остервенело проезжаясь по его паху. Покусывал, после зализывая, медовую кожу на сгибе шеи, оставлял на ней надолго свои отпечатки. С Тэхёном он чувствовал себя животным, желание каждый раз было настолько сильным, что ему хотелось кусать эту упругую кожу до ран. Быстрыми нетерпеливыми движениями он сорвал с себя и Тэхёна всю одежду, достал смазку с прикроватной тумбы, пока дразнящие руки тянулись к его животу и ниже, касаясь вставшего члена. Чонгук буквально падал в капкан этих рук, громко дыша от наслаждения. Голова шла кругом. Тэхён ласкал нежно, но настойчиво, влажными от собственной слюны ладонями рвано проезжался по стволу. Чонгук не мог больше терпеть. Тэхён потрясающий. Он был так близко, что чувствовался его запах, его тёплое дыхание. Чонгук всегда знал, насколько тот сексуален, но каждый раз упивался зрелищем, пожирал глазами каждый уголок прекрасного тела, касался каждой впадинки, родинки и выпуклости на шелковистой коже. От этого сносило крышу, а пальцы горели от жгучих ощущений. Чонгук горел от Тэхёна. Тэхён — его награда, хоть он и не знал, за какие заслуги. Знал лишь то, что Тэхён — всё, что ему нужно в этой жизни.       Растягивая узкие стенки, Чонгук держал его руки заломленными у самого изголовья кровати, не позволяя касаться ни себя, ни его. Он и так еле держался, но когда Тэхён высвободил руку и тонкие длинные пальцы обвили его член, чуть не сошёл с ума от наслаждения.       Чонгук ласкал языком вставшие пики сосков, упиваясь громкими вскриками наслаждения. Взаимное яркое желание камнем оседало в паху. Ослабив захват, Чонгук спустился вниз, кончиками пальцев лаская вздымавшуюся грудь, шею. Глядя, как Тэхён извивался, утопая в нежности в этих простынях и приоткрывая рот от наслаждения, Чонгук двумя пальцами скользнул меж влажных от слюны губ. Он с наслаждением смотрел, как тот посасывал их, чувствовал, как касается горла. Тэхён стонал, пока другая рука настойчиво раздвигала упругие, гладкие, истекающие смазкой стенки, растягивая вход. Чонгук был больше не в силах терпеть. Вытащив пальцы, он налил на руку лубрикант и коснулся своего члена. Ягодиц Тэхёна коснулась блестящая от смазки головка. Чонгук вошёл в него сразу наполовину, с наслаждением ловя громкие протяжные стоны. Их обоих трясло от сильнейшего возбуждения. Тэхён распалялся, кричал так яростно и отчаянно, что Чонгук утопал в его отзывчивости. Он знал, что тот кричит от особого, мазохистского наслаждения, оба так сильно этого хотели и были раскалены до предела.       — Кричи, медвежонок… Я хочу слышать, какой ты громкий.       Чонгук наклонился к нему, позволив обвить собственный торс ногами. Наслаждался тем, как Тэхён заламывал брови, испытывая кайф. Чонгук хотел сильнее, глубже, быстрее. Вскоре он вошёл уже полностью, уперся лбом Тэхёну в предплечье и сорвался на резкие толчки.       — Тэ… — хрипел, задыхался и дышал вновь, яростнее, теснее прижимаясь к телу любимого.       Движения становились отчаянными, рваными и глубокими, Чонгук гнался за ускользающим удовольствием, переставая слышать происходящее вокруг. Он целовал плечи, шею и губы, посасывая и прикусывая в неконтролируемом потоке наслаждения, стонал, вколачивался в податливое тело. Согнувшись в спине от безумно сильной предоргазменной волны, Тэхён с силой сжимал его плечи, откидывал голову назад и беззвучно открывал рот, позволял брать себя в том безумном темпе, в котором любили оба. Удовольствие, как цунами, поглощало их, заставляло толкаться друг другу навстречу, переступая грань реальности.       Оргазм сильной волной, до сорванного голоса, до сведённых до боли конечностей, накрыл их обоих почти одновременно. Чонгуку нужно было лишь слегка коснуться головки истекающего члена Тэхёна для того, чтобы белые тёплые капли оросили их кожу. Он кончил следом, прямо внутрь разгорячённого тела, заполняя узкое, сжимающее плоть пространство. Эйфория буквально ослепила, затопила сознание, показав в полуденный час мириады звёзд перед глазами. Чонгуку казалось, что всё настолько хорошо, что даже нереально — слишком громкие, оглушающие и проникновенные стоны, тёплые руки на сыром от пота теле, пульсация в паху и стекающая между ягодиц Тэхёна сперма. Тот в простреливающих тело судорогах раскрытый и такой красивый лежал под ним, будто на секунду потеряв сознание. Чонгук сам с трудом ощущал себя чем-то целым в этом маленьком пространстве, настолько безудержным и сильным было наслаждение.       Некоторое время спустя, они, на ходу обнимаясь, дошли вместе до душа, где Тэхён покрывал тело Чонгука мыльной пеной, а тот его — поцелуями. После они, разнеженные, решили провести еще немного времени в постели. Как хорошо было никуда не спешить. Получасом позже Тэхён заснул на плече у Чонгука, а тот, аккуратно вытащив свою руку, спустился вниз, чтобы приготовить для них завтрак.       Шум варочной панели и чайника заглушал все посторонние звуки. После ошеломляющего секса Чонгук был очень голоден, но, тем не менее, не хотел начинать без Тэхёна. Он сервировал стол и уже заканчивал последние приготовления, отключив кухонные приборы, как вдруг на мгновение застыл, просто прислушиваясь. Казалось, что было абсолютно тихо, но он чётко уловил какое-то постукивание. Очень странные звуки. То приглушённые, то громкие и чёткие. Нет, это вовсе не постукивания, а скорее царапанье сухих ветвей дерева. Очень ритмичное и постоянное. Теперь, когда Чонгук уловил эти звуки, они не прекращались.       «Забавно, Тэхён думает, что так заманит меня обратно в спальню».       Чонгук долго прислушивался, затем всё же не выдержал — отбросил полотенце, что было в его в руках, и направился на второй этаж.       «Боже, что за глупый способ меня позвать».       Он шёл с твёрдым намерением разобраться, нет, даже высказать, что такие шутки ему не по душе. В памяти всплыл на мгновение ночной кошмар и скрежет ветвей.       Чонгук вошёл в спальню и огляделся. Звуки резко стихли.       Его красивый обнажённый парень спал на спине поперёк кровати, зажав между ног одеяло, и посапывал, чуть приоткрыв рот.       Чонгук подошёл ближе, нагнулся и прошептал у самого уха:       — Тэ, медвежонок, ты не спишь же, да?       Дыхание было тихим и ровным.       Чонгук накрыл Тэхёна одеялом, внутренне съёживаясь от неприятного чувства, и оглядел комнату. Бледные лучи солнечного света легли на картины с пейзажами, стену и потолок. Погода вновь изменилась за считанные часы, небо постепенно застилали тучи, принося с собой со стороны морского горизонта дождь.       — Тэ, если это розыгрыш какой-то, то туповатый, не считаешь? Мог бы придумать что-то и пооригинальнее.       И всё же Чонгук чувствовал, что Тэхён его не слышал: тот крепко спал и, скорее всего, видел сны. Да и не в его стиле было разыгрывать Чонгука. За два года их отношений единственным розыгрышем была покупка конфет по мотивам Гарри Поттера. Тэхён потом рассказал ему, что это был вовсе не розыгрыш даже, он знал, что Чонгук любил этот фильм и искренне думал, что тот поймет, какие конфеты он ему дал. Его парень был скромным, серьёзным и романтичным писателем романов. Как говорил сам Тэхён: «Писатели не любят шутить над людьми, которых любят».       Тогда где же шутник? Возможно, после ночного кошмара воображение Чонгука выдумало этот стук.       «Но я же…»       Чонгук осёкся и резко посмотрел на потолок, когда услышал слабое царапанье.       «Крысы! Это чёртовы крысы!»       Он вздохнул, мысленно собираясь с духом, чтобы подняться наверх. Но несмотря на догадки об отвратительных существах, ему, как ни странно, полегчало. Он убеждал себя уже целые сутки, что не верит ни в какие паранормальные явления. Но внезапно впервые обратил внимание на холод: комната была совершенно выстужена, несмотря на лето. Окно было закрыто ещё утром, а электронный градусник показывал нормальную, вполне обычную температуру. Чонгуку казалось, что даже руки его онемели от холода, хотя он находился тут всего каких-то несколько минут.       «В чем дело?»       Он решил посмотреть, что происходит на чердаке. Возможно, там от сильного ветра открылось окно… Чонгук вновь подошёл к Тэхёну и потрогал его обнаженные плечи. Тот был тёплый, словно холод в комнате никак на него не влиял.       «Наверное, меня просто знобит».       Чонгук посмотрел на Тэхёна ещё раз, на его аккуратный нос и лицо с родинками, наклонился и поцеловал одну из них в уголке губ, прошептав на ухо то самое, заветное:       — Я тебя очень люблю…       Лучше бы Чонгук не ходил на чердак… Предчувствие вопило о том, чтобы он этого не делал. Лучше бы не слышал этот противный скрежет. Чёртово любопытство. Испуг, который он испытывал, не сравнится с тем кошмаром о ветках, скрежещущих о стены дома. Окно тут и правда было открыто, но не из-за ветра. Посреди просторного от лишнего хлама помещения чердака на полу лежало мёртвое искалеченное тело большого чёрного ворона.       Чонгуку стало мерзко, он не знал, что произошло. Возможно, ворон разбился о скалы и прилетел умирать, может быть, был болен или его поймала кошка и приволокла сюда — Чонгук не знал, лишь догадывался, но у него было чувство, что всё это определённо не к добру. Когда он нашёл перчатки и мусорный пакет и нагнулся, чтобы убрать тело, птица издала протяжный громкий крик, а затем с силой прикусила Чонгуку палец, после опав замертво на его руках. Чонгук отпрыгнул от неё, перчатка пропиталась кровью…       Он думал, его сердце остановится, настолько сильным был испуг. Несмотря на ноющую боль, он всё же справился, превозмогая отвращение и страх. Спешно спустившись на трясущихся ногах вниз по лестнице, Чонгук вынес мёртвую птицу на улицу к контейнеру, боясь, что та вновь оживёт. Этого не произошло, но на её последний крик слетелись стаи этих мрачных и величественных птиц. Они сидели на травянистой крыше, мрачно и недовольно каркая. Никто из них не летал над Чонгуком, но от этого ему не становилось спокойнее. Птицы смотрели безмолвными судьями, будто обвиняя его в смерти своего сородича. Вороны провожали, сверлили взглядом чёрных, как стеклянные пуговицы, глаз до тех пор, пока он не закрыл контейнер и не ушёл обратно в дом.       Тэхён к тому времени уже проснулся. Полусонным спускаясь вниз, он шёл навстречу отрешённому парню. Чонгук рассказал о произошедшем, пока тот наливал кофе и успокаивающе гладил его плечи. Он поздно вспомнил о своей ране, но когда снял перчатку, рука была цела.       — Чонгук, а разве на острове обитают вороны?       — Я их видел, Тэхён… Они же были?