Его творения

      Минхо сидел неподвижно, облокотившись на изголовье кровати, и слепым взглядом смотрел в занавешенное окно. Его рука расслаблено лежала ладонью вниз на постели там, где ранее был Джисон. Кожей он всё ещё ощущал фантомное тепло, исходившее от смятого одеяла, и влагу из-за вытекшей из чужого рта слюны. Вода в ванной шумела долго, и среди этого шума Ли слышались всхлипы. Он не был уверен в этом и ссылался на разыгравшееся воображение. Однако стоило в сознании проявиться картинкам только произошедшего события, то всхлипы начинали слышаться отчётливее. В какой-то момент Минхо просто выпал из реальности, поглаживая одеяло рукой на каком-то бессознательном уровне, будто ждал, что Хан сейчас вернётся и ляжет с ним рядом, тогда эта рука уже ласкала бы его. Вот только ничего такого не произошло. Негромкий хлопок входной двери заставил парня выйти из собственного забвения: он подорвался на ноги. Джисон ушёл. Минхо даже не понял этого сначала, ведь все его вещи остались разбросанными по полу, а штаны и вовсе были порваны. Заглянув в ванную комнату, откуда тянулся отвратительный душный пар из-за долгого проливания горячей воды, Ли осознал, что Хан взял его постиранную одежду, которая использовалась для тренировок. И сложно было даже представить, как нелепо выглядел Хан в ней. Растянутая футболка, с почти полностью исчезнувшим принтом, и широкие штаны, которые явно были младшему не по размеру в бёдрах. Погода на улице была достаточно холодной, но Джисон ушёл в одной футболке. Пульс грозно забил в висках, а кожа покрылась испариной. Всё происходило так глупо, что хотелось кричать. — Блять!       Минхо рванул к двери, чтобы тут же босиком выскочить на площадку, но замер, прислушиваясь: было тихо. А потом, поддавшись едкому страху, сплетённым с переживаниями за возлюбленного, какие разрывали его бешено стучащее сердце, начал остервенело жать на кнопку вызова лифта. Сдавшись через несколько секунд, он бросился бегом вниз по бетонным ступенькам, даже не думая о своих босых ступнях. На улицу он буквально вывалился, в точности, как и некоторое время назад, сразу же кидаясь искать взглядом своего безрассудного мальчишку. Но при дневном свете его встречали только удивлённые взгляды мимо проходящих людей. Джисона нет. Словно обезумевший, Ли промчался по району, заглядывая во все закоулки, которые только мог. Ступни жутко болели. Истерика застряла где-то в груди, отвратительным ощущением сжимая всё внутри, и вызвала приступ тошноты. Тело нещадно крупно трясло, пока отяжелевшие ноги неспешно ступали по ступенькам обратно. До самого одиннадцатого этажа. Ввалившись в квартиру, дверь которой Минхо даже не удосужился прикрыть, оставив её нараспашку, взгляд сразу же упал на нетронутый портфель. Ли кинулся к нему, расстёгивая толстую молнию: все вещи были на месте. Хан ушёл с пустыми руками, даже не взял телефон.       К восходу Джисон не вернулся домой. За весь прошедший день Минхо не проронил ни единой слезы, лишь ощущал то, будто все чувства умерли разом, оставили после себя лишь бесхозное, выжженное поле в сердце, усеянное ранее яркими цветами, кои так любил Хан. Телефон без конца звонил и разрывался от сообщений, но Ли игнорировал всех. Его потеряли на работе, все знакомые переживали и пытались хотя бы получить ответ о том, что Минхо в порядке. Вот только он не был в порядке. Весь день с грязными ногами и неопрятным внешним видом он просто пролежал на постели, продолжая смотреть в окно. Плотные шторы больше не прятали за собой вид на ярко-синее небо, где заревом расплылось солнце, тащась медленно к горизонту. Редкие облака плыли по пылающей закатом синеве, а Ли бесцельно провожал их взглядом. Минхо не чувствовал себя. Не жил, не дышал, не осознавал, просто существовал в своей человеческой оболочке, покручивая в тонких пальцах обручальное кольцо. Такое же, что висело на цепочке Джисона. В голове было пусто. Иногда мысленно он возвращался в утро этого дня, а потом снова падал в пустоту. Никаких чувств, ничего. Лишь липкая, гадкая и омерзительная пустота. — Я всё испортил.       В тишину сказал Ли, рассматривая свой браслет на руке. Надоедливая вибрация не давала уснуть, расслабиться или отключить сознание хотя бы на время. Минхо лениво посмотрел на экран, где ярко высвечивалось имя «Бан Крис Чан», поэтому трубку поднял незамедлительно, подрываясь на постели. — Что-то с Ханни? — первое, что сорвалось с губ. — Привет. Я нашёл его в студии только что. Он спит. — Немного помолчав, Чан спросил. — У вас что-то случилось? — Да. Нет. Ничего. Неважно. — Запинаясь произнёс Ли. — Ты можешь как-то поговорить с ним, чтобы он приехал? — Домой? Хм, я попробую его разбудить и отвезти. — Буду тебе благодарен. — А если он не захочет? — задал вопрос Бан, а Ли застыл.       А если он, правда, не захочет? Не захочет возвращаться. Не захочет видеть его. А если это конец? Первая слеза скатилась по бледной щеке. Не могло произойти этого. Джисон точно захотел бы домой, к нему, где они могли бы всё обсудить. И Минхо бы извинялся столько раз, сколько было бы нужно, пусть и понимал, что сам себя бы не простил за совершённое. Он изнасиловал его. — Просто поговори с ним, пожалуйста, — Ли слышал, как скрипел собственный голос, — если не удастся… Просто дай мне знать, что с ним всё в порядке. — Хорошо, Минхо, я сделаю всё, что в моих силах. — Спасибо.       Короткие гудки эхом отдавались в голове, пока Ли продолжал прижимать смартфон к уху. Слёзы лились градом, петляя неровными змейками по щекам, пока сознание ломалось на миллионы осколков. Даже ледяной душ не мог смыть мерзкое чувство отвращения к самому себе, когда в каждую секунду за секундой перед глазами всплывало лицо самого любимого человека. Всё рухнуло в один миг. Минхо представлял, как его Хан лежал в его же одежде на неудобном диване студии. Потом в голове зародилась мысль о том, что Джисон пешком проделал весь пусть до неё, ведь его бумажник остался дома. Ли разрыдался сильнее, оседая на эмалированный пол ванны. Он так боялся потерять своё сокровище, единственный яркий луч света во всей жизни, тот якорь, который позволял до сих пор держаться. Потерять Джисона — то же самое, что умереть. Ту связь, которую они создали, невозможно разорвать, не сломав себя. Хотя они уже были сломлены давно. Бан Крис Чан (23:39) Прости, уговорить не получилось. Он попросил не лезть не в своё дело. Джисон у меня дома. Мы позаботимся о нём.

Вы (23:52) Я понял. Спасибо.

      Сердце сжалось сильно и болезненно. Слёз больше не было, хотя плакать хотелось сильнее всего, чтобы выпустить то сидящее внутри и сжирающее всё хорошее, что ещё теплилось там. Силы покинули его. За весь день Минхо даже не вспомнил про еду. Всё, чего он жаждал — услышать родной голос. Безумным желанием было просто обнять Хана, попросить прощения и больше не отпускать. А ведь он обещал не делать ему больно. Обещал и сделал то, за что никогда не сможет себя простить. Перевернувшись и устроившись на стороне постели, где обычно спал Джисон, Минхо закутался в одеяло и пристальным взглядом смотрел в коридор, будто всё ещё надеялся, что его любимый сейчас выйдет к нему и заберётся в его объятия, как любил это делать всегда после глупых ссор. Но он был абсолютно один. И это ощущение одиночества не было таким, как Ли чувствовал раньше. Теперь он остался по-настоящему один. Ему не позвонят, не напишут, не отругают за пропущенные приёмы пищи, не скажут, как сильно его любят. Тяжёлые, опухшие веки закрывались сами по себе. Минхо моргал всё медленнее, пока его глаза полностью не сомкнулись.       Джисон тихо опустился на колени перед кроватью и заглянул в любимое, умиротворённое лицо. Чужое присутствие ощущалось слишком ярко, поэтому Ли быстро разлепил глаза. Тёмный взгляд был направлен на него и только на него, будто выжидающе что-то искал и не мог найти. «Ханни, ты вернулся!» — Минхо сел на постели, позволяя Джисону забраться к себе на колени. Он и правда выглядел несуразно в его одежде. Маленький мальчишка со спутавшимися пепельными волосам, в растянутой футболке, горловина которой оголяла его нежную кожу слишком сильно, и огромные мешковатые штаны. Но он был таким тёплым, преданно ластящимся под протянутые руки, отзывчивым и покорным, что сводило с ума и без того разрушенное эмоциями сознание. Джисон прикрыл глаза от незатейливых ласк. Его лицо в ночном свете казалось бледным и болезненным, а чуть пухлые губы вытянулись в тонкую линию, когда парень замер. Руки Ли остановились в прикосновениях. Резко стало холодно, будто окно в спальню было настежь открыто, впуская в помещение ужасно ледяной воздух опьяняющей ночи. Тишина резала вены. Слишком. Всё было слишком. — Я не люблю тебя, хён, — спокойно сказал Хан, вглядываясь в чужое лицо, пока по-прежнему сидел на чужих выпрямленных ногах. — Никогда не любил. — Что ты говоришь такое? — Ли не мог поверить в это. Он схватил Джисона за футболку, притягивая к себе. Лицом к лицу. — Ты лжёшь. — Нет. Ты обуза для меня. И всегда ей был. — Замолчи! — Мне было просто интересно, насколько далеко я зайду в своей игре с тобой. И ты проявил свою истинную сущность, — слова ядом отравляли Минхо. — Я не твоя собственность, а ты взял и изнасиловал меня. Мне было больно, хён. Ты знаешь, как омерзительно было чувствовать твой член в себе, который двигался почти на сухую? Я игрушка для тебя? А, может, и ты меня не любил? Мы заигрались, хён. — Хан Джисон! — Ли оттолкнул парня от себя. — Прекрати нести хуйню! — Я ненавижу тебя, — Джисон поднялся на ноги. — И никогда не прощу.       Сердце вновь забилось быстро и отчаянно. Глаза распахнулись, и Ли сел на постели. За окном просыпался рассвет. До ушей донёсся приглушённый стук в дверь. Ли сначала не мог разобрать, точно ли слышит это, но потом всё же пересилил себя и поднялся на ноги, что нещадно болели. Дверь была не заперта, но парень рывком открыл её, чуть не сбивая с ног стоящего за ней Джисона. Теперь мозаика в голове сложилась. Его собственное сознание начало играть с ним, утопило яростно и игриво в пучине горечи. Без шанса на спасение. Ли проморгался, всматриваясь в лицо своего Хана. Настоящего, живого, а не созданного больным воображением. — Ханни? — Минхо не верил своим глазам, когда глядел на застывшего возле порога Джисона. — Ты пришёл…       Его пухлые губы распылились в тёплой улыбке, обнажая неровный ряд верхних зубов. Рука машинально потянулась вперёд, чтобы затащить парня в квартиру и прижать к себе, вот только Джисон испуганно дёрнулся от такого жеста. Минхо растерянным взглядом проследил за Ханом и опустил руку, отходя с прохода. — Я… Хён, я за вещами. — К-ка-какими вещами? — начал заикаться Ли. — Своими. Точнее, я возьму только самое необходимое, — Хан вошёл в квартиру, стараясь не пересекаться взглядом со старшим. — Я быстро. — Подожди, Ханни-я, зачем тебе вещи?       Минхо был в ступоре. Он уже хотел потянуться к Джисону вновь, но тот, разувшись, прошёл в спальню. На нём была чужая одежда: огромная чёрная толстовка, серые джинсы, в которых парень просто утонул, только бессменные кеды на платформе были его. Хан ему больше не принадлежал. — Ханни, Ханни, поговори со мной, — Ли схватил его за руку, но тот как-то рвано вырвал её из захвата. — Не сейчас. — Почему ты собираешь вещи? Ты куда-то уезжаешь? — Да, хён, я поеду домой. — А я? А что мне делать? Мне стоит поехать с тобой? — Нет.       Джисон вмиг стал чужим. Минхо не узнавал его. Ни его безжизненное лицо, ни его взгляд, ни его движения. Все казалось таким незнакомым. Ли осел на пол, пока Хан быстро запихивал свои вещи в небольшой чемодан. Его глаза цеплялись за каждую мелочь, желая найти хоть что-то родное, тёплое, то нежное, коим был Джисон для Минхо целых пять лет. Но не находил. Та пустота, что ещё только начала пускать свои корни в теле, теперь ощущалась всё острее и болезненнее. Назад дороги нет. Джисон сжигал последний мост. — Хён, не сиди на полу, простудишься, — будничным тоном произнёс Джисон. — Я собрал, что мне было необходимо. Прости за беспорядок. — Малыш… — Мне пора. — Ханни, скажи же хоть что-то! Чёрт! — Минхо вскочил. — Прости меня, уёбка. Я причинил тебе боль. Я сделал то, чему нет прощения, но я изменюсь. Все изменится, Ханни! Не уходи, пожалуйста. — Хён, я не смогу простить, — Джисон покачал головой и первый раз взглянул на возлюбленного. — Я… Мы… Нам надо расстаться. — Ты бросаешь меня?! — Нет. Мне нужно время. Я уеду ненадолго, хочу побыть наедине с собой.       Лицо Хана было опухшим, особенно глаза. Он так много плакал, что с трудом продолжал держаться сейчас, перед любимым. Минхо смотрел на него отчаянным взглядом. Всё не могло закончиться так. Он знал, что все эти паузы, время для себя заканчивались ничем иным — как полным расставанием. Но его сердце не было готово отпустить. Неужели для Джисона всё так просто? — Но, Ханни! Это неправильно… Ты поступаешь эгоистично. — Пожалуйста. Я не могу порвать с тобой так просто, дай мне время всё обдумать, — Хан ответил на вопрос Минхо, который тот задал себе в голове. — Я очень тебя люблю. Слишком сильно. Прости. Моя вина, что всё так вышло. Прости. Я не хотел. Прости, хён. Прости, если сможешь. — Мне встать на колени перед тобой?! Что мне сделать, чтобы ты остался? Малыш, скажи мне! — Хён, прости. Ничего. Прости меня, пожалуйста.       Джисон торопливо попятился в коридор, пока продолжал сбивчиво извиняться. Невероятно быстро обулся, подхватил портфель и вместе с маленьким чемоданом вышел из квартиры, плотно закрыв за собой дверь. Минхо слышал, как он заплакал. Сдавленные рыдания эхом отдавались в сознании, оставляя свой едкий отпечаток на душе. Джисон перед ним извинялся за то, что натворил сам Минхо. Ли всадил кулаком в стену. Ещё раз. И ещё. Пока его костяшки не превратились в кровавое месиво. Злость сошла на нет. Все эмоции снова угасли. Пустота взяла верх, одержав очередную победу. В спальне, как и в почерневшей душе, царил настоящий хаос. Вещи были разбросаны повсюду. Тусклый взгляд когда-то сияющих любовью и счастьем глаз проскользил по комнатке: Хан почти ничего не взял из своих вещей. Горы толстовок, забавных худи, разноцветных носков. Осталось всё. Он даже не забрал свой ноутбук. Будто сбегал от Минхо, не желая задерживаться ни на секунду. Сердце кольнуло болезненно и сильно. Может, стоило схватить Хана и не отпускать? Может, нужно было умолять его, а не смотреть на то, как любимый человек уходит? А, может… Уже ничего не имело значения. Минхо поднял с пола жёлтую толстовку, которую младший обожал носить дома холодными вечерами, и лёг вместе с ней на теперь уже полностью принадлежащую ему постель. Приятная ткань пахла сладким парфюмом, его парфюмом. Парень прижал её к груди, вдыхая запах.       Всё закончилось.