Его творения

      Посмотреть на то, как голосовая коробка устанавливалась, Хёнджин не дал и закрылся с Соном в предоставленной комнате на томительные три часа. У Минхо под сердцем где-то неприятно кольнуло, когда он увидел, что юноша при виде Хвана заулыбался, а его щёки залил неяркий румянец. И те объятия, коими он встретил его, отдавались в груди сдавленностью и каким-то неопрятным ощущением неправильности. Что именно было неправильным, Ли понять не мог: то ли собственная похоть, из-за которой он чуть было не натворил того, о чём явно пожалел бы; то ли чужие руки на теле, уже принадлежащем ему всецело и полностью. Парень сам не замечал, что все его думы и размышления неспешным потоком перемещались от факта смерти Хана к нежному существу в его комнате. И если в один момент Ли осознавал, что кукла никогда не заменит ему того, кто столько лет был домом, семьёй, вселенной, а со своей смертью похоронил во мгле большую часть сердца и души — то спустя несколько жалких мгновений он был готов упиваться теплом и близостью Джисона. И этот дарованный шанс упустить он не собирался: подлая жизнь решила всё же сделать из него стейк более высокого уровня прожарки, или же попросту заигрывала с ним. Но рядом был Хан, его Ханни, с которым они уже вступили в новый этап, пусть и посредством некого обмана самих себя. Просто нужно немного времени. — Ты о чём таком задумался? — раздался голос Чана. Ли моргнул. Он понял, что уже долгое время стоял в центре гостиной, сжимая в руках гирлянду. — Всё в порядке? — Да, конечно, — натянутая улыбка. — Раздумываю над тем, что мне, наверное, стоит извиниться перед тобой. — Ну, это как принести извинения самому себе, — хмыкнул Бан, — пойдёшь на это? — Подразумеваешь принятие собственной неправоты? — Дело в том, что за твоими словами должны последовать и перемены. То, что ты впустую сам себе простишь ситуацию, при этом поменяв в жизни целое ничего, то и смысла в этом нет. Твои высказывания в отношении Джисона были ужасными. Тебе необходимо обуздать свой нрав и беспочвенную ревность, ведь именно из-за этого Хан и ум… — Не произноси этого, — Минхо поднял слезящиеся глаза на друга, — прошу. Я всё понимаю. И постараюсь исправить, раз уж мне подарили такую возможность. Прости меня, хён. Мне очень жаль. — Просто знай, что я здесь для вас и ради вас. Однажды наступит тот момент, когда ты поймёшь, что всё, что с тобой происходит сейчас, это всего лишь шаг к чему-то большему. Судьба штука злая и хитрая, но даже она может играть по правилам. И мне хочется, чтобы ты уже, наконец, позволил всему произойти. — Я сделаю всё, что в моих силах.       Чан подошел ближе и обнял парня, слабо похлопывая по спине в поддержке. И этого непринуждённого жеста хватило, чтобы Ли позволил себе расслабиться и выпустить из рук всё ещё не подключенную гирлянду. Та безвольно упала на пол, а руки Минхо обвили старшего за шею, словно это действие было жизненно необходимым, чтобы не сойти с ума от разлившегося моря мыслей в голове. Всё-таки он был неким спасительным островком. И то ощущение злости на самого себя немного перелилось через край: он позволил себе лишнего в отношении человека, кто стал столь близок сердцу. — Вот, видишь. Не так уж и сложно всё, — парень отстранился. — Но, к сожалению, время беспощадно, поэтому поторопись. Ты очень нужен Ханни. Мне кажется, в данное время даже больше, чем он тебе. — О чём ты…? — Мы закончили, — неожиданно в гостиную вошёл Хёнджин, а сзади за ним семенил Сон. — Всё в полнейшем порядке. — Привет, — произнёс юноша на японском, заставив тем самым замереть обоих парней.       Взгляд Минхо изучающе проскользил по телу Сона: штанины тёмных спортивок касались самого пола, отчего даже тапок не было видно; светлая толстовка, была настолько больше по размеру, что юноша просто утоп в её ткани, а она, в свою очередь, нагло оголила выпирающие ключицы и тонкую шею. Чёрные волосы были собраны в высокий хвост, что смотрелось по-прежнему непривычно, но слишком привлекательно. На лице играла тёплая улыбка, та самая, чудесным сердечком, раскрывающаяся в своей яркости всё больше, стоило горящим глазам парня заметить такое пристальное внимание к своей персоне. — Мне пора бежать, — нарушив неловкую тишину, сообщил Хван. — Меня Феликс ждёт. — О, а вы не хотите приехать к нам завтра? — поинтересовался Чан, отвлекаясь от рассматривания Сона. — Новый год встретить. — Вряд ли получится, — как-то виновато ответил парень. — Мы с Феликсом уже распланировали этот день полностью, ведь впервые будем только вдвоём, как официальная пара. — Это звучит потрясающе, — Бан покивал головой, словно соглашаясь со своими же словами. — Тогда в другой раз? Числа второго, например. — Да, пожалуй. А то скоро «Мэйсака» снова распахнёт свои двери, и вряд ли мы сможем так собраться ещё долгое время, — Хван посмотрел на затихшего Минхо, сверлящего взглядом Сона. — Но завтра обязательно созвонимся. Мне, правда, пора бежать на электричку. — Пойдём, провожу тебя, — предложил Чан, и оба парня покинули комнату.       Юноша же пристально смотрел в глубокие глаза Минхо, словно пытался там что-то разглядеть, отчего его улыбка постепенно исчезала с лица. Неловкими шагами он подошёл ближе. Его лицо выражало крайнее беспокойство, быстро сменяющееся на тревогу и непонимание. Оба остались в звонкой тишине, разрываемой изредка голосами из коридора и фоновым шумом телевизора. Сон рассматривал парня, будто хотел подметить каждую черту на фарфоровом лице, будь то заметные поры на неидеальной коже, или же родинку на крыле острого носа. Минхо тоже не терял зря времени и созерцал милое, почти детское лицо. Он в очередной раз погрузился в мысли о том, насколько же природа создала их схожими и в то же время разными. — Господин, что-то не так? — осведомился Сон, а у Ли мурашки по всему телу и сердцебиение сумасшедшее, будто только что марафон пробежал. — Я сделал что-то не так?       И голос такой родной вновь зазвучал приятной мелодией. Все эти перепады тональности, интонации, взволнованность и нотки печали. Изначально низкий тембр с лёгкой хрипотцой, а потом резкое изменение: немного завышено, с растягиванием слогов. Всё, как делал Хан. Голова просто шла кругом. Казалось бы, внешне всё тот же парень, коего Ли видел и касался несколькими часами ранее, теперь стал другим. Настоящим собой. — Хён. Ты можешь называть меня хён, когда мы не наедине. И лучше, если дома мы будем общаться на корейском языке. Тебе будет комфортно? — а вот себя Ли не узнавал. Голос дрожал, скрипел, словно он собирался заплакать. — Минхо-хён? Мне нравится, — по-корейски заговорил Сон и улыбнулся, подойдя ещё ближе, чтобы поднять с пола гирлянду. — Мы будем украшать дом? — Да, чтобы призвать новогоднее настроение, — Ли позволил и себе улыбнуться, когда почувствовал прикосновение чужой тёплой руки к своей. Юноша переплёл их пальцы. — Ох, мой Ханни. — Красивое имя, — тихо отозвался Сон. — Будто что-то сладкое, верно? Мёд! Созвучно со словом мёд. Такое же тягучее. — Верно. Это одно из немногих слов английского, которое я знаю благодаря тебе.       Свободная рука Минхо опустилась на пухлую щеку юноши, чтобы нежно погладить. От такого лёгкого касания длинные ресницы Сона затрепыхались, потому что он будто очень хотел сомкнуть веки, но боялся что-то упустить из вида. Ли вслушивался в разговоры, доносящиеся из коридора, не переставая утопать в чувственной близости, ведь привычное тепло разливалось по скомканному сердцу, успокаивая глубочайшие раны потери. Разлука с Джисоном всегда казалась для Минхо пыткой, поэтому теперь он собирался испить это тепло до самого дна, пусть оно и ударит в сердце смертельным ядом. — А можно… Можно попросить вас… Поцеловать меня?       Тело застыло, а пальцы сжали чужие сильнее. Сон сам его просил. Снова. Только как-то отчаянно и стыдливо. И на мгновение Минхо засомневался, чего сам от себя не ожидал, потому что хотелось сделать это, хотелось до ноющей боли в груди. Но мысль в голове о применённой когда-то силе, вызванной для подчинения и преклонения воли возлюбленного, для его наказания за нереальную измену — вновь отдалось жжением кожи ладоней. Имел ли он права на то, чтобы с лёгкостью поддаваться своим низменным желаниям? А если он и в этот раз причинит боль? — Обращайся ко мне на «ты», — растерянно ответил Ли и взглянул в круглые глаза, наполненные столь неприкрытым вожделением и трепетной чувственностью, отчего на стены лезть хотелось. Джисон всегда на него так смотрел. До ссор. В то последнее, самое восхитительное свидание. Сердце пропустило удар. — Ты уверен? — Поцелуй меня, малыш. — Блять…       Рука со щеки переместилась на затылок, чтобы притянуть ближе, ведь Сон моментально вздрогнул — хотел, но был слегка испуган. Несколько мгновений Минхо созерцал лицо юноши, но в очередной раз погряз в его тёмных омутах, безгранично невинных и горящих жизнью. Чуть наклонился, и в тот же миг парень подался вперёд, прикасаясь своими губами к чужим. Минхо рвано выдохнул через нос и дёрнул податливое тело на себя, чтобы сразу же углубить ласку сминающих, всё ещё неумело, друг друга губ. И вновь волнительная дрожь: Сон пытался скопировать каждое действие Ли, невозможно тихо постанывая в поцелуй. Минхо услышал, как хлопнула входная дверь, и нехотя отстранился. — Это лучшее, что со мной случалось, — откровенно сказал Сон, вздыхая и опуская глаза в пол. — Вы… Ты делаешь что-то волшебное со мной. — Чудо ты, — рассмеялся Ли, углядев яркий румянец, проявившийся из-за пристального взгляда. — Давай украшать дом?       То приятное ощущение, разрастающееся под кожей чем-то до боли привычным, заставило Минхо почувствовать себя счастливым. Пусть разум и вторил, что это лишь самообман в желании вернуться к исходной точке, до гибели Джисона, где царило спокойствие и любовь. Но даже острые когти реальности не могли в этот раз ранить, хоть и отчаянно пытались разорвать плоть изнутри и сдавить горло сильнее, чтобы Ли вышел из забвения, покинул тот лживый мир, который возвёл собственными руками. Всё было тщетно. Улыбка Сона, его детский интерес к новогодним игрушкам, путающиеся в гирлянде пальцы: уютно, словно всё встало на свои места. Чан вскоре присоединился к парням, помогая им в развешивании длинной гирлянды; в установке невысокой ёлки, которую приобрёл в центре — и всё это под сопровождение тихого смеха и непривычных разговоров, в коих участвовал и Джисон. На мгновение даже он забыл о том, что рядом вовсе не настоящий Хан, однако вся печаль горестного осознания потери улетучилась, когда тёплые пальцы коснулись собственной руки, на которой проступила кровь из-за пореза от упаковки с игрушками. Живой. Настолько близко, что руку протяни и прикоснись: а Сон на это в ответ дарил неловкую улыбку. И только когда комната засияла разноцветными огоньками, переливающимися медленно и завлекающе, а фальшивый камин трещал так, будто в нём разгорались дрова, Бан вдруг понял, что чего-то не хватает. — Стойте-ка, — начал тихим тоном Чан, — а где Чанбин?       Минхо с Соном застыли в своих действиях по наклеиванию снежинок скотчем к окну, за которым уже давно стемнело. Минхо в своих мыслях и действиях, направленных на удовлетворение собственных нужд, совсем забыл про друга, ушедшего ещё до полудня. Слепым взглядом он продолжал всматриваться в темноту, разлившуюся на улице под сопровождение лихого мороза. Её даже не разрывали тусклые лампы, которые обычно горели на фасаде дома: никто не включил их; но что-то яркое и пугающее смотрело прямо на него из удушающего мрака за окном. Или просто так казалось. — В центр собирался. Минхо-хён рассказал ему, как добраться до нужной станции, — невразумительно ответил Сон, сминая в руке уже скомканную снежинку.       Немного неуверенно он притронулся холодными пальцами к раскрытой ладони Ли, отчего тот ожидаемо вздрогнул, словно скинул оцепенение со своего тела. Сморгнул с глаз пелену пугающего наваждения в отстранении от окружающего мира и посмотрел на замерших рядом с ним парней, будто они чего-то ждали от него. Минхо видел тревогу в глазах старшего: он уже легко читал его эмоции и переживания, ведь тот пробыл с ним достаточно, пройдя многие эпизоды психоза, периоды самоповреждения, кошмаров и истерик. Бан Чан стал его собственным отражением, сознанием, рассудком. Признавать это было тяжело, но где-то под сердцем принятие случившегося распустилось немного пожухлым цветком. Хотелось до безумия рьяно это всё отрицать, но получалось только принять, ведь чужой голос продолжал нашёптывать то, чему верить не желалось до злости. И только Ли открыл рот, чтобы выдавить из себя хоть какое-то подобие слов, как глухо хлопнула входная дверь и раздались громкие выкрики Чанбина. — Вы представляете? — начал кричать Со, заставив всех выйти из гостиной. — Я уснул в электричке на обратной дороге. Уехал до конечной станции, где увидел небольшую забегаловку с жареной курочкой. А так сильно хотелось есть, что застрял там на добрые два часа. Вы знали, что необходимо купить хотя бы один дорэй перед приходом нового года? Вот, скажите, знали? — Чанбин стягивал обувь с ног неаккуратно, раззадоренный своим путешествием. Его щёки ярко горели, покусанные морозом, но рваные движения тела указывали ещё и на то, что румянец был подарен также и высоким градусом алкоголя. — А ещё! Нам точно нужны были грабли.       Счастливый Чанбин показал присутствующим небольшие грабли из бамбука причудливой формы. Чан прыснул от смеха, старательно продолжая сохранять серьёзный вид. — Наху… Зачем нам грабли? — Минхо опёрся о дверной косяк и непонимающе уставился на друга, пока Сон рядом с ним однозначно веселился с наблюдаемой им картины. — Как? Чтобы загребать дары богов, которые уже придут с минуты на минуту! Хён! — Это вы про мудрость, долголетие, финансы и удачу? — в раздавшемся голосе юноши сквозила неприкрытая радость и веселье: он был в хорошем настроении от всего нового вокруг, пусть смущение ещё немного и одолевало его. — Ханни! — Со бросился к парню, чтобы заключить того в свои медвежьи объятия. — Мой дорогой Джисон! Я так рад снова слышать твой голос. Ты себе даже вообразить не можешь, как же сильно я скучал по тебе, ребёнок! — Так, друг, тебе надо отоспаться, — Чан звучал мягко.       Он подавил в себе резво вспыхнувшую печаль из-за произнесённых приятелем слов, но продолжал смотреть на то, как Чанбин поглаживал Сона по спине, зажимая в своих руках, что-то безразборно нашёптывая. Вздохнув с какой-то тяжестью, Чан не с первого раза, но отцепил неплохо подвыпившего друга от юноши, который в тот же миг спрятался за Минхо, будучи немного испуганным резкими действиями. Неуклюжими шагами Чан потащил щебечущего всякий бред Чанбина к нему в комнату, пока в голове мерзким червем зашевелилась мысль. Отчего кукла стала столь преданной Ли? Ему хотелось, или даже нужно было верить, что это нечто, подобное человеческим чувствам, заставляло его прижиматься, стоять рядом и касаться. От одного представления в чугунной из-за множества событий голове, что Минхо что-то сделает с парнем в порыве злости, когда поймёт, что это всё лишь программа — хотелось уже отобрать Сона. Не позволить причинить ему боль. Вновь. — Пойдём отдыхать, Сонни? — предложил Минхо, когда за друзьями захлопнулась дверь в комнату Со. — Хён, а снежинки? — Ли посмотрел в раскрытые ладони парня, где покоилась мятая бумага. — Завтра. Я хочу провести с тобой время. Посмотрим что-нибудь интересное.       Тихой поступью Минхо прошёл в свою спальню после того, как продолжительное время просидел в горячей ванне под перебирание собственных пустых мыслей. Он не думал ни о чём конкретно, но при этом обо всём сразу. По сознанию разливались сомнения в верности всего происходящего, но когда перед глазами всплывало лицо улыбающегося Сона, слышались отголоски звонкого смеха и чудились фантомные прикосновения, слишком реальные, чтобы отказаться от них, то будто вмиг всё вставало на свои места. В комнате горели только два ночника, разрывающие мрак нависшей ночи, уже почти полностью поглотившей район, отчего заметить, что кровать была пуста, удалось сразу. Минхо проскользил взглядом по помещению и обнаружил Сона в уже привычном месте — возле огромного не закрытого шторами окна. Тот задумчиво вглядывался куда-то за стекло, будто в желании что-то рассмотреть. В томительный момент тишины под кожей Ли что-то встрепенулось, вызвав мурашки. Именно сейчас, когда ему так необходимо было уверовать в личное безумство и правильность выбранных правил игры, ему казалось, что он видел призрака, а не живое существо, копирующее его возлюбленного. Ведь Хан Джисона уже нет. Давно нет. — Хён? — юноша неожиданно повернулся, видимо, почувствовав чужое присутствие рядом. — Да, Ханни, я здесь, — Ли встряхнул головой, поборов желание ударить себя по лицу за подлые мысли. Его руки по-свойски устроились на широких плечах парня и слабо помассировали их. Ткань толстовки приятно позволяла пальцам утонуть в мягкости и почувствовать тепло чужого тела. — Ты выбрал, что будем смотреть? — Нет, — Сон покачал головой расстроенно, — но у меня появился вопрос. Где моё кольцо? — А? Какое? — не понял Минхо. — Обручальное. Которое ты забрал у меня.       Перед лицом появился телефон, на экране коего высветилось поставленное на паузу видео с Джисоном. Минхо помнил его: как Хан застёгивал цепочку с кольцом на своей шее, радостно проговаривая, что теперь он и Ли ещё на шаг ближе к тому, чтобы стать настоящей семьёй. Им обоим всегда было достаточно искренности меж ними, но факт полноценного брака, который бы ознаменовал новый этап их жизней, разжигал что-то особенное внутри. Вязкая слюна скопилась во рту. Кольцо безмятежно лежало в колумбарии, ведь по праву принадлежало погибшему Джисону. И резкое осознание того, что Минхо с ним уже попрощался, а сейчас вёл беседу, будто так и должно быть, мог коснуться и разглядеть в круглых глазах печаль и тревогу, оплело и обездвижило. Кислорода вдруг стало мало, а в ушах противно зазвенело, и вскоре мерзкий звон сменился продолжительным писком чего-то отвратительного, что даже заглушало поток рваных мыслей. Своя же идея в игру фальшивой семьи показалась бредом, ведь выстроить на руинах новый дом уже не представлялось возможным. Изувеченное сознание давно стало превращаться в огромную чёрную дыру когда-то ярко мерцающей вселенной. И засасывала она в себя всё самое лучшее, в том числе и надежды. Отвлечь от обширных спазмов в лёгких и накатившей паники смогли только чужие тёплые пальцы, что взяли левую руку и огладили грани громоздкого кольца. — Малыш? — тихо позвал он. — Ты разве не помнишь? — сипло спросил Минхо. — Ты потерял его ещё в Сеуле.       Ли прикусил язык от своей же придуманной лжи, но, видимо, Сон втянулся в игру по самоуничтожению сознания, поэтому сразу же подхватил эту теорию. — Извини. Ты же знаешь, я немного рассеянный. Прости, хён, — он понурил голову, выпуская чужую руку. — Мне стыдно. — Эй, всё в порядке, — Минхо обнял стушевавшегося Сона. — Я куплю тебе новое, только не переживай, хорошо? — Спасибо, — слабо улыбнулся юноша. — Может мне волосы обрезать? — Ты чего это? — изумился Ли. — Зачем? — Чтобы тебе нравиться.       Тонкий палец медленно листал фотографии в телефоне Минхо, где почти на каждой Джисон был с короткой стрижкой. Рука замерла на относительно старой фотографии, откуда на парней смотрел Хан с немного отросшими волосами и идеальным блондом. Его яркая улыбка, сощуренные глаза, превратившиеся в полумесяцы, горящие румянцем щёки: тёплое, лучезарное солнце. Ли вспомнил, как любил заправлять за аккуратные уши выбивающиеся пряди и разглаживать чёлку, чуть прикрывающую голубые глаза, ведь Джисону нравилось использовать цветные линзы. Хан выглядел на фотографии невозможно мило, слегка феминно, но это порой заставляло Минхо сходить с ума от того, насколько его возлюбленный мог быть разным. Шумный выдох Сона вынудил вынырнуть из приятных воспоминаний и обратить, наконец, внимание на того, кто был рядом. Аккуратно Ли стянул резинку с чёрных волос, а те сразу же рассыпались по плечам рваными волнами. Немного дрожащей рукой он убрал с лица прядь подвитых волос уже привычным движением, чтобы после запутаться пальцами в мягкости и длине. Сон был красив. — Ты мне любой нравишься.       В тот вечер кино они так и не посмотрели. Юноша отключился почти мгновенно, как только его голова коснулась подушки, а руки оплели тело Ли за талию, прижимая. Минхо чувствовал горячее дыхание на своей шее, ведь Сон уткнулся в неё своим маленьким носом, словно желал прочувствовать аромат его кожи и геля для душа, чем вызывал приятные мурашки и лёгкую дрожь. Небольшая ладонь на животе изредка поглаживала, и все эти крошечные вещи заставляли сердце парня ускорить свой бег. Приятное спокойствие окутало его. Впервые за долгое время Минхо засыпал удовлетворённым и счастливым, пусть и сам сотворил всё для этого. Позволил себе, наконец, хоть немного приподнять голову от земли, в кою уже намеревался себя закопать.        И вроде ему только начало удаваться проваливаться в сон, как тихий шорох со стороны двери заставил подскочить на постели. Сон мирно лежал под боком, свернувшись в клубок, размеренно посапывая, а возле кровати стоял Джисон. Минхо резко подорвался под рассыпавшиеся остатки сонливости. Всё та же одежда: шорты, длинная футболка. Пепельные короткие волосы и цепочка с кольцом на шее. Ли не помнил, что видел её в те далёкие дни, когда Хан приходил к нему. Раньше кольцо красовалось на его левой руке, так красиво и правильно, отчего видеть цепочку ощущалось пугающе неверным. Тонкие пальцы одной руки прошлись по лицу куклы, пока вторая опустилась на собственное: Джисон покачал головой и поднял взгляд на старшего. Сердце Ли пропустило удар. — Ханни? — он явно не ожидал, что увидит его ещё хотя бы раз. Руки вцепились в волосы. — Это всего лишь чёртов сон! Сон! Сон! Просто проснись!       Звонкая пощёчина оглушила, но не помогла: Хан всё ещё стоял возле кровати и поглаживал спящую куклу. Минхо поднялся на ноги и резко подошёл к нему, хватая за плечи. Джисон испуганно вздрогнул, но не произнёс и слова. — Зачем ты здесь? Почему ты пришёл?!       Попытка отойти хотя бы на шаг провалилась, Ли держал крепко. Тёмные глаза изучали лицо: Хан был таким, каким рассудок его запомнил. Тело было не просто холодным, а почти ледяным, и Минхо понял это лишь сейчас, отпрянув. В глазах Джисона скопились слёзы. Его почти мёртвый взгляд, где давно сгорели все вселенные и миры, что были созданы когда-то, метался от парня на постели к изумлённому возлюбленному. Брови надломились, а губы задрожали — он беззвучно заплакал. Ли же смотрел на это с растущей тревогой. Перед ним сейчас стоял тот, кто нужен был как кислород, но при этом на смятых простынях лежал тот, кто стал кем-то особенным. И они были одинаковыми. Только вот Джисон не был реальным. Всего лишь плод больного сознания, от коего откололся ещё один сегмент. — Не плачь, Ханни. Боже, ну зачем… Зачем ты здесь? Ты… Тебя больше нет. Ты мучаешь меня!       Хан заплакал сильнее. Его плечи дрожали, а руки безостановочно вытирали слёзы, ползущие по бледным щекам. Как-то неуклюже он схватил Минхо за руку и повёл к двери из спальни, а тот лишь безвольно подчинился. Ладонь Джисона была ледяной. Босые ступни ступали невозможно бесшумно по холодному полу, пока Ли плёлся следом на первый этаж под сопровождения скрипа деревянной лестницы. Ведомый, он шёл сзади, разглядывая широкую спину, сокрытую тканью футболки. То ли его сознание нарочно воспроизводило из раза в раз один и тот же образ Хана, то ли это всё было знаком чего-то, чему пока объяснение не находилось. Замерли же они возле входной двери. Минхо тупо смотрел на Джисона, по чьим щекам ещё лились слёзы, а его рука по-прежнему сдавливала собственную, будто он не желал отпускать. — Ну, что же тебе нужно? — взмолился Ли, уверовав в то, что этот Джисон всего лишь его фантазия. — Я только решился начать жить за нас двоих. Но ты вынуждаешь снова и снова возвращаться к прошлому. Для чего?       Исчезновение ледяной ладони показалось Минхо пугающим. Рука Джисона легла на его грудь в районе сердца, прежде чем сжаться в кулак и нанести по телу несколько ударов. Глухой звук разнёсся по коридору. В тусклой темноте из-за горящего снаружи света Ли с лёгкостью мог рассмотреть горечь и печаль на лице возлюбленного, но тот не произносил ничего, только продолжал ударять себя в грудь с ожесточением. — Я не понимаю, Ханни. Больно? Тебе всё ещё больно? — Хан закивал.       Подбежал к двери, отомкнул её и раскрыл нараспашку. Морозный ветер сразу залетел в дом, пригвождая Минхо к полу. Разросшаяся метель не гнушалась подкидывать тонкие хлопья снега в помещение, где они почти мгновенно таяли от тепла. Джисон указывал рукой на выход, подбежав босыми ногами к самому порогу. Тело парня трясло, он продолжал содрогаться из-за растущей истерики, а дверь неустанно билась о стену с громкими хлопками. Несколько шагов и Хан снова оказался рядом, в попытке заглянуть в глубокие глаза приподнялся на носочки, но Ли его немного нервно оттолкнул. Отсутствие тепла кожи, безмолвные речи, таинственные указания — всё это жутко пугало. Но больше ужасало осознание — всё это игры разума. На мгновение Хан испуганно оглянулся, будто там, в разыгравшейся пурге, кто-то был, но резко повернул голову обратно, встречаясь встревоженным взглядом с непонимающим взглядом Минхо. Несколько секунд они созерцали друг друга, пока ледяной ветер пробирался под их кожу, умерщвляя теплящуюся жизнь в телах. Ещё секунда и холодные губы Джисона на губах Ли. Поцелуй отчаянный, без шанса на взаимность. Под скулёж ветра Хан отошёл. Непоседливо покачал головой и сделал несколько шагов назад, снова возвращаясь к порогу. Вновь возвёл взгляд к фарфоровому лицу и сложил руки на груди в районе сердца. Минхо смотрел на это, затаив дыхание, но внимание привлекли шевелящиеся губы, словно Джисон что-то пытался сказать. — Я не понимаю, маленький. Что же ты хочешь?       На это Хан лишь надломлено улыбнулся, замедленно произнеся «л-ю-б-л-ю», чтобы Ли, наконец, понял. Как-то неловко склонил голову в поклоне, и в тот же момент дверь с грохотом ударилась о стену вновь. На шум выбежал напуганный и сонный Чан. — Какого…? Минхо, что ты делаешь?!       Парень подбежал к входной двери и запер её, отрезая пути сумасшедшему ветру. Бан Чан подошёл к замершему на месте Минхо, который, не моргая, смотрел туда, где несколькими секундами ранее стоял образ его Ханни. Даже неуверенные прикосновения к собственному телу не могли вывести из окутавшего его оцепенения. Пришлось нагло и нерасторопно старшему подхватить истощённое тело на руки и отнести в гостиную. И пока Ли по-прежнему находился где-то не в этом мире, тот укутал его босые ноги тёплым пледом, поднял уровень температуры в доме и принёс горячий чай, дополненный коньяком. — Что с тобой такое, опять? — заговорил Бан, когда Минхо сделал огромный глоток горячащего напитка. — Я думал, мы преодолели этот этап. — Он приходил. Ко мне. — Кто? — Ханни, хён. Мой Ханни, которому я причинил боль. Которого променял на… — Прекрати. Ты никого не променивал. — Ты бы видел боль в его глазах, — Ли готов был заплакать, уж больно эта фантазия казалась ему живой. — Он что-то хотел, о чём-то просил, а я не смог его понять. Потому что предал даже память о нём. — Пока ты сам для себя не сделаешь выводов, не отпустишь себя, не простишь, это никогда не закончится. Но сейчас у тебя есть тот, кому нужна твоя забота, ласка, любовь, Минхо-я. — Но он всего лишь кук… — Он мальчик, нуждающийся в тебе. Только ты всё исправишь, пройдёшь определённые этапы, то сам не заметишь, как жизнь изменится. Как минимум, ты должен вспомнить, что наделал, чтобы не допустить повторения истории. — Если ты сейчас снова хочешь сказать, что в гибели Джисонни виноват я, то лучше не стоит. Я виноват перед ним. И очень, — пауза, словно на размышления. — Если бы тогда всё произошло по-другому, если бы я умел себя держать… Может, ты прав? — Я хочу сказать, чтобы ты воспользовался полученным шансом на новую жизнь. Никто в этом мире не имеет такой возможности. — Чан посмотрел на друга с тоской. — Ты нужен Хану, но только переборов себя, вы сможете снова быть счастливыми. — Ты иногда говоришь странные вещи, — хмыкнул Ли, пока его горло согревал чай. — Я нуждаюсь в Джисоне больше, чем он во мне. — Нет. Это ложь, и буквально утром я тебе это сказал. Думаю, ты себе даже представить не можешь, что он пережил без тебя. Пытался дозваться в надежде, что всё будет так, как было когда-то.       Призадумавшись, Минхо начал кусать щеку изнутри. В голове отчётливо начали всплывать предложения из письма, отчего, словно ножом по сердцу, разлилась острая боль. И самое важное, что оттуда, из своих мрачных мыслей, Ли смог почерпнуть: его любили, его простили. Он помнил это, но образ бьющего себя в грудь Джисона плотно засел в подсознании, пустив корни горя. Чан с грустью разглядывал задумавшегося друга и, похлопав по плечу, мол, он рядом, отправился обратно в постель. Ли же ещё недолго посидел в пустой гостиной, где неспешно переливалась гирлянда яркими цветами, создавая видимость уюта. Тяжелый вздох и парень поднялся на ноги, кои по-прежнему не согрелись. Почти бегом он добрался до своей комнаты и максимально осторожно, чтобы не потревожить, лёг на кровать, где звездой раскинулся Сон. Пухлые щёки надулись, а губы изредка причмокивали, будто он действительно был погружён в сновидения. Тёмные волосы красиво разметались по простыне, потому что голова давно сползла с подушек, и одеяло больше не укрывало тело, бесстыдно свисая с постели. Картина вызвала тёплую улыбку: слишком комфортно и по-домашнему, как бывало когда-то давно. Позволив себе забыться, Минхо забрался на постель, подцепив край одеяла, чтобы укрыться, притянул за талию юношу и уткнулся ему в плечо. Немного подождал, будто надеялся на какую-то реакцию, проник холодными руками под огромную толстовку и максимально близко прижал к себе тёплое тело, касаясь нагой нежной кожи. — Хён холодный, — сонно пробормотал Сон, но даже глаз не открыл.       Свои руки Ли по-хозяйски устроил на рельефной груди, слабо сдавливая, чем вызывал лёгкую дрожь у Сона и тихий всхлип. Минхо прикасался, гладил, спускался вниз по животу, очерчивая выступающий пресс, а в ответ Сон бессознательно льнул ближе, как котёнок к рукам хозяина. Но вскоре, как только тепло юноши передалось и согрело продрогшего Ли, ему удалось уснуть.       Хан больше не являлся ему.