Легенда дома под ивой

      Какая банальность: они жили прямо напротив друг друга. Их дома стояли по разные стороны неширокой асфальтированной дороги, повернутые «мордочками» один к другому. Поэтому иногда, когда родители не гнали немедленно спать после долгой прогулки, была возможность помахать ей на прощанье рукой, выглядывая из кухонного окна с сероватыми занавесками.       Супруги Уилсон переехали сюда, когда их дочери исполнилось девять. Место было скучноватым, но спокойным, и считалось пригородом городка побольше. Дом Уилсонов выглядел белым и чистеньким по сравнению со своим соседом. Все-таки, сказывалась на нем натура отца семейства — Дейва Уилсона. Тот был порядочным служащим полиции средних лет, с суровым взглядом, идеальной осанкой и неизменной любовью к чистоте и порядку. Но если бы не его жена, нежная Мари, красивый двухэтажный домик так и стоял бы холодной белой льдиной под стать своему блондинистому хозяину. Именно с ее легкой руки покупались цветастые занавески, сажались розовые кусты в саду, расцветали вишни весной, да и вообще создавался весь уют. Больше порядка Джон, пожалуй, любил только своих самых дорогих женщин: жену и дочь, и был готов мириться со странностями обеих. Наверное, они походили на идеальную американскую семью из старых фильмов.       Десятилетний Уанслер не помнил толком, как они тут появились. Просто одним утром кинул взгляд на дом напротив, который долгое время стоял недостроенный, а тут вдруг будто посветлел и подлатался, а новые голоса разрезали свежий утренний воздух. Они явились в последний день мая и привезли тогда с собой жаркое и влажное лето. Чуть позже он узнал, что семья переехала с севера, в более теплое место. По неясной ему тогда причине.       Мальчик долго смотрел, как красивая пара средних лет, очевидно, муж с женой, разгружали уйму чемоданов и сумок. Он точно помнил, что с ними тогда еще не было маленькой девичьей фигурки. Та появилась немного позже, примерно через неделю после их приезда.       Собственная семья Уанслера будто бы и не испытала никаких чувств по поводу появления новых соседей. Мама взглянула безразлично на посвежевший домик, отец повторил за ней движение плеч, близнецы не поняли, что произошло, а у тетушки Гризельды всегда была практически одинаковая реакция на все происходящее. Лишь в тех редких случаях, когда ей хамили, мясистое лицо искажалось в возмущении. Тем не менее Уилсоны пришли к ним поздороваться. Сияющие, с улыбками на лицах, они выглядели так чуждо на крыльце неотесанного дома мальчишки, что ему стало не по себе, когда он вышел открыть дверь.       Красивая женщина, с волосами цвета темного шоколада, улыбнулась и протянула ему пакет с конфетами:        — Здравствуй, малыш. Это вам к чаю. А мы ваши новые соседи… — дальше полилось нежное женское щебетание, но Уанслер его почти не улавливал. Взгляд застыл на мужской руке, что аккуратно приобнимала женскую талию. И тогда он задумался, а обнимались ли в его семье вообще, или это считалось лишней тратой времени. Уанслер не мог сказать, что был бы рад, если бы кто-то другой назвал его малышом, но из уст Мари Уилсон это звучало крайне тепло.       Тут за его спиной возник отец, хлопнув мальчишку по плечу. Что-то заговорил быстрым тоном, как он умел, мельком поблагодарил за презент. Мальчик видел, как светлые брови Дейва Уилсона приподнялись в небольшом удивлении: он явно ожидал, что их пригласят на чай. Возможно, это и следовало бы сделать в знак уважения за небольшой подарок, но Дейв быстро скрыл свое смятение, вернув себе прежнее невозмутимое выражение лица. Быть может, его понимание хорошего тона касалось только его самого.       Уанслер поблагодарил их за конфеты, перед тем как входная дверь захлопнулась. Наверное, даже два раза.

***

      Она появилась ровно через неделю после приезда своих родителей. А почти сразу за ней приехал фургончик, из которого пара рабочих вынесли блестящий на солнце черный рояль. У мужчин не было трудностей с его поднятием, а вот занести его в дом и не снести при этом половину летней веранды оказалось достаточно сложной задачей.       Сцену их знакомства Уанслер запомнил надолго. Тот день особенно не задался. С утра поссорился с близнецами из-за очередного комикса: Бретт и Чет искренне верили в то, что делиться должен только их младший брат, а их вещи — это только их собственность. Дети вообще часто грызутся из-за глупостей, хотя любой мальчишка их возраста вряд ли окрестил бы таким словом книжечки про супергероев с картинками. После завтрака споткнулся на последней ступеньке лестницы и сбил с тумбочки любимую цветастую вазу тетушки Гризельды. Она разбилась на пять осколков разной величины, и это был тот редкий случай, когда тетушка продемонстрировала эмоцию, отличную от безразличия. Уанслер уже недолюбливал свою долговязость, что была причиной многих неловких моментов в его жизни. В десять лет, возможно, это ощущается еще не так явно, но в детской энциклопедии он вычитал, что подростки неуклюжие именно из-за быстрого роста тела, а мозг просто не поспевает за изменениями, поэтому их и преследуют проблемы с координацией. Страшно представить, что будет лет в пятнадцать, если сейчас он догоняет по росту своих братьев, которые старше его, на минуточку, на четыре года, а сам он врезается в каждую вторую тумбочку на своем пути.       Уанслер сидел на старых качелях. Это была грубая доска, привязанная веревками к наполовину засохшему дереву, а то, в свою очередь, возвышалось над заброшенным полем. Дело в том, что его дом, ну и в придачу дом его новых соседей, находились на окраине пригорода. От других домов их разделяло некая территория, которую, возможно, хотели раньше застроить, но по непонятной причине забросили это дело. Из сада семьи Уанслера, через маленькую калитку, можно было выйти на поросший высокой травой большой участок. Его почти все называли просто полем. Никто не хотел возиться с бурьянами, прополкой, поливом в таких огромных масштабах. Теперь это было царство мелких мошек, грызунов и одуванчиков. Лишь какой-то неизвестный по доброте душевной сделал здесь качели, будто специально для Уанслера. И тот был чрезмерно благодарен этому безымянному герою.       Мальчик тихо покачивался в зеленом море трав, после незадавшейся первой половины дня. Тут было хорошо и тепло, а главное очень тихо. После постоянной жизни в небольшом доме с пятью людьми, которые не очень желают тебя видеть, начинаешь ценить возможность побыть наедине с собой. Только машины иногда проезжали, шурша колесами по свежему асфальту, и шелестели травинки. В какой-то момент он даже закрыл глаза и облокотился на одну из толстых верёвок, уходящих ввысь, продолжая шарпать ногой по земле, тем самым чуть подталкивая себя. Так хорошо и спокойно. Даже мысль о близнецах, что могли заявиться сюда в скором времени, когда наконец доедят суп, не волновала его. Он думал о том, на что потратит свои сбережения. Уанслер часто откладывал те небольшие карманные деньги, которые ему давали родители. Бретт и Чет же спускали их почти сразу. Теперь перед ним стоял выбор: купить что-то мелкое или поднакопить еще на новенький велосипед.       Легкий ветер чуть трепал черные волосы, затылок приятно нагрелся. Сквозь закрытые веки были видны пятна света. Они расплывались и становились синими, зелеными, красными…        — Можешь сказать, когда докатаешься? Просто я стою здесь уже минут пятнадцать, а ты все не слазишь.       Уанслер слетел с качелей. В прямом смысле. Он качнулся и упал от неожиданности в темно-зеленую траву. Быстро и суетливо встал, запутавшись в длинных ногах и все это время не мог избавиться от мысли, как же он нелепо сейчас выглядит. Появление незваной гостьи пробудило в нем раздражение, и он уже думал огрызнуться, но его опять перебили:        — Ты такой высокий. Очень красиво.       Тот опешил и все грубости тут же испарились с языка. Он сразу понял, что это за девочка. Она так походила на свою мать, что сходства в мягких чертах лица не заметил бы только слепой. Нельзя сказать, что она выглядела очень красиво, скорее приятно. Только глаза были не карими, как у матери, а мутно-зелеными. Видимо, от отца.       Девчонка смотрела на него снизу вверх с явным интересом, если не с небольшим восхищением. И эта эмоция явно контрастировала со скукой в ее голосе, которую он услышал при первом вопросе. Наверно, ей действительно понравился его рост, коим она в свои юные годы похвастаться не могла.        — Меня Рианна зовут, — она представилась тогда полным именем, как делала всегда. Она также всегда называла других их полными именами, за исключением единиц. Потом он понял, что те единицы были избранными.       — Уанслер, — возможно, им стоило поздороваться, как обычно делают люди при знакомстве.        — Длинное имя, — она сделала паузу, будто попробовала на вкус, размазывая сочетание букв по кончику языка. — Мне нравится.        Скользнула мимо него к качелям, усевшись поудобнее на широкой доске и придвинувшись ближе к правому краю.        — Чего ты стоишь? Садись, — девочка похлопала по старому дереву рядом с собой.       И он действительно сел рядом, все еще не до конца понимая, что происходит, будто только что очнулся от дневного сна. Может быть, он действительно задремал тогда. Новая знакомая оттолкнулась ногами от пыльной земли, приводя качели в движение. Горизонт начал чуть покачиваться. Уанслер не знал, что нужно говорить или как себя вести. Они были в том возрасте, когда противоположный пол воспринимается как что-то не совсем понятное, и общение вне школы или общих занятий могло вводить в ступор. Девочка тоже молчала, хотя ей, похоже, было весьма комфортно в немногословной тишине, как и ему пятнадцать минут назад. Тут осознание того, что Уилсон четверть часа сверлила взглядом его спину и, скорее всего, слышала тихое напевание каких-то незамысловатых мелодий, заставило испытать жуткую неловкость и он сморозил первое, что пришло в голову:        — Это твой рояль сегодня привезли?       Рианна улыбнулась.        — Ага. Повезло, что тут есть музыкальная школа, иначе не знаю, как бы я пережила переезд, — она хихикнула. — Ну ладно, здесь на самом деле красиво, хоть и пусто. А еще, ты не знаешь, где у вас можно…       Легкая девичья болтовня разносилась по полю. Как Уанслер позже узнал, она довольно редко бывала такой многословной. Но моменты, когда бывала, оставались наполненными уютом, шелестом трав и летним солнцем.       Старая засохшая ветка чуть поскрипывала от движения качелей. В зелени переговаривались сверчки.