Форт из сахарных кубиков

      Эл извивался, выгибал спину, ударяясь затылком о стену позади себя, и всё более хрипло стонал. А потом его голова наклонилась вперёд, почти к самым коленям, спина чуть качнулась, напрягаясь, чтобы нагнуться как можно ниже. Высунув язык, Эл взял кончик члена в рот и принялся массировать его, жадно, почти агрессивно, обнимая набухшую головку губами и снова выпуская изо рта, облизывая и щёлкая по ней быстрыми движениями языка, размазывая по губам и подбородку клубничный лубрикант. Обеими руками он продолжал водить по всей длине члена, безостановочно лаская себя губами и поскуливая от удовольствия.              Рем было завидно: люди могли испытывать так много наслаждений. Это была лишь одна из множества вещей, недоступных богам смерти. У людей имелись определённые части тела, стимуляция которых доставляла им огромное физическое удовольствие, тогда как у богов смерти не было ни половых органов, ни хотя бы чего-то на них похожего. И пусть они были разнополы, но гендер являлся лишь вопросом личной идентичности. Это было то, в чём каждый шинигами был уверен без того, чтобы ссылаться на отсутствующие части тела. Способа же сексуально стимулировать шинигами попросту не существовало.              И всё-таки, у них было правило, запрещающее секс между двумя шинигами либо между шинигами и человеком. Зачем запрещать делать то, что и так физически невозможно? Правда, Рем слышала, что в далёком прошлом, когда внутренние органы богов смерти ещё не деградировали до такой степени, как сейчас, они были более приспособлены для приёма пищи. Возможно, в то время боги смерти также имели возможность заниматься сексом, и именно тогда это правило и было установлено.              Как бы то ни было, Рем твёрдо знала, что в настоящее время ни один шинигами не смог бы нарушить это правило, поскольку у них не было ни физического оснащения, ни умственных механизмов, которые позволили бы им получать сексуальное удовольствие.              Словом, это правило давно утратило актуальность. К тому же, если бы и существовал способ как-то его нарушить, Рем уже знала, что правила можно обходить. Именно так она смогла сообщить Мисе о том, что Хигути — это Кира: богам смерти запрещено говорить людям, кто является владельцем тетради смерти, и потому Рем просто намекнула, что будет стоять у Киры за спиной. Когда Миса увидела, что Рем стоит позади Хигути, это было всё равно, что сказать ей обо всём напрямую, однако никаких правил это не нарушило. Руководствуясь этой логикой, Рем не раз предпринимала попытки доставить Мисе сексуальное удовольствие. Ведь, в конце концов, её цель была в том, чтобы сделать девушку счастливой. Но когда она пыталась об этом заговорить, Миса всякий раз её обрывала, а поймав Рем за подглядыванием во время своей мастурбации, принималась визжать, швыряла в неё первым, что попадалось под руку и велела убираться. Правда, впоследствии Миса никогда по-настоящему не злилась и вела себя безразлично.              Тем не менее, пусть для самой Рем в том не было ничего сексуального, ей хотелось смотреть, как Миса доставляет себе удовольствие. Для неё это была некая форма эмоционального удовлетворения. Если кого-то любишь, то хочешь видеть счастливые мгновения этого человека, и Рем очень хотела видеть, как Миса задыхается от удовольствия, хоть ненадолго забыв о своих горестях. Этот красивый образ уравновешивал собой неприятные воспоминания о другой Мисе: плачущей, сердитой или думающей о самоубийстве. В итоге Рем научилась наблюдать за девушкой незаметно. Если ей удавалось встать в правильном месте и едва-едва высунуть из стены глаз, то всё получалось.              Рем смотрела на то, как Эл извивается на полу ванной комнаты — теперь он бился и сучил ногами так энергично, что начал путаться в штанинах, — и пыталась вызвать в памяти образ Мисы, делающей то же самое. Миса никогда не вела себя так активно и громко, как Эл. Она надевала нижнее бельё, чаще всего трусики без промежности и бюстгальтер, который можно расстегнуть спереди; потом осторожно пробегала по себе пальцами, лаская руки, живот и ноги быстрыми, лёгкими поглаживаниями, от которых на коже появлялись мурашки. Расстегнув лифчик, она дразнила соски и область промежности такими же нежными, почти невесомыми касаниями, призванными не удовлетворить, а лишь сильнее разогреть тело, пока в конечном итоге не начинала ёрзать и тяжело дышать. Тогда она подносила свои пальцы ко рту, посасывала и облизывала их до тех пор, пока они не покрывались слюной, и погружала их себе во влагалище, одновременно с этим обводя клитор пальцами другой руки. В такие минуты её дыхание учащалось, но стоны всё равно всегда звучали тихо, нежно и женственно. Иногда Миса доставала блестящий фиолетовый фаллоимитатор, но её рука быстро уставала от необходимости толкать его в себя под нужным углом, и она снова возвращалась к пальцам. А потом, спустя примерно пять минут после начала, она несколько раз вздрагивала, выгибала спину, тихо произносила: «О, Кира!» — и на её лице появлялось выражение чистейшего наслаждения.              Рем предлагала Мисе подержать фаллоимитатор и подвигать им в соответствии с её указаниями, но девушка всякий раз находила какие-то отговорки и обещала, что, возможно, согласится на это в следующий раз. И всё же Рем иногда замечала в её глазах искру интереса и похоти. Рем просто хотела, чтобы Миса испытала максимальное удовольствие; хотела сделать её по-настоящему счастливой и быть в этот момент рядом с ней, чтобы смотреть ей в лицо и запечатлевать в памяти каждое драгоценное мгновение неприкрытого экстаза.              Она снова посмотрела на Эл. Теперь детектив лежал на боку, двигая руками ещё быстрее, чем раньше, и Рем узнала выражение его лица. Оно так напоминало ей лицо Мисы. Это был тот взгляд, что появлялся непосредственно перед оргазмом, на самом его краю. Эл намеренно удерживал себя в этой точке острого удовольствия, оттягивая кульминацию, делая её недостижимой, чтобы продлить приятные ощущения. С его губ теперь тоже срывались слова: непрерывный поток английских ругательств, произносимых чуть хриплым и густым от похоти голосом.              Рем неотрывно смотрела ему в лицо, упиваясь выражением удовольствия, и в который раз удивлялась тому, насколько волшебными могут быть люди. В понимании людей волшебством было умение летать, проходить сквозь стены или убивать, записывая имена; но настоящее волшебство заключалось в таких вещах, как та, что Рем видела сейчас — та, что была совершенно недоступна ни одному из богов смерти. Наблюдать за этим было всё равно, что быть свидетелем чуда; а мысль о том, чтобы вызвать или усилить это, была весьма соблазнительной.              Внезапно глаза Эл распахнулись, а в следующее мгновение он издал вопль, одним движением схватил валяющийся рядом свитер и прижал его к паху. Дав себе пару секунд отдышаться, он заметил:       — Рем, если тебе нужна была ванная, следовало сначала постучать. В противном случае это невежливо.              Рем высунулась из стены чуть больше:       — Тебе незачем останавливаться из-за того, что я здесь. Я наблюдаю за людьми, пожалуй, дольше, чем ты живёшь на свете, и не впервые вижу подобное.              Эл смахнул с лица пот и снова сел, привалившись к стене. Почти сразу его пальцы начали подёргиваться, одна из рук медленно скользнула вниз, под скомканный свитер.              — Пожалуйста, уйди, — попросил он.              Рем перевела взгляд на тетрадь смерти. Она не могла позволить ему остаться с тетрадью наедине, к тому же наблюдать за сияющим от неподдельного удовольствия человеческим лицом было слишком интересно, чтобы упускать такую возможность.              — Нет. Я останусь.               Эл выдавил себе на ладонь ещё немного лубриканта и вновь принялся гладить эрекцию.              — Честно говоря, я… — с трудом выговорил он, перемежая слова вздохами и стонами, — не могу остановиться… Я был прикован к другому человеку… несколько месяцев… без единого выходного и… вообще не мог… это делать. Слишком много напряжения… накопилось… Я начал час назад и это… уже четвёртый раз.              Эл встал на колени, одной рукой продолжая надрачивать эрекцию, другой водя по соскам, попеременно дразня и сжимая каждый из них.              «Значит, он не сделал бы этого на глазах у человека, — думала Рем, глядя, как Эл медленно откидывается назад, садясь на пятки. — Иными словами, я для него не более чем предмет, вроде кошки или мебели». Рем знала, что люди редко мастурбируют или занимаются сексом на глазах у других людей, если только не хотят, чтобы те к ним присоединились.              — Кто эта мёртвая женщина? — спросила она вдруг.              Эл остановился на середине движения:       — Значит, она и правда мертва?              — Да. Я бог смерти. Я могу точно сказать, жив человек или мёртв. Кто она?              — Наоми Мисора. Она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Она мне отказала, а потом её убил Кира.              — Значит, дело Киры для тебя личное?              Эл вновь быстро задвигал рукой:       — Если можно, давай пока воздержимся от беседы. Мне всё же хотелось бы спокойно закончить.              Рем посмотрела ему в лицо. Эл старательно пытался разжечь своё возбуждение, но его движения были теперь не такими уверенными, как раньше, и хотя на лицо вернулось выражение похоти, оно то и дело сменялось хмурой гримасой. Рем поняла, что ей не хватает того, прежнего лица, на котором не было ничего, кроме чистого, идеального блаженства; лица на самом краю оргазма. Ей снова хотелось бы увидеть его.              Эл вновь наклонился вперёд, изо всех сил напрягая спину, пока не дотянулся губами до головки. Медленно обведя её языком, одновременно с этим он провёл руками по всей длине ствола, низко застонал, а потом начал едва ли не атаковать член, покусывая, посасывая, оглаживая его языком. Звучание его голоса становилось всё более хриплым, неконтролируемым и диким. Спустя несколько минут он выпустил член изо рта и выпрямился, явно испытывая облегчение от того, что можно расслабить спину, после чего возобновил быстрые движения руками, постанывая и бормоча английские ругательства прерывистым от тяжёлого дыхания голосом. И всё же, что-то было не так. Блаженство на лице Эл по-прежнему смешивалось с разочарованием. Его левая рука сновала между напряжённым пенисом и сосками, но казалось, что всякий раз, как он оставлял одну эрогенную зону ради другой, его темп ощутимо сбивался, и ему приходилось прилагать серьёзные усилия, чтобы его вернуть.              Рем сама не успела понять, что делает, как протянула к детективу руки и принялась нежно пощипывать соски. Два бугорка мгновенно затвердели, Эл вздрогнул: «Ай, холодно!» — однако Рем не остановилась, продолжая легонько гладить его соски, играть с ними. Она знала, что температура её тела гораздо ниже, чем у людей. Возможно, для Эл это было похоже на то, как если бы его соски тёрли кубиками льда. Рем не удивилась бы, если бы он сказал ей прекратить, но вместо этого он вернул обе руки на член и ускорил движения. Рем не переставала перекатывать между пальцами две возбуждённые горошинки. Наклонившись ниже, она подбородком начала играть с его волосами, сдувать растрёпанные пряди с шеи. Разочарование на лице Эл начало таять, сменяясь нарастающим блаженством.              — Это ненормально, — пробормотал он.              И всё же, он не просил Рем перестать. Его стоны стали протяжней, тело начало подёргиваться, совершая неконтролируемые, резкие рывки. Его лицо изменилось. Оно было почти идеальным, но не в полной мере. Рем вглядывалась в него, упиваясь выражением удовольствия и пытаясь представить, каково это — быть человеком, возносящимся на пик сексуального блаженства. Ей так сильно хотелось увидеть то самое, абсолютно идеальное лицо.              И тогда она это сделала. Свободной рукой она прошла сквозь тело Эл вниз, ища точку удовольствия, которая — она это знала — была там. Когда Рем проходила сквозь предметы, она всё равно могла их чувствовать, просто это было иначе, чем в то время, когда её тело становилось материальным. Да, вот здесь. Небольшой набухший узелок глубоко внутри — предстательная железа. Рем очень осторожно, деликатно взяла его своими бестелесными пальцами, а потом постепенно заставила их кончики уплотниться и там, внутри Эл, начала сжимать и массировать чувствительный орган напрямую и, о-о, так нежно.              Эл содрогнулся всем телом, из его горла вырвался глубокий звук, нечто среднее между криком, рычанием и стоном, и всё же оргазм не наступил. Рем внимательно всмотрелась ему в лицо, удостоверяясь, что не нанесла ему вреда, и то выражение, что она увидела, выходило далеко за пределы чистого блаженства. Глаза Эл были полузакрыты и затянуты дымкой похоти; в них не осталось ни единой мысли. Его рот был широко, почти до предела открыт, и Эл хватал воздух большими глотками. Всё его лицо было покрыто испариной и бледно, и лишь на скулах ярко горел румянец. Его периодически сотрясала дрожь. Набухший член стал почти багровым, но Эл уже не сжимал его — он уронил руки на пол, и его кулаки были стиснуты так, что побелели костяшки пальцев.              Всё тело детектива вновь сотрясла сильная дрожь, и он откинулся назад, издав гортанный, животный крик. В этом крике не было ничего осмысленного, лишь бездумное, дикое возбуждение. Одна его ладонь почти рассеянно скользнула обратно к эрекции, вновь принимаясь ласкать её, но очень слабо, легко. Казалось, Эл даже не осознаёт, что делает. Рем осторожно обняла его, чтобы не дать упасть, и продолжила массировать простату. Ладонью второй руки она накрыла руку Эл, мягко сжимая его пальцы вокруг члена и направляя его движения.              Дрожь детектива вернулась, но на этот раз не прекратилась: теперь его трясло непрерывно, голова моталась из стороны в сторону. Он сказал… что-то такое, что, вероятно, должно было стать логично выстроенным рядом слов, но получилось нечто совершенно невразумительное, а после неразборчивое бормотание и вовсе сменилось странным, нарастающим по громкости и высоте стоном. Рем начала гладить его пенис всё быстрее и быстрее, и тёплая ладонь Эл защищала его от холода её руки. Детектив дико взбрыкивал, выгибался дугой ей навстречу; по его торсу ручьём лил пот. Внезапно он замер, кратко, судорожно вздохнул, а потом сильно выгнулся назад и закричал, закатив глаза и извергая в воздух тёплую, белёсую сперму. Секундная пауза — и Эл, вскрикнув, забился в судорогах второй волны оргазма; его член продолжал подёргиваться и опустошаться. Взгляд детектива стал более осмысленным. Его тело ещё несколько раз дёрнулось, по туловищу прокатилось несколько приятных содроганий, отдающих в ноги и руки.              А после Рем почувствовала, что Эл полностью обмяк в её руках, и услышала тихий звук, похожий на хныканье. Снова посмотрев ему в лицо, она увидела выражение удовольствия, но и некоторое смущение. Шестерёнки в голове детектива снова крутились, взгляд тёмных глаз стал острей и проницательней. Вздохнув, Эл сделал попытку встать, но его конечности были слишком вялыми, и он, тяжело дыша, вновь упал в объятия Рем. Подождав пару минут и переведя дыхание, он повторил попытку и на этот раз сумел подняться.              — Рем, — окликнул он, подходя к ванне и начиная набирать воду. — Ты проникла в моё тело, чтобы меня стимулировать. Я прав? Это то же самое, как когда ты проходишь сквозь стены?              — Да.              Эл залез в ванну, поплескал водой себе на грудь и руки. Он был бледен и костляв, хоть и не лишён мускулов, а тёмные круги под его глазами напоминали Рем чёрные глазницы на черепах многих её сородичей-шинигами. Эл выглядел настолько похожим на бога смерти, насколько это вообще было возможно для человека, не прибегающего к специальным костюмам или хирургическому вмешательству. Он был довольно симпатичным, на самом деле.              — Рем, — снова заговорил Эл. — Я не понимаю, какое значение для богов смерти имеет данный вид деятельности. Я благодарен за физическое удовольствие, но хотел бы знать, ожидаешь ли ты от меня чего-то взамен. Возможно, я сам виноват в случившемся. После месяцев воздержания это был очень уязвимый для меня момент. Наверно, мне следовало сказать, чтобы ты перестала ко мне прикасаться.              — Боги смерти не испытывают никаких сексуальных переживаний, и у нас нет половых органов, — ответила Рем. — Я просто хотела увидеть твоё удовольствие. Мне интересно за этим наблюдать, нравится смотреть на счастливые лица.              — Иными словами, ты доставила мне физическое удовольствие, а я тебе — эмоциональное? Для тебя в этом нет ничего сексуального?              Рем кивнула:       — Да, Рьюзаки. Всё именно так.              — А если я больше не захочу этого делать, у меня будут проблемы? Что, если у меня будет секс с человеком? Ты станешь ревновать? Ждут ли меня какие-либо последствия? Побочные эффекты?              — Боги смерти могут влюбляться в людей, но я в тебя не влюблена, — успокоила его Рем. — Мне просто скучно и одиноко. К тому же, будь я даже в тебя влюблена, я не стала бы препятствовать твоим романтическим отношениям с людьми. Я захотела бы посмотреть на то, как ты занимаешься сексом, но не стала бы злиться на человека, с которым бы ты это делал. Когда в человека влюбляется бог смерти, это совсем не то же самое, как любовь одного человека к другому.              Эл вдруг устремил на Рем напряжённый, пронзительный взгляд, его глаза стали ещё темнее.              — После того, что мы сделали, ты надеешься на большее? Что будет, если я откажусь?              Рем вздохнула и задумалась. Хочет ли она чего-то большего? Её действия были сиюминутным порывом, который, скорее всего, явился результатом длительного разочарования из-за неудачных попыток создать счастье для Мисы. Рядом с ней вдруг оказался человек, который не чурался её, и которого она могла сделать счастливым, всего лишь правильно к нему прикоснувшись. Против такого было невозможно устоять.              — Я не знаю, Рьюзаки, — ответила она, наконец. — Возможно, мне по-прежнему будет скучно и одиноко. Возможно, я захочу продолжать видеть на твоём лице те интересные выражения, что были сегодня. А ты хочешь сделать это снова?              Эл ненадолго погрузился под воду с головой, вынырнул и налил на ладонь шампунь.              — Я… пока не решил. Ты должна понять, физически ты меня ни в коей мере не привлекаешь. Твоя телесная форма мне чужда. Однако меня соблазняет тот фокус, который ты можешь проделывать, проникая в моё тело. Я уверен, что ни одно устройство или человек не смогли бы подарить мне настолько непосредственную стимуляцию. Смею заверить, я экспериментировал с множеством устройств. И хотя у меня пока не было опыта с человеком, я сомневаюсь, что получил бы от него то же, что от тебя.              Эл энергично втёр в волосы шампунь, хорошенько его вспенив, после чего ещё дважды окунулся под воду.              — Мне очень интересно, потерял ли я с тобой свою девственность. Можно ли назвать сексом то, что мы сделали?              Рем запаниковала. Если кто-то из участников действия решит, что это можно назвать сексом, будет ли это считаться нарушением правила? Нет, не может быть. Боги смерти неспособны заниматься сексом, а значит, это правило просто невозможно нарушить.              — Нет, — сказала она. — Я думаю, что секс — это в какой-то мере взаимное действие или, по меньшей мере, то, которое совершается с существом, способным этим заниматься. То, что сделали мы, являлось сексуальным лишь с твоей точки зрения. С моей стороны это было равно просмотру шоу.              — Хм… — протянул Эл. — Полагаю, так даже лучше. Мне очень не хотелось бы думать, что я потерял девственность с кем-то, кто не является человеком.              Он вынул из ванны пробку и принялся наблюдать за тем, как постепенно уходит вода.              — Рем, значит, так и работают тетради смерти? После того, как имя человека записано, боги смерти убивают его, проникая внутрь его тела и останавливая сердце?              — Нет. Тетради смерти работают сами по себе. Боги смерти не способны напрямую убить или серьёзно травмировать человека. Мы можем убивать лишь с помощью наших тетрадей.              Эл ещё какое-то время сверлил Рем своими пронзительными тёмными глазами, словно не верил ей или же пытался найти в её словах какой-то скрытый смысл. Потом взял полотенце, тщательно вытер своё тело и волосы, а после убрал с пола следы клубничного лубриканта и спермы. Бросив в корзину для белья перепачканную розовым одежду, он зажал под мышкой тетрадь смерти, вошёл в спальню и достал из платяного шкафа точно такие же боксеры, мешковатые джинсы и свитер. Натянув всё это на себя, Эл забрался на кровать, где и устроился в скрюченной позе, положив перед собой тетрадь и ноутбук.              Некоторое время он что-то печатал, потом поднял на Рем глаза и сказал:       — Если ты планировала к чему-либо меня принудить или заставить стыдиться того, что мы сделали, то это не сработает. Кроме того, если я решу больше не принимать в этом участия, а ты сделаешь попытку домогаться меня против моей воли, я найду способ доставить тебе ответные неприятности.              — Рьюзаки, я вижу твоё настоящее имя, — ответила Рем. — Я знаю, кто ты на самом деле. Знаю, что ты не подручный детектива, а сам этот детектив. И я, конечно, не сомневаюсь, что у тебя хватит ума придумать, как доставить мне неприятности, если я попытаюсь склонить тебя к чему-то с помощью секса.              — Этот детектив? — уставился на неё Эл.              — Рьюзаки, мне запрещено разглашать людям те имена, что я вижу. Уверена, ты сможешь додумать всё остальное.              — Да, я понимаю, — ответил Эл, и его пальцы вновь запорхали над клавиатурой.