Очень благие знамения

Номер с Вовиным гневным письмом вышел с понедельник, и письмо точь-в-точь повторяло его сентенцию, произнесенную Женьке. В комментах на сайте тут же разразился угар. Женька не знал, зачем заглянул в редакцию в то утро, изо всех сил убеждая себя, что с Вовой напрямую это никак не связано, но почему-то дико расстроился из-за того, что его не было на месте. – Хозяин вызвал, – шпионским полушепотом сообщила ему Ленка. – Из-за письма. – А что с письмом? – Женька прикинулся валенком. – Как что… растрезвонить на всю страну, что ты спишь с мужчинами и с женщинами… не то чтобы кто-то тут удивлён, но читателей мы, похоже, шокировали. Оказалось, Женька был единственным в редакции, кто не в курсе, а остальные все знали про Вову уже давно. Его последние два романа, две эти неудавшиеся любови, разворачивались у всех на глазах: со всеми страстями, ссорами и проявлениями нежности. – Из Вовки так себе кавалер, – фыркнула Лена, явно обрадованная тем, что для знакомой всем истории появились новые уши. – Он всегда герой собственного кино. Выдумывает себе то, что хочет видеть, а если с реальностью это не соотносится, тем хуже для реальности. Ухаживает красиво, конечно, я этой девочке его даже завидовала, мне-то никто и никогда… – Лена печально покрутила на пальце обручальное кольцо, давая понять, что муж у неё, может, и хороший человек, но фантазии у него, как у хлебушка. – А уж про мужика этого я вообще молчу. Он, бедняга, думал, что Вовка его будет прятать по углам, а он через месяц его к нам знакомиться притащил. – Что, прямо… вот так? – А чего нет… Вовка у нас всегда честно в лоб, как есть. Не нравится, я уже говорила – тем хуже для реальности. Вот и письмо это, за которое ему сейчас шею мылят – ты думаешь, он спросил кого предварительно? Ага, как же. Вовка все решает сам. И если сейчас с Сергеем Нахмановичем не разрулит, нас тут к чертовой матери погонят всех. – А он разве не спросил? – Ляпнул Женька, не подумав. Он-то считал, что с аналогичным его вопросом Вова докопался ко всем и каждому. – Меня спрашивал. – Да? – Как-то неуверенно произнесла Лена и очень серьезно осмотрела Женьку с головы до ног, будто видела первый раз в жизни. – Интересное кино. Что в этом интересного, Женька так и не выяснил, потому что в этот момент Вова вылетел из соседней двери злой и взъерошенный и, не здороваясь, пропахал мимо к лифту. Женька бросился за ним прежде, чем подумал, и еле успел втиснуть я в закрывающуюся кабину. Вова стоял к нему спиной, и в зеркальной стенке Женька видел, что глаза у него были закрыты, а губы шевелились – он будто считал про себя каких-нибудь сладких овечек, чтобы перестать беситься. На первом этаже он все же обернулся и вздрогнул, увидев возвышающегося над ним Женьку. – А, это ты, – произнёс он, будто был готов убить любого, кого увидит, но именно Женьку сейчас решил пощадить. И вдруг спросил совсем неожиданно: – Сигареты есть? Женька кивнул. У него с собой всегда были – дешевые, легкие. Курил он редко, но успокаивал сам факт наличия пачки: если уж припрет, всегда можно приложиться. И вот – приперло. Вова вытащил его на улицу через неприметный служебный выход, радостно выхватил из подставленной пачки сигарету и, щёлкнув собственной зажигалкой, с каким-то совершенно неприличным удовольствием затянулся. – Пизде-е-ец… – протянул он, и его лицо в этот момент стало таким порнографично-довольным, что Женька побоялся запомнить. – Шефир, блять, придурок. – Кто это? – Не понял Женька. – Владелец газеты, – Вова выплюнул эту фразу так, будто Шефир владел не газетой, а рабами. – Видите ли, я ему рекламодателей распугал «своими выходками». Во-первых, если у нас рекламу давали мудаки – надо радоваться, что они свою мудацкую рекламу теперь дают в другом месте. А во-вторых, даже с мудаками надо уметь разговаривать, и если не умеешь – это не должно быть проблемой твоего главного редактора. Женька стоял и слушал, как Вова на все лады костерит Шефира, и разглядывал носки собственных кроссовок. Ему было неловко слушать, как один начальник костерит другого, и он пытался отвлечься на странный канализационный люк – он был необычный, с какими-то закорючками по краям и в центре, – но Вовкино рвение заражало. Женька невольно слушал и почти проникся к Шефиру праведной ненавистью, и тут Вовка внезапно подобрел. – Ладно, Серега нормальный мужик. Он просто… не понимает, только и всего. А с этими упырями я сам разберусь. В конце концов, за свои слова всем отвечать надо. Правда? Вова докурил и отправился к себе – отвечать за слова. Женька, пользуясь своим летним бездельем, ошивался в редакции – как сам себе объяснял, из любопытства. К вечеру Вова разобрался с рекламодателями: одного из них вернул, а второго изящно послал на все четыре стороны. Все это изящество он перевёл в простую матерную форму, едва положил трубку. Хотя какую там простую – так изощрённо в присутствии Женьки ещё никто не матерился, а ведь он вырос за гаражами. – Жуткий сегодня день, – сообщил он Женьке, когда буквально вытащил его на улицу, словно ребёнок – плюшевого медведя за лапу, и стрельнул у него ещё сигарету. Женька в растерянности подумал, что упустил момент, когда всезнающий Вовка перестал его бесить, потому что сейчас он не вызывал ничего, кроме уважительного сочувствия – мол, наехали на беднягу ни за что ни про что. – Ага, кошмар полный, – согласился Женька, хотя его собственный день был вполне обычным. – Может, по пиву? – Совсем по-свойски спросил Вова, будто они уже сто лет знакомы. – И раз ты бедный студент – я угощаю. Женька для приличия повыкаблучивался, но спорить с Вовой было невозможно, и через полчаса они сидели в баре через дорогу. Обычный такой бар, что-то среднее между районной пивнухой и харчевней с претензией на среднеевропейский национальный колорит. – Ну что, студент, рассказывай, как ты вообще в театральном очутился, – хмыкнул Вова, когда им принесли пиво. – Ты ведь не из богемы сам-то, если правильно помню? – Я в пгт родился, – невесело фыркнул Женька. – Я заводской. – А как в театральный-то попал? – Наседал Вова, будто это была самая большая загадка человечества. – Ну… захотелось. Я с детства в доме творчества занимался… Вова принялся расспрашивать – про детство, про кружки, про театр. И все-то ему было интересно, причём по-настоящему; видно было, что слушал не из вежливости, ловил каждое Женькино слово. Его так слушали редко, чаще просто отмахивались или влезали – куда мол тебе, деревенщина, экспертствовать, лучше послушай тех, кто интернет внимательнее тебя читает. А с Вовой болталось легко, даже слишком, и через полчаса Женька обнаружил себя рассказывающим ему все подноготную, будто старому другу, бог знает сколько времени с ним знакомому. Пиво проскальзывало одно за другим, и если в начале Женька осторожно поглядывал на Вову – мол, каковы масштабы его щедрости, – то через пару заказов бросил это неблагодарное дело, потому что Вова лишь небрежно махал рукой: пей сколько влезет, не обанкротишь. Это и сыграло с Женькой злую шутку – в какой-то момент, поднявшись в туалет, он понял, что с трудом держится на ногах. Вернувшись, Женька тяжело осел на место и принялся смотреть прямо перед собой, растерянно хлопая глазами. Пора было собираться домой, но он не был уверен, что в таком состоянии его пустят в общежитие. Он мельком посмотрел на часы – полпервого. Шесть часов попросту испарились. – Ты чего? – Настороженно поинтересовался Вова. Он пьяным совсем не выглядел, и Женька успел поразиться – почему он, такой большой, так накидался, а хрупкий Вовка был трезв, как стекло. – Я напился, – признался он, приберегая для себя драматичное продолжение, где он объясняется с комендантом и получает люлей. – Прости, – ахнул Вова и посмотрел на часы. Кажется, он тоже потерялся во времени. – Тебя хоть домой-то пустят? – Не уверен… – прогудел Женька. Он слабо представлял, в какой стороне общежитие, и понимал, что несёт от него, как от пивной бочки. – Могут предупреждение вынести… – Какое предупреждение? – Вова прищурился, соображая. – Погоди, так ты что, общажный? Тебе ж прилетит… – Ну что делать… – Нет, это не дело. Собирайся. Поспишь у меня. Они же вас ночью по головам не пересчитывают? – Чего? – Женька уже тухло соображал и не успевал за изящными фигурами речи. – Ничего, – Вова усмехнулся и полез за телефоном. По внутренним Женькиным часам не прошло и минуты, как он потянул его за шкирку и буквально силком потащил в такси. Пока ехали, Женька отрубился, и проснулся от сильного тычка под рёбра. – Проснулся, болезный, – проворчал Вова и продолжил тыкать. – Вылезай. Донёс бы, да я такого коня не подниму. Конь с трудом выбрался из салона, путаясь в ногах, но, как и полагается бессловесной скотине, послушно побрел за своим погонщиком. Вова заволок его в подъезд, сунул в лифт и прислонил к стене. – И как я так накидался? – Пробормотал Женька, обращаясь скорее к стенке, чем к Вове. – С шести-то литров? Не представляю, – даже сквозь хмельную дымку он уловил Вовино ехидство. – С шести? Ты… ты серьезно? – Ну так в чеке было написано, – Вова снова хихикнул. – Хотя я думал, в тебя больше влезет. – А ты че сам-то трезвый? – Быканул Женька, испытав острый приступ несправедливости. – Я выпил в шесть раз меньше тебя, – фыркнул Вова и пихнул его прочь из лифта. – А вообще – закусывать надо. Ты сегодня вообще ел? – Не… не помню, – признался Женька. С деньгами у него по-прежнему было туго, и шиковать в кафешках он не спешил, а возле работы были как раз такие, с салатами по цене недельного запаса сосисок. С трудом сообразив, он вспомнил, что в этот день только завтракал, а все остальное время перебивался бесплатным печеньем в редакции, активно заглушая чувство голода, и вечером не решился раскрутить Вову ещё и на закуску. – Дурак ты, Жека… – почти ласково сообщил Вова, запихивая полуживое тело в прихожую. Там Женька уселся прямо на пол, раскидав ботинки, и печально уставился на хозяина, давая понять, что дальше не сдвинется. – Ну уж нет, – Вова фыркнул и легонько пнул его носком ботинка. – Ты, конечно, сегодня животное, но на коврике спать не будешь. После недолгой возни и мата Женька был отведён в комнату и уложен на диван, к которому он прицепился так крепко, что Вова сдался при второй попытке застелить постельное белье. Вместо этого он накрыл Женьку пледом, притащил стакан с водой и поставил на столике у дивана. – Спи, чучело, – с ворчливой заботой пробормотал он, но у Женьки в помутившейся душе все восстало от такого обзывательства. – А чего это я чучело? – Всколыхнулся он. Почему-то даже когда Вова назвал его животным, это было не так обидно, как чучелом. – Потому что пить надо уметь в твоём возрасте. – Ну не умею я пить… но я же не чучело! – Почему-то от мысли, что на этой печальной ноте Вова его бросит, стало не по себе, и Женька, не думая, уцепился рукой за его штанину. – Вов, ну скажи, что я не чучело… я ж нормальный, Вов? Сверху послышался усталый вздох, и диванная подушка у изголовья чуть просела под чужим весом. Вова устроился рядом и осторожно отцепил Женькины загребущие пальцы от своих штанов. – Успокойся, не чучело ты. Чего разошёлся? Ты пьяный, Жека. Тебе поспать бы… – Я посплю. Только ты не уходи, Вовка… – Засыпать в одиночестве неожиданно показалось Женьке страшным проклятием. Хотелось, чтобы кто-то сидел рядом с ним, и если не рассказывал сказку на сон грядущий, то хотя бы разговаривал, только чтобы не одному. – Ладно, я никуда не иду. О чем говорить будем? По пьяни Женька не мог уловить, есть ли в Вовином голосе раздражение, да его и не волновало – вот же он, сидит здесь, болтает, что ещё нужно? – Почему я чучело? – Снова заныл Женька. Ему было обидно. Он никогда не думал, что он какой-то особенный красавчик, но быть чучелом было… унизительно. Уж лучше на коврике спать, или вообще у двери в подъезде – и даже так он бы не чувствовал себя таким жалким, как от этого слова. – Вов, а ты правда… меня чучелом считаешь? Сверху раздался легкий смешок, и Женька даже перевернулся на спину, чтобы заглянуть Вове в лицо. При тусклом свете настенного светильника было видно неважно, но то, что можно было разглядеть, говорило о многом – Вова хитро улыбался, а выражение лица у него было совсем ласковым, даже нежным. – Нет, конечно. Просто синька никого не красит, Жек. Был бы это не ты… – То что бы? – Не знаю. Сунул бы башкой под холодную воду, – Вова хмыкнул. – А ты не чучело, не думай. Ты очень красивый. В другое время Женька бы не поверил в такую откровенную лесть, но сейчас от добрых слов по всему телу разлилось приятное тепло. – Серьезно? Я же… обычный самый… – На комплимент напрашиваешься? – Нет, просто… И тут случилось необычное: Вова протянул руку и погладил Женьку по голове. И не случайно, не мимолетно, а полностью сознательно положил руку на макушку и медленно провёл про жесткому ежику, ото лба до затылка. А потом ещё и ещё раз. Захотелось прижаться к тёплой коленке рядом, и Женька поерзал, пододвигаясь ближе. Рядом с Вовой было спокойно, уютно. Женька даже забыл, как тот бесил его в начале. Теперь хотелось только лежать, подставляться под ласкающую ладонь и ни о чем не думать. Глаза начали слипаться, и где-то на периферии сознания Женька услышал мягкий, красивый Вовин голос: – Ты только не напивайся так больше, ладно? Хочу, чтобы в следующий раз ты был трезвым… Женька не успел спросить, что это за следующий раз, потому что в этот момент его сознание окончательно утонуло в пивной дымке, и все поглотила чернота.