Очень благие знамения

– Какого хрена тебе от меня надо?! – Завопил Женька, когда выскочил на улицу и понял, что Вова, несмотря на явное преимущество Женькиных длинных ног, все равно его догнал. – Нам надо поговорить, Жека, – заявил Вовка строго, будто родитель непутевому сыну. – Не убегай от меня, пожалуйста. Я все объясню. – Что ты мне объяснишь?! – Женька не выдержал и остановился, развернулся, да так резко, что Вова едва не влетел в его объятия. – Что твои друзья – дураки, и только что это придумали? Или что ты состоишь в секретном ордене детей сатаны, о котором нельзя никому рассказывать?! – Да не состою я ни в каком ордене… послушай! – Выкрикнул Вова так жалобно, что у Женьки враз сжалось сердце. Он даже подумал, что эта какая-то особая дьявольская магия, потому что убегать от того, кто так отчаянно просит с ним поговорить, показалось ему кощунством. – Жека, я все хотел тебе рассказать, если бы ты остался, правда. Ну сам подумай – смысл мне палиться, если я тебе не нужен? – То есть ты сначала хотел подождать, пока я настроюсь и соглашусь, а потом уже вот это на голову вываливать?! Женька был в ярости. Ему хотелось вытрясти из Вовы душу, но теперь он весьма сомневался, что она у него была. – А почему я должен растрепать все человеку, который не хочет со мной близости, а?! – Вова чуть ли не зарычал в ответ и подался вперёд в каком-то примитивно-животном угрожающем жесте. Но Женька не испугался – он все-таки не верил в этот бред до конца, или не так был страшен черт, как тайны в так и не начавшихся отношениях, но он схватил Вовку за плечи и как следует встряхнул, словно нашкодившего котёнка. – Я вообще нихрена не понимаю в этой твоей дьявольщине, и не хочу разбираться, понятно? Я не просил этого пиздеца на свою голову! Мне просто нужна была работа! Не вмешивай меня в свою дьявольскую муть! И вместо того чтобы сопротивляться, Вовка безвольно повис у него в руках и дико погрустнел, как будто в этот самый момент под Женькиными пальцами хрустели не плечи, а его раздавленное в крошки сердце. – Так тебе что не нравится-то, Жека? – Просяще пробормотал Вова, совсем тихо, едва слышно из-за шума улицы. – Что я сразу не сказал? Или что я… не совсем человек? Пожалуйста, не прогоняй меня… Женька почти был готов уйти, уйти от чего угодно – от криков, от угроз, от попыток выкрутиться, но вот от печальных глаз и этой тихой, смиренно просьбы уйти не смог. – Да из-за того, блять, что я нихуя не понимаю! Кто ты такое, что ты такое и чем вообще занимаешься, когда вот так пропадаешь! И часто ли будешь пропадать, и вообще… – Так я тебе все расскажу, – Вова улыбнулся, и не было в этой улыбке ничего дьявольского – то ли играл так круто, то ли и правда человеческого в нем было больше. Женька смирился, что никуда ему не деться, разжал пальцы, опустил руки по швам и вздохнул. – Ну, чего с тобой делать-то, кунсткамера… один шанс тебе даю. И чур – не спаивать. *** – Такие как я, – начал Вова, когда они устроились на ближайшей тихой лавке в парке, – по идее вообще не должны рождаться. В смысле, что Дьявол нас находит в тот момент, когда мы ещё в утробе и почти мертвы, но спасает нас, отдавая частичку себя. Поэтому мы рождаемся… с дьявольской кровью, и взамен должны периодически помогать ему с делами. Дела оказались совсем не такими, как Женька представлял; никакого поедания младенцев и сталкивания беззащитных граждан под трамвай. Чаще всего они присматривали за себе подобными: находили малюток, в которых только проявлялась дьявольщина, успокаивали родителей, объясняли им, как с такими детьми обращаться: ведь если всемогущего ребёнка не воспитать, как полагается, из него вырастет такое, что лучше б в утробе и померло. Вовка привёл пару примеров из истории, и Женька ахнул – все, конечно, догадывались, что к указанным господам приложилась чья-то недобрая рука, но одно дело – спекуляции, а другое – прямые свидетельства тех, кто вроде как тоже замешан. Случались и другие «миссии»: вытащить сатанёнка-подростка из кутузки и вправить мозги, выцарапать уже взрослого сородича из рук медицинских работников, чересчур ретиво исследующих мгновенно зажившие раны, и куча других простых и бытовых вещей. Выглядело все просто, но Женька чуял, что о чём-то Вовка умалчивает. – А для чего это все? – Спросил он после Вовкиного рассказа. – Зачем дьяволу вообще дети, если они только и делают, что помогают друг другу? – А зачем вообще люди детей заводят, – фыркнул Вова. – С ними всегда много возни. – Дети нужны, чтобы продолжать род, когда ты умираешь, – с умным видом изрёк Женька. – А этот ваш дьявол, как я понимаю, вечен. – А ты сечёшь, – Вовка цокнул языком и отвёл глаза. – Ну да, есть ещё одна миссия, но тебе я о ней рассказать не могу. – Захватить мир? – Наобум выдал Женька. В его представлении дьявол как раз и должен заниматься подобными вещами, и судя по нынешнему состоянию мира – он в этом вполне себе преуспел. – Не совсем, – Вовка, казалось, смутился. – Честно, Жека, это тайна. Об этом даже в редакции не знают. А уж они со мной… ну, кто-то полжизни. – Все это, конечно, интересно… но тогда нам с тобой не по пути, – Женька выдал это со страшной гордостью, будто из себя целиком вырвал. На самом деле, ему страшно хотелось узнать эту тайну, а ещё Вовка все-таки чём-то привлекал, этой дьявольщиной своей или ещё чем, и вот так от него отказаться было сродни подвигу. Но Женька смог. – Только из-за этого? Из-за того, что не могу рассказать? – Вова, казалось, совсем поник. Видимо, не ожидал, что после его откровений Женька все-таки смоется, или до последнего надеялся, что нет, но выглядел он так, будто у него отбирали что-то очень ценное. И от этого отказывать ему было вдвойне труднее. Но Женька в очередной раз напомнил себе, что перед ним – отродье сатаны, а значит, веры ему нет и связываться с ним опасно. – Не только. Я вообще не знаю, вдруг вы людей убиваете… – Не убиваем мы людей, – вскинулся Вовка. – Ни детей, ни животных, мне даже паука прихлопнуть нельзя. Я когда только от родителей съехал, у меня в квартире по столам табуном ходили тараканы, а я смотрел на них и даже ловушку не мог поставить, потому что это убийство. – Вы что, буддисты? – Да не буддисты мы. Ты человека-паука смотрел? С великой силой приходит великая ответственность. – Перед тараканами? – Да ты задрал, – Женька почувствовал, что Вовка бесится. Он даже мог его понять – сидит вот перед ним Женька, мораль читает, хотя ему сто раз было сказано, что никто никого не убивает. И все же вот так сразу Женька принять все это не мог. И уйти не мог тоже – в голове живо рисовалась ситуация, которую Вова обозначил ещё утром: в редакцию зазря не приходить, перед ним не отсвечивать, на глаза не попадаться. А этого, несмотря на все дьявольские приколы, Женька очень не хотел. Он понял, что придётся выбирать: либо уйти сейчас и забыть про Вовку навсегда, либо остаться и, возможно, стать частью какого-нибудь несусветного ужаса. Ни то, ни другое не казалось идеальным планом. Хотелось отмотать время назад, не покупать этот дебильный проводок и смиренно дождаться Вовку, и, может быть, так никогда ничего и не узнав, прожить с ним долго и счастливо. Или на крайний случай отмотать ещё дальше, до дурацкой пивнухи, выпить положенные два литра и свалить домой, чтобы остаться хорошими приятелями. Сейчас отфрендзонить Вовку уже не получится – да и не такой Женька был человек, чтобы намеренно морозить того, кто в него влюблён. Где-то Женька слышал, что в жизни есть пара-тройка ситуаций, выбор в которых определяет, что ты за человек. И теперь ему казалось, что он как раз в такой ситуации и оказался. – А при каких обстоятельствах я смогу узнать, что у вас за миссия? Вова посмотрел на него тем самым холодным, темным взглядом, который Женька уже видел утром – перед признанием на кухне, – и тихо произнёс: – Если я выберу тебя как свою пожизненную пару. Тогда мне будет позволено рассказать тебе все секреты и придётся познакомить с Дьяволом. *** Женька не знал, что двигало им в тот момент – дикое любопытство, юношеский азарт или банальное желание потрахаться – но он согласился. О всяких сопряжённых с гейством проблемах он в тот момент даже не думал – все застилало Вовкино инфернальное происхождение, и любые человеческие проблемы по сравнению с ним казались ерундовыми. В конце концов, если твой парень – сын дьявола, становится совершенно не важно, за что тебя захотят сжечь на костре. Вовка радовался, как ребёнок, а потом и вовсе уткнулся носом в Женькину шею и щекотно задышал, словно разгоняя по всему телу пучок сияющих искр. – Жека, я верил… я знал, что не испугаешься… Жека, я тебя сегодня так отблагодарю… со мной ведь что угодно можно делать… Последнюю фразу он мог бы и приберечь, потому что от неё у Женьки мигом привстал член. Щеголять явным стояком среди парка было стыдно, но многие вещи сегодня происходили с Женькой против воли – и он уже почти научился не париться. Тем более Вовка совсем не скромничал и лип к нему банным листом, привлекая к ним взгляды совсем не редких в вечернюю пору прохожих. – Жека, ты ведь останешься сегодня со мной? – Пробормотал Вова, не отлипая от Женькиной шеи. – Останься. Если хочешь, можем ничего не делать, просто поспишь со мной рядом… Сложно было поверить, что этот ласковый котёнок, который сейчас прилюдно чуть на коленки к нему не заползал – его строгий и принципиальный босс. И на сына сатаны он никак не тянул, разве что в амплуа коварного совратителя. Женька с трудом представлял, как он выдержит «ничего не делать», если останется, но от приглашения не отказался – Вовке, неважно почему, из-за происхождения или природного очарования, сложно было сказать нет. Тем более Женьку ни разу, никто и никогда в жизни так не уговаривал. И вообще никто и никогда так откровенно не заявлял, что он, Женька, желанен и нужен. Дома Вова залез в пустой холодильник и уставился на сиротливый мартини. – Еды нет, – констатировал он, явно удивленный. – Но если хочешь, я закажу что-нибудь. Нужно? Женька кивнул и от балды попросил первое, что взбрело в голову – пиццу. Ее привезли быстро, но нарезали плохо, и Вовка, видно, почуяв угрозу идеальному свиданию в такой досадной мелочи, тут же полез исправлять ситуацию обычным ножом. Он почти сразу порезался – видимо, спешил, да и в принципе Женька уже понял, что быт – не Вовкин конёк. Но самое интересное произошло потом. Судя по количеству темной крови, которая сразу же растеклась аж до запястья, порез был глубоким, но Вовка моментально ополоснул его под краном и сунул Женьке под нос: – На, смотри. И словно по команде, рассеченные края кожи резко побелели, кровь остановилось, а в том месте, где прошлось лезвие, она за секунду будто впиталась, обнажив абсолютно нетронутый палец. Женька молча наблюдал за фокусом, раскрыв рот. На секунду ему показалось, что Вовка порезался специально, чтобы выпендриться, но бороться с пиццей он продолжил так же неуклюже, и Женька перестал сомневаться. Запивать пиццу мартини было странно, тем более Женька вообще его не любил, считая девчачьим, но в Вовкином присутствии любая затея казалась увлекательным приключением. К тому же он так смотрел, будто всю жизнь мечтал накормить именно Женьку и именно пиццей, и казалось, если бы ему позволили – кормил бы его прямо с рук. Все это было, конечно, странно – Женька никогда не видел за собой ничего примечательного, ну, кроме роста. Обычный парень, тощий, губастый, волосы простого мышиного цвета, даже борода растёт как-то по-дурацки, местами… девчонки его явно за ценный приз не считали, а Вовка вот не мог оторваться: глазел, как зачарованный, вздыхал и засыпал вопросами: что Женька любит, какие планы строит, да и вообще. Женька от таких вопросов терялся – он сам себя плохо знал. Единственным по-настоящему осознанным решением, вопреки всему, было поступить в театральный, а в остальном он плыл по течению, с трудом разбираясь, что верно, а что – нет. Но Вовка и не давил – просто ему было любопытно, как всякому нормальному влюблённому в самом начале отношений. Вот только из-за этих расспросов Женька боялся показаться неинтересным, боялся, что Вова расхочет его обожать и снова станет холодным и строгим, как раньше. За один день, за один чертов день у него выработалась зависимость от обожания и любви. Если так, то что дальше? А дальше все было просто – Вова отодвинул стол, забрался к Женьке на коленки и, обхватив его шею руками, внаглую потерся носом о его лицо. Женька замер на секунду, сходя с ума от жуткой близости такого прекрасного тела, и вдруг сам сцапал Вовку за талию, сжал по-медвежьи и набросился с поцелуем. Вовка застонал ему в рот и ответил, подавшись вперёд. Целоваться с ним было охуительно – он был такой дикий, горячий, совсем не стеснялся, но целовался удивительно нежно, и губы у него были лишь на самую малость грубее девичьих. С трудом оторвавшись, чтобы отдышаться, Женька уткнулся носом ему в плечо и тут же услышал над ухом: – Как ты меня сегодня хочешь? – Вовка шептал, и в этом шёпоте слышалось его сбитое дыхание. – А как можно? – Растерялся Женька. – Можно как угодно, – раздался смешок, ласковый и тёплый. – Могу подставиться сзади, могу отсосать… могу и я тебя, если тебе так больше хочется… – Юркой рукой Вова пролез между их телами и накрыл жаждущий Женькин член, прижав основанием ладони. – В любом случае мы с тобой все успеем. В другой момент Женька бы густо покраснел, но с Вовкой на коленях весь предложенный буфет только раззадорил. Не зная, с чего начать – вернее, в какие слова облечь своё желание поскорее его трахнуть, – Женька просто водил руками по ерзающему на нем телу и, не отрываясь, смотрел на совсем ошалевшее в этот момент лицо. – Выбирай, Жека, не то я выберу за тебя, – Вовка не унимался и все настойчивее водил рукой по Женькиному стояку. – Меня три года мужчина не трогал. Но ты ничего не бойся. Ты мне не навредишь. Он поерзал снова, вскидывая зад, и Женька облапил подставленные ягодицы, склонился к самому уху и прошептал: – Вот сюда хочу. – Отличный выбор, – Вовка усмехнулся. – Пойдём в спальню, а то сил терпеть уже нет. Не Женьке было кривляться, что у Вовки не было нормальной кровати – весь его предыдущий секс случался на узкой общажной койке, когда удавалось куда-нибудь сплавить соседа. Здесь же они были совсем одни – и все время, что было во вселенной, принадлежало им. Раздеть Вовку оказалось просто – он, будто одежда уже обжигала, сам с готовностью скинул с себя рубашку, позволил расстегнуть джинсы, медленно переступил через них, оставляя на полу. Оставшись совсем голым, он замер, явно красуясь. И все не зря – Женька жадно оглядел его тело, красивое, ладное, и сам завис, потому что взгляда было не оторвать. Он очнулся лишь когда Вовка сам потянулся к его ширинке, и тут же опустился перед ним на колени, стаскивая джинсы с трусами. Не спрашивая, Вовка прижался лицом к освобожденному стояку, потерся щекой и лизнул, и от этого Женьку всего словно током прошило. – Можно? – Наконец, спросил Вовка, и Женька кивнул, но добавил: – Только я… так кончу. – Не страшно. Он такой большой… красивый… мне хочется. Я немного, ладно? Женька сглотнул и прикусил губу, чтобы не кончить в тот же момент. Единственное, чем природа его действительно наградила – это размером; но никто и никогда раньше не распинался перед ним в дифирамбах. Вова же, не скромничая, тут же забрал в рот головку и осторожно сжал ее губами, одновременно проводя по самому кончику языком. Женька наблюдал с высоты его тёмную макушку и держался изо всех сил – если бы сейчас он был наедине с рукой, ему одной этой картинки в голове хватило бы, чтобы кончить. – Шикарно, – прокомментировал Вовка, отрываясь. – Я давно этого не делал. И точно… не такой огромный. Но я обязательно должен попробовать целиком. Не сейчас, позже, – усмехнулся он, глядя на охреневшее Женькино лицо. Женькина первая девчонка только раз пробовала ему отсосать и долго жаловалась, что ей неудобно, поэтому на полноценный минет он и не рассчитывал – но Вовке, похоже, в жизни было море по колено. Он снова взял в рот – неглубоко, но плотно, запустив член за щеку, и сделал что-то такое языком, от чего Женька задрожал и не сдержался – кончил, хватаясь за стену, потому что ноги разом подкосились и отказывались держать его прямо. Вовка же упрямо схватил его за задницу и, не отрываясь, проглотил все, а затем отодвинулся, сел на пятки и ослепительно улыбнулся: – Жека, я хочу сосать тебе каждый день. Ты ведь не против? Выплывая из оргазма, Женька смог только помотать головой. Да кто бы отказался? Каждый день спускать в этот умелый рот… от мысли, что Вовка явно делает это не впервые, член снова дёрнулся. Почему-то мысль о том, что он уже проходил все это раньше – отсасывал, подставлялся, – жутко возбуждала. – Как ты это делаешь? – Выдохнул Женька, с трудом подбирая слова. – Практика, – Вова хмыкнул. – У меня был… очень опытный учитель. – Расскажи, – неожиданно попросил Женька, понимая, что хочет это услышать. Воображение рисовало пространные картинки о том, как Вову имеют в рот, инструктируя, что стоит делать, и едва оставившее его тело возбуждение нарастало снова. – О чем? – Вова удивленно вскинул брови. Он подвинулся и разлёгся на матрасе, приглашающее распахивая объятия. Он все ещё был возбуждён, и Женька даже почувствовал легкий – совсем мельчайший – укол совести, что вместо секса занимает его всякой болтовней. И все же он, скинув футболку, лёг рядом – лежа их лица были на одном уровне, и можно было совсем близко любоваться его горящими темными глазами и раскрасневшимися губами. – Расскажи, что с тобой делали раньше, – попросил Женька, теперь уже не стесняясь. – Тебя это возбуждает? – Вовка показался неожиданно заинтересованным. – Угу, – буркнул Женька. – Если не хочешь… – Очень хочу, – заявил Вова и, прикрыв глаза, проскользнул рукой к своему члену, накрыл его ладонью и так замер. – Меня драли каждый день, причём именно – драли. Привязывали к кровати, задирали ноги – и вперёд. И каждый раз чувствовалось, как впервые, потому что на мне… все быстро заживает. Совсем. И я каждый раз стонал под ним, как целка, потому что целкой и был. И тебе, Жека… целка достанется. Он простонал и сжал себя, подвигал бёдрами из стороны в сторону. У самого Женьки снова стояло в полный рост, и хотелось так же – задрать ноги, протиснуться в горячую глубину и толкаться, пока не наступит желанная разрядка. Но Женька не спешил, и лишь осторожно откинул Вовкину руку, заменяя ее своей. Чужой член в руке ощущался странно, но хорошо; бархатистая горячая кожа под ладонью была приятной, и Женька с готовностью мазнул большим пальцем по вытекающей смазке, развез ее по стволу и принялся дрочить, медленно и аккуратно. – А это не больно? – Спросил он, внезапно понимая, что просто так пользоваться Вовкиной особенностью не хочет. Даже если он не сможет ему навредить, боль Вовка все равно чувствует, а превращать секс в пытку он не собирался. – Бывало больно, – признался Вовка. – Но мне это нравилось. Я люблю, чтобы… на грани. Или за гранью. С тобой будет ещё круче, потому что у тебя большой член. Жека, пожалуйста… хватит меня дразнить, вставь мне уже… Женька замер – хотелось метнуться тут же, но вот незадача – он не знал, как правильно. Вроде бы все просто, но что именно делать, да ещё и так, чтобы не просто о себе позаботиться – этого на ум вот так сходу не приходило. – Расскажи мне, – попросил Женька. Как бы он не стеснялся, а Вовке доверял – не обсмеёт, не обидит, подскажет, как нужно. – Тут где-то под подушкой смазка валяется… – Женька пошарил и действительно сразу нашёл – тюбик как из-под зубной пасты, только прозрачный, использованный наполовину. – Что, мне самому с собой не развлечься? – Насмешливо фыркнул Вовка, хотя Женька ни о чем и не спрашивал. – Выдави на пальцы, согрей и заталкивай. Можно сразу два, так будет быстрее. Он перевернулся на живот и выставил зад, но Женька последовал инструкции не до конца – начал с одного, и вышло очень туго, будто и этого было слишком много. – Ты уверен, что сможешь? – На секунду Женька вообще о себе забыл. – Я абсолютно уверен, – решительно заявил Вовка, как будто приказал, и этого полуприказа Женька тут же послушался. С трудом, до последнего не веря, что все делает правильно, загнал два пальца, и Вовка застонал и неожиданно расслабился внутри, и невыносимое давление вокруг пальцев стало приятным. – Теперь подвигай, разведи… нужно растянуть, делай все, что, как тебе кажется, это слово значит, – Вовкин бархатный баритон звучал совсем уж похотливо, срываясь на мягкие, мяукающие интонации. Женька покорно шевелил пальцами, чувствуя, как жаркое Вовкино нутро поддаётся, и уже без команды понял, когда стоит добавить третий. Теперь все шло легче, вот только Вовка крутил задом и подавался вперёд, иногда дергаясь так, что почти выкручивал Женьке запястья. Приходилось ловить другой рукой и держать крепко, почти до боли – видимо, этого он и добивался. – Смажь теперь себя и вставляй, – велел Вовка с мольбой в голосе. – Если будет трудно – прислушивайся к себе, обо мне не думай. И если увидишь кровь – не пугайся. Не то чтобы от таких напутствий Женьке стало как-то проще или захотелось сильнее, но его даже бронепоезд уже не сбил бы с намеченной цели. Узкая Вовкина дырка с контрастно темной кожей на фоне светлых ягодиц, в которой до самых костяшек уже пропадали его три пальца, должна была сегодня достаться ему, и ради этого Женька был на все готов. Шло действительно туго, буквально по грани: ещё чуть-чуть, и Женьке самому стало бы больно, но именно этой самой малости и не доставало, и он чувствовал только чистый кайф. С трудом пропихнув головку, дальше он вошёл в два толчка и замер, привыкая к новым ощущениям. Вовка под ним охнул, а после протяжно, низко заскулил. От этого стона, почти болезненного, Женька едва не запаниковал, но Вовка словно почувствовал и пробормотал: – Двигайся… двигайся! Женька послушался, и вскоре уже в Вовиных стонах безошибочно угадывалось удовольствие. Он выгибался, дергался навстречу и даже царапал стену ногтями, оставляя на обоях всамделишние следы. Но Женька уже перестал замечать мелочи – у него совсем крышу снесло, потому что трахать Вовку было… обалденно. Жарко, узко, восхитительно – если сравнить со всем прежним, то он, считай, вообще никогда сексом не занимался. А уж когда Вовка сжался и дёрнулся – раз, второй, – кончая, он совсем охренел; изнутри Вовка будто завибрировал, и от этой вибрации Женька сам отлетел, ловя перед глазами цветные круги. Все вокруг затихло, и лишь собственное сбитое дыхание постепенно долетало до Женьки словно через водную пелену – и где-то вдалеке словно стучало попеременно разом два сердца. Женьке показалось, что он сходит с ума, пока не понял, что и впрямь чувствует два пульса – свой и Вовкин, но определить, где чей, он не смог. Он медленно вытащил, стараясь не делать неосторожных движений, и упал рядом с Вовкой, утыкаясь губами в его подрагивающую спину. А ведь он действительно дрожал – мелко и неритмично, как будто бы плакал. – Вова… ты чего, Вов? Женька перевернул его на спину и увидел, что лицо у него действительно мокрое, вот только сквозь слёзы Вовка блаженно улыбался. – Это охуенно, Жека! – Он поерзал, видимо, прислушиваясь к ощущениям, выгнулся дугой и потянулся. – Талант у тебя, – он тут же полез целоваться, и Женька совсем не возражал, а послушно лапал подставленное тело и лизался с Вовкой. Изредка они наваливались на мокрое пятно на том самом месте, куда Вовка кончил, но никому не было дело даже до этого – уж больно хорошо было, свившись одним клубком, валяться и чувствовать себя счастливым. – Вовка… – осторожно начал Женька после, когда они, предприняв героическое волевое усилие, скинули грязные простыни, кое-как почистились и легли будто бы спать. – Получается, мы теперь с тобой встречаемся? – Да, Жека. Я завтра всем сообщу, что ты теперь мой, – и, словно нужны были ещё подтверждения, Вовка потянулся и ухватил Женьку за задницу. – Звучит страшно, учитывая, что ты – сын дьявола, – хмыкнул тот. – Ты отымел в задницу сына дьявола, Жека. Ты теперь самый крутой пацан на районе. – А тебе правда нравится, когда тебя… когда тебе… – Делают больно? – Ага. – Ну… смотря как. Если ты вдруг начнёшь меня по морде кулаком бить – мне точно не понравится. – А если я… случайно? – Что случайно? Кулаком ударишь? – Нет, если случайно сделаю слишком больно. – Если случайно – я скажу, и ты так больше делать не будешь. А если нарочно будешь – уйду. Но если ты будешь надо мной издеваться… – тут Вовка осекся, словно чуть было не ляпнул что-то запрещённое, а Женьке показалось, что ситуация была далеко не гипотетическая. – С тобой так уже… делали? – Осторожно спросил он. Вовка не был похож на того, с кем можно… так. Не потому, что с кем-то вообще так можно, а потому, что Женька не представлял человека, который может увидеть в Вовке жертву. Даже без дьявольского ореола он больше походил на хищника, чем на добычу – мягкого, домашнего, сытого, но все же хищника. – Все-то тебе расскажи… – Пробормотал Вова. Это ощущалось как тот самый момент, когда он в очередной раз хотел уйти от неудобного вопроса, но не смог. – Да, делали. И очень пожалели. – А что ты… как ты… в смысле, ты же не можешь бить в ответ. – Хочешь знать, что я сделал? – Буркнул Вова после долгого молчания. – А что я мог сделать? Как и все воспитанные дети, я нажаловался папочке. – Папочке в смысле… ему? – Да. – И что случилось? – Ничего хорошего. Жека, прости, но я не хочу об этом говорить. Женька притих. В голове роились разные мысли, но самые тяжёлые из них неожиданно касались самого Женьки – а что если эта дьявольщина так влияет на людей? Что, если он, сам того не желая, под Вовкиным влиянием однажды станет… тем самым человеком? Ему не хотелось этого, и уж точно не хотелось этих жутких последствий, о которых Вова предпочитал не распространяться. Хотелось, чтобы все было хорошо и легко, вот как у них сейчас. – Ты не такой, как он, – неожиданно заговорил Вовка после долгого молчания. – Я тогда молодой был, глупый, я сразу не разглядел… а в тебе я вижу. Ты хороший человек. Даже если однажды я стану тебе не нужен, я верю, все произойдёт так, что мне не за что будет тебя ненавидеть. – А ты? – Неожиданно спросил Женька. – Что я? – Ты – хороший человек? Женьке очень хотелось услышать положительный ответ. У него, в отличие от Вовки, за спиной не стоял могущественный папенька-дьявол, у него не было магической неуязвимости или какой-то особой прозорливости, он был гол как перст – и ему очень, очень нужно было, чтобы Вовка оказался хорошим, иначе его некому будет защитить. – Я пытаюсь, – ответил Вовка. – Изо всех сил. И если тебе однажды покажется, что я с тобой плохо обращаюсь, просто скажи мне об этом. Я могу быть… невнимательным. Но я никогда не буду нарочно тебе вредить. Он уткнулся носом в Женькину шею и засопел, будто пытаясь приглушить внезапные чувства, но Женьке и сказанного было достаточно. Он запустил свою огромную ладонь с волосы на Вовкином затылке и прижал к себе ближе – все-таки теперь это родное, своё. Так, уткнувшись друг в друга, они и уснули.