Очень благие знамения

Свою родословную Женька знал не очень хорошо – имена прадедушек и прабабушек знал, а дальше пусто. У него не было выдающихся предков, родством с которыми можно было кичиться, поэтому какие-то там далекие поколения его не интересовали. Но в одном Женька был уверен точно: никакими ангелами в его роду и не пахло. – Не знаю, Жека, чего они к тебе прицепились, но обычно они находят своих. Ангельских потомков на земле куча, но большинство об этом так и не узнает. Зато когда им что-то надо – они из-под земли тебя достанут. Ленка не знала наверняка, как получается ангельские дети, но предполагала, что по той же технологии, что и сатанинские: приходит ангел, крутит какое-то вуду, и у ребёнка появляются особенности. Но чаще всего ни особых способностей, ни крепкого здоровья это не даёт: все волшебство, которое предполагает ангельское происхождение, дремлет в зародыше и просыпается лишь тогда, как ангелы решат его «активировать». – Вот как сейчас? – Наверное. Вообще лучше у Вовки спросить, он в этом разбирается. – А ты-то откуда это все знаешь? – Ну… мы когда начинали, был у нас один приятель. Так его ангелы забрали. – А где он сейчас? – Понятия не имею. Он с нами расплевался, с тех пор мы его не видели. Вовка явился ближе к вечеру, и выглядел так, будто бегом бежал с того самого момента, как утром вышел из дома. Он упал на диван рядом с Женькой, и Ленка тут же притащила ему воду с лимоном, которую он втянул в два глотка. – Ты ни с кем сегодня не разговаривал? – Первым делом спросил он у Женьки. – Пытался, – невесело хмыкнул тот и рассказал обо всех персонажах, которые сегодня пытались его разговорить. Вовка покачал головой и цокнул языком – судя по его лицу, ситуация была ещё веселее, чем думалось изначально. – Это же ангелы, да? – С умным видом спросила Ленка. Вовка кивнул. – Они самые. – Почему я?.. – Простонал Женька. Ему и так хватало чудес в жизни за последние пару дней, так теперь ещё и оказывалось, что он тоже особенный – причём в родстве с какими-то чудиками, которые двадцать лет не обращали на него внимания, а теперь вспомнили. – Догадайся, – Вовка усмехнулся. – Стоило связаться с сатанёнком, и твои славные предки тут же вспомнили, что ты им родня. – И чего им от меня нужно? – Да кто б знал. Шпионить за мной, искать способ меня убить, или ещё что там. Вот только понять бы, как от них отвязаться. Ты для них своего рода ценный кадр. – Из-за тебя? – Не просто из-за меня. Ангельская сущность передаётся по женской линии хоть на тысячу поколений, но проявиться может только в мужчине – не спрашивай меня, почему, ангелы никогда особо к гендерному равенству не стремились. Поэтому, если ребёнок дьявола – мужчина, ангелам сложно подобраться к нему настолько близко. А тут такая оказия… – Вовка хмыкнул и игриво вскинул брови, мол, вот уж святошам свезло. – Ну круто. И что теперь делать? – Для начала – вот, – Вовка протянул Женьке какую-то монету на раскрытой ладони. Монета выглядела древней, побитой жизнью, ее медная темно-коричневая поверхность кое-где позеленела. Женька взял ее и ничего не почувствовал – монета как монета, нагретая тёплом тела. – Что мне с этим делать? – Она поможет тебе понять, что рядом есть ангелы. Когда они приблизятся, она заледенеет. – А на меня она не отреагирует? – Ты пока не настоящий ангел. Чтобы стать одним из них – ты должен согласиться на их предложение. Мне кажется, ты уже сам понял, что они могут быть очень убедительными. – Ага, вот только их и так заметно. У них глаза… как у стариков. Выглядит жутко. – Ну, есть ещё один бонус. Она леденеет так сильно, что отрезвит тебя от любого гипноза. Поэтому согласиться ты сможешь, только если действительно этого захочешь. Женька задумчиво покрутил ее в руках и положил в карман. Монета тут же огрела бедро приятным теплом. В голове будто лампочка зажглась: – А на сатанят она реагирует, нагреваясь, верно? Вовка удивлённо вскинул брови и переглянулся с Ленкой. Та пожала плечами и заговорщицки улыбнулась. – Ты быстро все схватываешь, – ответил Вовка горделиво, будто Женькина сообразительность была его личной заслугой. – А если встретишься с дьяволом – нагреется так, что держать будет больно. Но не бойся, мы пока обойдёмся без знакомства с родителями. Когда ты ровесник Вселенной, кажется, что двадцать четыре года – слишком рано для серьезных отношений. Чтобы избавить Женьку от ненужных контактов, Вовка попросил Бориса Нахмановича подбросить их домой на машине. Тот поворчал нечленораздельно, выдав что-то про выскочек и эксплуататоров, но все же помог. До самой Вовкиной квартиры к ним не прицепилось ни одного ангела. – Не парься, – фыркнул Вовка, видя, что Женька с опаской косится на дверь. – Сюда они не придут, побоятся. – Ты можешь им что-то сделать? – Только нахуй послать, – Вовка пожал плечами. – Но если бы они могли что-то сделать мне, то не стали бы ловить тебя по всему городу. – А что это вообще за прикол? – Буркнул Женька. Он все ещё не мог стряхнуть это жуткое ощущение, будто кто-то пялится на него из укрытия. – Зачем им ты, и чего они хотят добиться? – Чем меньше нас – тем слабее дьявол. Чем он слабее – тем ближе царство Божие на земле. Женька притих. Его воспитывали не очень религиозно, но из того, что он знал, царство Божие – это было что-то хорошее, где все счастливы и никто не страдает. Почему Вовке это не нравилось, он в толк взять не мог. И снова, будто угадав, о чем он думает, Вовка фыркнул: – Представь себе мир, где никто ни с кем не спорит, все живут строго по правилам и ходят как по команде взад-вперёд. Ни у кого нет своих желаний, никто ни к чему не стремится, все просто живут – вечно. Не размножаясь, не умирая. Ни для чего, ни зачем. Женька представил. Получилось грустно. – Для ангелов это настоящий рай, потому что никто не жалуется. Их можно понять – они каждый день слышат людское недовольство, каждый день кто-то им ноет, и единственный способ, который они видят, чтобы жалобы прекратились – это лишить людей всех устремлений. Как только люди перестанут желать, они тут же перестанут жаловаться. Весь этот ангельский сонм – просто одна большая бюрократическая инстанция, в которой больше всего на свете хотят, чтобы поток заявителей иссяк. – Откуда ты все это знаешь? – Имел удовольствие общаться с ними… напрямую. Вовка поморщился, будто вспоминая о неприятном. Женька задумался о том, как мало он о нем знает – чем тот занимается, отлучаясь по своим дьявольским делам, что повидал в жизни. Тот Вовка, что заправлял редакцией, был человеком; он серьезно относился к делу, во все вникал, везде лез и много спорил, имея своё мнение абсолютно по любому вопросу. Этот человек его сначала взбесил, а затем очаровал – но о Вовке-сатане Женька не знал почти ничего. С детства он привык, что ангелами называют хороших людей, которые всем помогают: врачей, спасателей, просто добряков, наконец. А дьяволом обзывали самого Женьку, когда он плохо себя вёл и мешался родителям. Про каких-то людей, сделавших себе имя на нечистых делишках, тоже так говорили. Весь предыдущий опыт подсказывал Женьке, что с дьяволом надо бороться, а не падать бездумно в постель к одному из его сыновей. И все-таки с Вовкой это чувствовалось по-другому: он был куда человечней, чем странные люди со старческими лицами, которые преследовали его весь день. Он интересовался Женькой, слушал его рассказы, и ни разу не попытался учить жизни – не считая, конечно, вот этих своих тайн. По делам выходило, что он так его совращает – сначала напоил, затем соблазнил, а теперь ещё и ангелов запретил слушать. Но с Вовкой Женьке было хорошо – а вот ангелы, кем бы они ни были, вселяли ужас. – Жека… – тихонько позвал Вова и осторожно положил руку ему на колено. – Я пойму, если сегодня ты не захочешь… но можно я… С трудом сообразив, что Вовке от него нужно, Женька расплылся в улыбке. Ещё минуту назад он и думать не мог о сексе, но теперь хотелось забыть сегодняшний день как страшный сон. В конце концов, если он попал в сети дьявола, нужно извлекать из этого пользу. Вовка, осмелев, сполз на колени и потянулся к Женькиной ширинке. – Я же обещал, что буду сосать тебе каждый день, – заявил он. – А обещания надо выполнять. Он высвободил Женькин наполовину готовый член и тут же вобрал в рот головку, горячо и плотно посасывая губами. Не прошло и минуты, как член встал на двенадцать часов, и Вова хмыкнул, довольный своими трудами. – Обожаю тебя, – сообщил он. – Ты такой отзывчивый… сегодня хочу взять глубже, но я не уверен, что выйдет целиком. Все-таки много… Женька не понимал, как вообще можно жаловаться – ему, до сей поры нормального минета, считай, не видавшего, любые Вовкины ласки казались пределом мечтаний. Но Вовка, видимо, поставил себе цель, и не было ещё таких целей, от которых бы он отступился. В этот раз он забирал глубже, и уже не за щеку, а пытаясь протолкнуть в горло, но после пары попыток закашлялся и отстранился. – Прости… я обязательно это сделаю, но точно не сегодня. Женьке, признаться, было плевать: его и без полного погружения вело так, что все кругом расплывалось. Не думая, он положил ладонь Вовке на макушку и услышал радостный вздох. – Вот так, – велел Вовка. – А ещё можешь схватить меня за волосы… Он с наслаждением насадился снова, а Женька послушно стиснул темные пряди между пальцев, понимая, что ему тоже это нравится. Понемногу он даже начал толкаться вперёд, и в сладком Вовкином стоне услышал полное одобрение. Женька понимал, что ему нравится делать это – вот так безраздельно владеть на все готовым Вовкой, чуть-чуть принуждать и чувствовать эту власть. Может, в этом и было что-то сатанинское – вытащить из скромного, робкого Женьки его тёмную сторону, которой нравится, что его обслуживают, как господина. Помогая себе рукой, Вовка быстро довёл его до оргазма – и вновь, как и в прошлый раз, все проглотил. Пока Женька ловил цветные круги под веками, Вовка прижимался подбородком к его коленям и отчаянно тёр себя сквозь штаны, видимо, не решаясь без дальнейшей команды даже раздеваться. – Ты ведь хочешь меня… ещё раз? – Выдохнул он наконец, когда понял, что Женька уже вернулся в мир живых. Женькин член все ещё был расслаблен, но где-то в пояснице уже роились слабые искры, предвещавшие новое возбуждение. С Вовкой по-другому и не получалось: он любил удовольствие, и львиной долей его собственного было удовольствие Женькино. – Что это? – Ахнул Женька, когда они оказались голыми в постели, и Вовка повернулся к нему задом. Между ягодиц сияла обточенная, как бриллиант, затычка. В теории Женька знал, что это такое, но на практике сталкивался впервые. – Когда ты… – Когда мы вернулись, – Вовка нетерпеливо подергал задом. – Я хотел, чтобы ты взял меня сразу и не тратил время. Он выгнулся, выставляя зад выше, а Женька, не отрываясь, смотрел между ягодиц, заворожённый блеском пробки. – Жека, не тяни, – умоляюще пробормотал Вовка. – Я так хочу… Спорить с ним не было ни смысла, ни желания. Женька смазал себя, осторожно подцепил пробку за край и вытащил, отложив в сторону. Он ткнул двумя пальцами на пробу – действительно, Вовка был готов, – и, не желая больше ждать, Женька вошёл в него, сразу и полностью, и тут же задвигался – болезненного давления, как вчера, совсем не было, лишь сладкое, дразнящее ощущение тугой, крепкой задницы, толкаться в которую было лучше всего на свете. – Быстрее, Жека… сильнее, – командовал Вовка, а сам прогибался и стонал. Женька уже заметил, каким он был громким, потому что сдерживаться не мог или не хотел. Подначиваемый этими сладкими звуками, Женька кончил первым, но Вовка спустил сразу следом, почти болезненно сжавшись вокруг чрезмерно чувствительного члена. – Так тебе больше понравилось? – Хмыкнул Вовка, едва они пришли в себя. – Если хочешь, я буду делать так постоянно. Но если ты хочешь каждый раз чувствовать, как первый, я могу взять ту, что поменьше. Когда Женька не был возбуждён, Вовкины бесстыдные разговоры вгоняли его в краску, и сейчас был как раз такой момент. Он мог только догадываться, что за фокусы ещё припасены у Вовки. Но что-то подсказывало ему, что, если все начинается так стремительно, но дальше будет только больше – вот только его опыта и воображения уже не хватало, чтобы все это представить. – Если ты боишься, что тебе надоест, мы всегда можем поменяться местами, – Вовка ловко перекатился на спину и устроился подбородком на Женькиной груди. – Там очень много чувствительных нервных окончаний, и я гарантирую – если все сделать правильно, тебе понравится. Женька был рад наполнявшим комнату сумеркам, потому что не понимал, как можно покраснеть ещё больше. Одно дело – трахать кого-то самому, но это… не то чтобы он был против, совсем нет. Ему даже хотелось. Но при мысли о такой уязвимости, таком полном единении ему становилось… жутко. Как будто мало того, что Вовка уже захомутал целиком его душу, ему и тело его подавай все, с потрохами. В эту ночь его не будили чужие разговоры, и проснулись они ближе к девяти: Вовка решил в этот день обойтись без будильника и даже не ускользнул, как обычно, на пробежку, а долго потягивался в постели и лип к Женьке, явно соблазняя его на утренний секс. Конечно же, Женька не выдержал, и снова его отымел, но пришлось постараться – за ночь дырка стянулась, и снова пришлось орудовать пальцами, чтобы никого не покалечить. После утреннего секса Вовка сиял, как медный пятак, и разгуливал по квартире медленно, вальяжно заваривал кофе и что-то напевал себе под нос. При этом он безбожно фальшивил, и Женька незаметно для себя улыбался – должен же был у этого сверхчеловека быть какой-то изъян, думал он, и вот, пожалуйста: но даже этот изъян был в нем бессовестно очарователен. – И что мне теперь делать? – Поинтересовался Женька, имея в виду, конечно же, ангелов. Но Вовка фыркнул: – Как твой любовник, я бы предложил закрыться дома на весь день и не вылезать из койки. Но как твой босс, рекомендую тебе все-таки на этой неделе поработать. Со всеми событиями Женька совсем забыл про театр – а ведь у него была контрамарка именно на сегодняшний вечер. Одной из прелестей работы на газету – помимо всех прочих – были бесплатные билеты куда угодно. Авторы, хоть и выучив уже Женькину бескомпромиссную манеру письма, продолжали пытаться подкупить его перо, думая, что уж о них-то он точно напишет что-то хорошее. Впрочем, так Женька и делал – если спектакль заслуживал, он щедро его хвалил, и в красноречии его похвалы ничуть не уступали разгрому. И все же до вечера можно было никуда не спешить, и Вовка беззастенчиво этим воспользовался. К тому моменту, как нужно было выходить, Женьку едва держали ноги. Если бы неделю назад ему сказали, что он всерьёз будет рассматривать возможность помереть от неуемного секса, он бы, наверное, набил говорящему морду, потому что решил бы, что над ним жестоко издеваются. Спектакль выдался скучным: слишком много резонерства, слишком мало действия, какие-то вымученные позы и страдания – в общем, Женька остался не в восторге и уже предчувствовал, как будет хаять постановку в следующем выпуске. Монета, все это время лежавшая в кармане, неприятно холодила бедро – Женька чувствовал, что за ним смотрят, но, видимо, ангелы понимали, что теперь у него есть детектор, и не рисковали атаковать с наскока. После спектакля режиссёр пригласил Женьку на фуршет, видимо, надеясь очаровать его там и сгладить возможные неприятные впечатления, но Женька наотрез отказался: монета становилась все холоднее, и быть на людях становилось попросту некомфортно. Хотелось скорее сбежать в домашний уют и засесть за рецензию, а вечеринка как-нибудь пройдёт и без него. Уже на выходе из театра он нос к носу столкнулся с преподавателем – тем самым, что оценил его звёздный опус на тройку. Тот сразу заметил его и улыбнулся, правда улыбка вышла кривенькая – видимо, препод был вовсе не рад, что на его юное дарование открылся такой спрос. – А-а, Евгений, – фыркнул он снисходительно и протянул руку. Женька робко поздоровался, смущаясь – препод впервые здоровался с ним вот так, обычно ограничиваясь дежурным кивком. В тот момент, когда их руки встретились, по бедру словно огнём полоснуло, и резко заболела голова – как бывает, если разом заглотить слишком много мороженого. Монета стала совсем ледяная, и Женька понял, что случилось. Препод, кажется, заметил его реакцию, но не спешил уходить, а только стоял и как-то странно улыбался. – Рад видеть, Евгений, что вы нашли себе место в этом мире, – произнёс он торжественным тоном, – во всех смыслах. – О чем вы? – Осторожно переспросил Женька. – О ваших достижениях последних недель, – ответил препод. – Впрочем, не могу сказать, что горжусь вами. В вашем возрасте вполне естественно думать, что правила существуют для того, чтобы их нарушать. Но с годами, знаете ли, становится ясно, что правила придуманы для того, чтобы им следовать – иначе неизбежно наступает хаос… Женька понял, что они все ещё держатся за руки, и тут же отдернул ладонь. – Давайте начистоту, – прошипел он, нянча освобожденную руку, как будто только что вытащил ее из тисков. – Я знаю, кто вы и догадываюсь, зачем вы здесь. Что вам от меня нужно? – Бог мой, какая пылкость, – хмыкнул препод. – Ну что ж, если вам нужна правда, вот она: спросите своего любовника, что стало с вашим предшественником. Женька замер, словно его ледяной водой окатили. Он помнил историю о рукоприкладстве, но Вовка так и не рассказал, что же случилось в итоге. – Мой предшественник бил человека, который не мог ему ответить, – выпалил он зло, – Что бы с ним не случилось, он это заслужил. – А я говорю не о нем, – фыркнул препод с деланной брезгливостью. – Я говорю о том, кто вёл вашу колонку раньше. Вам вообще не кажется странным, что вся культура ограничивается театром? Женька промолчал – он не знал, что ответить. О предыдущем редакторе «культуры» он знал мало, а почему весь раздел теперь срезали до театра – не задумывался. Воспользовавшись его замешательством, препод откланялся и исчез в толпе, оставив Женьку наедине с мыслями. После бегства из общаги ночевка у Вовы будто подразумевалась сама собой, хотя это они не обсуждали. Женька застал его взъерошенным, мокрым, в купальном халате. Краем глаза он заметил ноутбук, примостившийся на кухонном полу – кажется, Вова работал прямо так, усевшись на пол, будто его совсем не смущало отсутствие мебели. – Снова ангелы? – Фыркнул Вовка даже без приветствия. – Или спектакль был настолько ужасный? – Все сразу, – буркнул Женька, стаскивая кроссовки. – Вова, а скажи мне – почему в разделе «культура» остались только заметки о театре? Вова тут же оживился – по-деловому, как это бывало обычно, если речь шла о новой идее. – А ты хочешь писать ещё о чем-то? Будет здорово, потому что в комментах… – Я скорее о другом. Почему ты поменял предыдущего автора на меня? Он ведь обо всем писал. Вовка, остановленный на полуслове, разом потух и скривился: – Он был занудой. Его пролистывали, не читая. И вёл он себя так, будто его образование автоматически делает его самым умным. А я не люблю, когда со мной говорят свысока. В темных Вовкиных глазах блеснуло что-то недоброе, и Женька насторожился. – А где он… сейчас? – Понятия не имею. Я не слежу за творчеством людей, которые мне не интересны, – в Вовкином голосе слышалось раздражение. – Зачем он тебе? Женька помедлил, размышляя, сказать ли правду. С одной стороны, подозревать Вовку после ангельского поклепа было некрасиво. С другой – если с его предшественником случилась какая-то дьявольщина, то говорить тем более не стоит, потому что… не то чтобы Женька подозревал, что Вовка ему соврёт, но не был уверен, что хочет слышать правду. И все же своему Вовке он доверял больше, чем какому-то там ангелу – тем более тому, что целый семестр мучил их бесполезным предметом. Собравшись с духом, Женька выдал: – Мой препод по театроведению оказался ангелом. Он велел мне поинтересоваться, что стало с человеком, который вел эту колонку до меня. Куда он делся, Вова? И снова Женька почуял этот взгляд – тяжёлый, злой. Но понял, что злился Вовка не на него, а на мерзкое полчище святош, которое по пятам ходило за Женькой. – Говорят, когда я его уволил, он запил. И, насколько мне известно, до сих пор пьёт. И нет, предвосхищая твой вопрос – дьяволу я на него не жаловался. Я взрослый человек, и кадровые вопросы способен решить самостоятельно. От этих слов у Женьки отлегло от сердца. Ему до сих пор мерещился заколдованный трамвай, который просто обязан кого-нибудь в этой истории переехать, и то, что прошлый театровед жив, здорово его успокоило. – Почему тогда ангел решил, что мне нужно это узнать? – Понятия не имею. Ангелы вообще не любят, когда что-то меняется. А уж если изменения приводят людей к чему-то, что они считают грехом – для них это как красная тряпка. Они помолчали – Женька переваривал услышанное, Вовка думал о своём. Чем больше ангелы докапывались до Женьки, тем более жалко они выглядели – без какой-то особой цели, без обаяния, с одной только тоской по прекрасному порядку, которого никогда не было, они напоминали пенсионеров, тоскующих о Совке. Они не казались даже опасными, особенно теперь, когда в кармане лежала оберегавшая от гипноза монетка. Было лишь немного мерзко оттого, что эти странные ребята приходились Женьке какой-то далекой роднёй, и от этого считали его за своего. – И все же, как насчёт других рубрик? – Подал голос Вовка. – Читатели хотят рубрики о кино и музыке. А уж если ты ещё и про книги писать начнёшь, тебе вообще цены не будет. Женька пообещал попробовать, хотя это было куда труднее: ему придётся не только ходить в театр, а ещё смотреть, слушать и читать все это, да ещё в еженедельно. Начало учебного года маячило впереди, и Женька не был уверен, что сможет все совмещать, но у Вовки горели глаза, и он уверял, что Женька со всем справится. Поддавшись его энтузиазму, Женька и сам поверил в свои силы – если его босс хочет полноценную колонку, он ее получит.