Очень благие знамения

Вова встретил его злой и уставший. Он валялся на лавочке у подъезда, устало втыкая в телефон. От этого зрелища Женька почувствовал немедленный укол совести. – Ну и где ты шлялся полтора часа… – проворчал он, поднимаясь. И тут, словно по щелчку, он подобрался и принюхался. – Это касторка? – Он подскочил и схватился за Женькину не до конца просохшую футболку, втягивая носом воздух. – Какого черта… что ты делал? Женька подумал, что скрывать бессмысленно. – Я был у Лены. – Какой Лены? Нашей Лены? Или… – тут Вовку осенило, и он скривился. – Зачем она тебе понадобилась? Что ты там забыл? – Вовка, давай поднимемся, и я все тебе объясню… – Нет уж, объясняй здесь, – Вовка завелся, занервничал, и даже забыл отцепиться от Женькиной футболки – держал, как тисками. – Какого черта ты поперся к моей бывшей? И почему ты в касторке? Отвечай! – Тихо, тихо… все хорошо. Женька не понимал, чего Вова так взъелся, но чувствовал, что должен объясниться: в конце концов, если бы Вовка заявился к его бывшей, у него бы тоже было много вопросов. Он рассказал все с самого начала: и про визит к критику, и про беседу со Степой, и про то, как поймал на улице ангела и заставил ему показать те ужасы, о которых их братия неустанно твердила. Пока он говорил, Вовка менялся в лице, и лишь на новости про Лену не выдержал: – Погоди… как слепая? – Ну… совсем. Ничего не видит. – Какого… Ладно, пойдем наверх. Я страшно хочу домой и страшно хочу кого-нибудь прибить. Надеясь, что Вовка говорит не о нем, Женька поплелся следом. В квартире Вовка тут же вытащил из холодильника остатки мартини и отхлебнул прямо из бутылки. – А теперь давай по порядку. Ты говоришь, она просто проснулась и перестала видеть? Когда? – Ну… – Женька не знал точного срока, но прикинул, сколько нужно на то, чтобы влюбиться и стать заметно беременной, и ответил: – Где-то год назад. – Господи, – из уст Вовки это прозвучало, как ругательство. – А я ведь ей писал. Я звонил даже, а она не отвечала… кто бы мог подумать, что она… Он уселся на пол. – А парень из культурной колонки? Ты говоришь, он совсем старик? – Да. И не помнит, что он работал в газете. – Пиздец… – Вовка снова хлебнул мартини и задумчиво посмотрел в пустоту. – Это какая-то ерунда, Жека. Этого просто не может быть. – И еще Лена рассказала мне… что ты тоже ангельской крови. – А она откуда об этом знает? – Фыркнул Вова. Прежде Женька таким вопросом не задавался – он-то думал, что Вовка сам ей все рассказал. – Чертовщина какая-то… я, честно говоря, думал, что я в этой жизни уже все видел… но, видимо, далеко не все. – Вов, – неожиданно спохватился Женька. – Ты говорил, что ангельская кровь проявляется только в мужчинах. А я ведь видел женщин. Ну, тогда, в автобусе… – Никакие они не женщины, – буркнул Вовка. – Это гипноз. – Но ведь это… вранье? А ангелы не могут лгать. – И какой ты стал образованный… да, не могут. Но гипноз – это не совсем вранье. Они просто пудрят тебе мозг, и он сам дорисовывает то, что считает нужным. И слова, и картинку. По Вовке было заметно, что ангелы волновали его меньше всего. Женька не решался спросить, но понимал, в чем дело. – И что теперь? – Наконец, не выдержал он. – Это ведь… твой отец все это с ними сделал? – Предполагаю, что да. Он умеет… и не такое. – А что еще? Вовка посмотрел на него грустно, задумался и проговорил: – Помнишь, я говорил тебе про того, первого… который… – Помню, – поспешил сказать Женька, чтобы избавить его от лишних объяснений. – Знаешь, что с ним произошло? Отец забрал его тело. – Как это – забрал? – Ну… изначально у дьявола нет физической оболочки. Но это очень… трудно для восприятия. Как будто ты разговариваешь с воздухом. Поэтому он регулярно обретает тело. Но тело, как и все в мире, стареет, поэтому его нужно регулярно менять… как правило, он забирает людей с бредом величия. Ну, тех, у кого сознание не подлежит исцелению, зато есть желание стать кем-то особенным. Можно сказать, что так… он выполняет их желания. Но здесь он сделал по-другому. Тот человек… он не раз говорил, что хочет, чтобы я подчинялся ему беспрекословно. А единственный, кого я всегда слушаюсь – это… – Дьявол, – закончил за него Женька. – И ты действительно делаешь все, что он говорит? – Скажем так… я ни разу не пытался ослушаться. И я понятия не имею, что бывает с теми, кто так делает. Пойми меня правильно, Жека – он ведь и не просит ничего плохого. Объяснить трудному подростку, почему ему нельзя драться. Помочь ребенку, который не понимает, что происходит с его телом. Я ведь и сам через все это проходил… он никогда не просил о чем-то, что… что я считаю аморальным. – А как же этот мужчина? – Не выдержал Женька. Вовке должно быть по меньшей мере неловко, что его – хоть и не настоящий – отец является ему в облике человека, который сначала обучил его всем сексуальным премудростям, а потом начал издеваться. – Я… не знаю. Я до сих пор не могу спокойно на него смотреть, но мне казалось… мне казалось, что в этом есть какой-то смысл. Но в чем смысл наказывать Лену и редактора – я не понимаю. В конце концов, они не сделали ничего особенного, они просто хотели жить в своем идеальном мире. – Ну… я не могу сказать, что они несчастны, – вдруг понял Женька. Редактор, пусть и состарившийся на двадцать лет, выглядел очень довольным, да и Лена, кажется, получила все, что хотела. Но было в этом что-то неуловимо больное, будто какая-то издевка, на которую способен только тот, кто явно не стремился подарить человеку счастье. – Жека, я не знаю, что делать, – признался Вовка. – Я только об одном прошу – не бросай меня, ладно? Даже если тебе кажется, что я самое большое зло на земле – не бросай меня. Я этого не вынесу. – Да я и не думал… – пробормотал Женька и понял, как на самом деле он нужен Вовке теперь. Он помог ему подняться с пола и проводил в ванную – Вовка, всегда такой энергичный, сейчас еле переставлял ноги, будто только что вышел из леса, где пробыл без еды и воды неделю. Он затолкал его в душ и, подумав, залез следом сам. Под струями воды он обтер Вовку мочалкой, вымыл ему волосы – и Вовка бездумно поддавался, позволяя делать с собой все, что угодно. – Жека… – пробормотал Вовка, когда они добрались до постели. – Спасибо тебе, что веришь мне. Я так тебя люблю… Это для Женьки было впервые – ему никто и никогда не признавался в любви, и даже Вовка, прежде щедро расточавший на него все свое пристальное внимание, этого никогда не говорил. Он замер, не зная, что ответить. Ничто на свете не заставило бы его покинуть Вовку, и внутренности сводило от мысли, что он может быть с кем-то другим, но говорить о любви Женька не умел, поэтому молча потянулся и поцеловал его. Они целовались – долго, лениво, никуда не торопясь, словно время на земле перестало двигаться. Женьке хотелось больше, но, глядя на изможденного Вовку, он не решался просить, понимая, что Вовка-то с его принципиальностью не откажется, но много ли от этого будет им обоим удовольствия? И лишь просунув руку вниз, под одеяло, и нащупав сильную Вовкину эрекцию, он понял, что хочет сделать. Откинув одеяло, Женька медленно сполз вниз, по пути целуя наугад – шею, живот, грудь, везде, куда мог дотянуться. Вовка вздрагивал от каждого прикосновения и тихо стонал, а когда Женька добрался до члена, тихо заскулил и толкнулся бедрами вперед. – Погоди, погоди… – пробормотал Женька, осторожно его придерживая. – Я никогда так не делал, поэтому… подожди чуть-чуть. Вспомнив, как это делал Вовка, Женька втянул губы, прикрывая острые края зубов, и взял в рот головку. Вкуса почти не было, но наощупь оказалось приятно, и Женька тут же поспешил продвинуться чуть дальше, вобрать больше. Вовка пытался вертеться, и приходилось придерживать. Хоть Женька и боялся хватить слишком грубо, на крепкие пальцы на бедрах Вовка реагировал все тем же сладким стоном – видимо, ему нравилось, когда так, когда даже во время минета его телом кто-то владеет. С непривычки у Женьки не получилось взять глубоко, хотя Вовка был гораздо меньше него, но это было и не нужно. Он крепко сжимал ствол губами и попытался повторить те самые штуки с языком, которые его самого доводили до экстаза. Потребовалось всего несколько минут, чтобы Вовка кончил – с громким стоном, толкаясь в Женькин рот, – и Женька постарался проглотить все, ни растеряв ни капли. На вкус сперма была соленой, но здесь не было никакого сюрприза – Женька уже привык, что Вова лез к нему целоваться после минета, и много раз слизывал свой вкус с чужих губ. И все-таки пробовать самого Вовку было ощущением иного порядка, и теперь Женька понимал, почему он так обожал отсасывать. Не обращая внимания на собственный стояк, Женька улегся рядом, и Вовка тут же потянулся за поцелуем – у него был какой-то пунктик на поцелуи после орального секса, казалось, ни в какой другой ситуации он не целуется так страстно, – и Женька тут же ответил. Но даже в Вовкиной страсти была заметна эта слабость, как будто дурные новости разом вытянули из него всю энергию. Сам же Женька с удивлением понял, что совсем не хочет спать, и даже просто лежать казалось слишком смирным занятием для кипевшей в нем энергии. – Прости, я не предупредил… – лениво усмехнулся Вовка, заметив, как он ерзает. – Если моя кровь лечит, то моя сперма… работает, как энергетик. – Серьезно? – Хохотнул Женька. – Вот это новость. – Ага, а еще у меня моча галлюциногенная… шучу, – Вовка хмыкнул, заметив Женькину вытянувшуюся физиономию. – Этого никто не проверял. А вот про сперму – правда. Мне очень тяжело двигаться, но если ты хочешь выместить на мне всю энергию – буду рад. – Точно? – Заволновался Женька. Ему хотелось все сильнее, но трахать бесчувственное тело казалось каким-то кощунством. – Абсолютно. Попробуй, кстати. Тебе должно понравится. Вовка оказался прав – трахать его, почти безвольного, когда Женька был на пике энергии, оказалось волшебно. Он был расслаблен везде, а Женьке, которому словно добавили дополнительную батарейку, Вовкино тело казалось легким, как пушинка. Он перекатил Вовку на спину и задрал ноги, уложив их себе на плечи; но этого Женьке показалось мало, и Женька поднял его, подхватив под коленки, и прижал спиной к стене. Вот так, держа Вову на весу, он драл его, сильно и долго, а у Вовки даже не хватало сил цепляться – он безвольно висел, как тряпичная кукла, и лишь бессвязно лепетал, пока его имели. Кончив, Женька навалился на него, вдавливая в стену, переводя дух. Одного раза бурлившей в нем энергии оказалось мало – и Вовка послушно принял его еще дважды. От усталости его регенерация словно замедлилась, и на третий круг дырка уже свободно принимала без подготовки. Женьке даже не пришлось брать смазку – достаточно было вытекавшей оттуда спермы. Семя текло по Вовкиным ногам, и Женька подумал, что никогда не видел более развратной картины – обессиленный, но счастливый Вовка выглядел так, будто его только что заебали до полусмерти, а его похотливые стоны только добавляли красоты в общую картину. – Я сейчас выгляжу так, будто меня семеро по кругу пускали… – хмыкнул Вовка, когда Женька, наконец, угомонился и смог улечься рядом. – Надо делать так чаще. – Ну ты даешь, – Женькино тело будто только врубилось, какому атлетическому марафону его подвергли, и ощущалось, как одно большое облако, по ошибке оформленное в человека. – Тебе понравилось? – Очень, – судя по голосу, Вовка с трудом говорил, но не врал. – Мне кажется, это ты должен сосать мне каждый день. Эффект… охуительный. – Да я ж так помру. – Это правда. Завтра жди похмелья. – Это как? – Ну… сейчас все твои ресурсы акви… активизировались, – Вовка уже заговаривался на ходу. – А завтра будет отходняк. Но ты не бойся. Будешь немного вялым, и все дела. А теперь… – он зевнул, – давай спать. А то завтра здесь будет египетская гробница. Краем сознания Женька понял, что им не мешало бы помыться, но сил додумать мысль уже не хватило: утомленный их полуночным марафоном, он уснул.