Очень благие знамения

Женька проснулся в каком-то сарае, в куче сена. Все кругом пахло этим сеном; оно, казалось, было везде. Вытряхнув его из-за пазухи и немного – из штанов, Женька попробовал подняться. Голова кружилась. Место, куда врезал ангел, саднило, а ещё жутко хотелось пить, но рядом не было ничего, даже лошадиной поилки. Держась за стену, Женька поднялся и прошёл несколько шагов. Ходить он мог, хоть и казалось, что вот-вот свалится. Толкнув дверь сарая, Женька предположил, что за ней – улица, но это оказался длинный темный коридор с ультрафиолетовыми лампами, похожий на клубный. Женька пошёл вперёд, к единственной двери, которая виднелась в самом конце. Добравшись к ней, он подергал за ручку, но дверь была заперта. Отчаявшись, Женька попытался позвать единственного ангела, которого знал по имени; единственного, кто мог найти его в любой точке земли и вернуть домой. – Мониэль! – Крикнул Женька, но никто не явился. Денис, возможно, до сих пор носил подаренный оберег и не слышал его криков. Он вернулся в сарай и попытался поискать щели в стенах, но доски были подогнаны плотно, без малейшего просвета. Женька вздохнул и уселся обратно в сено. Голова кружилась все больше, и бесцельно слоняться кругами сил не было. Неожиданно дверь открылась и в сарай вошёл ангел – то, что это ангел, Женька понял даже без монеты, по форменной пернато-пенсионерской физиономии. Ангел смерил его взглядом и высокомерно спросил: – И чего ты тут орешь? – Пить хочу, – растерялся Женька. Ангел развернулся и вышел. Прошло минут десять, прежде чем он вернулся обратно. – Пей, – велел он, протягивая Женьке стакан воды. Каким бы подозрительным не было это гнездовье святош, пить хотелось страшно, и Женька выпил. – Где я? – Спросил он. – На Небесах, – равнодушно ответил ангел. – Я что, умер? – Нет. – А что тогда я здесь делаю? – Ты – пленник. Мы ждем, пока твое отродье сатаны согласится на наши условия. Женьку замутило. Именно такую картину им и предсказывали, но от того, что кто-то это предвидел, было ничуть не легче. – Он не согласится. – Не будь так уверен, – ответил ангел. – Ты ему дорог. – Вы не можете меня убить. Мы на всю жизнь свя… – Есть вещи эффективнее смерти, – перебил ангел и присел на корточки, поравнявшись взглядом с Женькиным лицом. – Думаешь, насколько силен ангельский морок? Достаточно, чтобы сжечь мозги. При этом душа и тело будут нетронуты. А вот разум… Ангел протянул руку к Женькиному лицу, будто хотел схватить его на ухо, но замер с паре сантиметров. Женька поежился – от хищного взгляда и фокуснических пассов уже казалось, что мозг выедают ложечкой. – Никто не хочет провести жизнь наедине с психом, если псих – это не ты сам, – назидательно изрек ангел и поднялся. – Поэтому наслаждайся райскими кущами. За три дня можешь все здесь облазить – может быть, понравится, и ты решишь остаться… после того, как мы избавимся от Дьявола. Он ушел, и Женька немного потосковал в сене, раздумывая о Вовке. Тот, конечно же, попробует его спасти, и Бог с Дьяволом будут на его стороне, вот только что они могут? Бог ясно дала понять, что не может вмешиваться в ангельскую программу, а Дьявол, каким бы могущественным не был, против ангелов бессилен. Да и Вовка, при всем его великолепии, не мог даже пары пёрышек поджечь, разве что залить этот курятник касторкой из бетономешалки, чтобы на время распугать крылатых извергов. А ведь будь у него хоть один пузырек и спички, размечтался Женька, он бы спалил тут все. Ну а сам бы, конечно, выбрался, потому что должна же в Раю быть хоть одна щель, ведущая в людям. Размышляя об этом, он отправился на прогулку. Ангел разрешил ему лазить везде, а значит, все двери должны были быть открыты. Он снова вышел в коридор и толкнул дверь. Та поддалась, пропуская его в длинную галерею. В Париже Женька никогда не был, но, оказавшись в новом помещении, подумал, что именно так и должен выглядеть Версаль: все высокое, с завитушками, расписанное какими-то цветами, кругом колонны и лакированные столики. Из зала вели десятки дверей, и Женька заглянул всюду. Он увидел трейлерный парк, дикий лес, вигвам, бункер – каждая комната была разной, как будто он попал не в рай, а на киностудию. Все комнаты пустовали. Женька, конечно, подозревал, что на Небеса попадают немногие, но не думал, что там не окажется вообще никого. Наконец, в одной из дальней комнат, похожей на пионерскую спальню, он нашел какого-то старичка. Старичок сидел прямо на тумбочке и разглядывал в лупу альбом с бабочками. Он выглядел безобидно, и Женька подошел ближе. Старичок встрепенулся, поднял голову и охнул: видимо, Женькино появление застало его врасплох. – О, молодой человек, здравствуйте. Какими судьбами? – Кто-то из ваших притащил меня в качестве заложника, – обиженно ответил Женька. – Печально, – равнодушно ответил старичок и снова вернулся к своим бабочкам, будто заложники мозолили ему глаза целыми днями. – Почему это место такое странное? – Вы о чем? – Спросил старичок, не поднимая головы. – Ну… тут каждая комната – что-то другое. То лес, то дворец, то вообще – стриптиз… – А, это, – старичок хмыкнул. – Ангелы любят порядок. Но поскольку они все из разных времен, представление о порядке у всех разное. – Интересно, – фыркнул Женька, рассматривая комнату. Если предположить, что она принадлежала старичку, то он, скорее всего, попал в ангелы недавно, успев пережить позднесоветскую пионерскую молодость и состариться после. – А отсюда можно выйти? – Так я вам и сказал, – старичок гневно зыркнул на него и уткнулся в своих бабочек. Присмотревшись, Женька понял, что это была не совсем обычная пионерская комната. Все койки, кроме одной, были идеально заправлены, на тумбочках было почти пусто, на на стене висел деревянный шкафчик, выкрашенный белой краской, с нарисованным по трафарету красным крестом. Это была медицинская палата, но не больничная, а, видно, и впрямь лагерная. Сам Женька пионерские лагеря не застал, но в детстве его отправляли по путёвке в старенький дом отдыха на Днепре, и декорации там были соответствующие. – Комнаты добавляются с каждым новым ангелом, да? – Спросил он у старичка. – Да. Как правило, это то место, в котором ангелу было спокойнее всего. Я, например, обожал болеть в медпункте, когда меня отправляли в лагерь. Я ненавидел толпу, а здесь я мог спокойно смотреть на бабочек. – И насколько здесь все соответствует действительности? – Стараясь ничем не выдавать цели своего допроса, поинтересовался Женька. Хорошо, что старичок не смотрел в его сторону, иначе бы он заметил, как Женька, не отрываясь, буравит глазами аптечку. – До последней пылинки, – радостно сообщил старичок. – Все так, как было в самый спокойный момент моей жизни. Словно дождавшись нужной команды, Женька бросился к шкафчику и распахнул его. Он оказался полон всякой всячины – зеленка, вата, клизма, какие-то пилюли… но заветный пузырек со знакомой любому советскому ребенку касторкой стоял прямо перед ним. Схватив пузырек, Женька сжал его в кулаке и спешно закрыл дверцу, но на беду старичок заметил его копошение. – Что это ты творишь? – Строго спросил он, и Женька сделал первое, что пришло в голову: плеснул касторкой в лицо суетливому ангелу. Всего пары капель хватило, чтобы тот, завывая, исчез; зная, что пернатый может вернуться в любой момент, Женька бросился прочь. Он летел, заглядывая в каждую комнату, подыскивая нужную. Ему нужны были спички. Коробок нашелся в какой-то старой дореволюционной кухоньке, на столе между окороком и чугунным утюгом. Осмотревшись, Женька тут же схватил висящее на крючке полотенце, уложил его на стол, облил касторкой и поджег. Пламя занялось быстро, причем загорелся сразу и стол, через секунду – окорок, и совсем скоро даже чугунный утюг полыхал. Именно этого Женька и ждал. В Раю все было создано ангелами, а, значит, горело, как они. Не дожидаясь, пока комната наполнится дымом, он побежал. Понимая, что не знает, где выход, и куда вообще идти, он просто бездумно летел, переходя из комнаты в комнату, дергая по очереди каждую дверь, но только попадал в другое место. В каком-то морге ему встретился ангел, и Женька тут же плеснул в него касторкой, бросив следом спичку: ангел заметался, поджигая все вокруг себя, а Женька бросился обратно, чтобы не сгореть вместе с ним. Он долго бежал и снова оказался в Версале. Отовсюду уже тянуло едким дымом, пара дверей подрагивали, в них бились языки пламени, и Женька понял, что сам себя загнал в ловушку. Рай горел не так, как горел бы обычный дом: он просто заполыхал по кругу, словно обложенный бикфордовом шнуром, потому что стены, пол, двери – все было сделано из одной и той же ангельской фигни. Никакой проточной воды в мире не хватило бы, чтобы потушить Небеса, и теперь Женьке уже было некуда деться. Огонь распространялся куда быстрее, чем обычный: если ангел сгорал за минуту, то Небесам хватило пятнадцати минут, чтобы превратиться в один большой пожар. Женька сидел посреди Версаля, прижимаясь как можно ниже к полу, как учили в школе, но дышать становилось все труднее. Жара стояла невыносимая, все перед глазами плыло – от дыма ли, от температуры, или просто Женьки мозг уже отказывался работать… он лег на пол, повернулся на бок и подтянул коленки к груди. Хотелось уснуть, а еще хотелось плакать. Опять он, дурак, все сделал неправильно. Не подумал прежде, чем действовать, сам себе навредил, а значит, и Вовке тоже… а ему ведь еще хотели дать какие-то способности. Да он бы в первый же день накосячил, причем точно так же, по-глупому: прихлопнул бы паука или еще что-то такое натворил… Вспомнилось, как Дьявол пытался сделать из него самоубийцу. Нужно было решаться тогда, подумал Женька. А может, у него еще есть шанс оказаться там после всего, что он тут сделал – это ведь тоже было самоубийство чистой воды. А было бы неплохо, после всего-то: слоняться целыми днями по аду, сплетничать с девочкой из лифта и развлекать Вовку по ночам… а еще там есть лаунж… Глаза закрывались, и Женька понимал – это конец. Последнее, что он увидит – горящий Версаль, причем даже не настоящий, а его ангельскую копию, созданную исключительно для того, чтобы какой-то пернатый чувствовал себя как дома. Он почти смирился со своей участью и вздохнул – в последний раз. *** Последнее, что он запомнил – как его резко дернули вверх и куда-то потащили. А потом пустота. А первое, что почувствовал – что-то незнакомое, сладкое и вязкое на губах, как варенье из экзотических фруктов. Женька открыл глаза и увидел перед собой звезды. Красивые и яркие, они светились на темном небе так, как бывает только за городом. А потом звезды заслонила темнота, и на секунду Женьке показалось, что он под землей, но тут он услышал голос: – Жека… Жека, ну давай же… Живи… Голос принадлежал Вовке. Женька безвольно простонал и перевернулся на бок, закашлялся. Дышать было тяжело, в груди болело, в голове клубилась дымная муть, но больше всего хотелось еще больше этой сладости. Женька облизал губы, смакуя вкус. Чисто ангельская амброзия – ничего вкуснее он в жизни не ел. – Живой… – выдохнул рядом Вовка, и тут Женька смог его разглядеть: грязный, взъерошенный, он сидел возле него, потирая запястье, и смотрел на него испуганными глазами. – Что… случилось? – Ничего хорошего, – раздался сбоку сердитый голос. – Я снова чуть не помер. Из-за тебя, урод. Женька обернулся и увидел Дениса. Тот снова выглядел как гусь, попавший под трактор: разодранный костюм, торчащие кое-где клочки волос, обожженное лицо, но главное – абсолютно мокрый. – Не знаю, за какие заслуги я все это для вас делаю… – Ты можешь заткнуться? – Прикрикнул на него Вовка. – Жека, родной мой… ты в порядке? – Не уверен, – пробормотал Женька, осторожно шевелясь. Боль в груди утихла, дышать стало проще, вот только муть из головы не уходила. Он не понимал, сон это или явь, и только не затихающий Вовкин голос помогал ему не потеряться окончательно. – Я так боялся, что не успею… – Вовка набросился на него с объятиями, уткнулся в шею, и Женька безвольно повис на нем, не в силах сидеть прямо. – Первый раз жалею, что вся эта ангельская фигня на мне не работает… – Эй! – Фыркнул Денис, но тут же заткнулся – видно, Вовка зыркнул на него так, что тот потерял дар речи. – Что случилось? – Прохрипел Женька. – Потом, Жека, все потом, – Вовка отцепился от него и велел Денису: – Отнеси его в редакцию. Я пойду следом. В редакции, несмотря на ночное время, были все. Женьку тут же обступили кругом, притащили воду, полотенце, и галдели, галдели… Ленка осторожно промокнула ему лицо, и на бумажном платке он увидел кровь. – Это что такое? – Спросил он. – Откуда? – Это мое, – подал голос Вова. Он снова оказался рядом, хотя неизвестно, какими путями добирался – но дыхание у него сбилось, как будто он бежал. – Ты умирал, и мне нужно было… что-то делать. – Ты что, напоил его своей кровью? – Ахнула Ленка. – А что мне оставалось? Я не для того двое суток его выискивал, чтобы он умирал на моих руках. Вовка присел рядом. При свете он выглядел еще грязнее и растрепаннее, и Женька даже смог удивиться – всегда безупречного Вовку он в таком виде не мог вспомнить. – Поспи, Жека. У нас завтра большой день… ангелы точно сюда не сунутся, у них сегодня много работы… Словно убаюканный его голосом, Женька тут же закрыл глаза и провалился в сон. За окном зашелестел проливной дождь.