Одинокие люди

Вы когда-нибудь замечали, как сверкает асфальт под вашими ногами, как величественно плывут по небу облака, как солнечный свет перекатывается сквозь них, как искрятся натянутые через дорогу провода, встречаясь с усами троллейбуса, как разбивается капля дождя, сталкиваясь с поверхностью лужицы, как тает приземлившаяся на вашу руку снежинка? Мне грустно осознавать, что все это зачастую остается никем не замеченным. Но меня радует, когда мой глаз цепляется за такую прелесть, тогда я чувствую, словно нет никого вокруг, словно я один, спокоен и свободен, это похоже на эйфорию, я люблю пребывать в этом чувстве. История о том, как я научился видеть, не радостна и отнюдь не чудесна. Это история о маленьком мальчике, потерявшемся в клетке из человеческих взглядов. Я всегда старался быть послушным ребенком и прилежным учеником. Не могу вспомнить, чтобы родители когда-либо сильно меня ругали, такое чувство, словно я сам с раннего детства стал самым бесстрастным и строгим для себя критиком. В жизни моей чередовались лишь две переменные: дом и школа. Я всегда любил учиться и получать похвалу за свою работу, но я никогда не любил завистливых, оценивающих взглядов, полных ожидания чуда и великих дел, как если бы я был волшебником или высокопоставленным чиновником. Они тяготили меня, я старался избегать их. Полагаю, поэтому у меня не было хороших друзей, крепких взаимосвязей, которые могли бы пройти проверку годами и километрами. Они смотрели на меня то ли с презрением, то ли с восхищением, но в конечном счете это было не так важно, ведь что бы они не выбрали, они не стремились сближаться со мной, как бы я не шел на встречу. Когда после школы я приходил домой, то включал свою настольную лампу и читал, за окном уже темнело, в квартире раздавался только шелест страниц. Иногда я отрывался от чтения. В такие моменты меня охватывало чувство, что за мной следят, что с минуты на минуту в дверном проеме покажется фигура и убьет меня, посмеется надо мной. Я всегда четко видел этот образ: длинный черный плащ, того же цвета шляпа с широкими полями, надвинутая на самые глаза, и высокий ворот, тоже черный, скрывающий нижнюю часть лица. Видя этот образ я спешно возвращался к книге и, как сильнейший спринтер, начинал забег по строкам, захлебываясь буквами и не замечая их. Возвращение матери с работы было для меня радостью и спасением. Мы ужинали и делали уроки, в десять я ложился спать и следующим утром вновь шел в школу, где я был лишь отличником, чистым бельмом на глазу. Со временем я перестал тянуться к окружающим меня людям, перестал смотреть на их внешний вид, перестал видеть их лица и больше не мог смотреть в глаза. Тогда я был, конечно, слишком мал, чтобы замечать красоты мира, но наблюдательность моя развивалась. Я не понимаю, что случилось со мной, когда я стал подростком. Не понимаю, расцвел я по-настоящему или только примерил искусственные лепестки. Однако у меня появились связи, люди, с которыми я мог поговорить, посмеяться, даже погулять или поплакать. Думаю, об этих людях и времени, проведенном с ними, я все же смогу вспомнить. Я изменился, но это напряженное ожидание оценки, осуждения или восхищения (которое я мог бы назвать словом саспенс), осталось со мной. Эту неуверенность я скрывал за громким смехом, дерзкими высказываниями или злостью. Это противно, всегда было и всегда будет, жаль, осознал я это не сразу. Вместе с осознанием и отвращением пришел страх. Теперь я не только боялся осуждения, но и боялся потерять себя, я пытался защищаться, но не хотел снова оказаться никем, потерять только приобретенное богатство. Немного позднее выяснилось, что в моих руках вовсе не золото – пирит. Я стал лицемерным. Мне не нравилось качество моего окружения, но я слишком боялся пожертвовать количеством. Я говорил слова любви людям, которых считал недостойными, низкими и мелочными, после ночью проверяя себя на чистоту, обеззараживая себя от той грязи, которую я мог почерпнуть от этих людей. Конечно, в моем окружении были и золотые крупицы, но, какая жестокая ирония, они были едва ли доступны для меня, я едва ли мог пересечься с ними и сказать несколько слов. Именно в подростковом возрасте я начал писать. Эссе, рассказы, пытался написать роман, но по большей части это были стихи. За вдохновением я обращался к тому себе, которого упорно оберегал и развивал, а образы я искал вокруг. Так, мои глаза поднялись к небу, я впервые увидел кратеры на поверхности Луны, ставшей моей музой, перекатывающиеся облака, их текстуру и просветы, сквозь них я смог разглядеть прекрасно серое питерское небо и звезды на нем. Я стал видеть неровности фасадов, хитросплетение фигур на них, капли, падающие с крыш домов, свет квартир в окнах, я стал замечать каждую потертость, каждый скол и стал наслаждаться и восхищаться ими. Моим глазам открылся вид кружащихся в танце хлопьев снега под прожектором уличного фонаря. Мои глаза увидели, как плавится асфальт под июньским солнцем, как тянется к свету трава и как испаряется с нее утренняя роса. Они стали замечать, как к осени, краснея, шелестя шелком, раздеваются деревья. Говор соседей, трение шин о дорогу, стук мороси, скрип снега, собственные дыхание и пульс стали моей музыкой, а основным инструментом стало щелканье клавиатуры под пальцами или шуршание ручки о бумагу. Исследование себя продолжилось и стало яснее, когда все эти мелочи проявились для меня. Желая защитить свою душу, я все же решился огородить себя от тех, чьего влияния так боялся, в надежде встретить в будущем личностей, с которыми мне действительно будет комфортно, отношения с которыми помогут двигаться в лучшую сторону, в надежде стать личностью уверенной в себе, своих поступках, непоколебимой и бесстрашной. Меня удивило то, что это решение моментально притянуло ко мне внимание людей, которые когда-то казались недосягаемыми и от которых я отказался. Я увидел их с новой стороны. Скажу честно, это обстоятельство потешило мое самолюбие, оттенив горделивой улыбкой лицо (прошу, не подумайте, что я настолько тщеславен). Кажется, мне удалось немного продвинуться на пути к обретению себя, но следующая ступенька была высоковата, потому что подняться на нее долго не удавалось. В это время у меня появилось несколько школьных друзей, но доверять я им все равно не осмеливался. В это время я более осознанно подошел к своему творчеству, стал писать обдуманно. В это время я готовился к ЕГЭ, поэтому перед листом бумаги или за клавиатурой оказывался не так часто. В это время я мечтал о карьере переводчика и писателя, о собственном издательстве. Мне едва удавалось выкроить часок на себя. Финальный рывок я сделал летом: после сдачи экзаменов я открыл множество возможностей для саморазвития. Я занимался спортом, читал книги, изучал языки и психологию, писал – делал все, чем занимался до этого, но в расширенном формате. И это помогло мне. Я стал наслаждаться своим обществом, я обрел независимость от мнения окружающих и перестал прятать глаза, избегая встречных взглядов. Я дописал роман, закончил сборник стихов и рассказов, сначала публикуя их в Интернете, а затем готовя к печати. Я все еще вижу. Вижу радужную паутинку в глазах людей, веснушки и морщинки на их коже, вижу катающиеся по поверхности воды волны и отражающиеся от нее блики, вижу шероховатости бумаги, потертости и мелкие царапины на клавиатуре, вижу летящие по ветру листья и танцующих среди них бабочек, пыльную пелену, поднятую потоком воздуха, людей, машин. По-прежнему меня окутывает та эйфория, которая наступает от наблюдения прекрасного, когда каждая пора открывается этим чудесам. Я изменился, найдя путь сквозь приоткрытую замочную скважину, и в этом мое печальное счастье.