***
Заходя в каюту, ставшую для Оби-Вана одиночной камерой, Вейдер неизменно застаёт его с закрытыми глазами в позе для медитации. Если подобным образом джедай раз за разом безуспешно пытается пробить преграду, созданную блокираторами, и достучаться до Силы, то можно лишь восхититься этим ослиным упрямством. – Через два часа мы будем в столице, – сообщает леди-ситх без лишних церемоний. Кеноби уже даже не вздрагивает при её появлении, когда раздвижная дверь с лязгом закрывается за её спиной, и Вейдер не может понять, скрашивают ли её визиты рутину джедая в заточении, или становятся настолько привычной неотъемлемой частью его персонального Ада, что тот перестаёт обращать на них внимание. – Я правильно понял, что отправлюсь в тюрьму? – спрашивает джедай недрогнувшим голосом. – Или прямиком на аудиенцию к Сидиусу, где мне вынесут смертный приговор? Он говорит об этом с таким безразличием, словно его жизнь ничего не стоит, обращаясь к той, что заплатила бы цену в тысячи других жизней (и, о крифф, продолжает выплачивать её) ради того, чтобы он жил. Вейдер отворачивается к иллюминатору, пряча от Оби-Вана всю гамму эмоций, отразившуюся на её лице, и мрачно радуется тому, что он лишён возможности прочесть её в Силе. – Император согласился пойти навстречу, – холодно сообщает она. – Ты останешься под моим личным наблюдением. – Великая честь, – горестно усмехается Оби-Ван. Совладав с собой, Вейдер всё же обращает свой взор к бывшему учителю и внимательно вглядывается в его лицо. За месяцы, проведённые на звёздном разрушителе, татуинский загар сменился землистым оттенком лица, оставив от редких золотистых веснушек лишь блеклые тени. Борода отросла ещё сильнее, превратившись в косматую мочалку, равно как и волосы, свисающие безжизненными патлами. – Мне нужно привести тебя в порядок, – кривит губы Вейдер. В воспоминаниях Эники Скайуокер Оби-Ван умудрялся выглядеть безупречным даже на поле боя. Даже будучи раненным и смертельно уставшим на третьи сутки без сна, даже покрытый грязно-рыжим песком Джеонозиса. Единственный раз, когда ей довелось увидеть учителя таким, как сейчас – после месяцев плена в замке Вентресс на Раттатаке, где обращение с ним было куда менее гуманным, чем на имперском разрушителе. Кеноби не возражает, оставаясь сидеть на полу каюты даже когда Вейдер отлучается за необходимыми принадлежностями и возвращается назад. Ей не хочется проверять, насколько её бывший учитель склонен к самоубийству, и ради безопасности Оби-Вана в его собственной каюте нет ничего хотя бы потенциально колющего или режущего. Леди-ситх садится на край застеленной кровати за спиной джедая и проходится гребнем по его волосам, начиная со свалявшихся кончиков и постепенно пробираясь выше. На борту крейсера находится специальный дроид, отвечающий за поддержание стрижек экипажа в должном порядке во время длинных миссий в космосе, однако, Вейдер кажется крамольной сама мысль доверить ему сверхценного пленника. Несмотря на их неопрятный вид, волосы у Оби-Вана чистые, пахнущие простым шампунем, баночками которого снабжены душевые каждой каюты здесь, и от кожи его исходит едва уловимый аромат мыла. Вейдер ненадолго утыкается носом в его висок и почти беззвучно чихает, когда делает слишком порывистый вдох. Седина, разбавляющая тусклое золото, напоминает ей о том, как Кеноби любил ворчать, что каждая выходка Эни прибавляет ему по седому волоску. Теперь их невозможно сосчитать. В молчаливой тишине каюты раздаётся мерное клацание стальных ножниц. Вейдер довольно скоро заканчивает с волосами Оби-Вана, оставив их не слишком короткими, однако, это всё-таки может сойти за стрижку – вроде той, что он носил в поздние годы падаванства Скайуокер. Она заставляет джедая повернуться к ней, чтобы заняться его бородой, и теперь Кеноби оказывается фактически стоящим на коленях напротив леди-ситха. Сжав в механической ладони соединённые лезвия ножниц, она упирает их ручки в его подбородок, заставляя поднять опущенную голову, а затем принимается за работу. Когда-то давно, лишь один раз в своей жизни, Эни доводилось подстригать бороду своего учителя под его чутким руководством, когда тот травмировал ведущую руку на одном из заданий – процесс нехитрый, однако, в своём роде интимный. Оби-Ван не ведёт ни единым мускулом лица, даже когда холодящий кожу металл соприкасается с его обнажившейся шеей. Вейдер нарочно дразнится и прижимает лезвие острой стороной к тому месту, где бьётся пульс. Кеноби закрывает глаза и с отрешённой покорностью подставляет горло. Он запрокидывает голову и на коже выступают мелкие капельки крови. Вейдер моментально отдёргивает руку с лезвием – быстрее, чем оно могло бы впиться глубже. Скрывая испуг на своём лице, она глядит на Оби-Вана. Он по-прежнему сидит, сложив руки на своих коленях и не открывая глаз. Впервые за долгое время он улыбается. Вейдер хватает все принадлежности, сгребая их единым жестом, и твёрдыми шагами простукивая пол спешно ступает к двери. И впервые за долгое время Оби-Ван заговаривает с ней первым. – Спасибо, Эни, – успевает достигнуть её слуха перед тем, как она покидает каюту.Обида
27 июня 2023 г. в 17:10
Эни пытается отрастить косу дважды в своей жизни. Впервые – спустя пару лет после переезда на Корусант, когда горячие пески Татуина остаются на сотни парсек позади и окончательно превращаются в воспоминание, опаленное зноем двух солнц. Отрастая из короткой мальчишечьей стрижки, волосы лезут в глаза и рот, смешно топорщатся в разные стороны, и заодно обнаруживают неведанное ранее свойство – завиваться локонами. Девочка недовольно фыркает, смахивая пряди с лица, и собирает их в небрежный хвост на затылке.
Оби-Ван подходит к этому вопросу неожиданно серьёзно, куда серьёзнее, чем сама Скайуокер. Как только волосы достигают нужной длины, каждое утро после ежедневного ритуала переплетения падаванской косички он берётся за остальную копну. Эни недовольно шипит и морщится, когда Оби-Ван проходится по её волосам частым гребнем, который цепляется зубчиками за спутанные узелки, или слишком туго стягивает пряди на затылке, но стоически терпит, сидя на подушке у ног учителя.
В первый раз она состригает волосы, когда Орден признаёт Кеноби погибшим в битве на Джабииме. Ошибки здесь быть не может, как бы то ни доказывала Скайуокер, но ставки не равны: её слепая вера – против того злополучного АТ-АТ, взорвавшегося у неё на глазах. Эни дрогнувшим голосом произносит имя своего мастера среди прочих во время церемонии скорби о павших в бою джедаях. Русая девичья коса, перевязанная чёрной лентой, сгорает в пламени костра, словно символ последней надежды.
Кеноби возвращается из плена, за несколько месяцев постаревший на несколько лет. У висков пшеничное золото переливается в тусклое серебро, а лицо, утратившее и намёк на прежний здоровый румянец, выглядит потускневшим и осунувшимся, бесцветным. И всё же, первой фразой учителя, когда он оказывается в объятиях своего падавана и касается ладонями её непослушных кудрей, становится:
– Зачем же ты состригла свои волосы? Они так нравились мне.
Кеноби терпеливо, приноровившись за столько лет, продолжает заплетать по утрам вновь отрастающую косу даже когда Эника перестаёт быть его падаваном. Во второй раз она срезает её световым мечом после того проклятого дня, когда в Оби-Вана стреляют на её глазах.
Он по инерции делает шаг назад, к краю крыши, и падает, будто подкошенный. Эни видит, как он приземляется на кучу каких-то коробок, они наверняка должны смягчить падение. Скайуокер переживает вечность, сжатую в несколько страшных минут, бросившись на поимку снайпера и не имея возможности убедиться, что её мастер в порядке – она не видела, как Кеноби попытался бы подняться или пошевелиться после падения. Она возвращается ни с чем и её сердце падает камнем вниз при виде Кеноби, лежащего на коленях плачущей Асоки.
– Лучше бы ты и правда умер, – в сердцах бросает Скайуокер через плечо, не желая видеть взгляда родных глаз на чужом лице.
Перед глазами словно прокручиваются кадры с заевшего голопроектора: тело, с головой укрытое белым саваном; Асока, лица которой в полумраке почти не видно за капюшоном мантии; Сатин, тихо шмыгающая покрасневшим носом, пряча его в шёлковом платке, и впервые не вызывающая в Энике и тени неприязни; звук механизма, спускающего гроб в крематорий, и лазерный столб, холодным светом озаривший тёмный траурный зал. Спектакль одного актёра, блестящая постановка под режиссурой Совета джедаев. И только любящих его людей не поставили в известность о том, что они лишь исполняют роли второго плана.
Волосы Скайуокер больше никогда не касаются её плеч.