***
— Ваше Величество, — сухо произносит Вейдер, преклоняя колено перед Императором. Она не выжидает ни секундой дольше, чем того требует регламент, перед тем, как подняться и распрямиться в полный рост. — Полагаю, вы вызвали меня для отчёта? — О, нет-нет-нет, леди Вейдер, формальности подождут, — на испещрённом морщинами лице Палпатина появляется подобие любезной улыбки. — Я хотел поговорить с глазу на глаз. Двое алых стражей, теперь встречающих всех визитёров у кабинета Его Величества и сопровождающих их внутрь, выходят за дверь, учтиво откланявшись. Вейдер садится в одно из кресел, глядя мимо Императора, на вид ночного Корусанта за панорамным окном. Столица давно не прельщает леди-ситх, но всё лучше, чем созерцать неживое, похожее на маску, лицо. — О чём вы желали поговорить, Владыка? — О вашем пленнике, миледи, — Палпатин наблюдает за ней, выжидает реакции, будто ставит эксперимент на подопытной зверушке, однако, Вейдер не напрягает ни единой мышцы, оставаясь расслабленно сидеть на месте. — Оби-Ван Кеноби оказывает на вас влияние? — То, о чём вы спрашиваете, просто смешно, повелитель, при всём уважении, — коротко усмехается Вейдер. — У джедая никакой власти, он отрезан от Силы. — Вот как, — Сидиус знакомым жестом скрещивает перед собой пальцы. — У тебя есть полгода. — На что? — хрипло произносит Вейдер, ощущая, как сухо сделалось во рту. — На то, чтобы доказать мне, что твоя маленькая прихоть оправдана, — щурит огненные глаза старик. — Кеноби может хорошо послужить Тёмной Стороне. В противном случае… не обессудь. Вейдер возвращается в свои апартаменты на Республике-500, когда Корусант, укрытый густыми сумерками, зажигает свои огни. У двери приветственной трелью встречает R2 — маленький смышлёный астромеханик, как в былые времена, верный спутник своей хозяйки не только в небе, но и на земле. Вейдер с усталой улыбкой чешет пальцами стальную макушку в знак приветствия, и дроид, довольно пиликнув, укатывается во тьму огромного необжитого жилища. Не зажигая свет, Вейдер проходит следом. Её квартира оснащена всеми последними технологиями, но почти пуста, и леди-ситх не имеет никакого представления о том, что делать с этими просторами. Из-за двери комнаты Кеноби доносится приглушённый свет, и Вейдер приоткрывает её, ожидая застать бывшего учителя в его излюбленной позе медитации. Однако, джедай очевидно спит, ютясь у самой стены на краю огромной кровати. Рядом с ним лежит датапад с незакрытой страницей книги… Стало быть, ничто человеческое ему не чуждо? Вейдер блокирует датапад, убирая его на тумбочку, и гасит свет. Она снимает с себя парадный плащ и высокую обувь и, забравшись на постель, жмётся к спине Оби-Вана. В этот вечер, Вейдер засыпает с ощущением чужого тепла у груди.Скорбь
4 июля 2023 г. в 11:36
Джедай должен уметь отпускать то, что ему дорого. Это первое, о чём скажет любой магистр Ордена, и что повторит зазубренной фразой любой падаван, если разбудить его среди ночи.
Эника Скайуокер — очень плохой джедай. Она прячет всё, что дорого — корабли, дроидов, памятные места, но в первую очередь людей — в своём сердце, наивно полагая, что это самое надёжное место. Всё, что дорого, вырывают оттуда с корнями, вместе с мясом, оставляя рваные раны, кровоточащие и гниющие в груди, а заживая, оставляющие на месте себя пустоту.
Первой забирают маму. Эни вырывает её из грязных лап похитителей-тускенов, но не из цепких хладных рук самой смерти. Держа изнемождённое, слишком лёгкое для взрослой женщины, тело Шми в объятиях в последние минуты её жизни, Скайуокер отчётливо ощущает момент, когда она уходит в Силу.
Отмщение не приносит утешения. Эни возвращает Клиггу мёртвое тело своей матери, вверяя ему приготовления к погребению — этот мужчина заслуживает того, чтобы позаботиться о своей возлюбленной в последний раз. Зачем-то кричит на Падме, принесшую ей поесть впервые за день, а после бессильно, до саднящей боли в горле, воет в её объятиях. Бесслёзно и отчаянно, как раненный хищный зверь.
— Эни, — убаюкивающе нараспев тянет Падме, покачиваясь со Скайуокер из стороны в сторону, — никто в этом мире не способен победить смерть. Даже джедаи.
— А я смогу, — с неожиданной горячностью возражает притихшая к этому моменту Скайуокер, резко расправляя плечи. — Я стану могущественнейшей из джедаев, если понадобится, но мне не придётся больше терять близких!
У Эни не оказывается даже времени на траур. Срочное известие от мастера Кеноби застаёт её на похоронах матери.
Поговорить с учителем удаётся лишь многим позже, на Корусанте. Уладив дела в Совете, он приходит проведать Эни в госпитале Храма, прервав визит Падме, засидевшейся у кровати подруги.
Скайуокер садится в постели, прикрывая пропахшим бактой одеялом плечо, чтобы скрыть от глаз Кеноби уродливый обрубок руки. Собственное тело, онемевшее от ударной дозы обезболивающих, ощущается инородным, неповоротливым, отяжелевшим. Хочется скинуть его с себя, словно балласт. Дверь за Амидалой закрывается, отделив учителя и ученицу от мельтешения меддроидов, снующих по коридору, голосов врачей и лязга носилок с раненными.
— Как вы, мастер? Как ваши раны? — обеспокоенно спрашивает Эни, едва ворочая языком, присохшим к нёбу.
Уцелевшей рукой она тянется к незакрытой бутылке с водой, одиноко стоящей на тумбочке, но, не совладав с собственной конечностью, опрокидывает её, расплёскивая жидкость. Оби-Ван подхватывает несчастную бутылку раньше, чем вся вода успевает пролиться на пол, и услужливо подаёт Энике.
— Бакта-пластыри творят чудеса, — улыбается он. Выглядит смертельно уставшим, однако значительно лучше Скайуокер. — Твой протез почти готов, осталось дождаться заживления раны. Тебе придётся заново учиться держать меч, но… мы справимся, — Оби-Ван ободряюще улыбается.
«Мы справимся», — мысленно повторяет Эни. Она пытается улыбнуться в ответ и глоток воды стекает по её губам и подбородку, за ворот больничной робы.
— Я понимаю, что тебе сейчас не до этого, однако, на Татуине… Ты ведь навещала мать? — Кеноби садится на край постели Скайуокер, переходя на тихий доверительный тон.
— Моя мать мертва, учитель, — улыбку с губ Эники в один момент словно смывает водой.
— Мне очень жаль, Эни, — произносит Оби-Ван после недолгой паузы. — Если захочешь поговорить, то знай, что я в твоём распоряжении. Но ты ведь помнишь заповеди джедаев?
— Смерти нет, есть Сила, — цитирует Скайуокер, пожалуй, не ожидавшая настолько саркастичного тона даже сама от себя. Эти строки никак не способны помочь её скорби, а значит, лишены всякого смысла.
— Верно, — кивает Оби-Ван, будто не обратив внимание на интонацию, с которой прозвучал ответ. — Ничто живое не исчезает бесследно, все мы когда-то станем частью Силы. Помня об этом, легче отпустить тех, кто уходит.
— Я не представляю, как это должно сделать мне легче, учитель, но благодарю вас, — цедит Скайуокер сквозь зубы. — Если не возражаете, то я бы немного поспала.
Ей хочется, чтобы Кеноби забрал всё своё джедайское смирение в охапку и ушёл прочь. Даже сейчас он находит место и повод для прочтения нотаций. Эни кутается с головой в одеяло и отворачивается набок, надеясь, что учитель не станет развивать этот спор дальше. Просто потому что сил у неё нет, а упрямство слишком велико, чтобы прекратить первой. На счастье, Оби-Ван понимает это и покидает палату, пожелав ей дальнейшего выздоровления.
Ссора всё же происходит, но многим позже. За это время Эника уже и сама становится учителем.
Асока, её любимый падаван, её Шпилька, покидает Орден, и Скайуокер набрасывается на членов Совета джедаев подобно разъярённой нексу, защищающей своего котёнка.
— Вы предали её! — стоя в центре зала Совета, на том самом месте, где не раз стояла с повинной, на сей раз она выступает в качестве обвинителя. — Как может Асока доверять вам после этого? Или я? Или любой другой джедай? Почему мы должны доверять тем, кто обязуется защищать интересы джедаев, но готов перечеркнуть все наши заслуги и судить без следствия? Сегодня ты герой, а завтра твоя голова полетит с плеч от меча товарища.
— Скайуокер, я попросил бы вас!
Мейс Винду, поднимаясь со своего места, почти кричит, и Эни мрачно ликует: если он повышает голос, стало быть, он бессилен и использует свой последний метод воздействия на ситуацию. Остальные магистры остаются молчаливо сидеть на своих местах, и Эника ощущает смятение в Силе. Даже если её изгонят из Ордена прямо сейчас, она будет считать, что её краткое выступление того стоило.
— Не утруждайтесь, я закончила, магистр Винду, — гордо усмехается Эника и, нарочито учтиво откланявшись, покидает зал Совета.
Кеноби приходит в её комнату, когда Скайуокер, сидя на кровати и держа инструмент в левой руке, подкручивает механизмы своего протеза.
— Нам надо поговорить, — придвинув стул для себя, он садится напротив Эники, очевидно чтобы обращаться к ней, находясь на одном уровне.
— Вас попросили помягче намекнуть мне собирать вещички и уматывать вслед за ученицей? — Эни даже не поднимает глаз на бывшего учителя, который отчего-то считает, что она по-прежнему падаван.
— Наше счастье, что Совет слишком тебя ценит, — мотает головой Оби-Ван и кладёт ладонь на колено Эники — безо всякой мысли, скорее всего лишь потому, что руки её в этот момент заняты. — Эни, я понимаю твою боль из-за Асоки, но это её личный выбор и ты должна принять его. Вспомни свои шестнадцать, когда ты вознамерилась уйти из Ордена. Мне было непросто, но я никогда не отнимал у тебя право выбора.
— О, благодарю вас великодушно, учитель! — язвительно усмехается Скайуокер, понабравшаяся манер у своего же мастера. — Но есть одна незначительная деталь. Моей ученице грозила в лучшем случае тюрьма, а в худшем смертная казнь за то, чего она не совершала. Люди, на глазах которых она росла и училась, отвернулись от неё. Я одна оставалась на её стороне и стояла за неё до конца. А знаете, почему? Я хотела стать для неё тем учителем, которого искала в вас!
— Эни… — пораженно шепчет Кеноби, заставляя Скайуокер всё же откликнуться и обратить взгляд к его лицу. — Если ты хочешь знать это, я никогда не сомневался в Асоке, равно как и в тебе.
— Тогда ответьте: почему вы ничего не сделали? — в груди у Эники закипает.
— Эни, очнись, ты слышишь только себя, — ровным тоном отвечает Оби-Ван, по-прежнему сидя напротив. — Мой голос ничего не значил.
— Будь я на её месте, вы бы то же самое сказали?
Скайуокер поднимается на ноги, игнорируя ладонь Оби-Вана, которая едва заметно тянется, чтобы взять её за руку, но тут же падает на колени джедая.
— Забудьте, что я сказала, мастер, — произносит она неожиданно спокойно, но в голосе её звенит натянутая струна. — Война продолжается, стоит помнить о главном.
Рано или поздно война закончится, и тогда уже ничто не удержит Эни в Ордене. Она поживёт какое-то время на Набу — лучшая подруга ведь не откажет в гостеприимстве — переведёт дух и решит, что делать дальше. Участвовать в гонках или пилотировать крейсеры, создавать дроидов или, спасаясь от скуки, податься в вольные наёмники. И учиться жить заново без Оби-Вана Кеноби.
Но война в очередной раз вносит свои коррективы в её планы.
Падме хоронят со всеми почестями. Эни никогда в жизни не видела столько цветов, как на улицах Тида в этот день. Огромная вереница людей тянется к усыпальнице от самой площади вслед за погребальной процессией, провожая любимого многими сенатора в последний путь. Скайуокер совершенно не желает слышать, о чём они говорят, ей нет дела ни до шёпота толпы, ни до надрывного плача женщин, ни до стрекотания вездесущих журналистов, но чужие голоса касаются её слуха хлёсткими фразами.
«Она почти как живая».
Падме и правда выглядит так, словно видит сладкие сны, подобно принцессе из сказки. На её лице — тихая безмятежность, её волосы длинными локонами разметались вокруг, украшенные белыми цветами. Как несколько лет, а кажется — вечность тому назад, когда они веселились на зелёной поляне, вплетая цветы в волосы друг друга. Эти белые цветы, устлавшие гроб, будут сниться Эни ещё долго.
«Видите джедайку? Это она была с ней там».
Эни была с ней в тот проклятый день, сопровождая на той злополучной конференции в качестве телохранителя. Эни видела, как Падме выронила бокал, покачнулась, будто на подкосившихся ногах, и медленно осела на пол, бледная и молчаливая. Эни ослабила высокий воротник её платья, давящий на горло, велела перепуганным гостям — учёным и политикам, что наивно полагали, что на войне убивают лишь тех, кто воюет — принести стакан воды и позвать врача. Осколки на полу изрезали ей колени, так глупо. Эни не уберегла лучшую подругу — всё равно, что собственноручно уложила в этот гроб.
«Неужели Республика спустит Дуку это с рук?»
Даже если это и так, всегда остаётся та, кто отомстит. Два месяца спустя, когда поверженный и обезоруженный граф окажется перед ней на коленях, Скайуокер не станет колебаться ни секунды прежде, чем свершит справедливость.
Энику и её бывшего мастера, прилетевшего с ней на похороны, как представитель Совета джедаев, принимают, словно родных, в доме семьи Падме. Её мать настаивает, чтобы джедаи задержались на ночь после церемонии. Скайуокер ожидает, что её учитель, как обычно, откажется от подобного гостеприимства, однако, он неожиданно принимает приглашение.
Оказавшись в одиночестве выделенной для неё комнаты, Скайуокер просит дроида принести ей что-нибудь выпить. Тот возвращается пятнадцать минут спустя с бутылкой вина, и Эни, поблагодарив услужливого дроида, незамедлительно присасывается губами к горлышку.
Терпкая кисловатая жидкость льётся в горло, заставляя её скривиться. Скайуокер никогда не была ценительницей изысканных вин, но сейчас ей в сущности безразлично, что заливать в себя, чтобы ослабить связь со ставшей невыносимой реальностью. В последний раз она испытывала это желание в семнадцать, после очередной стычки с мастером, и даже вполне успешно реализовала его, протащив в свою комнату мимо смежной комнаты Оби-Вана бутылку какого-то весьма сомнительного портвейна.
Эни откидывается спиной на непривычно мягкую постель — наслаждение, недоступное для джедая, привыкшего к аскетичной обстановке комнат Храма — и упирается пустым взглядом в потолок, украшенный роскошной лепниной. Каждая комната в этом особняке до рези в глазах напоминает Падме. Девушку вне времени, прожившую свою жизнь среди красоты и искусства, не сумевшую смириться с грязью и разрушениями войны, и погибшую за свои идеалы. Должно быть, её бы сильно покоробил вид её лучшей подруги, напивающейся в одиночку, растянувшись на светлой постели в пыльной джедайской робе.
— Эни? — доносится из-за двери голос мастера. Скайуокер не откликается, однако, Оби-Ван оказывается настойчив. — Эни, ты спишь?
Ни слова не произнося в ответ и не вставая с кровати, Эника ведёт рукой и отворяет дверь перед ним Силой, явно переусердствовав, поскольку та распахивается настежь с характерным стуком. Потолок всё ещё представляет куда больше интереса для созерцания, чем лицо бывшего мастера. Эни ждёт, когда витиеватые белые узоры начнут расползаться перед её глазами.
Оби-Ван садится на край широкой кровати. Скайуокер делает два больших глотка из горла — к счастью, она уже не падаван, чтобы стыдливо прятать от учителя бутылки с алкоголем, а слушать нотации о пути джедая трезвой у неё нет ни желания, ни сил.
— Эни, я знаю, что ты сейчас винишь себя в случившемся, — мягко произносит Кеноби. — Не надо.
— Я обещала ей, — Скайуокер давится глотком вина и рывком садится в постели, откашливая алую жидкость, жгущую дыхательные пути. — Я обещала ей, что не дам умереть никому из своих близких, — хрипит она.
— Ты превосходный джедай, но даже тебе неподвластны естественные процессы Силы, такие как смерть, — Кеноби заботливо похлопывает её ладонью между лопаток. — Я думаю, Падме понимала это лучше, чем ты.
— Она была лучше меня во всём, — горько усмехается Эни. — Я до сих пор не понимаю, как мы стали близкими подругами, но точно знаю, что такие люди, как Падме с её стремлением к миру и гармонии, могли бы принести галактике больше, чем кто-то вроде меня. Я гожусь лишь для войны.
— Я бы сказал, что вы сражались за одно и то же разными методами, — Оби-Ван кладёт свою руку поверх ладони Эники, и та невольно жмётся к его плечу своим. Кеноби не отодвигается ни на миллиметр, и будто бы не возражает. — В Силе не бывает ошибок, и если ты всё ещё здесь, значит, у неё есть на тебя план. Не торопись на ту сторону.
Эни чувствует, как по щеке ползёт слеза, холодя разгорячённую алкогольным градусом кожу. Она почти не вслушивается в слова Оби-Вана, но тон его голоса и тёплое, обволакивающее присутствие в Силе действуют на неё подобно анальгетику.
— Побудь со мной, Оби-Ван, — просит она, на самом деле готовая умолять. — Если я останусь в одиночестве, то сойду с ума.
Кеноби лишь молчаливо кивает и, осторожно забрав из механических пальцев Скайуокер почти опустевшую бутылку, ставит её на пол, а затем ложится на кровать рядом с ней. Эни закутывается в присутствие бывшего учителя, как когда-то в его плащ, да так и засыпает, касаясь плечом плеча.