От карателя до спасителя

Спустя месяц. Кабинет королевского прокурора. Запертый изнутри. — Сегодня моя очередь допрашивать вас, — дыхание графа обожгло правое ухо прокурора. — У меня совещание через два часа, — охрипшим голосом ответил хозяин кабинета. Его ладони упирались в столешницу закиданного бумагами стола. Если бы кто-то чудесным образом заглянул в кабинет через открытое окно, то этот человек мог смело предположить, что господин де Вильфор подвергается домогательству. Во всяком случае, стоящий за ним высокий граф недвусмысленно прижался пахом к прокурорским ягодицам. Хотя господин де Вильфор не выглядел обиженным данным обстоятельством – скорее слегка смущённым. — Тогда вам следует отменить это совещание, — промурлыкал граф, опускаясь влажными поцелуями к шее прокурора, мантия которого уже была спущена к локтям, а воротник небрежно оттянут в сторону. — Вы себе льстите, — насмешливо прохрипел господин де Вильфор, наслаждаясь страстным вниманием графа. — Думаете, два часа нам не хватит? — Этого времени не хватит вам, — с коварством в голосе ответил Монте-Кристо. — Для чего? — Чтобы дойти на своих ногах, — руки графа уже успели расстегнуть пуговицу на брюках прокурора. Помимо шуршания одежды в комнате раздался шумный выдох. Господин де Вильфор закрыл глаза и позволил себе бездействовать, давая волю умелым рукам графа. — Обманывать себя нехорошо, — прокомментировал он. — Всё ещё сомневаетесь во мне? — хмыкнул граф. — Каждый день, — де Вильфор наклонил голову вперёд. Бумаги, что оказались под ладонями, зашуршали, когда подушечки пальцев сильнее вдавились в поверхность стола. — Не только вы умеете наводить справки, граф. Руки, что так умело делали своё дело, вдруг остановились. Прокурор нахмурил брови. Эта заминка огорчала. — И что вы узнали? — осторожно спросил граф, после чего возобновил ласку, от которой де Вильфор невольно подался бёдрами назад. В ответ тому прозвучал низкий тихий смех. — Это блеф, — сообразил граф, но было уже поздно. — Значит, вам есть, что скрывать, — самодовольно заключил прокурор. В этот момент чужая рука, что находилась в его брюках, сильнее сжала пальцы, заставив де Вильфора стиснуть зубы. — Недоказанный факт, — равнодушно прокомментировал граф. — Вы только что дали… мне… повод его доказать, — прозвучал прерывистый ответ. Теперь королевского прокурора не только прижимали к его собственному столу, но и заставили опуститься грудью на столешницу. Подол мантии был сдвинут в сторону, а покрасневшего уха коснулись бледные губы. — Осторожно, господин де Вильфор. Копая под кого-то, можно случайно закопать себя, — предупредил граф. Кончик его языка коснулся мочки уха, а руки неспешно приспустили прокурорские брюки ниже паха, продолжая своё дело, отчего господин де Вильфор прикусил нижнюю губу. Некоторое время ответа не было – только тихое одобрительное мычание и шуршание зажатых между столешницей и грудью бумаг. Так прошло минут пять. — Ваше положение…не даёт вам право…угрожать мне, — в прерывистом ответе прозвучали нотки гнева. — Вы о том положении, которое позволяет мне делать вот так? — самодовольно произнёс граф и резко толкнулся вперёд. Итогом этого стал мужской низкий возглас, который запросто мог услышать кто угодно, кто в этот момент проходил мимо кабинета королевского прокурора. К несчастью хозяина кабинета, буквально через пару секунд в двери постучали. — Господин де Вильфор, у вас всё в порядке? Получилось некрасиво, но граф только шире заулыбался, а вот господин де Вильфор прижал к губам нервно сжатый кулак, чтобы заглушить следующий рвавшийся наружу стон. — Господин де Вильфор? — раздался повторный вопрос со стороны запертой двери. — Вам стоит ответить, — шепотом произнёс граф, но не остановился и даже не замедлился. Его дыхание продолжило обжигать кожу на шее прокурора. — А не то подумают что нехорошее. Если бы де Вильфор сейчас мог посмотреть на него, то убийственный взгляд перестал бы называться таким только в метафорическом смысле. — Господин де Вильфор? — вновь повторился вопрос, в этот раз громче и в сопровождении более настойчивого стука в дверь. — Да в порядке я! — гневно прокричал прокурор, задействовав всю свою выдержку, чтобы голос звучал более-менее пристойно. — Простите, но я слышал крик, — продолжил говорить голос за дверью. — Вам… показалось! — прерывисто ответил прокурор. В этот момент граф будто специально ускорился, и для устойчивости его ладони упёрлись в края столешницы. Голос за дверью извинился, довольно быстро и нервно. Де Вильфор мысленно выругался, надеясь, что данная реакция была вызвана страхом перед гневом королевского прокурора, а не оттого, что из кабинета могли доноситься компрометирующие звуки вроде поскрипывания стола. В любом случае, думать об этом сейчас у него возможности не было. То, что происходило в кабинете королевского прокурора, касалось только самого прокурора и бесстыдного графа за его спиной. Стремление к сохранению своей репутации в чистоте не позволяло де Вильфору давать волю звукам, но они всё же вырывались, несмотря на сжатый около рта кулак. Сопротивляться наслаждению не было ни возможности, ни желания. Граф казался беспощадным, но его грубый ритм невообразимым образом сочетался с нежными ласками рук, что не забывали о той части прокурора, которая требовала постоянного внимания. Если бы де Вильфор знал о визите графа, то предусмотрительно убрал бы часть важных бумаг со стола, потому что теперь некоторые из них были смяты, не говоря уже о каплях пота, что стекали по седым вискам и размывали чернила при падении. Их «случайные» встречи резко участились с тех самых пор, как де Вильфор пришёл к графу с нелепым допросом. Это привело к тому, что помимо влечения ума их периодически настигал плотский интерес друг к другу. Никому и никогда господин де Вильфор не позволял сеять разврат в своём рабочем кабинете, но отказать графу было выше его сил. В то же время Монте-Кристо никогда не желал никого так же страстно, как и ненавидел. Эдмон ещё не отказался от своего плана, но был близок к этому в такие вот моменты, когда господин де Вильфор краснел и стонал, тщетно стараясь заглушить свой звонкий голос в прижатом к обкусанным губам кулаке. Не говоря уже о том, как легко прокурор сдавался, если дело касалось секса. Эдмону приносило особое удовольствие зажимать того в местах, не предназначенных для любовных утех. Кто бы мог подумать, что этот блюститель собственной репутации будет рисковать ею ради удовлетворения подобных желаний. Отказываться от такой возможности граф не хотел, как и прекращать их игру в «подозреваемого и судью». Тем более, что прокурор сам начинал с обвинений или подозрений в самые неподходящие для того моменты, видимо, надеясь, что это сработает… — Я… не забыл, — с жаром проговорил де Вильфор. Он уткнулся лбом в изгиб локтя перед собой и пытался отдышаться. На его губах растянулась закрытая от посторонних глаз блаженная улыбка. Если бы кто-то ещё постучался к ним в этот момент, то ответа бы уже не получил. — Не забыли что? — спросил Монте-Кристо, по-прежнему нависая над прокурором. Он позволил себе лечь на него грудью, не желая отодвигаться от тепла, в котором находился. Всё ещё открытая для поцелуев покрасневшая шея привлекала внимание, поэтому он с видом довольного кота снова прижался к ней губами. — Испуг в ваших глазах, граф, когда я спросил вас об имени, — прозвучал самодовольный ответ, сопровождающийся одобрительным вздохом на ленивые поцелуи сзади. В этот раз Эдмон не повёлся на уловку; он сделал вид, что не понимает, о чём идёт речь, хотя и был удивлён. Ведь он думал, что прокурор забыл большую часть из той связанной с наркотиком ночи. Но если господин де Вильфор думал, что благодаря этому воспоминанию преимущество останется на его стороне, то глубоко ошибался. — Вы никогда не спрашивали моего имени, господин де Вильфор, — ответил граф, осторожно отодвигая пальцем воротник на шее прокурора, чтобы открыть ещё не затронутые губами участки кожи. Этот момент можно было считать маленькой победой, потому что никто из них ещё не сделал попыток быстро отодвинуться, чтобы в срочном порядке привести одежду в порядок, как бывало в прошлые разы. Не было ни желания, ни сил. — Вы можете скрывать свои секреты сколько угодно, граф, — равнодушно заговорил де Вильфор, — но если они затронут меня… — Снова угрозы, — устало перебил того Монте-Кристо. — Вам самому не надоело? Если хотите узнать моё полное имя, так спросите без угроз. — Неужели всё так просто? — с недоверием хмыкнул прокурор, позволяя графским рукам проникнуть под рубашку, чтобы лениво водить подушечками пальцев по животу и бокам. Это вызывало желание никуда не идти вовсе и забыть о предстоящей работе. — Эдмон, — прозвучал шепот у самого уха. — Что? — нервно переспросил прокурор. Его сердце пропустило удар, а мышцы окаменели от напряжения. Это не ускользнуло от внимания графа, который не мог в полной мере описать чувства, возникающие в тот момент, когда у него получалось довести господина де Вильфора до подобного состояния. Граф испытывал что-то среднее между восторгом и грустью. — Моё полное имя — Эдмон Монте-Кристо. Данный ответ заставил де Вильфора отодвинуть графа от себя, чтобы наконец-то начать приводить одежду и стол в порядок. — Что-то не так? — с наигранной тревогой спросил граф. Сопротивляться азарту было сложно, тем более, когда прокурор так остро реагировал. У кого теперь больше власти? — Нет, — хмуро ответил де Вильфор. — Ничего такого, о чём бы стоило волноваться. — Мне показалось, что вас озадачило моё имя. Могу я узнать, почему? Взгляд чёрных глаз излучал любопытство, не более. Если не присматриваться. Господин де Вильфор отвернулся, чтобы привести в порядок нижнюю часть одежды, поэтому не заметил скрытого дьявольского огонька в этих глазах. — Вам показалось, — огрызнулся де Вильфор. — Я так не думаю, — парировал граф. — Но если вы не хотите говорить, то я не буду настаивать. Просто знайте, что вы всегда можете поделиться со мной тем, что вас беспокоит. — Что? — с насмешкой переспросил прокурор, излишне резко повернувшись лицом к графу. Одна его ладонь легла на край стола, а вторая потянулась к пояснице. — Кем вы себя возомнили? — с неприязнью на лице продолжил он. — Думаете, если я позволяю вам всё то, что между нами происходит, то вы вправе лезть ко мне в душу? Никогда! Слышите, никогда не смейте даже думать об этом! Конечно, Эдмон понимал, что эта яростная речь являлась защитной реакцией. Человек перед ним не умел открывать свои уязвимые стороны никому. Это разочаровывало, ведь Эдмон надеялся однажды поговорить с прокурором о том, что произошло в прошлом. Найти иной путь своей истории. Но господин де Вильфор не давал ему шанса окончательно отказаться от злополучного плана. Даже если от этого будет больно обоим… — Как скажете, — Монте-Кристо кивнул головой и мило улыбнулся. — Тогда до вторника, как и договаривались? — Да, — прокурор выглядел малость удивлённым подобной покорностью графа. — Буду ждать вас у западного входа в театр. До встречи.

***

Спустя ещё месяц. Поместье графа Монте-Кристо. Поздний вечер. Эдмон чувствовал себя так, словно его целый день избивали плетью и заставляли есть тухлую рыбу, от которой его теперь тошнило. Конечно, ничего подобного не было. Он целый день провалялся в постели, в бреду и без крошки еды во рту. Двумя словами — граф заболел. — Сэр, у вас гость, — прозвучал тихий голос девушки, что ухаживала за больным. — Я не в том состоянии, чтобы принимать гостей, — с печальным вздохом ответил Монте-Кристо. Он вроде бы уже говорил, чтобы его не беспокоили по пустякам. Если кто-то хочет с ним поговорить — подождёт неделю. — Он уже здесь, сэр, — виноватым голосом ответила девушка. — Благодарю, дальше я сам, — раздался голос господина де Вильфора. Монте-Кристо лежал на мятых простынях с закрытыми глазами и сухой тряпкой на лбу, которая ещё несколько минут назад была мокрой. У него вырвался тихий смешок, но двигаться, как и поворачивать голову в сторону гостя, не было ни сил, ни желания. Девушка покинула комнату, оставив мужчин одних. — Я бы на вашем месте уволил всех ваших слуг, граф, — сказал прокурор. Эдмон слышал шаги, что приблизились к его кровати и остановились; заскрипели ножки деревянного стула. — Если вы о том, что они вас впустили, несмотря на моё состояние, то дело не в их работе, — охрипшим голосом ответил граф. — Тогда что? — прозвучал голос прокурора откуда-то сверху. Граф почувствовал, что сухую тряпку с его лба убрали и заменили на мокрую. Ему пришлось открыть глаза, чтобы с печалью в них посмотреть на собеседника. — Вы всегда желанный гость в этом доме, господин де Вильфор, — ответил он и слабо улыбнулся. На лице прокурора, которое освещала стоящая на тумбочке свеча, отразилось искреннее удивление. — Вы бредите, граф, — ответил он, когда нахмурил в задумчивости брови. — Я не тот человек, которого вы должны ждать. — Может быть. Но я не ждал вас, вы сами пришли, — тихо произнёс Монте-Кристо и вновь закрыл глаза, наслаждаясь прохладой, исходящей от мокрой тряпки на лбу. — Только чтобы проверить ваше состояние, — оправдался де Вильфор. — Откуда вы узнали? — Я королевский прокурор, мне докладывают всё и обо всех, кто меня интересует. — Это можно считать за признание? — Для больного вы излишне любопытны. — Просто вы тоже меня интересуете. — Это сейчас ни к чему. — Я не про секс. — Тогда вы точно бредите. Быть может, вам подать воды? — Вы не верите, что можете быть интересны мне чем-то кроме секса и простых бесед? — граф разочарованно вздохнул. — Разве есть что-то ещё? — с жесткостью в голосе спросил де Вильфор, даже не подозревая, насколько сильно ранит сердце и без того болеющего человека. — Вы правы, — граф невольно сжал кулаки. — Ничего больше и быть не может… — Хоть сейчас не драматизируйте, ей-Богу! — Как пожелаете, господин королевский прокурор, — с холодом в голосе проговорил граф. Теперь усталый вздох прозвучал из уст прокурора. Он наигранно закатил глаза, после чего поднялся со стула, чтобы обновить почти пустой стакан с водой, что стоял на тумбочке: попытка проявить заботу, усердно избежав признания в этом даже самому себе.

***

Ещё месяц спустя Эдмон продолжал планировать свою месть. План понёс некоторые изменения, но не более. К тому же господин де Вильфор всё ещё отказывался признавать, что их влечение друг к другу является чем-то большим, чем просто секс и долгие беседы за чашкой кофе или во время прогулки по улицам Парижа. Почему-то Эдмона это не устраивало. Он хотел большего. Понять этого никто бы не смог. Он сам не понимал, почему из всех людей его сердце выбрало именно Жерара де Вильфора. — Вы головой тронулись?! — шёпотом воскликнул прокурор, когда граф вручил ему букет цветов. Это было на западной стороне театра, где они предпочитали встречаться, когда вместе шли на спектакль. Для простых людей этот вход перекрыт, но для графа Монте-Кристо не бывало закрытых дверей, кроме той, что вела к чёрствому сердцу прокурора. Поэтому цветы полетели обратно. — Прекращайте это, — огрызнулся де Вильфор шёпотом, чтобы никто не подслушал. — Это просто цветы, — спокойно ответил граф. — И что подумают люди, если увидят? — На то мы и ходим через эту дверь, чтобы никто не увидел, — граф не спеша поднял упавший на землю букет из тринадцати роз, чтобы аккуратно положить его на небольшой выступ от стены театра. — Этого вполне достаточно, — раздражённо пробубнил прокурор, когда прошёлся к двери, чтобы открыть её. Жестом руки он пригласил графа зайти первым. Зачастую именно граф отвечал за сохранность их тайных встреч, поэтому бронировал самый закрытый от посторонних глаз балкон. Ведь господин де Вильфор желал, чтобы их видели вместе как можно реже. Пусть даже в театр они ходили не часто - излишняя осторожность не мешала. А поскольку театральное искусство ценили оба, то лишнего в этом, можно сказать, святом месте они себе не позволяли. До этого случая. Не пройдя и первый коридор, прокурор был грубо втянут в заброшенную пыльную гримёрку. — Скоро начнётся спектакль, — с недовольством произнёс господин де Вильфор, пока граф подпирал дверь кривым стулом. — Там вначале ничего интересного, — отмахнулся граф. — Вы же сказали, что не видели ещё, — на лице де Вильфора читалось открытое возмущение. — А вы говорили, что не ссылали невинных моряков в замок ИФ. — Что? — взгляд прокурора ожесточился, а голос дрогнул. — Я попал куда-то не туда? — с наигранной невинностью переспросил граф. Конечно, он попал прямо в цель, но сам не ожидал, что сделает это так рано. В его ближайшие планы не входило раскрытие своей личности, уж точно не в этой пыльной гримёрке. — Вы… кто вы? — сдержанно спросил де Вильфор, стараясь контролировать эмоции, что мощной волной рвались наружу. Это частично сводило с ума. — Граф, которому вы не можете отказать, — ответил Монте-Кристо. Он медленно двинулся в сторону прокурора, а тот невольно начал отступать назад, пока не наткнулся спиной на стену. — Снова ваши игры, — удручённо проговорил де Вильфор. Он положил ладонь на широкую грудь графа, чтобы не дать сократить оставшееся между ними расстояние. — Вы зашли слишком далеко, граф, я закрывал глаза на многое, но это уже предел. Эдмон — не ваше имя, верно? Вы откопали что-то, что не следовало знать никому, и теперь в открытую тычете мне этим в лицо. В чёрных глазах загорелся огонь, что отразился в зелёных напротив. Оба участника только начинающейся ссоры почувствовали быстро возрастающее желание. — И всё же вы продолжаете играть в эти игры, — хмыкнул граф. Его ладонь легла на запястье чужой руки, чтобы осторожно, почти что нежно отодвинуть его в сторону. — Вы не оставляете мне выбора, — фыркнул прокурор. Если бы он сжал кулаки и напряг мышцы предплечья, то у графа не получилось бы так легко отодвинуть его руку. Но он этого не сделал. — Не прибедняйтесь, господин королевский прокурор, у вас-то всегда есть выбор, — Монте-Кристо нахмурил брови, чтобы со строгим видом потянуться за вторым запястьем прокурора и зажать оба у того над головой. Он был доволен получившейся картиной. — Тогда мне стоит прекратить этот абсурд прямо сейчас, — достаточно убедительно пригрозил де Вильфор, гордо задрав подбородок, несмотря на своё положение. Однако он не сопротивлялся. Даже когда граф наклонился ближе. — Ну так чего же вы медлите? — полетел провокационный вопрос прямо в лицо прокурора. Их губы осторожно сблизились и прижались друг к другу нежно и властно. Оба попытались заявить свои права и высказать негодование от прозвучавших ранее слов. Это был их личный способ выплеснуть эмоции, что копились не только при общении друг с другом, но и в иных сферах. Вначале ни один не хотел уступать. Языки сплелись в безжалостном танце, что обжигал страстью и возбуждал напором, грубостью. Продлилось это до тех пор, пока у обоих не закончился воздух. Затем их губы одновременно ослабли и разжались. — Выбор за вами, господин де Вильфор, — с жаром прошептал граф. Он подался грудью вперёд, чтобы сильнее вдавить любовника в стену, и вклинился коленом между чужих бёдер. На бледных губах растянулась дьявольская улыбка. По недвусмысленной твёрдости в паху прокурора можно было догадаться, каков будет ответ. Поэтому господин де Вильфор промолчал, покорно дожидаясь следующих действий со стороны графа. От данной перспективы глаза последнего загорелись новым желанием. Он давно уже понял, что внешне суровый и властный королевский прокурор предпочитал забыть эту роль хотя бы на короткий промежуток времени. Эдмон не считал это вполне естественное чувство слабостью, но ему льстил тот факт, что господин де Вильфор выбрал именно его для исполнения этого желания. Что было довольно иронично, учитывая то, кто скрывался под личностью графа Монте-Кристо. Что это, если не судьба? Следующим поцелуем граф жадно атаковал податливые губы, не оставляя ни единой возможности на сопротивление. Ему, конечно, нравилось, когда господин де Вильфор огрызается или проявляет инициативу, но то, что происходило между ними сейчас, было в новинку обоим. От подобной покорности прокурора граф ощутил головокружение. Это сводило с ума, заставляло сердце биться со скоростью барабанной дроби, пьянило похлеще вина. То, как господин де Вильфор страстно вздыхал, открывал шею для поцелуев и прогибался в спине, будто возраст совсем ничего не значил. Граф упивался своей властью и словно дикий зверь, сорвавшийся с цепи, вбирал и покусывал покрасневшие губы. Он настолько увлёкся, что излишне сильно сдавил нежную кожу зубами, отчего на нижней губе прокурора выступила рубиновая капля. Никогда Эдмон не думал, что его будет возбуждать возможность слизать каплю крови с губ любовника. Де Вильфор вздрогнул, когда почувствовал острую боль на губах, а затем приглушённо простонал. Во рту появился привкус металла — его собственная кровь. Он сам позволил сделать это с его губами. От этой мысли подгибались колени. Такого у них ещё не было. Де Вильфор впервые позволил себе забыться в страстных объятиях графа. Зажатые над головой руки начинали затекать, но он не мог сказать ни слова, только хватать воздух ртом, когда обтянутая перчаткой рука задрала его рубашку до подбородка, а влажные губы прижались к оголённому участку груди. Голова закружилась, мысли спутались. Граф полностью забыл о сдержанности и начал оставлять на широкой груди любовника красочные следы. Его уши краснели от тихих стонов, что доносились сверху. Как они могли жить без этого раньше? Граф не верил своему счастью, наслаждаясь всем, что господин де Вильфор мог дать. Каждый звук служил толчком к более интенсивным действиям. Эдмон хотел забрать всё, что мог, лишить де Вильфора всех сил, опустошить. Подобная власть заставляла желать большего, но разум брал верх и напоминал, что любовник тоже должен получать удовольствие. Несмотря на собственническое поведение, образовавшееся от вседозволенности, Эдмон не забывал о чужих потребностях. Оставив достаточное количество отметин на груди любовника, он освободил обездвиженные запястья и опустился на колени. — Мой выбор – чаще видеть вас у своих ног, — тяжело дыша, прокомментировал прокурор. — Как прикажете, господин де Вильфор, — граф склонил голову, изображая слугу. Он мог пасть к ногам этого человека по одной только просьбе. Но тот был слишком сдержан в своих желаниях, отчего Эдмону оставалось лишь наслаждаться временным счастьем. Если только этот вечер не послужит сдвигом в их отношениях, на что так отчаянно надеялся Монте-Кристо, готовый отодвинуть свой план в сторону уже в этот момент. Он прикрыл глаза, когда ощутил чужую ладонь на своей макушке. Его собственные руки легли на бёдра мужчины, чтобы пресекать лишние движения. Здесь и сейчас он задавал темп и упивался мыслью о том, что господин де Вильфор был абсолютно не против. Прокурор даже не прикрывал рот кулаком, как обычно – его руки были заняты поиском дополнительной опоры, хотя граф совершенно точно не дал бы ему упасть. Поэтому одна ладонь де Вильфора коснулась стены, а вторая сжала жёсткие длинные волосы в кулак. Если бы удача сегодня была не на их стороне, то сорвавшийся с обкусанных губ громкий стон мог услышать любой, кто прошёл бы в этот момент по коридору за запертой дверью. Возможно, этот кто-то попытался бы найти источник шума и разогнать грубых нарушителей приличий. Но в этой части театра они были одни. Прокурор краснел, дышал через раз и ласково водил пальцами по голове графа. Затылок упирался в холодную стену, что хоть немного охлаждала. Возбуждение слишком быстро поднималось к вершине, словно это было в первый раз. Одежда сковывала, хотелось снять всё в один миг, но отвлекаться на это не было сил. Граф мог довести любовника до предела одним умелым движением языка, но не стал. Ему захотелось увидеть то состояние, в котором сейчас находился господин де Вильфор. Для этого он отстранился и поднял голову, от чего тяжесть внизу живота усилилась вдвойне. Прокурор разочарованно выдохнул и опустил взгляд вниз. В глазах графа бушевала буря, непредсказуемая и разрушительная. Де Вильфору некуда было деваться, не оставалось ничего, кроме как позволить этой буре захватить его в свои разрушительные объятия. Что в итоге и случилось. Граф в спешке поднялся на ноги и осторожно надавил на бёдра прокурора, побуждая того повернуться к нему спиной. Одна рука начала проверять карманы, а вторая – бороться с бесчисленными слоями чужой одежды. — Это не может продолжаться вечность, — тихо произнёс де Вильфор, прижимаясь виском к холодной стене. — Потерпите ещё пару мгновений, — прозвучал ответ. — Вы поняли, о чём я, — раздражённо фыркнул прокурор. Он закрыл глаза, чувствуя, как графские руки отодвигают полы его мантии в сторону. — Вы хотите обсудить это сейчас? — Монте-Кристо поддался соблазну и прижался пахом к ягодицам любовника, вдавливая того в стену. — Я даже не знаю, кто вы, — с придыханием ответил де Вильфор. — Иногда лучше оставаться в неведении, — граф прижался щекой к виску мужчины, пока руки расстёгивали нужные пуговицы. — И ходить по тонкой грани? — прокурор подался назад, вжимаясь спиной в широкую грудь высокого графа. Ни с кем он ещё не чувствовал себя таким свободным; это напрягало и расслабляло одновременно. — Не любите рисковать, господин де Вильфор? — Монте-Кристо улыбнулся, сильнее прижимаясь в ответ. Когда его руки освободились, он накрыл своей широкой ладонью кисть прокурора, переплетая их пальцы. — Вы… заставляете… меня это делать, — прерывисто проворчал де Вильфор, чувствуя вторжение. — Но вы… и не сопротивляетесь, — голос графа также прерывался. — Это было бы… проще… узнай я ваше имя, — прокурор запрокинул голову, упираясь затылком в крепкое плечо позади себя. — Я уже… называл его вам, — граф начал с медленных движений. — Я не верю… что вас зовут… Эдмон. — Почему? — Это имя… не подходит… вам. Толчки постепенно ускорялись. Помещение наполнилось шуршанием одежды, которая частично мешала процессу. Граф не смог сдержать краткий стон, что вырвался приятным уху баритоном перед тем, как прозвучал следующий вопрос: — Оно затрагивает… вашу совесть? — Как вы… узнали? — прокурор потянулся свободной рукой за спину, чтобы вцепиться пальцами в графское бедро, и резко толкнуться назад, побуждая любовника ускорить темп. — Что… именно? — хриплый голос графа напомнил рычание дикого зверя. — Про Дантеса… Эти слова спровоцировали Эдмона на сильный, почти что злой толчок, от которого на лице де Вильфора отразилась боль, смешанная с наслаждением. — Ваши грехи… господин… де Вильфор… не остались в тени, — в голосе графа теперь звучала явственная угроза. — Тогда… что вам… нужно? — прошипел де Вильфор, начиная чувствовать слабость в ногах. Тоненькие ниточки страха медленно связывали рассудок, смешиваясь с нитями удовольствия. Такая смесь лишь ускоряла приближение к вершине. — Ваше… раскаяние, — всё так же прерывисто, но строго ответил граф. Господин де Вильфор стиснул зубы, не в силах сказать больше ни слова. Граф хотел слишком многого. Возможно, он снова поспешил – де Вильфор не был готов дать ему больше, чем уже дал. Никому ещё королевский прокурор не позволял того, что было позволено графу. Имени любовника на пике наслаждения он не выкрикивал, но мог насладиться тяжестью крупного тела, что вдавливало в стену до боли в груди. Он также не был против того, чтобы графские руки придержали его за талию, развернули спиной к стене и помогли привести одежду в порядок. Затем одна из этих рук потянулась к подбородку прокурора, но де Вильфор перехватил её. Взгляд светлых глаз был направлен в сторону, тогда как граф хотел, чтобы они смотрели на него. Сдаваться Эдмон не привык, поэтому просто наклонился вперёд и сократил расстояние между их губами. Поцелуй получился нежным, ленивым. Несмотря на неопределённое настроение прокурора, он всё ещё позволял графу вести… В последний раз.

***

— Это не может продолжаться вечно, — повторил господин де Вильфор, когда они встретились через неделю. Он был до жестокости краток и не давал графу вставить ни слова. — Наигрались и хватит, — были последние его слова перед тем, как развернуться и взмахнуть перед графом полами своей мантии. Это произошло на одной из улиц Парижа, а выяснять отношения на людях, даже несмотря на небольшое количество прохожих, было бы крайне неприлично, не говоря уже о том, какие слухи могли поползти. Однако граф не ожидал ничего подобного – он считал, что господин де Вильфор привязался к нему столь же сильно, как и он сам. Что прокурор целиком и полностью в его власти и уже никуда не денется. Поэтому его накрыло смесью страха, гнева и грусти. Он не мог вот так просто отпустить мужчину, поэтому сделал два широких шага вперёд и схватил прокурора за запястье, резко разворачивая. Осознание, что это плохая идея, пришло не сразу. Лицо де Вильфора покраснело от злости. Он легко выдернул руку из чужой хватки, хотя граф держал достаточно крепко. Яростный взгляд светлых глаз едва не прожёг в мужчине дыру. Монте-Кристо чувствовал, как сердце раскололось надвое и начало постепенно чернеть. Оба замерли, стоя посреди улицы. Они поняли друг друга без слов. Это конец.